Избранные жития святых

Чудный учитель охотников жить на счет других!

Смерть преподобного была особенная. «Блаженный вышел на Днепр за водою. Князь Ростислав Всеволодович в то же время прибыл туда же, имея намерение посетить Печерский монастырь для молитв и принятия благословения. Вместе с братом своим Владими­ром Мономахом отправлялся он тогда на войну с половцами. Слуги Ростислава, увидав старца, начали смеяться над ним и осыпали его неприличными словами. Старец сказал им: “Дети, тогда как вам над­лежало бы сокрушаться и просить у всех молитв, вы делаете худое и неугодное Богу. Знаете ли, что над вами решен суд Божий? Вы все и с князем вашим найдете смерть в воде”. Князь Ростислав, услышав это, представил, что ему говорят укоризну, а не пророчество, и сильно раздражился. “О мне ли ты говоришь, что умру в воде? – сказал он. – Я хорошо умею плавать; умирай сам”. И тотчас велел связать ему руки и ноги и бросить с камнем в воду. Блаженный был утоплен. Братия искали его два дня и не нашли. На третий день пришли в келлию его, чтобы взять, что осталось после святого. Преподобный лежал в келлие, связанный по рукам и ногам, с камнем на шее; одежда на нем была еще мокрая, а лицо светлое и все тело как живое. Ростислав от гнева не по­шел в монастырь, не захотел благословения, и оно удалилось от него. Владимир был в монастыре и молился. Когда были они у Триполя и со­шлись полки, то наши князья побежали от врагов. Владимир переехал реку по молитвам и благословению святых, а Ростислав со своими воинами, согласно со словами блаженного Григория, утонул». Так пишет Поликарп в послании к архимандриту Акиндину. По древ­ней летописи, несчастное сражение с половцами под Триполем было в 1093 году; разбитые многочисленным неприятелем, войска русские искали спасения в бегстве; Владимир переплыл реку Стугну, а Рости­слав погиб. Половцы бросились к Киеву и опустошили окрестности его; вышедший навстречу им Святополк был разбит; сдался и город Торческ после долгой осады; дикие язычники предавали огню храмы Божии и села и нахватывали множество пленных.

«Праздники наши, – гово­рит современник, – обратились в слезы: в день Вознесения, на Стугне у Триполя, в новый русский праздник Бориса и Глеба на Желне (близ Киева), навел на нас Бог сетование... Братий наших повели половцы в плен к своим друзьям и сродникам; бедные пленники, истомленные голодом и жаждою, с осунувшимися лицами, с почерневшим телом, нагие, босые, исколотые терновником, идут по степи, со слезами рас­сказывая друг другу, откуда кто родом, и со вздохами поднимая очи к Всеведущему»[28]. Так исполнились слова праведника, над которым люди смеялись и, в слепоте гордости, мстили за правду неприятную! По руко­писным святцам, «преподобномученик Григорий чудотворец утоплен бысть от князя в Днепре, в лето 6601 месяца января в 8 день». Показание времени согласное с показанием летописи. Мощи святого Григория поко­ятся в пещере преподобного Антония, как покоились и в начале XVII века[29].

Страдание святого Исидора и других с ним

Блаженный Исидор был священником в городе Дерпте при храме святителя Николая, тогда как другой священник Иоанн благоговейно служил там же при другом храме святого Георгия. Та и другая церковь издавна существовали в Дерпте, в Русском конце. Так видны они по опи­санию путешествия митрополита Исидора на запад[30]. По договору с Мо­сковским великим князем Иоанном III ливонские немцы в 1463 году обязались оказывать особенное покровительство православным в Дер- пте «и то держати по старине и по старинным грамотам»[31]. Но немцы, тогда усердные слуги папы, нипочем считали свои клятвы; они вздумали принуждать русских к унии, то ласками, то угрозами. Когда же то и дру­гое оказалось бесполезным, они стали употреблять насилия. Священ­ник Иоанн удалился во Псков. Исидор остался беречь паству и смело говорил о преимуществах Православия. Дерптский бургомистр злобно восстал на праведного священника и его паству. Сделав донос бискупу и городскому начальству, что Исидор и его прихожане хулят папу и его веру, он разжег в бискупе фанатическую злобу против православных. В праздник Богоявления Исидор с прихожанами вышел на реку Амовжу для освящения воды святым крестом. Посланные бискупом представили Исидора и бывших с ним к бискупу и городскому начальству. Паписты потребовали повиновения папе. Исидор дал отчет, почему он осуждает папу Евгения с его учением. Бискуп велел бросить Исидора и бывших с ним в тюрьму. Затем рыцари и старшины города приглашены были бискупом на общий совет. Блаженный Исидор убеждал духовных детей своих быть твердыми в святой отеческой вере: «Если умрем за святую истину, – говорил он, – Бог причтет нас к мученикам». Совершив мо­литвенные пения, Исидор причастился Святых Таин запасными дарами и причастил всех бывших с ним. Затем пропели они песнь мученикам: «святые мученицы, иже добре страдавшие и венчавшиеся, молитеся ко Господу спастися душам нашим». Их привели в ратушу. Бискуп говорил Исидору и его дружине: «Послушайтесь, примите опресночную служ­бу; вера у нас одна; по крайней мере, теперь, пред судом таких важных лиц, скажите, что вы ошибались, порицая служение наше». Твердые исповедники отвечали: «Мы те же, что были и прежде; делай с нами, что тебе угодно». Бискуп и его почтенный совет приказали бросить всех в Амовжу, в устроенный Иордан. Так Исидор в священнической одежде и с ним 72 человека утоплены были в Иордане. В числе их была молодая мать с трехлетним ребенком. Ребенка немцы вырвали из рук матери, но он, видя утопающую мать, с криком рвался к ней; его по­ложили вблизи проруби, и он, перекрестясь трижды, упал в прорубь. Это было 8-го января 1472 года. Когда открылась весна и пошла вода, на берегу Амовжи, в трех верстах от Дерпта, тела страдальцев найдены все в одном месте, лицом к востоку, ничем не вредимые; посредине их лежал блаженный Исидор в священнической одежде. Православные приезжие купцы похоронили иных на том же месте, а других перевезли в Дерпт и положили у церкви, в земле[32].

Память Святого Григория, Епископа Болгарского

В месяцеслове Остромирова Евангелия под 8 января чтится память «святого Григора, епископа Мусии». В Охриде, бывшей Болгарской ар­хиепископии, на огромной полуразвалившейся церкви святой Софии, построенной болгарским архиепископом Львом (1042–1053 г.), найдена из кирпича сделанная, но не вполне уцелевшая надпись: Грпуорюи... aXnvnv sysipâ... T£ov0£oypa9£ov vôiov £0v^ та Muawv £5i5aax£i... ^9X, т. е. Григория... сене воздвигнул... Богописанным законом, – премудро поучает народы Мисийские, в 1012 году[33].

Так как храм воздвигнут после блаженного Григория, скончавше­гося 1012 года, и главный престол храма посвящен был святой Софии, то об участии Григория в построении храма не могла говорить надпись; а она означает без сомнения то, что имени блаженного Григория, слав­ного учителя славян, посвящен был придел храма. Кто же этот Григо­рий? Известен «Григорий пресвитер и мних всех церковных Болгар­ских церквей», т. е. старший иеромонах, судия над всеми церковными людьми Болгарии, который повелением книголюбца князя Симеона, «истиннее же рещи Боголюбца» (888–937), перевел на славянский язык хронику Иоанна Малалы, дополнив ее выписками из библейских книг и из разных исторических памятников. Ему же приписывают перевод хроники Георгия Амартола[34]. Недавний путешественник нашел еще в монастыре Трескавце близ Прилепа «Григория епископа Пелагонии скончались 9 января 1472 г. Мы следуем печатной «Повести о Печерском монастыре» и «Рускому времяннику». и Прилепа» перевод из Метафраста[35]. При современности и видном иерархическом значении Григория, Болгарского учителя, не можем сомневаться, что это одно и то же лицо с упоминаемым в надписи епи­скопом и с Григорием, епископом Прилепским. Благочестивый учитель Болгарский, после судейской должности, облечен был саном епископа Пелагонии и Прилепа и почил в 1012 году.

Память святых мучеников Иулиана и Василиссы и прочих с ними

Святой Иулиан, родом из Антиноя Египетского, против воли своей, но по желанию родителей вступил в брак с избранною для не­го родителями девицею Василиссою, так же как и он происходившею из богатого и знатного рода. Он встретил в ней истинного друга, спо­собного понять и сочувствовать его образу мыслей и расположению сохранить девство в супружестве и предаться всецело служению Еди­ному Богу. По кончине родителей они согласились вступить в ино­чество. Иулиан основал мужскую обитель, где собралось до десяти тысяч иноков, а Василисса сделалась настоятельницею женского монастыря, в котором было до тысячи инокинь, проводивших жизнь истинно Богоугодную.

Между тем началось гонение на христиан, воздвигнутое в 313-м году Диоклетианом и Максимианом. Иулиан и Василисса усердно про­сили Бога утвердить верующих, собравшихся у них, и Господь открыл в сонном видении святой Василиссе, что скоро перейдет она в вечный покой и что инокини ее скончаются еще прежде нее. Действительно, в продолжение нескольких месяцев все они кончили жизнь и, явясь во сне святой Василиссе, призывали ее предстать вместе с ними перед Господом, Которому служить научила она их.

С радостью передала святая Василисса другу своему об этом сно­видении; через несколько дней после того она скончалась, а святой Иулиан предал земле ее честные останки.

Вслед за тем прибыл сюда игемон Маркиан, и тогда начались стра­дания находившихся в обители 10 100 иноков, и, сверх того, несколь­ко епископов и клириков, прибывших сюда для исповедания святой веры, были сожжены с обителью; все прочие после мук обезглавлены, а святой Иулиан, о знаменитом роде которого стало известно игемону, был связан и отведен в темницу. На другой день он был представлен Маркиану, который, видя его непреклонность в исповедании себя христианином, велел предать его жесточайшим истязаниям. Тогда проявилось над мучеником все могущество Божественной помощи. В чудесах, сотворенных в это время святым Иулианом, истинно оправ­дались слова Иисуса Христа: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит (Ин. 14, 12).

Переломившейся палкой, которой мучители наносили удары святому Иулиану, выбит был глаз одному родственнику Маркиана, и мученик исцелил его.

«Истинно велик Бог христианский!» – воскликнул пораженный этим чудом исцелившийся и во всеуслышание исповедал свое об­ращение. Игемон велел отсечь ему голову, и таким образом новый мученик принял Святое Крещение в крови своей. Еще с большей яростью обратился тогда Маркиан к святому Иулиану и приказал надеть на него железные вериги и с поруганием водить его по городу. В это время Господь прославил Своего угодника новым чудом. Сын игемона, отрок Кельсий, присутствуя на зрелище вместе со свои­ми товарищами, вдруг воскликнул: «Что это странное видится мне! Вижу я много светлых юношей вокруг того христианина, которого ведут воины – связанного веригами; одни – служат ему, а другие надевают на него венец, и тот венец сияет светлее солнца. И я хочу веровать в Того Бога, Который дает такую славу верующим в Не­го... – и, бросившись к ногам Иулиана, отрок сказал ему: – я желаю, чтобы ты был отцом моим, я не хочу быть сыном мучителя. я пойду за тобою и хочу, так же как и ты, пострадать за Христа твоего, Кото­рого я не знал до сих пор.»

Велико было удивление отца и матери Кельсия, когда они увиде­ли его с Иулианом. Велика была ярость Маркиана, когда он увидел, что никакими мольбами, никакими угрозами не мог он отлучить сына своего от мученика. Все же, кто прикасался к отроку, чтобы взять его, чувствовали нестерпимую боль в руках. Маркиан приказал отвести их обоих в темницу. Но на каждом шагу угодника Своего Бог расточал для него чудеса Свои... Темная и смрадная темница оказалась светлой и благоуханной; двадцать воинов, бывших при этом, уверовали в Бога и остались в темнице. Святой Иулиан скорбел о том, что некому было совершить над ними крещение, но Господь не лишил его этого утеше­ния. Священник Антоний, находившийся при семи сыновьях одного умершего знатного и заслуженного гражданина, семейству которого разрешено было исповедовать христианскую веру, пришел с ними на­вестить заключенных в темнице и окрестил Кельсия и двадцать воинов; семеро же братьев остались в темнице, желая вместе с мучениками пострадать за Христа.

Во время суда над ними всеми святой Иулиан – в проявление славы Божией – поразил гонителей новыми чудотворениями. Он вос­кресил мертвеца, которого проносили мимо по улице, и мертвец засви­детельствовал о себе, что слышал голос Божий: пусть возвратится эта душа в тело свое ради возлюбленного раба Моего Иулиана...

Игемон смутился и, опасаясь народного волнения, приказал снова отвести в темницу всех подсудимых. В темнице священник окрестил воскресшего и дал ему имя Анастасий.

На другой день решено было сжечь мучеников в кадках с серой и смолой, но кадки с горючими веществами сгорели, а они остались невредимыми. Народ был до крайности взволнован происходившими на его глазах поразительными чудесами, но очерствевший сердцем Маркиан приписывал их только волшебству христиан и снова ото­слал их в темницу. Жена же игемона, Марионилла, узнав, что сын ее остался невредимым, поспешила увидеть его в темнице и уверовала во Христа, и немедленно приняла Святое Крещение. Доведенный до ярости Маркиан заключил и жену свою в темницу. Долго содер­жались здесь мученики; наконец, выведены они были на последнее испытание. Игемон все еще надеялся принудить их принести жертву идолам, но когда они приблизились к языческому храму, то земля по­тряслась, храм сокрушился и обломками его было убито множество жрецов и народа.

После бесчисленных новых истязаний, среди которых мучени­ки оставались невредимыми, Маркиан велел их казнить, не пощадив ни сына, ни жены своей. Когда казнь совершилась, то снова произошло землетрясение; третья часть всего города разрушилась, все идолы со­крушились, и множество язычников было убито молнией.

Такими великими страданиями и такими великими чудесами распространялась в мире христианская вера. Когда они были нуж­ны для поддержания возникающей на земле Церкви Божией, то Бог изобильно расточал их волей и силой Своею. Теперь окрепшая Цер­ковь вмещает в себе самой несокрушимую силу, заменяющую всякую другую чудодейственную поддержку, но все Тот же Он, «Бог велий, творяй чудеса»[36]

День десятый. Память святителя Григория Нисского и сестры его Феозевии (Феозвы)

Святитель Григорий был родной брат Василия Великого. Изучив науки красноречия и философии, он и сам был наставником в Неоке- сарии, но при императоре Юлиане, воспретившем (360 г.) христианам быть учителями, принял должность чтеца и обратился всею душою к изучению памятников веры; затем удалился в пустыню и проводил жизнь в богомыслии и ученых занятиях. Василий Великий, уже епи­скоп Кесарийский, желая иметь помощника в борьбе с арианством, в на­чале 372 года поставил его, против воли, в епископа Нисского (а Нисса верстах в 50 от Кесарии). В 375 году ариане, покровительствуемые императором Валентом, оклеветали Григория и изгнали с кафедры, но поборник Православия не оставался в бездействии: он переходил с места на место утверждать Православие и утешать православных. По смерти Валента (в августе 378 г.) он возвратился на кафедру, поучал верных словом и делом, участвовал в деяниях Второго Вселенского Собора и скончался в глубокой старости 394 года, оставивши много сочинений как в назидание верным, так и в обличение еретиков.

О Феозве, сестре его, см. 19 июля.

