Помоги проекту - поделись книгой:
Расширившимися от ужаса глазами он смотрел на Дирка, позади которого ворочались, вылезая из своих мест в земле валуны, а все новые и новые побеги тянулись к Карсу, опутывая его руки.
Наверное, отчаяние побудило его сбросить путы и выхватить нож. Приставив его к горлу девушки, он заорал — слишком громко от испуга:
— Отойди или я зарежу ее! Живо!
Дирк, медленно, шаг за шагом подступавший к нему, остановился.
— Что здесь происходит? — голос раздался откуда-то слева, и, обернувшись, юноша увидел целый отряд воинов. Поставленный вождем за главного Хатлан хмурился. Вот уже несколько лет приударявший за матерью Дирка, он не хотел спускать на юношу всех собак.
Наверное, Дирк еще мог как-то спасти себя, свалить окружившее их буйство на колдовство отступницы, но в этот момент Карс завопил:
— Он колдун! Маг… — в голосе его звучала истерика. Как-то дико, похоже на собачий лай, засмеявшись, он с силой надавил на кинжал.
Девушка вскрикнула и захлебнулась кровью, мешком рухнув на снег.
В глазах потемнело.
Ворочавшиеся за спиной юноши валуны, словно сорвавшиеся с цепи псы, ринулись в полет. Откуда-то справа раздался яростный треск, и целое бревно, вырвавшись из стены дома, сбило двух воинов с ног.
— Толлан… Беги! — успел крикнуть капитан, прежде чем отколовшаяся от крыши сосулька располосовала ему лицо.
Хаос окружил Дирка. За заставшими взор кровавыми пятнами гнева, за мельтешением снега он не видел ничего — только слышал крики, доносившиеся из-за кружащих вокруг камней и осколков дерева.
Он один стоял в центре шторма, и ни единый порыв ветра не шевелил его волосы. У его ног лежала мертвая девушка. Повалившись на нее, с проломленной камнем головой лежал лучший охотник их клана. Карс.
А вокруг Дирка все кружил и кружил смерч…
Когда все закончилось, сил не осталось. Что-то словно бы выпило Дирка до дна, и слабость тянула к земле, а трясущиеся колени так и норовили согнуться. В глазах плясали цветные огни, и руки дрожали, когда юноша опустился на снег у тела Хатлана.
Голова упала на грудь, и Дирк вынужден был упереться в землю, чтобы не распластаться прямо тут, среди мертвых тел.
Толлан сбежал… Он доставит весть в лагерь, после чего горцы начнут охоту. Сил поднять голову не было. Дирк не знал, сколько сидел так, пока, наконец, не сомкнул руки на широкой ладони Хатлана. Пальцы не слушались, и тяжелые золотые кольца никак не желали сниматься. Они могут понадобиться… Никто не примет его за изгоя, ведь у него же есть лошадь. Он сможет продать их и купить себе мяса.
— Прости, — попытался он прошептать мертвому воину, но не услышал своего голоса.
Еще больших трудов стоило перевернуть тело, чтобы добраться до заплечной сумки. Внутри обнаружилось немного еды, кремень, кресало и несколько южных монет. Дирк забрал все. На заплетающихся ногах едва добрел до следующего тела.
Солнце уже садилось, когда он взобрался в седло. Его кобыла нервно переступала копытами и от запаха крови дергала носом. Дирк тронул ее бока коленями и направил прочь. Его путь лежал на север, к Морхену.
Он не знал, сколько времени прошло с той жуткой бойни. Он потерял счет дням. В первую же ночь, едва он пришел в себя, его вырвало. Вид лежащих на снегу мертвых воинов все время стоял у него перед глазами. Они словно обступили его: серые, бесплотные, полупрозрачные — они были реальней окружавшего юношу леса.
— Ты, ты убил ее! — говорил Карс, указывая на него пальцем. — Ведь ты мог сказать, что я потеряю мужскую силу, позарься я на эту девчонку…
— Ты убил свою мать, — произнес голос из-за спины. Хатлан не указывал на него и говорил холодно и размеренно, но в голосе его были брезгливость и отвращение. — Ты убил ее, ведь она так любила тебя…
— Ты убил Ларната, — говорил третий голос. — Ты мог использовать свою силу во благо, мог спасти его, но побоялся…
— Ты убил своего будущего отца, — вновь подал голос Хатлан. — Ты видел, что твоя мать принимала мои ухаживания. Я как сына любил умного и смелого юношу, который убил меня собственными руками…
— Ты, ты… — их голоса слились в ровный гул, и он один, зажмурив глаза, сидел посреди обвиняющего хора. Тонкие хрупкие пальцы были стиснуты так, что ногти до крови впивались в ладони.
