– Убирайся, лживый оракул! – закричал Оладан. – Мы больше тебя не боимся.
– А у вас есть все причины бояться меня, – заявил Калан, его лицо было едва видно сквозь полупрозрачную стенку пирамиды. Он обливался потом. Очевидно, пламя огненного копья оказывало тот же самый эффект. – Ибо у меня есть средство, чтобы контролировать все события в этом мире, да и в других тоже!
– Так контролируй! – предложил Хоукмун, переводя поток пламени на полную мощь.
– А-а-ааа! Дураки, уничтожив мою машину, вы повредите саму материю времени. Всё сплавится в один комок, хаос будет бушевать во вселенной. Всякая разумная жизнь прекратится!
И тогда Оладан подбежал к пирамиде, размахивая мечом, стараясь пронзить странную субстанцию, которая защищала Калана от пламени огненного копья.
– Оладан, назад! – выкрикнул Хоукмун. – Мечом ты ничего не сделаешь!
Однако Оладан пару раз рубанул по пирамиде и пронзил ее, кажется, и почти достал сидевшего внутри Калана Витальского, но чародей развернулся, увидел его и крутанул маленькую пирамидку, которую держал к руке, с невероятной злобой ухмыляясь при этом Оладану.
– Оладан! Берегись! – прокричал Хоукмун, почуяв новую опасность.
Оладан снова занес руку, чтобы еще раз ударить Калана.
И вскрикнул.
Он обернулся с недоумением, как будто видел что-то иное, а не пирамиду и палубу корабля.
– Медведь! – взвыл он. – Достал меня!
А затем с леденящим кровь воплем он исчез.
Хоукмун выронил огненное копье, кинулся вперед, но успел лишь увидеть ухмылявшуюся физиономию Калана, прежде чем пирамида тоже испарилась.
Оладана нигде не было видно. И Хоукмун знал, что маленького человечка вышвырнуло, по крайней мере сейчас, в тот миг в его времени, который он покинул. Вопрос, позволят ли ему остаться там?
Хоукмун особенно и не переживал бы – ведь он знал, что Оладан выжил в той стычке с медведем, – если бы не осознал вдруг, какой великой силой обладает Калан.
Хоукмун невольно содрогнулся. Он обернулся и увидел, что и капитан, и вся команда смотрят на него с откровенным подозрением.
Не сказав им ни слова, он отправился прямо в каюту.
Теперь он как никогда раньше горел желанием отыскать Сориандум и его призрачный народ.
Глава третья
Путь в Сориандум
Вскоре после приключения на палубе ветер задул с такой неистовой силой, словно приближался шторм, и капитан приказал поднять все паруса, чтобы обогнать непогоду и как можно быстрее попасть в Бехрук.
Хоукмун подозревал, что капитану на самом деле хочется как можно быстрее выгрузить пассажиров, и он сочувствовал ему. Другой на его месте мог бы и вовсе вышвырнуть за борт оставшуюся четверку.
Ненависть Хоукмуна к Калану Витальскому становилась всё сильнее. Уже во второй раз лорд Темной Империи лишил его друга, и эту вторую потерю он воспринял почему-то еще болезненнее, чем первую, хотя и был в каком-то смысле лучше к ней готов. Хоукмун твердо вознамерился разыскать Калана и уничтожить его, чего бы это ему ни стоило.
Высадившись на белокаменные набережные Бехрука, все четверо уже не старались так тщательно скрывать лица. Легенды о них ходили и среди народа, жившего по берегам Арабианского моря, однако в лицо их почти не знали. И всё же они не стали задерживаться, а сразу направились на базар и купили четырех верблюдов для путешествия по пустынным землям.
За четыре дня они приспособились к тряске, и мышцы болели уже не так сильно. За четыре же дня они добрались до края Сиранианской пустыни и двинулись вдоль русла Евфрата, текшего между величественными дюнами, и Хоукмун часто поглядывал на карту, сожалея, что с ними нет Оладана, который сражался вместе с ним в Сориандуме против Д’Аверка, когда тот еще был их врагом, – сейчас Оладан помог бы ему вспомнить путь.
Громадное, жаркое солнце превратило доспех графа Брасса в расплавленное золото. Он слепил товарищей не хуже, чем пирамида Калана Витальского. А стальной доспех Дориана Хоукмуна сверкал серебром. Боженталь с Д’Аверком, ехавшие вовсе без доспехов, пару раз отпускали по этому поводу колкие шуточки, но вскоре умолкли, поняв, что человек в доспехе невыносимо страдает от жары; когда им попадались источники или река подходила близко, они набирали полные шлемы воды, заливая ее в нагрудники товарищей.
На пятый день пути они переправились через реку и углубились в пустыню. Тусклый желтый песок простирался во все стороны. Иногда, когда над пустыней пролетал легкий ветерок, по песку шла рябь, безжалостно напоминая, что вода осталась позади.
На шестой день пути они уже устало горбились в высоких седлах, глаза нездорово блестели, губы потрескались, потому что воду приходилось экономить, ведь они не знали, когда попадется следующий источник.
На седьмой день пути Боженталь выпал из седла и остался лежать, распростершись на песке, и они истратили последнюю воду, чтобы привести его в чувство. После этого падения они уселись в короткой тени дюны и оставались там всю ночь до следующего утра, когда Хоукмун кое-как поднялся на ноги и заявил, что дальше поедет один.
– Один? Это еще зачем? – Граф Брасс тоже встал, и ремни, которыми был стянут медный доспех, заскрипели. – В чем причина, герцог Кёльнский?
– Я разведаю местность, а вы пока отдохнете. Могу поклясться, что Сориандум где-то рядом. Я покружу тут, пока не найду его… ну, или то место, где он стоял. В любом случае, там должен быть источник воды.
– Это не лишено смысла, – согласился граф Брасс. – А если ты устанешь, тогда тебя сменит кто-нибудь из нас, потом следующий. Но ты уверен, что Сориандум близко?
– Да. Я поищу холмы, которые стоят на границе пустыни. Они должны быть где-то неподалеку. Если бы дюны были немного пониже, не сомневаюсь, мы бы уже увидели их.
– Очень хорошо, – сказал граф Брасс. – Мы подождем.
И Хоукмун вскочил на верблюда и ускакал, оставив товарищей отдыхать.
Однако наступил уже полдень, когда он поднялся на двенадцатую по счету дюну и только тогда наконец-то увидел зеленые подножья гор, у которых некогда стоял город Сориандум.
Вот только разрушенного города призрачного народа он не увидел. Хоукмун старательно нанес маршрут на карту и пустился в обратный путь.
Он почти вернулся на место их стоянки, когда снова увидел пирамиду. Какая глупость, что он оставил огненное копье в лагере, не зная, владеют ли его товарищи таким оружием, да и захотят ли притронуться к нему после того, что случилось с Оладаном.
Он слез с верблюда и, как можно осторожнее, пользуясь даже самыми небольшими укрытиями, подкрался ближе. Автоматическим движением вынул из ножен меч.
Теперь ему было слышно, как вещает пирамида. Калан Витальский в очередной раз старался уговорить трех друзей убить его, Хоукмуна, когда он вернется.
– Он враг вам. Что бы я вам ни говорил, я говорил чистую правду о том, что он приведет вас к смерти. Ты вот, Гюйам Д’Аверк, знаешь, что ты сторонник Темной Империи, а Хоукмун заставит тебя пойти против Темной Империи. Аты, Боженталь, ненавидишь насилие, Хоукмун же превратит тебя в человека, способного творить насилие. И ты, граф Брасс, всегда соблюдал нейтралитет, когда дело касалось Темной Империи, а он сбил тебя с толку и вынудил сражаться с той самой силой, которую пока что ты считаешь объединяющей для Европы. И вот, вовлеченные обманом в действия, противоречащие вашим собственным интересам, вы погибнете. Убейте Хоукмуна сейчас, и тогда…
– Ну так убей меня! – Хоукмун поднялся в полный рост, раздраженный речами Калана. – Убей меня сам, Калан. Почему бы нет?
Пирамида по-прежнему висела над головами его друзей, пока Хоукмун смотрел на них с высоты дюны.
– И каким же образом моя смерть сейчас изменит всё, что уже случилось в прошлом, Калан? Либо твоя логика хромает, либо ты так и не сказал нам всего, что должен!
– Кроме того, ты уже начинаешь надоедать, – добавил Гюйам Д’Аверк. Он вынул из ножен изящный меч. – А я ужасно устал и хочу пить, барон Калан. Наверное, попытаю сейчас удачу, поскольку в этой пустыне все равно больше нечем заняться!
И он неожиданно прыгнул вперед и принялся разить клинком, протыкая сталью белую ткань пирамиды.
Калан вскрикнул, словно его ранило.
– Подумай о собственных интересах, Д’Аверк, я полезен тебе!
Д’Аверк засмеялся и снова ткнул мечом в пирамиду.
И Калан снова вскрикнул.
– Предупреждаю тебя, Д’Аверк, если ты не остановишься, я избавлю от тебя этот мир!
– Мне от этого мира никакой пользы. Да и сам он не в восторге от моего присутствия. Думаю, я доберусь до твоего сердца, барон Калан, если еще немного постараюсь.
Он снова ударил мечом.
Калан снова вскрикнул.
Хоукмун закричал:
– Осторожнее, Д’Аверк!
Он побежал, скатываясь с дюны, в надежде схватить огненное копье. Но Д’Аверк беззвучно исчез, когда он был еще только на середине склона.
– Д’Аверк! – В голосе Хоукмуна звучало отчаяние, звучала скорбь. – Д’Аверк!
– Молчи, Хоукмун, – раздался из пирамиды голос Калана. – Слушайте меня, оставшиеся. Убейте его немедленно, иначе вас постигнет судьба Д’Аверка.
– Да не такая уж и ужасная судьба, – улыбнулся граф Брасс.
Хоукмун взялся за огненное копье. Калан явно увидел это сквозь стены пирамиды и потому закричал:
– Какой же ты вандал, Хоукмун! Но все равно ты умрешь.
И пирамида начала бледнеть, после чего исчезла.
Граф Брасс огляделся, и на его бронзовом лице читалась насмешка.
– Лучше бы нам поскорее найти Сориандум, – заметил он, – а то, если продолжать в том же духе, искать его будет некому. Наши ряды стремительно редеют, друг Хоукмун.
Хоукмун глубоко вздохнул.
– Как трудно дважды терять добрых друзей. Тебе не понять, ведь для тебя Оладан и Д’Аверк были такими же чужаками, каким я сам оставался для них. Но для меня-то они старые друзья.
Боженталь положил руку на плечо Хоукмуна.
– Я понимаю, – заверил он. – Тебе всё это дается труднее, чем нам, герцог Дориан. Ведь если нас одолевает недоумение – нас выдернули из нашего времени, то и дело стращают смертью, нас преследует какая-то странная машина, приказывающая убить кого-то, – то ты полон скорби. А горе, как никакое другое переживание, ослабляет человека. Оно лишает тебя силы воли, когда тебе особенно нужна воля.
– Да. – Хоукмун снова вздохнул. Опустил огненное копье. – Что ж, – сказал он, – Сориандум я все же нашел, по крайней мере, те холмы, у которых стоял Сориандум. Наверное, успеем туда до наступления темноты.
– В таком случае поспешим в Сориандум, – предложил граф Брасс. Он стряхнул с лица и усов песок. – Если повезет, теперь несколько дней не увидим барона Калана с его чертовой пирамидой. А за это время мы, вероятно, немного продвинемся в разрешении этой загадки. – Он хлопнул Хоукмуна по спине. – Идем, парень. Садись на верблюда. Никогда не угадаешь – вдруг всё еще закончится хорошо. Может, ты еще снова увидишь наших друзей.
Хоукмун горько улыбнулся.
– У меня такое ощущение, что мне очень повезет, граф Брасс, если я снова увижу жену и детей.
Глава четвертая
Новая стычка со старым врагом
Никакого Сориандума среди зеленых холмов на границе Сиранианской пустыни не оказалось. Впрочем, воду они нашли. Нашли и следы, оставшиеся от города, но сам город пропал. Хоукмун когда-то своими глазами видел, как город исчезает, спасаясь от угрозы Темной Империи. Очевидно, народ Сориандума проявил мудрость, решив, что угроза пока не миновала. Они мудрее его, сардонически подумал Хоукмун. Значит, путешествие сюда в итоге оказалось бесполезным. Оставалась лишь одна призрачная надежда: вдруг та пещера, где много лет назад он нашел кристаллические машины, до сих пор цела. В отчаянии он повел двух товарищей дальше в холмы в нескольких милях от Сориандума.
– Кажется, я напрасно завел вас сюда, друзья мои, – сказал Хоукмун Боженталю и графу Брассу. – Хуже того, я заманил вас несбывшейся надеждой.
– Может быть, и нет, – задумчиво произнес Боженталь. – Вполне возможно, что машины не тронуты и я, поскольку у меня имеется некоторый опыт в подобных делах, сумею применить их.
Граф Брасс двигался впереди отряда, в своем медном доспехе он поднялся до вершины холма, остановился на гребне и посмотрел вниз, в долину.
– Там твоя пещера? – спросил он.
Хоукмун и Боженталь подошли.
– Да, это тот самый утес, – подтвердил Хоукмун.
Утес походил на гигантский меч, рассекший холм пополам. И там, несколько южнее, он видел пирамиду, сложенную из гранитных блоков, вырезанных из холма при создании пещеры, где хранилось оружие. Тут же располагался и вход: узкая расщелина на поверхности утеса. Кажется, туда давно никто не входил. Хоукмун немного воспрянул духом.
Ускоряя шаг, он начал спускаться с холма.
– Идемте же, – позвал он, – будем надеяться, что эти сокровища никто не тронул.
Однако в смятении мыслей и чувств Хоукмун позабыл кое о чем. Он позабыл, что к старинной технике призрачного народа приставлен хранитель. Хранитель, от которого когда-то едва сумел ускользнуть Д’Аверк. Хранитель, с которым невозможно договориться. И Хоукмун пожалел, что они оставили верблюдов пастись под Сориандумом, потому что теперь они лишились возможности быстро сбежать отсюда.
– Что это за звук? – спросил граф Брасс, когда из расселины донесся странный приглушенный вой. – Тебе он знаком, Хоукмун?
– Да, – ответил несчастный Хоукмун. – Я узнаю его. Это завывает механический зверь, машина, которая охраняет пещеру. Я‑то решил, что он уничтожен, а теперь боюсь, как бы он не уничтожил нас.
– У нас при себе мечи, – заметил граф Брасс.
Хоукмун громко захохотал.
– У нас при себе мечи, ну надо же!
– И нас трое, – вставил Боженталь. – Трое хитроумных людей.
– Да.
Вой усилился, когда зверь почуял их.
– Впрочем, одно преимущество у нас имеется, – негромко сказал Хоукмун. – Зверь незрячий. Наш единственный шанс – бежать врассыпную к Сориандуму и нашим верблюдам. Возможно, там нам поможет огненное копье.
– Бежать? – Граф Брасс казался разгневанным. Он вынул палаш и пригладил рыжие усы. – Никогда до сих пор не сражался с механическими врагами. Никуда я не побегу, Хоукмун.
– Тогда умрешь, кажется, уже в третий раз! – выкрикнул Хоукмун в отчаянии. – Слушай меня, граф Брасс! Тебе ведь известно, что я не трус. Если хотим выжить, необходимо добраться до верблюдов раньше, чем зверь настигнет нас. Смотрите!
И тут слепой механический сторож вырвался из расщелины утеса, громадная голова повернулась на звук голосов и ненавистный ему запах.
– Ничего себе! – присвистнул граф Брасс. – Здоровенная тварюга.
Зверь был как минимум в два раза крупнее графа Брасса. По всей спине топорщились острые, как кинжалы, наросты. Металлическая чешуя переливалась всеми цветами радуги, едва не ослепив друзей, когда зверь прыгнул в их сторону. У него имелись короткие передние лапы и длинные задние, заканчивавшиеся металлическими когтями. В целом напоминавший крупную гориллу, он обладал фасеточными глазами, которые разбили ему в предыдущем бою Хоукмун и Оладан. От каждого движения механический сторож клацал. От его металлического голоса сводило челюсти. И запах зверя, который путники чувствовали даже на расстоянии, тоже казался металлическим.
Хоукмун дернул графа Брасса за руку.