Хоукмун указал на длинные копья, торчавшие из-под седла.
– У меня с собой два огненных копья, потому что я предчувствовал подобное затруднение.
– Что ж, огненные копья лучше, чем ничего, – согласился Д’Аверк, хотя по-прежнему смотрел скептически.
– Всегда недолюбливал магическое оружие, – сказал Оладан, с подозрением покосившись на копья. – Из-за него, как правило, на его владельцев ополчаются превосходящие силы.
– В тебе говорят предрассудки, Оладан. Огненные копья вовсе не продукт сверхъестественного волшебства, это изобретение науки, которая процветала до наступления Трагического Тысячелетия, – благодушно пояснил Боженталь.
– Ну да, – сказал Оладан. – И это как раз доказывает, что я прав, мастер Боженталь.
Вскоре впереди замерцало темное море.
Хоукмун ощутил, как напряглись мышцы живота, словно предчувствуя столкновение с загадочной пирамидой, которая пыталась заставить его друзей убить его.
Однако берег, когда они подъехали ближе, оказался совершенно пустынным, если не считать нескольких куч водорослей, пучков травы на песчаных дюнах и волн, лизавших пляж. Граф Брасс повел всех к своему бивуаку под натянутым плащом, устроенному за дюной. Здесь у него хранилась провизия и амуниция, которую он не взял с собой на встречу с Хоукмуном. По дороге друзья успели рассказать ему, как при первой встрече ошибочно принимали друг друга за Хоукмуна и вызывали на бой.
– Вот здесь она появляется, когда появляется, – сказал граф Брасс. – Предлагаю тебе спрятаться вон за теми тростниками, герцог Дориан. Потом я сообщу пирамиде, что мы убили тебя, а там посмотрим, что будет дальше.
– Отлично. – Хоукмун вынул огненные копья и повел коня в заросли высокого тростника. Он видел издалека, как четверо поговорили немного, а потом граф Брасс возвысил голос:
– Оракул! Где ты? Отпусти меня на свободу. Дело сделано! Хоукмун мертв.
Хоукмун подумал: интересно, если ли у пирамиды или у того, кто ею управляет, способ проверить правдивость слов графа Брасса? Следят ли они за всеми событиями в мире или же только за некоторыми? Есть ли у них соглядатаи из числа простых людей?
– Оракул! – снова позвал граф Брасс. – Хоукмун пал от моей руки!
Хоукмуну показалось, что их попытка обмануть так называемый оракул полностью провалилась. Мистраль завывал над заливами и топями. Море захлестывало берег. Травы и камыши колыхались. Быстро приближался рассвет. Скоро разольется первый серый свет зари, и тогда его друзья могут исчезнуть навсегда.
– Оракул! Где же ты?
Что-то замерцало, но это мог быть и подхваченный ветром светлячок. Затем что-то снова вспыхнуло, на том же самом месте, в воздухе над головой графа Брасса.
Хоукмун взял в руку огненное копье и нащупал спусковой крючок – стоит на него нажать, и копье плюнет рубиновым огнем.
– Оракул!
Прорисовался контур, белый, тонкий. Это и был источник мерцающего света. Возник силуэт пирамиды. А внутри пирамиды показалась еще более призрачная тень, которая понемногу исчезала по мере того, как контур пирамиды заполнялся белым цветом.
А затем похожая на бриллиант пирамида высотой с человека зависла над головой графа Брасса справа.
Хоукмун напряг слух и зрение, когда пирамида начала вещать:
– Ты хорошо поступил, граф Брасс. За это мы отправим тебя и твоих товарищей в мир живущих. Где тело Хоукмуна?
Хоукмун был поражен. Он узнал голос, звучавший из пирамиды, но не мог поверить собственным ушам.
– Тело? – Граф Брасс сохранял хладнокровие. – Ты не говорил о теле. Зачем оно тебе? Ты же действуешь в моих интересах, а я – в твоих. Так ты сам мне говорил.
– Но всё же тело… – В голосе звучала едва ли не обида.