Дирк не заметил, когда начал заниматься рассвет. Чем светлее становилось, тем бледнее были призрачные фигуры. Лица словно бы сползли с них, открывая гниющую плоть и пустые глазницы. Они разевали рты, что-то беззвучно крича ему, указывали на него пальцами, но растворялись в воздухе так же верно, как тает под солнцем снег.
Его путь лежал дальше. Путь, с которого теперь не свернешь…
На третий день пала лошадь. Затем стало ощутимо теплее, и снег исчез, и Дирк вынужден был упрятать меховую куртку в мешок, чтобы не обливаться потом. А потом закончилась еда, и он шел уже в полубреду, просто зная, что брести ему нужно на север: почти не глядя по сторонам, с трудом переставляя непослушные ноги.
Он шел сквозь лес, и кривые — отчего-то лишенные коры, словно бы голые — стволы обступали его. Над головой сомкнулись коричневые осенние кроны, то здесь, то там раздавались треск или странные шорохи.
Рычащий голос какого-то зверя. Нависшая над тропой ветвь, сама убравшаяся с дороги. Сухие, словно бы ржавые листья, вьющиеся над прогалиной в облаке пыли…
Дирк остановился. Ноги едва держали его. Он попытался опереться рукой на ствол, но тот с треском подался назад, оставив на ладони кровоточащую царапину.
— Дирк? — он не заметил, когда она появилась.
Она стояла там, где до этого кружились листья: женщина с коричневой, как кора, кожей. Она была обнажена, но кора служила ей лучше любой одежды. Зеленые волосы волной рассыпались по плечам.
Она рассмеялась низким грудным смехом и повторила слегка насмешливо:
— Дирк… Кого ты хотел найти? Друзей? Своих собратьев? Или самого Танта?
За ее спиной из-за деревьев начали выступать люди. Простые набедренные повязки из шкур оставляли их почти обнаженными. Руки, груди, даже их лица были покрыты узорами и татуировками. Холодно и подозрительно, они молча смотрели на него, в любой момент готовые ринуться в бой.
Слегка покачиваясь на слабых ногах, Дирк ответил:
— Я шел к тем, кого убивают в кланах.
— Тогда ты нашел тех, кого искал, — она усмехнулась краешком губ и добавила: — Те, кто зовут себя людьми кланов, пришли в наши горы и подняли против нас кованое железо.
— Я думал, изгои в союзе с южными колдунами… — выдавил юноша, на что женщина вновь рассмеялась:
— Разве водят дружбу дерево с топором?
— Откуда ты знаешь меня? — наконец спросил юноша.
— Теперь тебя знают все кланы, Дирк, — женщина присела на корточки и провела рукой по земле. Опавшие листья, которых она коснулась, замерцали зеленым, словно бы окруженные искристой аурой. — Если хочешь, ты и сам можешь взглянуть, что творится среди твоих родичей.
Она подняла с земли лист, но так и не протянула его юноше.
— Но сперва ты ответишь мне: да или нет? Станешь ли ты одним из нас, обратишь ли силу против тех, кто пленит огонь печами и ветер — стенами?
Дирк молчал. Люди в шкурах смотрели на него все так же угрожающе и подозрительно.
— Встанешь ли против тех, кто готов убить тебя за то, что ты такой, какой есть? — произнесла женщина.
— Я… да… — с трудом выдавил он.
Он не понял, как это произошло: мгновением ранее она еще сидела на земле — и вот она уже стоит перед ним, и острый шип ее пальца впивается ему в руку чуть повыше запястья. Капля крови упала в мерцающую траву.
— Земля запомнит твою клятву, — выдохнула она ему в лицо.
Ее дыхание пахло фиалками и северным ветром.
«Я… да…» — два слова, произнесенные под цепким взглядом мерцающих в полутьме глаз. Даже спустя шесть лун Дирк не знал, сожалеет ли он о них.
Здесь все было не так: не как в кланах и не как, по легендам, должны жить колдуны. Вместо огромных пещер, вместо проступающих из темноты резных голов демонов и неведомых чудищ была всего лишь лесная деревня. Горстка землянок, примостившаяся на склоне.
