Принцесса и страж

— Подвезти?

— Что, серьёзно? — спросила Найви.

Пыль осела.

— Триста висельников!!!

До возницы дошло, какого цвета её волосы. Прыщавый выронил хлеб:

— Гэрвин, глаза разуй — сдурел, что ли?!

Лошадь заржала, телега покатилась дальше. Найви молча усмехнулась: нечасто она радовалась своим волосам, но сейчас был как раз такой случай.

Только вот с радостью была и боль — хотя за восемь лет пора бы к такому и привыкнуть…

— Они идиоты, — прозвучало вдруг сзади.

Найви резко обернулась.

На дороге стоял мальчишка.

Ветер трепал его чёлку — тёмную и давно не чёсаную. Под глазами залегли тени (как у Зары, когда её артрит мучает), но смотрел он внимательно… Да что там, даже бесцеремонно: он нахальнейшим образом её разглядывал!..

Найви сначала испугалась (откуда он взялся?), а потом удивилась: он либо не распознал в ней айрина, либо ему всё равно, айрин она или нет… Но разве такое бывает?

И вообще — что он забыл на пустом тракте?..

— Я уже видел айринов, — мальчишка словно мысли читал. — Одного… Его Дженгом звали.

«Чушь, — подумала Найви — Будь поблизости айрины, меня забрали бы домой».

Она нахмурилась:

— А я видела русалку. Там дальше озеро есть — можешь нырнуть и проверить.

— Русалок не бывает, — без тени иронии сказал мальчишка. — Ты не думай, я не обманываю.

— Да неужели? И где же этот твой айрин?

— Умер.

Найви не нашлась, что сказать. Хотя чего тут говорить — ведь ясно, что паршивец врёт!

Только вот странный он — и как будто не отсюда… в Прилесье она его не встречала…

— Эти двое, — мальчишка глянул вслед фермерам, — наслушались сказок про вашу магию: якобы вы ведьмы и детей крадёте. Не бери в голову.

— А ты сам-то не боишься? — Найви возмутил его менторский тон. — Вдруг я и правда ведьма? Возьму и заколдую тебя!

По его смуглому лицу будто тень прошла:

— Меня уже заколдовали — второй раз не выйдет.

Найви почему-то вздрогнула.

Она присмотрелась к его одежде: рубашка из сорочечного льна (грязная, с дырявой манжетой), мятый жилет (но явно не с чужого плеча), ботинки с латунными бляхами. Через руку перекинут плащ, и фибула, что блестит на нём, точно не из дешёвых.

Интересно, сколько ему?.. По виду её ровесник, а глядит так, будто на войне побывал.

И правда, странный…

Его внезапный вопрос лишь подтвердил это:

— Где тут ближайший город?

— В смысле?.. — растерялась Найви. — Ты что, не знаешь, где находишься?

Мальчишка молчал.

По глазам его было ясно, что он не шутит. Может, заблудился? Ехал с торговцами, а те его бросили. Мало ли какой повод мог для ссоры найтись?

— Рядом деревня, — сказала Найви, — только там чужаков не любят. А ближайший город — Аклан. День пешком, если через лес на север пойдёшь… Север там, — она указала рукой.

— Без тебя знаю… — буркнул мальчишка.

— Не стоит благодарности, — обиделась Найви. — А ещё тут женский монастырь есть: я как раз там живу. Если негде ночевать, аббатиса тебя впустит.

— Обойдусь… Кстати, у тебя листья в волосах.

— Что?.. — Найви вскинула руку. Пальцы и впрямь нащупали листья.

Глазастый, чёрт бы его побрал!..

— Спаси… бо, — сказала Найви; пока она глазела на листок, вынутый из волос, мальчишка скрылся в лесу. Лишь качались кусты, будто извиняясь за прерванный разговор.

— Ну и ладно… — бормотнула Найви.

В конце концов, какое ей до него дело? Со своими бы проблемами разобраться!..

Но до самого Прилесья из головы её не шла эта встреча.

Сгустились тёплые, по-летнему мягкие сумерки. Когда стемнело, запахло дымом: он взлетал из печных труб и плыл над трактом, маня теплом очагов.

Найви свернула — незачем вдыхать запахи чужого тепла.

Шла она не в монастырь, ведь перед возвращением нужно было переодеться. Не приведи Гарх встретиться сёстрам в таком виде!

Тропа вела к дому на отшибе; стоял он на холме, будто чурался других домов. Внизу светились огни Прилесья — золотые в тёмном мареве ночи. Но в доме, куда шла Найви, огни не горели: не звучали голоса, не лаяли псы — лишь листья шуршали, да настырно трещал козодой.

Здесь — в неказистом домике с сосновой дранкой — она была частым гостем, а хозяин его стал для Найви наставником… и немножко подельником по части отлучек из аббатства, поскольку знал про устроенный за сараем тайник.

Она перемахнула через плетёную изгородь. Плодовые деревья темнели при луне, приставная лестница ждала хозяина — когда явится за черешней?.. Опять забыл убрать, подумала Найви, глянув на лестницу, а потом вздохнула, взяла её и потащила в сарай.

Трава мягко шуршала под ногами. Сарай, служивший ещё и конюшней, стоял за домом; чтобы не скрипеть дверью, Найви оставила лестницу у стены. Обойдя сарай, она встала на четвереньки и зашарила в лопухах. Нащупав ящик, подняла крышку и вынула одежду: грубое платье и платок.

«После пострига даже это покажется удобным…» — подумалось ей.

Монахиней она пока не была — в них постригали с восемнадцати. Одна мысль об этом приводила Найви в ужас. На её частые побеги мать-настоятельница закрывала глаза (давно поняла, что бороться с этим бесполезно), но для других-то всё иначе: в пятнадцать (уже через год!) она простится с вольной жизнью, став послушницей… Облачится во власяницу, наденет подрясник, скроет волосы платком. А пройдёт время, и его заменит клобук монахини. Найви выдадут рясу, которую должно носить в любую погоду, и заявят, что она готова к подвижническим деяниям… Найви-то к ним не готова, но кого это волнует?

Если же она откажется, ей придётся уйти из аббатства, — а уходить ей некуда.

Переодевшись, она убрала в тайник кинжал. Охотничью одежду сложила туда же, закрыла крышку, сунула ящик в лопухи. Теперь можно и в монастырь…

— Ай!..

Палка ударила её по макушке — впрочем, несильно.

— Ты труп, — сказал магистр Фрэйн. — А знаешь, почему?

— Конечно, знаю, — огрызнулась Найви. — Если при каждой встрече бить кого-то по башке, то рано или поздно он станет трупом.

Она выпрямилась. Старик-алхимик опёрся на клюку, которой он стукнул Найви. В другой его руке был фонарь.

— Трупом ты станешь не поэтому, — угрюмо возразил магистр, — а потому, что шляешься в лесу на ночь глядя.

Найви потёрла макушку. Со стариком лучше не спорить… особенно когда он с клюкой.

Жизнь-то он ей спас, а вот от собственной вредности спасти запамятовал.

Найви знала, что именно магистр привёз её в аббатство, хотя сама того не помнила: она ведь спала. Забылся и день, когда она лишилась семьи — лишь образы в памяти остались.

Но Найви помнила песню.

Когда родители пели, она была без сознания, но песню каким-то образом слышала. Та спасла её ценой жизней отца и мамы — Найви знала это отчётливо… Вроде не должна была знать, но знала.

Иногда ей снился сон: она стоит на поляне рядом с мёртвыми родителями, а на неё глядит женщина с зелёными глазами и волосами, похожими на огонь.

От взгляда женщины Найви всегда просыпалась.

В каком-то смысле ей повезло — она была слишком мала и быстро оправилась. Но в первые недели в монастыре взбиралась на башни, смотрела в небо и ждала, что за ней прилетят. Да и потом, спустя месяцы, в стонах вьюги ей слышалось хлопанье крыльев. Едва не сбивая монашек, она мчалась к окну, но за ним кружился снег — и Найви, сколько ни всматривалась, ни разу не увидела зверокрылов.

Айрины не прилетели. На летающие острова её никто не забрал.

С жизнью в аббатстве Найви свыклась, почти забыв, что она дочь фьёрла. Но в лесу ей было лучше, чем в келье, а священным текстам она предпочитала уроки магистра. Если бы тот позвал Найви жить с ним, она запрыгала бы от счастья.

Но магистр её не звал.

— Опять в лес понесло… — проворчал он. — Нормально жить не можешь!..

— В послушании и молитвах? — фыркнула Найви.

— Молитвы не вредят, если их не навязывать.

Её кольнул протест:

— Ну и много ли полезного совершили монахини, молясь с утра до ночи?

— Дали тебе приют.

Найви понурилась: с этим не поспоришь…

— Что там у тебя? — алхимик взглянул на склянку в её руке.

— Цветочное масло…

— С древоцвета?.. — старик чуть за голову не схватился. — Найви, разрази тебя гром!.. Ты хоть знаешь, что яд пчеложука убить может?!

Но Найви лишь отмахнулась:

— Скорее мыши начнут петь, чем пчеложук меня ужалит.

— Твоё счастье, что мне восьмой десяток пошёл, — в сердцах выдохнул алхимик, — а не то выдрал бы тебя прямо здесь…

— А я бы к вам больше не пришла, — весело отозвалась Найви.

Тут магистр вдруг задумался, потом сказал:

— Иди за мной.

— Вы же не собираетесь…

— Выдрать тебя? Уже не поможет — раньше надо было драть, причём каждый день. Тут такое дело… Буря хворает, — он прошёл к сараю, и Найви помогла открыть дверь. — Думаю, это ушной клещ.

За порог влилось серебро луны, блеснули вилы. Буря всхрапнула в стойле — она не спала: может, просто дремала. Магистр поднял фонарь, и плясавший за стеклом огонёк исказил тени.

— Всё головой трясла, будто насекомых отгоняла, — старик посторонился, пропуская Найви к стойлу. — И голову между передних ног прятала. Я думал, из-за солнца, а потом смекнул, в чём дело.

При виде гостей лошадь мотнула головой. Найви с жалостью смотрела на Бурю. И зачем её так назвали — нрав у кобылы был самый покладистый…

Коснувшись её мягкой гривы, Найви подумала: «Всё хорошо… Тебе ничто не грозит… Бояться нечего…»

Буря ещё разок всхрапнула и смиренно легла: Найви нагнала на неё сон.

— Спасибо, — бормотнул магистр, — а то б промаялась всю ночь, — немного помедлив, он с лёгким трепетом спросил: — И как ты это делаешь… мысли ей, что ли, передаёшь?..

Найви беспечно пожала плечами: ей-то казалось, что ничего странного в её действиях нет.