День двенадцатый. Преставление преподобного Мартиниана Белоезерского

Мартиниан, в мире Михаил[37], родился в деревне Березниках, вбли­зи которой ныне Сямский монастырь, прославленный иконою Бого­матери. Еще в юных летах оказывал он наклонность учиться грамоте; но родители не находили, у кого ему учиться; на 13 году оставил ро­дителей и родину, и прямо с поля, где боронил вспаханную отцом по­лосу, тайно ушел к преподобному Кириллу Белоезерскому, о котором слышал от многих. Березники в 30 верстах от Кириллова монастыря, но это было нипочем для Миши. «Возьми меня к себе, господине!» – говорил он преподобному, упав ему в ноги. Преподобный оставил до­бродушного отрока у себя. «Прилучися, близ обители святого человек некий живяше, имя ему Олеш (Алексий) Павлов, дьяк мирский, дело его бяше книги писати и ученики учити грамотныя хитрости: и зело искусен бе таковому художеству. Сего Кирилл призвав, рече ему: дру же, сотвори ми любовь Божию, научи ми отрока сего грамоте, егоже видиши». Алексий Павлович с любовью выполнил поручение пре­подобного Кирилла. Полюбив чистую душу юного Михаила, святой старец облек его в иноческое одеяние и велел ему жить у себя в келлие. Когда блаженный Кирилл молился в своей келлие, и Мартиниан клал поклоны; он первый являлся по благовесту в храм к утреннему славос­ловию; смущавшие его помыслы открывал святому старцу. Испытав Мартиниана послушаниями, преподобный Кирилл позволил ему жить в особой келлие, но зорко смотрел за его духовною жизнью. Раз Мар­тиниан из церкви зашел в келлию одного брата. «Зачем нарушаешь устав обители?» – сказал ему Кирилл. «Войдя в свою келлию, сомне­ваюсь, чтобы захотел я выйти из нее; а мне нужно было быть в келлие брата», – отвечал Мартиниан. «Наперед иди в свою келлию, чтобы со­творить там должную молитву, и келлия научит тебя всему», – сказал святой старец[38]. По просьбе святого игумена Мартиниан посвящен был в иеродиакона и потом в иеромонаха. Преподобный Кирилл любил блаженного Мартиниана. Это возбуждало в иных зависть, язвившую Мартиниана оскорблением; Мартиниан терпел. По воле преподобного Кирилла Мартиниан списывал для него книги. А такое послушание преподобный игумен назначил только двум ученикам: Христофору и Мартиниану. Еще цел в обители канонник, списанный Мартиниа- ном. Послесловие его особенно драгоценно: оно показывает, какими чувствами дышала душа Мартиниана. Вот оно: «В 1423 г. сентября 1, написана эта книга душеполезная в обители Пречистой Богородицы, по благословению господина старца Кирилла игумена, в славу Свя­той Троицы, аминь. О! Дева Богоизбранная! О! Отроковица Богоневестная! О! Владычица мира, Пречистая Богородица! Во всемирных Твоих молениях к Сыну и Богу помяни, милостивая Госпожа, и меня грешного, недостойною рукою писавшего сие. – Всякому делу благому начало и конец Христос. Ему слава в бесконечные веки, аминь. Госпо­ди Иисусе Христе! Спаси писавшего и имеющего читать. – Господин старец Онуфрий, сотвори любовь, помяни в святых своих молитвах грешного Мартиниана, инока ложного, а не истинного»[39].

По смерти святого Кирилла (1427 г.) блаженный Мартиниан удалился для безмолвия на безлюдный остров озера Вожа. Когда сюда стали собираться к нему братия, он создал храм Преображения Господня и ввел чин общежития. Братия Ферапонтовой пустыни осиротевшие по вызове Ферапонта в Можайск, умоляли преподобного Мартиниана принять игуменство над ними; преподобный покорился призыву любви. Уцелевшие памятники представляют заботливость игумена Мартиниана о Ферапонтовой обители: с 1435 года и в про­должение 12-ти лет он привел обитель Ферапонтову в такое цветущее состояние, что она долго называлась обителью Мартиниановою. Сын князя Можайского, князь Михаил Андреевич, живший в Белозерье, много помогал Мартиниану в средствах к поддержанию и украше­нию обители[40]. Более же всего Мартиниан возвысил обитель строгим сохранением иноческих правил. Как пчелы слетаются на медовые цветки, так стекались к Мартиниану миряне и иноки слушать его наставления и видеть жизнь, устроявшуюся по его святым мыслям.

Когда великий князь Василий Васильевич Темный решился искать себе Московского престола, отнятого насилием Шемяки, он получил на то благословение преподобного Мартиниана и полюбил святого старца. Вступив на Московский престол, признательный князь Василий вызвал Мартиниана к себе и поручил ему игуменство над обителью преподобного Сергия. Имя Мартиниана, игумена Троиц­кого, было первым между игуменами в грамоте Московского собора 29 декабря 1447 года, которою Шемяку предавали отлучению от церкви за кровавые смуты, если не покается[41]. Преподобный искренно любил покой Отчизны, но дорожил правдою и о правде говорил всякому, не думая о своем покое. Великий князь Василий поручил Мартиниану уговорить вельможу, удалившегося к Тверскому князю, возвратиться в Москву, с тем, что тот не только будет прощен, но и награжден будет почестями. Боярин послушался преподобного, но, вместо почести, заключен был в темницу. Услышав о том, Мартиниан немедленно явился к великому князю и сказал духовному своему сыну: «Таков ли праведный суд твой, великий князь! Ты продал грешную мою душу, лишив свободы того, кому ручался я за свободу душою моею. Ты на­рушил свое слово. Да не будет немощное благословение мое на тебе и на твоем княжении». И вслед за тем вышел от князя, сел на коня и возвратился в монастырь. Великий князь сознал свой грех. В слух бояр своих сказал он, как бы гневаясь: «Судите, бояры, что со мною наделал болотный чернец? Пришел ко мне во дворец и снял с меня благословение Божие». Бояры не понимали, что это значит. Великий князь прибавил: «Виноват я пред Богом, други мои! Забыл свое слово и поступил несправедливо; пойдем к Святой Троице, к преподобно­му Сергию и блаженному Мартиниану, чтобы получить прощение». Вслед за тем освободил он боярина и осыпал его милостями, а потом отправился в обитель преподобного Сергия. Здесь со всею братиею вышел к великому князю навстречу обрадованный Мартиниан. Но обитель, близкая к столице, тяготила пустынника; он припоминал себе слова наставника своего преподобного Кирилла: «Добро иноку хранить молчание и нестяжание и избегать всего, что может возмущать чувства». С другой стороны, желал он докончить устроение внутрен­него порядка в любезной ему Ферапонтовой обители. И в 1455 году Мартиниан простился с братиею лавры.

В Ферапонтовом монастыре приняли Мартиниана с великою радостью, как Ангела Божия, и упросили его (в числе упрашивав­ших был и игумен Филофей) принять опять управление обителью. Он устроил здесь чин монашеской жизни, заняв иное из устава Ки­рилловой обители, а другое из чина Сергиевой. К старцу высокой духовной опытности спешили приходить за советами, и он с любовью преподавал их. Любезный ученик великого Кирилла и собеседник Ферапонта много назидательного из жизни их сообщал слушателям своим. Так слушал его жизнеописатель святых Пахомий, который отзывается о нем с похвалами как о муже высокой духовной жизни[42]. Преподобный Мартиниан достиг старости глубокой. Но и в дряхлой старости не оставлял ни келейного правила, ни служения храма. Когда уже не мог он ходить от дряхлости, его носили в храм, – такова была верность его своим обетам! Причастившись Святых Таин, скончался он на 86 году жизни, января 12 дня 1483 года. Спустя 30 лет, когда хотели погребсти подле него друга его архиепископа Иоасафа, тело преподобного найдено совершенно нетленным, даже с одеждою, хо­тя гроб наполнен был водою. Мощи его почивают ныне под спудом в храме его имени[43]. Над гробницею его хранится древняя икона с изо­бражением подлинного вида преподобного Мартиниана; здесь же и ореховый костыль преподобного игумена; но обитель, к сожалению, закрыта с 1798 года[44].