Порой его забавляло, сколь абсурдным было все, чему его так долго учили. В кланах ненавидели магов за то, что те напоминали о юге, о том, как горцы рождались и умирали на каменоломнях. Но изгои презирали южан так же, как всех, кого они называли «предателями земли».
Это не было даже главным селением колдунов — всего лишь форпост на подступах к Морхену. И вновь он, сам того не желая, стал одной из костей в игре войны — за той лишь разницей, что теперь он стоял на другой стороне. Вот и все…
Он стал охотником — правда, того сорта, что охотятся скорее за людьми, чем за животными. Теперь он знал все: где расположены поселения изгоев, что за войну они ведут. Как каждый год их ряды пополняются за счет новых беглецов, и как редеют — когда кланы находят очередную деревню. Изгои охотно делились своим знанием магии. Они не боялись Дирка, ведь земля «запомнила его клятву».
По ночам Дирк и сам превращался в зверя. Они покидали селение вечерами, когда в небе появлялась луна, и вскоре их пути расходились. Он бежал, и вокруг мелькали сумеречные стволы, и подушечки лап мягко ступали по палой листве, а в воздухе отчетливо пахло дичью и хвоей. Он мог бы поймать длинноухого зверька или завалить лесного танцора с короной рогов, но он преследовал дичь иного рода.
Он наслаждался властью. Охотник, хозяин ночи — он летел сквозь лес, мягко ступая по мокрой листве и скаля клыки в усмешке… Лунный свет будоражил душу. Он бежал по следу один, и только холодные звезды смотрели с нахмуренных ночных небес.
Его манил теплый запах добычи и крови. Все ближе, ближе человек… настанет миг — и он обернется, увидев выступившего из кустарника волка с испачканной снегом мордой. Потом волк прыгнет, и это будет последнее, что запечатлеется в расширившихся зрачках: обнаженные клыки и складки на носу.
Поймать разведчика удавалось не каждую ночь, но Дирк не отчаивался. Он знал: он еще будет бежать по теплому следу, бежать всю ночь — до тех пор, пока не проснется утро…
Как снежинки на ветру, дни один за другим улетали прочь: стремительно, безвозвратно. Юноша все выше продвигался в рядах колдунов. Сперва его вообще никуда не пускали — берегли от стычек с собратьями. Потом война подступила к самым рубежам Морхена, и юношу впервые выпустили охотиться за разведчиками. Наверное, Извела — жрица — ждала, что он не вернется из той охоты, что едва ему придется убить, он сломается и переметнется обратно…
Кто знает? Дирк знал одно: обратно ему ходу не было. Да, он все еще верил в некую человечность — в то, что во всяком случае его родичи из клана Сехнал окажутся не такими жестокими, как другие кланы. Но вскоре и эта, последняя вера сломалась.
Едва началась война, колдуны вывезли детей, стариков и часть женщин в Морхен, забросив большую часть поселений. Увы, изгоев было слишком мало. Вооруженные отряды горцев то здесь, то там — прорывались в долину, и тогда приходилось запутывать их, истощать, убивая одного за другим из засад — пока свора волков не могла с ними справиться…
В тот день он узнал, что горцы все-таки уничтожили одно из селений. В поднявшемся переполохе Дирк подслушал, что заблудившийся отряд был из клана Сехнал, и уже ждал увидеть согнанных в стойло детей и женщин. Их сделают рабами — именно освобождать их собрался Дирк, присоединяясь к карательной стае.
Когда он обостренным звериным нюхом почуял плавающий над лесом запах горелой плоти, он решил, что ошибся. Потом решил, что ошиблись колдуны, не разобрав символа клана. Он бросился в бой безоглядно: плечом к плечу с братьями, дикий танец на грани смерти и страсти… Не важно, какой там клан, он не всматривался в медные бляхи на плетеных тесемках.
Когда бой закончился, костер уже догорал. Языки пламени лениво лизали почерневшие, обуглившиеся кости.
— Этого не может быть. Просто не может… — как заклинание повторял Дирк, заворожено глядя на крохотный детский череп. Пустые глазницы бессмысленно таращились в осеннее небо. — Это не мой клан… Не Сехнал…
— Это Сехнал, — раздался из-за спины сухой безжизненный голос.
Дирк обернулся. Даэн, помощник Извелы. Высокий светловолосый, на его широкой груди был нарисован цветок, распустившийся в центре солнца. Кулак колдуна разжался, открыв лежащее на ладони копье из меди. Символ родного клана Дирка.