– Вот тебе тело, Калан Витальский! – Хоукмун вышел из тростника и двинулся к пирамиде. – Покажись мне, трус. Значит, ты все-таки не убил себя. Что ж, надо тебе помочь… – И, охваченный гневом, он нажал на спусковой крючок огненного копья, алое пламя сорвалось с рубинового наконечника, осыпав искрами пульсирующую пирамиду, отчего та взвыла, затем захныкала, заскулила и стала прозрачной, и все пятеро увидели внутри скорчившуюся фигуру. – Калан! – Хоукмун узнал ученого Темной Империи. – Я так и понял, что это должен быть ты. Никто не видел тебя мертвым. Все решили, что та лужа на полу твоей лаборатории и есть твои останки. Но ты всех обманул!
– Слишком горячо! – визжал Калан. – Это деликатная машина. Ты ее уничтожишь.
– А не наплевать ли?
– Не наплевать… будут же последствия. И ужасные…
Но Хоукмун продолжал стрелять рубиновым огнем поверх пирамиды, а Калан съеживался и визжал.
– Как тебе удалось убедить этих бедолаг, будто они обитают в каком-то загробном мире? Как ты наслал на них нескончаемую ночь?
Калан взвыл:
– Сам-то как думаешь? Я просто сжал их дни до доли секунды, чтобы они даже не замечали, как встает солнце. Я ускорил их дни и замедлил их ночи.
– И как ты установил для них непреодолимую преграду вокруг замка Брасс и города?
– Это просто. Вот так! Каждый раз, когда они оказывались рядом со стенами города, я возвращал их на несколько минут назад, чтобы они попросту не могли достичь стен. Всё это просто и грубо, но предупреждаю тебя, Хоукмун, сама машина отнюдь не грубая, она сверхделикатная. Она может выйти из-под контроля и уничтожить всех нас.
– Если я буду знать, что при этом ты тоже погибнешь, мне плевать!
– Как ты жесток, Хоукмун!
Услышав от Калана подобное обвинение, Хоукмун захохотал. Калан, человек, который вставил ему в лоб Черный Камень, который помогал Тарагорму уничтожить машину с кристаллом, защищавшую замок Брасс, который был самым главным злым гением, обеспечивавшим научную поддержку Темной Империи, обвиняет его в жестокости!
И рубиновое пламя продолжало играть над пирамидой.
– Ты повредишь мне рычаги управления! – завопил Калан. – Если я уйду сейчас, то не смогу вернуться, пока не отремонтирую машину. Не смогу отпустить на свободу твоих друзей…
– Подозреваю, мы сумеем обойтись без тебя, презренный! – захохотал граф Брасс. – Думаешь, я скажу тебе спасибо за заботу? Ты сам хотел нас обмануть, а теперь расплачиваешься.
– Я сказал правду: Хоукмун поведет вас на смерть.
– Да, но это будет благородная смерть, а вовсе не предательство Хоукмуна.
Физиономия Калана перекосилась. Он обливался потом внутри пирамиды, которая становилась все горячее и горячее.
– Ладно, хорошо. Я ухожу. Но я отомщу теперь всем пятерым, живым или мертвым, и я до вас доберусь. Теперь же я ухожу…
– В Лондру? – выкрикнул Хоукмун. – Ты прячешься в Лондре? Калан дико засмеялся.
– В Лондре? Да, но не в той, какую ты знаешь. Прощай, гнусный Хоукмун.
И пирамида поблекла, а затем растаяла, оставив товарищей на берегу, погруженных в молчание, – кажется, тут нечего было сказать.
Чуть погодя Хоукмун указал на горизонт.
– Смотрите, – произнес он.
Всходило солнце.
Глава вторая
Возвращение пирамиды
Прихлебывая дрянное вино, какое оставил графу Брассу и остальным Калан Витальский, они решали, как им быть дальше.
Было ясно, что все четверо застряли пока в настоящем моменте, во времени Хоукмуна. Неизвестно, сколько еще они здесь пробудут.
– Я говорил о Сориандуме и призрачном народе, – сказал Хоукмун друзьям. – В них наша единственная надежда на помощь, поскольку Рунный посох едва ли сможет помочь, даже если бы мы нашли его и попросили о содействии. – Он уже успел рассказать о событиях, какие случатся с ними в будущем и какие произошли для него в прошлом.
– В таком случае стоит поторопиться, – предложил граф Брасс, – пока Калан не вернулся, а я уверен, что он вернется. Как нам попасть в Сориандум?
– Я не знаю, – честно сказал Хоукмун. – Город переместили в другое измерение, когда Темная Империя начала ему угрожать. Могу лишь надеяться, что теперь, когда угроза миновала, он вернулся на прежнее место.
– А где этот Сориандум, в смысле, где он был? – спросил Оладан.
– В Сиранианской пустыне.
Граф Брасс удивленно поднял рыжие брови.
– Пустыня большая, друг Хоукмун. Широкая. И суровая.
– Да. Все эти утверждения справедливы. Именно поэтому до Сориандума добираются немногие.
– И ты ожидаешь, что мы перейдем эту пустыню, чтобы найти город, который
– Да. В нем наша единственная надежда, сэр Гюйам.
Д’Аверк пожал плечами и отвернулся.
– Может быть, сухой воздух пойдет на пользу моим легким.
– В таком случае нам придется преодолеть и Срединное море? – уточнил Боженталь. – Тогда нужен корабль.
– Недалеко отсюда есть порт, – сказал Хоукмун. – Там мы найдем корабль, который довезет нас до берегов Сирании, до порта Хорнус, возможно. Оттуда мы отправимся вглубь страны, на верблюдах, если удастся нанять, на другой берег Евфрата.
– Это путешествие на много недель, – задумчиво протянул Боженталь. – Нет ли способа побыстрее?
– Этот самый быстрый. Орнитоптеры довезли бы быстрее, но они, как известно, очень капризны, и их слишком мало. В Камарге имеются обученные фламинго, но мне бы очень не хотелось, чтобы нас видели в Камарге, – это вызовет смятение и боль в сердцах тех, кого все мы любим или полюбим в будущем. Поэтому придется изменить внешность и отправиться в Марше, ближайший крупный порт, и, как самые обычные путники, сесть на ближайший подходящий корабль.
– Вижу, что ты всё уже тщательно продумал. – Граф Брасс поднялся и начал укладывать седельные сумки. – Мы последуем твоему плану, герцог Кёльнский, и будем надеяться, что Калан не выследит нас раньше, чем мы доберемся до Сориандума.
Спустя два дня они, с головой скрытые плащами, добрались до шумного Марше, кажется, самого крупного порта на побережье. В гавани стояло более сотни кораблей: торговые суда с высокими мачтами, способные ходить на большие расстояния, привычные бороздить любые моря в любую погоду. И команды казались им под стать: по большей части бронзовые от загара, ветров и соленой воды, закаленные морские волки с колючими взглядами и сиплыми голосами, которые привыкли верить только себе. Многие были голыми до пояса, щеголяя в одних только коротких килтах самых разных расцветок и браслетах на руках и ногах, сделанных из дорогих металлов и украшенных драгоценными камнями. На шеях, на головах у них красовались длинные шарфы, такие же яркие, как килты и штаны. У многих на поясе болталось оружие: в основном ножи и абордажные сабли.
Почти все они владели ровно тем, что было на них надето. Зато это – браслеты, серьги и прочее – стоило маленькое состояние, на которое можно играть и кутить на берегу в многочисленных тавернах, трактирах, игорных домах и борделях, выстроившихся вдоль улиц, которые спускались к набережным Марше.
Пятеро усталых путников двигались через шумный, красочный, суетливый город, надвинув на лица капюшоны, чтобы никто их не узнал. А Хоукмун понимал, как никто другой, что их обязательно узнали бы – пятерых героев, чьи портреты висели почти во всех гостиницах, чьи статуи возвышались на площадях, чьими именами клялись, о ком рассказывали невероятные легенды, впрочем, все равно далекие от правды. Существовала только одна опасность, которую предвидел Хоукмун: из-за их нежелания показывать лица их могли бы ошибочно принять за лазутчиков Темной Империи, упорствующих в своих заблуждениях и мечтающих скрыть лица за масками. Они нашли гостиницу поспокойнее остальных, где-то на задворках, спросили большую комнату, где они могли бы отдохнуть все вместе, пока один из них отправится на набережную и поищет корабль.
Это, конечно, сделал Хоукмун, успевший за время пути обрасти бородой; как только они перекусили с дороги, он отправился в порт и довольно быстро вернулся с хорошими новостями. Утром, с первым приливом, отходил один купеческий корабль. Капитан согласился за разумную плату взять пассажиров. Он шел не в Хорнус, а в Бехрук, чуть дальше по побережью. Это было ничуть не хуже, и Хоукмун тут же решил, что они отбывают на этом корабле. Как только решение приняли, они улеглись спать, впрочем, спали плохо, потому что всех мучили мысли о пирамиде Калана, которая может вернуться.
Хоукмун понял, что именно напомнила ему пирамида. Она чем-то походила на Тронную Сферу короля-императора Хуона, на устройство, которое поддерживало жизнь в невероятно древнем гомункуле, пока того не убил барон Мелиадус. Возможно, одна и та же наука породила оба изобретения? Более чем вероятно. Либо Калан обнаружил где-то склад со старыми машинами, каких было много сокрыто по всей планете, и использовал их? Но где же скрывается сам Калан Витальский? Не в Лондре, но в какой-то другой Лондре? И что же это значит?
Ночью Хоукмун спал как никогда плохо, пока все эти мысли крутились в голове заодно со многими остальными. А перед тем как ложиться, он вынул из ножен меч и не выпускал из рук.
Ясным осенним днем они поднялись на борт высокого быстроходного корабля «Королева Романии» (родной порт корабля находился на Черном море), белые паруса и палубы которого сверкали чистотой, пока он стремительно несся по волнам без малейшего, как казалось, усилия.
Первые два дня путешествие проходило очень хорошо, однако на третий день ветер утих, и они попали в штиль. Капитану очень не хотелось ставить весла, потому что команда была небольшая, он не хотел утомлять людей и потому рискнул выждать день в надежде, что ветер снова поднимется.
На востоке виднелось побережье Кипра, островного королевства, которое, как и многие другие, некогда было вассалом Темной Империи, и его вид приводил в отчаяние пятерых друзей, то и дело смотревших в небольшой иллюминатор в каюте и каждый раз видевших одно и то же. За все время пути они ни разу не выходили на палубу. Хоукмун объяснил капитану их странное поведение тем, что все они члены одной религиозной организации, едут в паломничество и, согласно данному обету, обязаны провести всю дорогу в молитве. Капитан, настоящий морской волк, который хотел от пассажиров лишь достойной оплаты, нисколько не переживал на этот счет и принял его объяснение без лишних вопросов.
На следующий день, около полудня, когда ветер так и не поднялся, Хоукмун и все остальные услышали над головой какое-то движение: крики, ругань, беготню босых и обутых ног.
– Что бы это могло быть? – спросил Хоукмун. – Пираты? Мы ведь уже встречались с пиратами примерно в этих же водах, помнишь, Оладан?
Но Оладан лишь ошеломленно посмотрел на него.
– Правда? Вообще-то это мое первое морское путешествие, герцог Дориан!
И Хоукмун, не в первый уже раз, вспомнил, что Оладану еще только предстоит пережить приключение на корабле Безумного бога, и он извинился перед маленьким горцем.
Шум становился всё сильнее, смятение нарастало. В иллюминаторе они не наблюдали никаких признаков вражеского корабля, и звуков битвы тоже не было. Может, какое-нибудь морское чудовище, какая-нибудь тварь, оставшаяся со времен Трагического Тысячелетия, поднялась из глубин где-то вне поля их зрения?
Хоукмун поднялся на ноги, набросил плащ, опустил капюшон на лицо.
– Пойду на разведку, – сказал он.
Он открыл дверь каюты и поднялся по короткому трапу на палубу. И там, на корме, обнаружил предмет, вызвавший такое смятение команды, из которого разносился голос Калана Витальского – тот призывал матросов наброситься на пассажиров и немедленно уничтожить их, иначе весь корабль пойдет ко дну.
Пирамида испускала ослепительно-белое сияние, резко выделяясь на фоне синего неба и моря.
Хоукмун немедленно кинулся в каюту и схватил огненное копье.
– Пирамида вернулась! – сказал он. – Ждите здесь, пока не разберусь.
Он взбежал по трапу и кинулся через палубу к пирамиде, испуганные матросы, сначала мешавшие ему пробиться к ней, быстро освободили путь.
С рубинового наконечника копья снова сорвалось пламя, врезавшись в белый бок пирамиды: словно кровь смешалась с молоком. Однако на этот раз никаких криков из пирамиды не было, только смех.
– Я принял меры предосторожности, Дориан Хоукмун, оградив себя от твоего грубого оружия. Я усилил машину.
– Посмотрим, до какой степени, – угрюмо пообещал Хоукмун. Он догадывался, что Калану не терпелось испытать силу машины, потому что Калан, наверное, сам сомневался, каких результатов сможет добиться.
Оладан из Булгарских гор теперь тоже находился здесь, он был хмур и сжимал в волосатой руке меч.