Память преподобного Галактиона

В рукописных святцах читаем: «преподобный Галактион юроди­вый бысть в Ферапонтове монастыре». Блаженный Галактион был учеником преподобного Мартиниана; он жил у него в келлие и, когда преподобный по дряхлости уже не мог сам ходить в храм, Галактион носил его в церковь. Преподобный Мартиниан, зная настроение души его и тайные подвиги, благословил ему, по его желанию, юродство­вать. Галактион тайными подвигами достиг высокого совершенства. Однажды братия взошли во вновь построенную трапезу и стали хва­лить ее. «Хороша, да недолговечна», – сказал Галактион. На другой день трапеза сгорела. У одного брата загорелась келлия, и пламя рас­пространилось по обители. Здесь пребывал тогда блаженный Иоасаф, Ростовский архиепископ, прежде того бывший князь Оболенский.

Когда пламя пожара обняло келлию Иоасафа, он скорбел, что погиб­нет в ней одна дорогая вещь, принадлежащая монастырю. Галактион, услышав, что это – собственность обители, осенил себя крестным знамением, бросился в пылавшую келлию, вынес оттуда вещь и ска­зал святителю: «Вот она, не тужи, зачем тужить о пустом?» Опасность пожара грозила колокольне; сбежавшиеся сторонние люди хотели снимать колокола, но Галактион прогнал всех со словами: «Этому не гореть». И точно, колокольня осталась цела[45]. Это было пред кончи­ной преподобного Мартиниана, в 1483 году[46]. Блаженный Галактион после наставника своего еще прожил более 20 лет в обители, служа примером строгой жизни и по временам подкрепляя ослабевавших. Один из братии тяготился унынием, хотел оставить обитель. Галак­тион пришел к нему, сел на пороге келлии его и сказал: «Что это, брат, задумал ты? От волнения не убежишь, хотя бы ты и удалился от нас: нигде нельзя избежать искушений вражьих»[47]. В 1505 году новый великий князь Василий отправил брата своего, князя Дими­трия с войском против Казани; слух о том дошел до Ферапонтовой обители; об этой новости сообщили Галактиону. «И еще много раз князь Василий будет хлопотать о Казани, но все будет безуспешно; родится сын Иван, – тот овладеет Казанским царством». Эти слова замечены были в обители; потому с года на год ждали рождения сына Ивана. Но так как долго и после смерти Галактионовой не видали покорения Казани, то положили, что слова Галактиона были слова юродивого, без всякого особенного значения. Спустя 24 года родил­ся и князь Иван(1630 г.), а спустя другие 23 года взята и Казань. Тогда-то уверились, что слова Галактиона были точною историею будущего. Блаженный Галактион предвидел свою кончину и сказал о ней братии; сотрудник его Савва скорбел о разлуке с ним. «Не скорби, чрез восемь дней увидимся», – сказал Галактион. И точно, спустя 8 дней после блаженного Галактиона умер и Савва. Кончина преподобного последовала в 1506 году[48].

Память святителя Саввы, архиепископа Сербского

У великого жупана Сербии Стефана Немани были два сына – Сте­фан и Волкан, но родителям хотелось еще иметь сына, и по молитве их родился им сын Ростислав[49]. Желанному сыну дано было прекрасное образование; на 15-м году Ростислав получил в управление особую область Герцеговину, которая впоследствии и называлась герцогством святителя Саввы[50]. Когда наступил 17-й год, родители готовились же­нить его. Но у сына не было желаний мирской жизни – душа его то­милась скукою среди шума мирского. Случилось, что когда он прибыл к родителям, пришел в дом их, всегда открытый для странников, инок с Афона, русский, из монастыря русского. Веселые родители давали пиры по случаю свидания с любимым сыном, а он, позвав в уединенную комнату инока, расспрашивал о жизни афонской. Когда инок говорил о тихой жизни молитвенников, об их подвигах и надеждах на вечность, слезы текли у Ростислава, и он сказал иноку: «Теперь я понял, чего желала душа моя, так недовольная всегда суетою мирскою. Счастли­вы те, кого привел Бог вести безмятежную жизнь пустыни. Но что делать, – прибавил он, – с родителями, которые так любят меня? Они готовы женить меня, а я боюсь, что супружеская жизнь, весело­сти и толкотня мирские погасят во мне все лучшее». Инок сказал, что нужна твердая решимость на добро. Ростислав выпросился на охоту; разослав слуг делать облаву, он с несколькими преданными и иноком поспешил в Афон. Отец, выслушав весть о Ростиславе, понял, что тот с иноком удалился в Афон. Призвав надежного из воевод, печальный отец сказал: «Испытал ли ты болезнь любви к детям? Докажи мне твою верность, – возврати мне моего Ростислава». Поручив ему дру­жину молодых людей, он написал к воеводе Солунскому, что отмстит войною, если не возвратят ему сына из Афона. Воевода и дружина по­спешили к эпарху с письмом и от него приняли письмо к проту горы. Прибыв на Афон, расспросами дознались, что Ростислав в русском монастыре, и явились прямо в тот монастырь. Князь просил наедине воеводу не препятствовать ему облечься в иночество, обещая напи­сать потом письмо к отцу. «Нет, – отвечал старик, – и не проси меня о том, – я должен быть верен жупану отцу», – и велел не спускать глаз с князя. Ростислав переговорил с игуменом. Воевода и дружина были угощены с полным радушием, а вслед за тем все отправились на всенощное служение. Длинное служение после быстрой поездки и сытного стола расположило к тому, что старик и молодые товарищи задремали и даже заснули сном глубоким в покойных сиденьях. Ро­стислав и старец иеромонах тихо вышли из храма, и в башне монастыр­ской княжич совершил иноческие обеты с именем Саввы[51]. Окончилось бдение. Стражи, проспавшие князя, подняли шум и страшную тревогу. Савва из окна башни дал знать, что дело кончено и стыдно тревожить невинных. «Вот, – говорил он старцу-воеводе, – одежда моя и волосы мои, – доставьте родителям эти памятники моего прошлого»; затем он вручил письмо к родителям. Это было в 1186 году.

Ватопедские иноки, пригласив Савву на храмовый праздник Бла­говещения, убедили его остаться в их обители[52]. Спустя несколько вре­мени Савва испросил благословения у игумена посетить отшельников горы, дабы принять от них благословение и советы. Побыв в лавре святого Афанасия, Савва взошел на вершину горы Афонской. Здесь провел несколько дней и ночей в молитве. Посещая отшельников, Савва узнавал об их жизни и оживлялся высоким подвигом их. «Хотя, – го­ворит описатель жизни его, – и нельзя назвать сих отцев Ангелами, потому что они имели плоть, но истинно были человеки Божии. Они свободны были от всего: не занимались ни земледелием, ни торговлей; занятием их были молитвы, слезы, постоянное устремление ума к Бо­гу; открытое небо было их храмом; Христа зрели они в сердцах своих; их тесные келлии украшены были только травою; слух их оглашался шумом дерев и пением птиц. Иные скрывались в расселинах камней; другие, подобно птицам, гнездились на камнях морских, терпя дождь и ветры, летом опаляемые зноем, зимою перенося холод; пища их была самая скудная; иные немного принимали хлеба, другие довольствова­лись плодами и дикими растениями». Такая жизнь отшельников восхи­тила Савву. Он хотел жить отшельнически, но игумен не дозволил ему, объяснив, что молодому иноку небезопасна жизнь отшельническая, полезнее для него – общежитие. Савва подчинился совету опытности. В Ватопеде он стал образцом послушания, готовый служить каждо­му; днем служил братии, ночь проводил в молитве; питался только хлебом; носил одну власяницу, перенося холод зимы; ходил босой. Старец-отец прислал на содержание сына много денег и запасов. Савва по благословению игумена пошел босой раздать отшельникам кое-что из присланного. Близ Нилопотама напали на него разбойники и отня­ли все. Блаженный изъявил скорбь, что задержанный не поспеет, куда надобно. Те спросили: «Кто и откуда он?» Савва назвал себя учеником старца Макария, пользовавшегося известностью на Афоне. Те воз­вратили Савве, что взяли. И он поспешил к Макарию. Затем был он с милостыней в лавре святого Афанасия. Признательный игумен велел доставить его в обитель на лодке. Тут опять напали недобрые люди, и Савва спасен был от них хитростью старца. На деньги родителей Савва устроил в Ватопеде келлии и три храма и покрыл собор оловом. Два раза писал отец к сыну, прося его побывать у родителей. Сын писал отцу: «Расстанься с земным богатством, столько призрачным, с благами мира, суетными и непрочными; вступи на крестный путь; переселись ко мне и, упразднясь от суеты, приготовь себя к вечности молитвою и по­стом. Ты удостоился милостью Божией земного царства, смирением иноческой жизни достигнешь венца небесного. Я буду жить с тобою, и любовью твоей избавишь ты душу мою от печалей. Добрая мать моя последует твоему примеру в своей стране. Молю вас, да не будут слова мои тяжки для вас, как для известного юноши». Отец и мать в одном храме, в Студеницкой обители, совершили обет иночества. Отец Си­меон переселился к сыну в келлию, и сын окружал старца отца самыми нежными заботами до самой его смерти (1200 г.).

По настоянию благочестивого прота Дометия Савва принял на себя звание настоятеля Хиландарской обители, восстановленной из развалин щедростью родителя. Савва со страхом принял на себя Хиландар: братии было немного. Но к усердному рабу Божию пришли ревнители благо­честия. Оградив обитель от нужд временных вкладами, преподобный в ограждение нравственной жизни дал обители устав. «Преподобные и богоносные отцы наши, – пишет Савва в начале устава, – оставили мир по словам Господа: иже хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мк. 8, 34). Подвизаясь в испол­нении заповедей, они день и ночь воздыхали о спасении души, с охотой терпели страдания и нужды, из любви к Нему распинали и умерщвляли себя каждый день послушанием и отсечением своей воли. И я, грешный Савва, последний из всех монахов, молю вас, возлюбленные о Христе, духовные братия мои и отцы, будем подражать тем купцам, которые про­меняли временное на вечное. Ревнуйте умным девам, которые наполнили елеем светильники». Словами Писания показав необходимость терпения (см.: Иак. 1, 2–4), добрых дел (см.: Иак. 2, 19–24) любви к ближним (см.: Ин. 1, 4–7; 6, 16–21; 5, 1–3), наставник продолжает: «друг друга любите, друг другу покоряйтесь, друг друга тяготы носите, все единомысленно повинуйтесь настоятелю». Устав святителя Саввы обнимал и порядок службы Божией, и порядок жизни и правления монастырского. Хи- ландар должен быть общежительным. Монахам не позволялось иметь никакой собственности, даже и одной медной монеты. Пищей должны пользоваться в общей трапезе и по келлиям ничего не держать съест­ного. На первый раз поступающий в обитель получает монастырскую одежду, а потом выдаются ему деньги; каждый день братия должны ис­поведовать грехи свои игумену, если он есть и духовник. Игумен должен учить всех и каждого путям спасения. Те, которые чувствуют себя сво­бодными от нечистых помыслов, от гнева, ропота, памятозлобия, могут приобщаться Святых Таин три раза в неделю. Иначе пусть приступают раз в неделю. Впрочем, это решает духовник. Подле монастыря Савва устроил гостиницу для принятия странных, нищих и больных; им оби тель должна доставлять пищу и одежду[53]. Приведя Хиландар в полное устройство, преподобный захотел исполнить давнее свое желание – жить в безмолвии. Еще в 1193 году «всех правоверных крестьян мо­литвенник, Савва грешный», грамотою купил место для типикарницы Карейской[54]. Там построено было несколько келлий для хиландарской братии на те случаи, когда они по нуждам приходили в Карею. Савва выстроил для себя келлию с иконостасом во имя Саввы Освященного[55]. Здесь заключился он с тремя братиями, которые должны были совер­шать церковную службу. Тут он усилил свои подвиги поста и молитвы, сокрушения о грехах и смирения; душевные страсти утишал памятью о смерти. Впрочем, являлся ли кто с душевной нуждою или говорил о бедности и внезапной беде, у Саввы готова была для всех посильная помощь. Он написал и для Карейской отшельнической жизни устав[56].

Преподобный Савва крепко молил Господа, дабы дано ему было извещение об отце его. И в одну ночь явился ему Симеон в лике свя­тых, сияющих славой; явившийся обещает сыну подобную блаженную участь, но сказал, что ему еще многое надобно совершить для Сербии. Сербия находилась тогда в печальном положении. Преемником пре­стола оставил отец Стефана. Честолюбивый брат Вулкан при помощи венгров отнял у Стефана Далматию и Диоклею и объявил себя королем. Стефану оставалась одна Сербия с титулом великого жупана. Но враги хотели отнять у него и последние владения. Стефан писал к брату Сав­ве, чтобы он для спасения земли Сербской перенес мощи святого отца их в Сербию. Святитель Савва не мог остаться равнодушным к скорби брата и бедствиям отчизны. Вулкан, чтобы достигнуть тщеславных своих целей, подчинился папе; в его владениях был собор под распоря­жением легатов папы и приняты некоторые правила западной церкви. Папа убеждал венгерского короля ввести в Сербии римскую веру[57]. Савва, посвященный в архимандрита в Солуни, перенес мощи святого отца своего в Студеницкую обитель. В день памяти его испросил у Го­спода обильное излияние мира от мощей Симеона и в сильном слове показал народу волю Божию о спасении вечном. Уступив просьбам брата, остался в Студеницкой обители. Для оживления в народе ис­креннего благочестия отправился он с проповедью слова Божия по всей стране. Проповедь его тем более имела силу над сердцами людей, что один расслабленный всеми членами по его молитве получил полное исцеление. Следствие того было то, что замыслы папы ввести в Сербии романизм остались неудавшимися[58]. Между братьями по убеждениям святителя Саввы прекратились ссоры и утвердился мир. Для Студеницкой обители преподобный написал устав[59].

Наскучив шумом и почестями, преподобный, не взирая на прось­бы брата, возвратился в Хиландарскую обитель. Хиландарские иноки с радостью встретили преподобного отца своего. Святой по временам удалялся в любимую Карейскую келлию для глубокого безмолвия.

Нужды Афона заставили Савву отправиться к царю и патриарху. В Царьграде тогда уже властвовали или, точнее, неистовствовали па- пежники. Царь и патриарх пребывали в Никее. Царь Феодор Ласкарь был в родстве с владетельным домом Сербским: дочь его была за Радославом, племянником святителя Саввы. Император принял препо­добного со всею любовью; все, о чем просил Савва, сделано было для Афона. Он уже хотел возвращаться в свое уединение, как пришло ему на мысль воспользоваться случаем – испросить милость для Сербии. Призвав Господа на помощь, он предложил царю прошение о том, чтобы патриарх посвятил одного из сербов, спутников его, в архиепископа, по той мысли, что серб-пастырь может быть более полезен для Сербии, чем иноплеменник. Благочестивый Феодор с радостью согласился, но прибавил: «Хочу видеть избранного тобою брата, благоволит ли к нему душа моя? Тот должен быть особенным человеком, на кого падет такой жребий». Савва представил всех спутников. «Все братия твои, – сказал царь, – хороши, но ни одному не могу доверить высокого сана, к тебе одному расположена душа моя». Смиренный Савва не хотел и слышать о том. Долго уговаривали его царь и патриарх, и едва согласился Сав­ва на их желание по долгу послушания. В день Успения Богоматери Савва посвящен был в архиепископа патриархом. После того новый святитель решился еще испросить милость для Сербии. «Доверши милости твои, государь, – говорил Савва. – Пусть на словах и на бу­маге предоставится право рукополагать архиепископа Сербии собо­ром епископов Сербских». Святой объяснил как то, что это согласно будет с правилами Апостольскими, так особенно то, что во время бурь военных, так частых в печальное время, трудно являться из Сербии для посвящения архиепископа. И царь, и патриарх отяготились такою просьбой: им хотелось, чтобы Сербская церковь оставалась в полном подчинении патриарху. Долго происходили совещания по этому делу. Наконец, выдана была и желанная патриаршая грамота[60].

По возвращении из Никеи святитель, простясь с Афоном, отпра­вился в Сербию. Брат Стефан лежал больным и отправил сыновей своих встретить святителя на границе владений. Посетив больного, архиепископ освятил воду, напоил и окропил больного, и больной по­чувствовал легкость, а вскоре стал здоровым. Кафедра архиепископа поставлена была в Жичах, где еще отцом начат великолепный собор. Хотя храм еще не был докончен, но святитель, украсив внутренность его иконами, освятил престол и потом посвятил избранных учеников своих в епископы Сербии[61]. По его мысли созваны были все жупаны Сербии, и в их присутствии Стефан венчан был королевским венцом. На другой день во время Литургии после Евангелия сам читал он Символ веры, и вслед за ним повторяли все от короля до последнего подданного. В следующие затем два дня предлагал народу различные наставления и заключил поучение такими словами: «Ни добрая жизнь без правой веры не может принести нам пользы, ни правая вера без добрых дел не приведет нас к Богу». Святитель принял потом меры против не­законных сожитий. В народе многие брачные жили без освящения священнического. Священникам предписано обвенчать в храме всех невенчанных. Сам святитель обозревал свою паству, убеждая народ проводить жизнь достойную христиан; иноков, живших на своей во­ле в виде скитников, но без правила скитского, собрал в общежития и подчинил уставу. Между благородными оставались еще державшие­ся ересей, и он убеждал их соединиться с Церковью, обещая милости короля[62]. Когда король венгерский, завидуя возвышению сербского короля, объявил Сербии войну, патриот-пастырь отправился в Венгрию и после увещаний силою чуда склонил короля к миру и правой вере[63].

По смерти брата святитель Савва отправился на Восток для по­клонения святым местам, освященным стопами Спасителя. Не остав­лено им ни одно место Святой земли, где бы не побывал он; посетил и все пустыни иноческие. В обители Саввы Освященного получил он дорогой дар – жезл Освященного, хранимый поныне по его завеща­нию на Афоне[64]. На обратном пути был он в Никее. Император Иоанн Ватаци принял и отпустил его с почестями в Афон. Прибыв на кафе­дру, совершил годичное поминовение о брате-короле и утешен был нетлением тела его.

Святитель старался умирить вражду, поднявшуюся между пле­мянниками. Радослав, завлеченный дурной женщиной в дурные дела, вынужден был бежать из Сербии. Святитель венчал на королевство Владислава в 1230 году.

Под бдительным надзором святителя Саввы цвело благочестие в Сербии. Он каждый праздничный день предлагал поучение в хра­ме: вельможным внушал не забывать о смерти, воинам остерегаться своеволий, народу не возобновлять языческих веселий. В монастырях вводил он все лучшее, что видел на Востоке. Для устроения и укра­шения храмов вызывал с Востока лучших иконописцев и мастеров мраморной работы[65].

В грамоте своей святитель писал: «Спаситель нам сказал: славящих Меня прославлю; кто исповедует Меня пред людьми, о том возвещу и Я пред Отцем Моим Небесным (см.: Мф. 10, 32). Христолюбивый Ила- рион, священный епископ Зетский, последуя словам Спасителя, поднял много трудов в своем святительстве. Поставленный мной в святителя Зет- ской области, он прежде всего старался учить людей Божественному за­кону. Потом построил в местечке Вранине дом Божий, храм в честь препо­добного отца нашего Николая, поселил там черноризцев для славословий Богу и отдал святое место под мою защиту. Я, архиепископ Сербской земли, даю заповедь именем Господа Вседержителя и именем смирения моего: пусть при преемниках моих архиепископах святое то место не обращается в метохию (подворье) архиепископа или на другое работное назначение... Пусть братия сами избирают себе старейшину и только получают благо­словение архиепископа»[66].

Народ сербский назвал святителя Савву просветителем Сербии. И не напрасно. Путешествуя по стране Сербской, святой насадил в ней благочестие, которое пережило в народе бури веков. И поныне в серб­ском народе остается еще много благочестивых, истинно христианских обычаев, насажденных просветителем Сербии. Биограф святого Сте­фана Лазаревича пишет о современных ему сербах: «с юного возраста все, от малого до старого, приучены посещать храм Божий дважды в день». Грешно было бы для серба обещать что-нибудь, не прибавив: «если Господу угодно». Путника не спрашивают: «Куда идешь?» Опу­ская из вида его волю, говорят: «Если Богу угодно, что?» Прежде всего воля и слава Божия. Перед питьем вина серб всегда скажет: «В славу Божию». До нового года с первого дня праздника Рождества Христо­ва при встрече говорят друг другу: «Христос родился» и «воистину родился». В продолжение трех дней праздника каждый может при­ходить в дом чужой и есть и пить, сколько угодно. Радость о Христе все приготовила. Сколько других еще прекрасных обычаев живет еще в народе, невзирая на давившую тьму магометанства[67].

Святитель приближался к концу земного пути. Избрав в преем­ника себе испытанного инока Арсения, при собрании епископов по­святил он его в сан святительский и поручил ему вместо себя управ­лять делами архиепископии; он объявил, что отправляется на Восток. Племянник-король и все другие удерживали его, но он сказал, что желает посетить Синай и потом, если Господу угодно будет, жить в без­молвии. Король Владислав, впервые начавший обрабатывать сербские рудники в горах Сербии и тем обогативший Сербию[68], доставил свя­тому богатые дары для церквей Востока. Савва отправился морем. Поднялась буря; все спутники ожидали смерти. Святитель молился; потом, подняв руки, осенил море крестным знамением, и волны утихли. В Иерусалиме беседовал он с патриархом Афанасием и отправился в Александрию. Помолившись в храмах святого Марка и мученика Ми­ны, с проводником патриаршим посетил отцов Мареота и Ливии и был в Фиваиде. На Синае покланялся месту Боговидения; здесь пробыл он весь Великий пост. Возвратясь в Иерусалим, отсюда путешествовал в Антиохию и в монастырь Симеона Дивногорца; чрез Армению при­был в Болгарию к родственнику, князю Ясеню. Сделавшись болен, он сказал, что умрет в Тернове, и приказал отправить собранные им святыни к архиепископу Арсению в Сербию. Потом, причастившись Святых Таин, сказал: «славу Богу за все», и предал дух свой Господу. Патриарх Иоаким с епископами и игуменами совершил надгробное пение, и святое тело положено было (14 января) в новой княжеской церкви 40 мучеников[69].

Спустя полгода после погребения усильными просьбами король Владислав склонил Ясеня уступить мощи святителя Саввы отчизне его, и они торжественно перенесены были в монастырь Милешевский, построенный Владиславом[70]. В 1595 году изуверный визирь Сянан, взяв Милешево, предал святые мощи огню, но казнь Божия постигла гордого изувера. Доселе счастливый на войне, он разбит был слабы­ми сербами и, вторично разбитый Трансильванским баном, постыдно кончил жизнь. На месте же, где лежали мощи преподобного, больные и после того получали исцеление[71].

Святой Савва на древних иконах сербских изображается с длин­ною русою бородою[72].

Память Преподобной Феодоры Александрийской

Святая девственница Феодора подвизалась в Александрии; по па­мятникам называется она Александрийскою. По наставлениям ее более чем вероятно, что она была настоятельницею общины дев. По ее же словам видно, что она жила в то время, как Александрийскою Церковью управлял архиепископ Феофил[73]. Между письмами святого Исидора Пелусиотского, жившего во время Феофила и Кирилла Александрий­ских, есть послание к александрийским инокиням сандальницам. Это название значит, что инокини блаженной Феодоры носили на ногах сандалии, тогда как Фиваидские пустынницы ходили босыми. «Жен­ский пол, – писал преподобный, – не имеет права на снисхождение: он может мужественно противостоять обольщению и отражать нападения пожеланий. Учат этому славная Сусанна, дочь Иефая, и достойная удив­ления Иудифь... А глава женских побед и трофеев, всехвальная Фекла, стоявшая неизменным столпом девства, как огонь, возгоревшись среди волн страстей, приплыла в безопасную пристань. Если желаете быть таковыми, сохраняйте неугасимыми лампады: скоро придет Жених. Да не усыпит вас какой-либо сон сладострастия, который сонливых и не­радивых оставляет за дверями брачного чертога»[74]. Блаженная Феодора бодро ожидала Небесного Жениха, зорко смотрела за состояниями ду­ши своей, не допуская власти греха над собою. По памятникам остается за нею название святой Феодоры щедролюбивой. Это значит, что она отличалась в жизни своей особенною любовью к подвигам милосердия. Подвигами многих лет достигла она высокой духовной опытности, так что наставления ее записывались и перешли в книгу духовных советов.

Она приглашала избирать тесный путь, указанный Спасителем, как путь, необходимый для духовного совершенствования. «Старай­тесь, – говорила она, – входить тесными вратами. Если бы деревья не подвергались в холодное время напору ветров, дождю и стуже, то летом не приносили бы плодов. Жизнь земная с ее невзгодами – наша зима. Если не станете переносить скорби и испытания, – не ожидайте себе покоя за гробом».

«Неоценимы выгоды уединенной жизни, особенно для дев и от­шельников молодого возраста. Но надобно строго наблюдать за собою, чтобы не утонуть в лени или унынии. Под предлогом желаемого ду­шевного мира предаются покою телесному и доходят до бед душевных; появляется чувство усталости, расслабление колен, – появляется то та, то другая болезнь. “Болен я, – говорят, – не могу прочитывать по­ложенных молитв”. Но дело в том, что не возбуждают себя к твердости. Один монах при наступлении часа молитвы ощущал лихорадку и боль в голове. Раз он говорит себе: “да, я чувствую себя дурно; пожалуй, и умру: пусть же встану и помолюсь Богу прилежнее обыкновенного”. Так он вынудил себя стать на молитву и читал положенные молитвы.

Оказалось, что еще не окончил он молитв, как чувствовал легкость, и когда прочел, то пропала вся болезнь. После того он стал бороться с лукавою ленью точно так же, и каждый раз чувствовал себя после молитвы свежим и здоровым».

«Христианин, разговаривая с манихеем, настаивавшим, что тело – источник зла и дело демона, отвечал ему умно: подчините тело ваше христианскому умерщвлению, – и убедитесь, что тело создано Богом».

«Один уважаемый человек, – говорила она еще, – был осыпаем жестокою бранью. Выслушав брань, отвечал он спокойно: я мог бы от­вечать вам такою же бранью, но Христов закон заграждает мне уста».

«Ни бдения, ни телесные труды не доведут нас до спасения, если нет в душе смирения. Был святой пустынник и изгонял духов из бес­новатых. Раз спросил он демона, что прогоняет его, не пост ли? “Нет, – отвечал тот, – и мы постимся”. Не бдение ли? “Нет; ты знаешь, что и мы не спим и бываем очень деятельны”. Не пустынная ли жизнь? “Нет; и мы ходим по пустыням”. Какая же добродетель изгоняет вас? “Смирение побеждает нас, смирения не терпим мы”, – отвечал тот. Видите, – продолжала Феодора, – смирение есть та добродетель, ко­торая дарует нам победу над злыми духами».

Она не дозволяла никому оставлять своей келлии по причине искушений. «Искушения, – говорила она, – пойдут за нами везде. Пустынник, мучимый искушением, собирался совсем в дорогу, чтобы оставить свою келлию. Но неожиданно видит, что кто-то в человече­ском образе надевает сандалии и говорит ему – ты, может быть, ради меня удаляешься отсюда; но уверяю тебя, что я хожу скорее тебя, и ку­да бы ты ни пошел, везде найдешь меня. Видите, он еще насмеялся над неопытным пустынником».

Вот прекрасный урок, данный святою для начальствующих! «Кто не умеет, – говорила она, – вести другие души ко спасению, пусть откажется от мысли о начальствовании. Начальник не должен питать в себе ни гордости, ни желания власти. Он не должен быть игрушкою лести и не должен ослепляться подарками. Начальник должен быть кроток, исполнен смирения, терпелив; он должен быть строго честен и прямодушен; должен быть кстати снисходительным и в свое время строгим. Любовь его должна заботиться о других, как о самом себе»[75].

Святая Феодора почила около 415 года[76].

День тринадцатый. Представление преподобного Елеазара Анзерского

Уроженец города Козельска, сын купца Севрюкова, Елеазар еще в молодых летах пришел в Соловецкую обитель[77] и, испытанный послу­шаниями, пострижен был в монашество; строгим постом, крепостью в молитве, глубоким вниманием к себе самому он приобрел себе ува­жение братии и любовь игумена Иринарха. Ревнуя служить Господу с самоотречением более тяжким, по благословению преподобного Ири- нарха удалился он на Анзерский остров, за 20 верст от обители, и здесь стал подвизаться отшельником, не развлекаемый никем. Сперва жил он на горе у озера. Для пропитания своего на пустынном острове делал он своими руками деревянные чашки, ставил их у морской пристани, и временные гости – моряки – оставляли отшельнику хлеб и другие съестные припасы. Спустя 4 года, в 1616 году, постриженный в схи­му, перешел он к ветхой церкви святителя Николая, поставленной для временных тружеников на солеварнях. Здесь поставил он себе малую келлийку и жил с Господом. Мало-помалу собралось к нему несколько ревнителей скитского жития. Преподобный Елеазар ввел для сподвижников древний чин скитского жития. Келлии безмолвных пустынников поставлены были в версте одна от другой. В субботу вечером собирались они для общей молитвы и в следующий день, со­вершив воскресное пение, расходились по келлиям для Богомыслия. Молитва, псалмопение, рукоделие по силе составляли обыкновенное занятие их. О душевных смущеньях открывали они преподобному старцу. Преподобный был не только великим подвижником, но и лю­бителем духовного просвещения. «От многого Божественного Пи­сания, – сказано о нем во вкладной книге скита, – различные повести собра и три книги цветника своею рукою написа уставом; такожде и чин монашеского келейного правила в писании – от искусу, добре истолкова». В другое время преподобный то коленопреклонно молил­ся, то рубил дрова и носил их на спине своей. Немало пришлось ему претерпеть искушений то от духа злобы, то от людей немощных. Раз явился ему искуситель в виде брата обители, с приглашением в оби­тель. Подвижник не хотел идти в путь, прежде чем совершит правило келейной молитвы, и стал на молитву. Но когда приходилось ему читать Молитву Господню – Отче наш, мнимый брат выходил из кел­лии; подвижник изумлялся и продолжал молиться. Наконец, после нескольких опытов повторения той же истории, мнимый брат исчез без следа, а подвижник увидел, что если бы отправился он в обитель, то бурное море поглотило бы его. Царь Михаил, скорбевший о том, что не имеет наследника престола, и узнавший о преподобном Елеазаре от прежнего келаря лавры, а теперь подвижника Соловецкого, Александра Булатникова, вызвал старца в Москву и просил молитв его. Старец сказал царю, что родится наследник, и, после теплой моль­бы старца, в 1629 году, родился царевич Алексий. Признательный царь Михаил до гроба своего благотворил Анзерскому скиту. Царь Алексий, по вступлении на престол, предписал строить каменный храм в скиту, начатый по воле отца его, но постройка которого была остановлена. Он желал видеть старца лично, и старец, уже дряхлый, опять был в Москве. Старец был обласкан царем. Но в Соловецкой обители негодовали на то, что Анзерскому скиту предоставлена была независимость от обители. Вследствие того не только не оканчивалось построение храма, невзирая на царский указ, но сам старец заключаем был в оковы и темницу[78]. Преподобный образовал из учеников своих строгих подвижников. Таков был Никодим, бывший преемником на­ставника своего в скиту; великий Никон также был учеником Елеаза- ра. Когда сей Анзерский скитник стал восходить со степени на степень власти и силы, он делал все, что мог, для покоя преподобного Елеа- зара. Будучи митрополитом, писал он к архимандриту: «Поберегите Анзерских старцев, строителя и братию», и предписывал исполнить просьбу старца Елеазара – отпустить в его скит больничного старца Кирика[79]; в 1655 году патриарх Никон выпросил у царя отпускать в Анзерский скит более прежнего свеч, ладану, вина и муки для цер­ковной службы; установил быть 17 братьям в скиту и послал от себя серебряные оклады на иконы и дары скитникам деньгами и рыбою. Святой старец скончался после 40-летних подвигов января 13-го дня 1656 года. Память его чтится местно[80].

День пятнадцатый. Память преподобного Гавриила Лесновского и Прохора Пшинского

По Болгарскому синаксарю 1340 года «преподобный отец наш Гавриил, сын благородных и богатых родителей, был отдан книжно­му учению и помощью Божиею хорошо успел в нем. Когда пришел в возраст, обручили его с невестою хорошего рода; но он, не кос­нувшись ея, ушел в монастырь и стал монахом. Получив большое богатство, удалился в Лесновскую гору и создал храм святого архи­стратига Михаила, поставил игумена, собрал много иноков и оста­вил тут все свое имущество, а сам отошел в гору и пребывал день и ночь в молитве, бдении и молчании. Так провел он 30 лет, пере­несши много томления от нечистых духов, и придя в монастырь, тут преставился. Тело его пробыло в земле 30 лет; потом объяви­лось одному русскому города Средца. Тот, придя на место, устроил ковчег и в нем положил мощи. При них совершалось много чудес: слепые прозирали, хромые оздоравливали, беснующиеся исцеля­лись прикосновением к святым мощам. Спустя долгое время мощи святого перенесены были в город Тернов Болгарский и положены были в трапезе святых апостолов»[81].

В житии преподобного Иоакима Осоговского читается: «чудные и истинно новопросвещенные отцы наши и пустынножители, небесные человеки и земные Ангелы, Христовы друзья, Иоанн и Прохор вместе с Гавриилом, а с ними и Иоаким отец наш, честная четверица, Бого­избранное дружество, трудолюбивые делатели Христовы, вышедшие на возделывание духовной нивы ралом веры и на сеяние семени духов­ного, чтобы принесть сторичный плод... Преподобный отец наш Иоанн, по Давиду, витал по горам, как птица, и изволил взойти на гору высо­кую, называемую Книшеву, и там водворившись, прилеплялся одному Владыке Богу... Святый преподобный отец наш Прохор по подвигам подобен Иоанну; желая явиться подражателем ему, молился Господу: настави мя, Господи, на путь Твой, да вниду к олтарю Божию и к Богу, веселящему юность мою. Идет в путь и поет иные псалмы. По смо­трению Божию преподобный пришел в пустыню Вранскую на реку Пшин и стал тут совершать постническое и равноангельное житие; подвизавшись искусно и богоугодно, с миром переселился к Христу в обитель небесную. По преставлении сего блаженного святые мощи его совершают дивныя чудеса»[82].

Так как по этому известию Иоанн, Прохор и Гавриил поставляют­ся близкими между собою по времени, а Иоанн, выставляемый здесь как образец жизни для преподобного Прохора, есть не кто другой, как преподобный Иоанн Рыльский, почивший в 946 году, то земные под­виги преподобного Прохора надобно отнести к концу X века, а подви­ги преподобного Гавриила к началу XI века. По Сербской летописи, благочестивый король Милютин (1276–1320) построил прекрасный храм в честь преподобного Прохора Пшинского. О месте подвигов преподобного Гавриила известно следующее: Лесновский монастырь отделяется от города Кратова Злетовскою горою, почему и называется иначе Кратовским. Здесь великолепный храм построен в 1341 году наместником Сербского царя Оливером. Известна постная триодь 1342 года, писанная «в горе Злетовской, в м. Леснове, в монастыре великого воеводы Архангела Михаила, у гроба преподобного отца Гав­риила, – егоже великий воевода Оливер создал из темени (с основа­ния) всякими добротами украсив – сосуды златыми и серебряными, покова великия иконы серебром и златом». Фанатизм магометанский доводил обитель до запустения, но с 1805 года она мало-помалу вос- становляется[83].

Недавно стал известен синодик Пшинскаго монастыря святого Прохора, что близ Враны; город стоит на восточной Мораве, в При­штинском округе, а обитель – исчезла[84].

День шестнадцатый. Поклонение честным веригам Святого Апостола Петра

Во время гонения на юную Иерусалимскую Церковь, воздвигнутого Иродом Агриппою, царем иудейским, около 42 года от Р. X., ревностный проповедник Евангелия апостол Петр закован был в цепи и заключен в темницу. Ночью, накануне того дня, в который положено было вывести Апостола на суд к народу, Ангел чудесно освободил Петра от оков и тем­ницы (см.: Деян. 12). Слух о чудесном освобождении Петра немедленно распространился в Иерусалиме; благочестивые ученики его стяжали себе, как драгоценность и святыню, цепи, или вериги, святого узника и с уважением хранили, передавая их, при кончине своей, преемственно один другому. Верующие получали от них исцеления, как от платков и полотенцев, бывших на теле апостола. Павла (см.: Деян. 19, 12).

Императрица Евдокия, супруга Феодосия II (408–450), по обету своему бывши в Иерусалиме для поклонения святым местам, получила от иерусалимского патриарха Ювеналия между духовными сокровища­ми и чудотворные вериги апостола Петра. Пришедши в Константино­поль, она одну из них в 439 году послала в дар дочери своей Евдоксии, супруге Римского императора.

На Литургии чтением Апостола Церковь упоминает о веригах, кои возложены были на апостола Петра в Иерусалиме (см.: Деян. 12, 1–11); Евангелием благовествует о восстановлении апостола Петра в звании Апостола по его мученической смерти.

День шестнадцатый. Память преподобного Ромила (Ромула)

Местом родины преподобного Ромила[85] был Бдин (Виддин); мать его была болгарка. Достаточное состояние родителей доставило ему способы получить хорошее образование. В Терновском монастыре Устье, расположенном за городом на святой горе, полагал он начало монашеской жизни; тут было тогда много иноков; тут произнесены им обеты иноческие. Когда в Скрытной (парорийской) пустыне стал жить преподобный Григорий Синаит, Ромил поступил под его руководство. Но нападения разбойников («ихже и хусаре места оного жители на- ричють») вынудили его удалиться опять в Загорье, и он жил с другом своим Иларионом в уединенном месте, называемом Мокрое, в расстоя­нии от Тернова на день пути. Когда же царь Александр усмирил раз­бойников и в Скрытном стало покойно, Ромил опять жил в Скрытной пустыне. Сюда пришел к нему из Константинополя Григорий Цамблак, описатель жития его. Спустя некоторое время Скопельский начальник известил, что магометане хотят напасть на их места, потому пусть уда­лятся в другое место. Ромил удалился в прежнюю келлию свою, что была в Мокром; а отселе перешел на Афон в лавру и жил уединенно в скиту Меланском; Цамблак жил с ним в этом уединении. Когда убит был (на войне) деспот (Романский) Углеш (1370 г.): «тогда на Афо­не все иноки наполнились смятением и ужасом и многие убежали» с Афона. Так и Ромил «удалился в другое место, называемое Авлонь (это вблизи Драча), а отсюда уходит со своими учениками в Сербскую землю, в место, называемое Раваница, где обитель Вознесения Госпо­да нашего Иисуса Христа. Здесь прожив немного время, переходит с земли на небо». Так говорит Цамблак. Краткое житие замечает о по­следнем времени в особенности. «Вышед с святой горы, – говорится здесь, – достигает Иллирика; тут находит он раздоры страстей и жалкие разделения, но в короткое время успевает своими наставлениями ввести согласие. Отсюда переходит в Далматское место Раваницу». В каком году почил преподобный Ромил, не показано ни в кратком, ни в про­странном сказании о нем. Но по всему, что известно, вероятно, что почил он не ранее 1375 года. Мощи его почивают в Раваницкой обители, где подают зрение слепым, хождение хромым и исцеляют всякие недуги[86].

Память священномученика Дамаскина Габровского

Священномученик Дамаскин родился в местечке Габрове Тернов- ской епархии[87].