— Прости, — Даэн протянул руку и сжал плечо юноши. — Но иначе это был бы обман.
— …не Сехнал, — запоздалым эхом, по инерции сорвались слова. Дирк прикусил губу. Потом закрыл глаза и отвернулся.
Извелу он нашел только вечером, она возвращалась в селение. Поймав ее на лесной опушке, он твердо произнес:
— Я хочу стать одним из вас. Полноправным колдуном, — и на сей раз уже не отвел взгляда от ее мерцающих глаз.
— Дирк, — ее низковатый голос смягчился. — Тебе придется воевать. Не защищать долину, но идти в бой там, на юге.
Видя, что этих слов недостаточно, она принялась его убеждать:
— Входить как свой в лагеря и разделять с ними хлеб и вино, а потом, нарушив законы гостеприимства, убивать их. Пробираться в крепости и вырезать спящих. Это война, мы не можем иначе, нас слишком мало. Но ты… Тебе лучше помогать раненым.
Он молча покачал головой.
— Я хочу стать полноправным колдуном, — повторил он, и теперь Извела сама опустила глаза.
— Хорошо, — сказала она наконец.
За околицей на прогалине было капище, раньше Дирку не разрешалось туда ходить. Издали он видел только стоявшие кругом стелы и раскинувшиеся над ними ветви огромного дуба. Теперь, изнутри он мог разглядеть на шершавом камне резьбу.
Там были выцарапаны охотничьи сцены — во всяком случае, так казалось на первый взгляд. Связка кривых штришков — охотник с луком. Грубый набросок — волк и горный баран. Вот только не люди охотились на животных. Люди бежали, пытаясь спастись от преследующих их зверей. Корявым квадратом был нарисован дом, в котором прятались несколько человечков. Какой-то рогатый зверь копытами выбивал в окнах ставни.
— Слушай меня, — каким-то больным, немного надтреснутым голосом приказала Извела. — Ты строишь стены из камня и возводишь крышу из дерева, — начала жрица, и Дирк слушал ее, опустив голову и глядя в землю. — Ты рожден в мире, чтобы изменить землю. Мертвый камень подвластен тебе и дает укрытие от ветров. Мертвое дерево отдает тебе силы и готово беречь от небесного гнева. Железо, мертвое и неподвластное, готово сгореть за тебя в огне, чтобы переродиться в твое оружие.
Она остановилась на мгновение перевести дыхание.
— Помнишь, когда ты пришел сюда, я сказала: «обратишь ли силу против тех, кто пленит огонь печами и ветер — стенами»?
— Да, — глухо ответил Дирк.
— Ты не задумывался над тем, что делают люди: и твои родичи, и южане там, на равнинах? Мы ломаем скалы и строим стены, когда довольно обратиться к земле и она сама возведет тебе дом. Целые горы рушатся над шахтами и каменоломнями… Мы мостим камнем дороги, чтобы ногам было удобней ступать, и рвем траву. Сперва во дворе дома. Потом на полях. Потом вырубаем леса и изгоняем оттуда зверей — только чтобы нам было что есть. Когда можем магией вырастить плоды, которые сполна нас насытят.
Он не нашел, что ответить и просто кивнул.
— Путь колдуна не просто в том, чтобы овладеть силой, — произнесла жрица. — Мы защищаем землю. От тех, кто ее предал. Наша война с кланами вынужденна и временна. Мы никому не угрожаем до тех пор, пока не угрожают нам. Нас не интересует, что происходит среди людей. Наша цель оберегать землю. Хотя бы здесь, в этих горах… Согласен ли ты оставить все, что тебе так дорого? Забыть все связи крови, чтобы судить по делам, а не по родству?
— Согласен, — выдохнул Дирк, и тогда она протянула ему руку.
— Тогда клянись! Слова сами придут тебе…
На ее ладони лежал грубый кремневый нож. Клинок, которым он должен убить себя — чтобы переродиться вновь. На этот раз уже не осталось сомнений, лишь мимолетный взгляд упал на кинжал. Первый удар. Кровь хлынула из руки ручьем…
Словно боевое безумие, литания — сбивчивая, уродливая, в которой не было ни предложений, ни фраз: просто одно за другим лились слова, словно бы из самого сердца:
И словно бы жгучий яд струится по жилам, бурлит в крови, выжигая его изнутри и наполняя силой руки. Второй удар — кровавая полоса поперек лба.
Поделиться книгой: