Предательство белыми красками

Дирк бросил на девочку быстрый взгляд.

— Кого?

— Эту шлюху! Колдунью из Велиры… — огонь масляной плошки бросал на ее черты блеклый свет, в котором лицо девочки казалось перекошенным от ненависти.

Дирк приподнялся, чтобы лучше видеть приятеля. Белый лоб, мокрые слипшиеся от пота волосы. И глаза — огромные, как у того мальчишки в деревне колдунов. Испуганные распахнутые глаза, невидяще уставившиеся в потолок. Губы Ларната шевелились, словно он пытался что-то сказать, но не мог.

Потом Дирк бежал со всех ног. Подвернулся кому-то под ноги, вырвался из дома в снежную ночь и, спотыкаясь, бросился к матери — но той не было дома. В очаге догорали дрова, и мать даже не приперла дверь палкой. Она спешила. Так спешить можно лишь к постели больного.

К тому времени как вождь послал за «Мегар из Велиры», колдуньи в крепости уже не было. Странной болезнью были поражены около двух десятков воинов.

К постели Ларната мать пришла в последнюю очередь. Когда она вошла в горницу, лекарка еще крутилась около парня, но никаких перемен к лучшему не было. Дирк подавил вздох отчаяния — он-то знал, что сейчас должно произойти.

— Все вон, — скомандовала Видящая, едва переступив порог. Даже в желтом свете бросался в глаза контраст между бледным лицом и темными волосами. «Гордячка», — в который уже раз за свою жизнь подумал Дирк. Да, гордячка. Ее ожидало тяжелое дело, и она намеренно вела себя холодно и уверенно, словно не ей предстояло убить сына вождя.

— Пошлите кто-нибудь за отцом! — бросила она вдогонку, усаживаясь на край постели.

На некоторое время они остались одни.

— Ты бы хотел, чтобы он жил? — мать подняла на Дирка взгляд. Она взяла в руки ладонь Ларната, и мальчик заметил, что кисть приятеля стала такой же тонкой, как и холеные руки матери.

Дирк молча смотрел на нее. Потом кивнул.

— Если мы оставим хоть одного, мы погибнем. Это не обычная болезнь и даже не снежная лихорадка, — ее пальцы разжались, и рука Ларната безвольно упала. — Это как дух, поселившийся в теле. От этого нельзя вылечить. И я не знаю, как его изгнать.

— Но… — начал было Дирк, когда мать оборвала его:

— Никто не знает. Это магия колдунов, а не Видящих. Я хочу этого еще меньше, чем ты. Неужели ты думаешь, я могу убить сына вождя безнаказанно?

Он не ответил. Нечего было отвечать. Наконец, мать вздохнула и опустила взгляд.

— Это нужно сделать, пока он не пришел… Иначе он побоится убить своего сына.

Ладонь ее легла на рукоять ножа, но Дирк остановил ее. Молча протянул руку.

Глаза Ларната все так же невидяще смотрели в потолок, когда мальчик коснулся лезвием его шеи.

— Я предатель…

Ночь молчит. Капли воска на оплывшей свече отмеряют время.

Дирк всегда знал, что в кланах боятся магов — он боялся и ненавидел их вместе со всеми, с той беззаветностью, с какой ребенок верит родителям. А потом, лет в тринадцать, Дирк обнаружил силу в себе.

Сперва он не верил, все твердил себе, что одежда тлеет оттого, что ее плохо сушили над костром, а трут вспыхивает в его руках от неумелого обращения. Через год пришло понимание правды, и рука об руку с нею — страх. Он не мог понять, как его мать, его родичи — могут равнять его с теми, другими? Ведь он… никого не убивал, не стремился к власти. Как он может быть сродни тем, другим, что властвовали в его горах многие поколения?

Однако проверять понятливость клана отчего-то не хотелось.

Однажды он дал себе твердый зарок не колдовать — и свалился с тяжелым жаром. Его лихорадило, тело словно бы излучало тепло, пока он не нарушил обет. Ему вообще довелось преступить немало обетов.

Он клялся служить клану — и ненавидел своего вождя. Одевая цепь Видящего, клялся преследовать магов — и знал, что приведись ему оказаться меж двух огней, он будет убивать своих родичей. Наверное, желая протянуть его мучения, боги дали ему достаточно силы, чтобы скрывать свою магию.

Предатель…

Холодное, льдистое слово. Крошится на губах, едва выговоришь.

Это была война: унылая и бесконечная, как междоусобные свары меж кланами. Война, в которой маги убивали воинов, а воины — магов, и никто в этой схватке не был ни чист, ни прав. Обе стороны замарали себя.

Он не искал себе оправданий, не выискивал, кто правее. Судьба сама поставила его на одну из сторон. Он не мог не предать, потому что боролся за выживание.

Почему же тогда во рту этот горький и медный привкус? Вкус крови…

Темнота разразилось приступом пьяного смеха. Сегодняшний торг удался, от стены к стене по всему поселку отдавались громкие голоса вперемешку со звоном струн. Тихо было только в посольском доме. Так тихо, как после метели, когда все живое занесло снегом, и на долгие месяцы из-под него не покажется ни травинки.

— Понимаешь… — Дирк умолк на мгновение, подбирая слова. — Я пробовал не колдовать, но не могу. Будто что-то тянет, тянет внутри…

Они снова были вдвоем. Два мага: южанин и горец. Две маски. Каждый знал, что игра началась, и цена — не просто бегство одного из них. Дирк понимал, что за услугу придется платить. Сколько — одним богам ведомо.

— Один чародей: самый великий, самый уважаемый среди нас, — заговорил вдруг южанин, — как-то сказал, что магия подобна любви. Страстной влюбленности. Ей нельзя приказать: если она пробудилась, она угаснет сама или так и будет терзать человека. Ей можно сопротивляться, но приносит это только разрушения. Магия — естество чародея. Судить его за то, что он родился с силой можно. Но глупо.

Он умолк, не договорив. Спустя пару секунд маг закончил:

— Я понимаю тебя. Чего ты хочешь?

— Остаться! — выдохнул Дирк. — Я знаю, я предаю свой клан, но я не могу там жить. Они убьют меня, как только узнают. Они хотят мне добра: мои друзья, моя мать — но они превратятся в зверей, стоит им узнать.

— Твоя мать тоже была на твоем месте, — чародей чуть подался вперед, пытаясь поймать его взгляд. — Она проходила через то, что тебя гнетет, и она смогла… не предать.

Он не хотел говорить это слово. Почему… к чему он ведет? Разве не в его интересах получить своего человека на севере? Найти для собратьев того, кто знает горы, как собственную ладонь.

— Она слабее, — рассеяно произнес Дирк. — Да, были другие, они смогли отказаться от магии ради кланов. Но для них даже не стоял выбор. Такие, как я, рождаются редко. Их либо казнили, либо они поднимали мятеж, и их казнили потом. Мы все погибаем. Просто за то, что мы такие, какие есть.

— Ты можешь отказаться от магии, — напомнил южанин. — Это тяжело, но возможно.

— Ради чего? — горько выдохнул юноша. — Ты не знаешь, как мы живем! Это бесконечные войны, в которых клан Сехнал убивает велирцев, велирцы дарнатов, а дарнаты сехналов… Убивают ни за что, за старые дрязги — и люди гибнут, один за другим, из поколения в поколение… И никто не знает, с чего все началось.

Дыхание прервалось, но сбивчивый поток слов не иссяк. Сглотнув, Дирк продолжил — выплескивая накопившуюся на дне души муть:

— Но я знаю, с чего началось! Просто когда-то кланы были малы, и каждому хватало своей долины — а потом они встретились. Этого было довольно! Вожди видят только свою власть, им плевать на голод и нищету. Они похожи на пьяных жрецов, каждый из которых считает, что только его боги истинные. Их объединяет только ненависть к магам и страх. Вожди прошлого бежали на север из страха, они боятся нас до сих пор, потому что их власть держится на грубой силе. Ведь мы могли бы помочь — но нас убивают. Проклинают и стирают имена из памяти остальных.

В комнате повисло молчание. Глухо, как барабан жреца, стучало сердце.

— Что ж, я могу помочь… — маг встал, прошелся по комнате, словно решаясь на что-то. — Но ты говоришь о предательстве не вождей, не законов — а всех, кто на тебя полагается. Твоей матери, твоих друзей…

Темнота за окном вновь взорвалась приступом смеха.

— Мать… поймет, — солгал юноша. — Друзья… У меня нет таких, ради кого бы я возвращался.

— Хорошо, — маг решился, закусил губу. — Но мне понадобится твоя помощь.

Медленно, словно не веря в свою удачу, Дирк кивнул.

Он думал, предавать будет сложнее всего. Куда труднее оказалось жить с уже совершенным предательством. Видеть Даккана — довольного, как сытый медведь, слушать, как другие прочат юноше победы в рядах воинов клана. Казалось, быть предателем — все равно что быть пауком: плести одновременно и лабиринт, и ловушку.

В тот день наконец развиднелось — впервые с тех пор, как они покинули горы. Потому-то они и увидели гонцов издали: солнце блестело на оружии и символах клана.

Юноша принимал участие в сборах и теперь замер, глядя на приближающихся гонцов, как на вестников смерти. Их было двое, на случай, если один упадет и отстанет — два бегуна в белом мехе. Белый мех, знак беды…

Один из них был из другого клана — еще худший знак — упав на колени и тяжело хватая ртом воздух, он просто протянул зашитый в кожу пакет. Дирк стоял, не в силах оторвать от него взгляда, пока Даккан не сказал негромко:

— Бери, Дирк, это тебе.

Упрямые нитки никак не хотели рваться и пальцы дрожали, а завернутый в кожу сверток едва не выпал из рук. Развернув, юноша пробежал глазами в спешке нацарапанные матерью строки.

— Война, — тихо сказал он. — Война с магией…

Мокрый северный ветер рванулся ему в лицо и обжег холодом щеки.

— И что теперь? — брови чародея поднялись. — Я поставил в известность своих коллег, они ждут тебя. Ты нужен им так же, как и они тебе.

Скольких трудов стоило Дирку убедить Даккана, что нужно сообщить весть южанам! В конце концов, они были соседями, они должны знать, что на их рубежах началась война. И теперь южный посол не скрывал раздражения:

— Мы должны ехать сегодня же!

— Но я не могу! В моем доме убивают таких же, как я.

— Эта не твоя война. Ты поможешь им только если выучишься сам и принесешь магию в горы.

— Как раз это — моя война! — почти выкрикнул Дирк. — Тот, кто поднял мятеж, решился на то, чего не смог я. Я обязан вернуться!

— Чтобы помочь несчастному? Ты загубишь и его, и свою жизнь.

— Ты не понимаешь! Это не охота за отступником, это война. В которую сочли нужным втянуться другие кланы, и мой в том числе. Они так боятся, что на время смогли примириться друг с другом…

Слова иссякли, Дирк не знал, как убедить мага. Наконец, чародей отвел глаза. На его шее дергался мускул.

— Прости. Ты действительно нужен нам, — негромко сказал он.

«Если б ты знал, как мне нужны вы!» — с горечью подумал Дирк.

Он молчал. Он не мог сказать это вслух.

— Если я когда-нибудь вновь… — начал он после неловкой паузы и умолк. Продолжать не хотелось, Дирк и сам знал ответ на свой вопрос. Нет. Ему никто не поможет, если он попросит помощи вновь — потом. Как-нибудь. Если выживет…

Южанин слегка улыбнулся, и его глаза лукаво прищурились.

— Давай я скажу это по-другому? — предложил он. — Если тебе понадобится наша помощь: не только когда ты вернешься с другим посольством, но и дома, в горах — тогда используй это.

Он запустил пальцы за воротник и, выудив из-под робы шнурок, снял с себя амулет. На ладонь юноше легла простая металлическая пластинка с отчеканенным на ней солнцем. Диск чуть покалывал кожу при прикосновении.

— Спасибо, — слово прозвучало тихо и глухо, едва слышно.

На язык просились другие слова: целая свора вопросов. И главный из них — чего они хотят за этот дар? Ведь в делах двух послов нет места бескорыстным подаркам. Но такие вопросы не задают. Как не спрашивает пес, почему хозяин не кормит его перед охотой.

* * *

Сверху, с холмов казалось, что жизнь в крепости идет своим чередом. Сизый, почти синий дым поднимался над тем, что еще с утра было пожарищами. Вся заваленная снегом, крепость казалась одной из многих иззябших, продрогших твердынь кланов. Сперва Дирку даже подумалось: уж не отступили ли его спутники?

Но нет, тишина накрыла долину медвежьей шкурой. Не звякнет кузнечный молот, не залают собаки, не разнесется эхом девичий голосок. Дирк остановился на вершине утеса, наблюдая за захваченной крепостью. Мохнатая горная кобылка переступала копытами по хрустящему снегу.

Теперь он знал, как зовут их врага. Тант. Короткое имя. Резкое, как пощечина. Кто он, откуда? — всего этого Дирк не знал. Знал только, что тот осмелился пойти против кланов. У походных костров говорили, изгои стягиваются на север, к долине Морхен. Еще говорили, на его сторону встали два самых северных клана — неслыханное отступничество! И еще говорили — там, на севере, воины вынуждены сражаться с духами и самими горами, по воле мага ополчившимися против кланов.

Обвалы и леса, в которых пропадали целые отряды. Крошечные рощи, «заводившие» воинов, так что те ходили кругами, пока не помирали с голода. Этим историям не было ни конца, ни краю. Южнее, шла другая война. Война с отступниками — в которой вынужден был участвовать Дирк.

Его не пустили в бой. Оставили в тылу гонцом, чтобы он мог донести в лагерь весть о поражении или победе. И вот теперь он вернулся. Поправив на лице шарф, Дирк направил свою кобылку вниз.

Вблизи уже не осталось сомнений, что крепость подверглась нападению. Выбитые ставни, отпечатки сапог, ведущие в каждый дом. Кое-где остались следы, будто что-то тяжелое выволакивали наружу. Значит, дело дошло и до грабежа… Только жителей нигде не было видно. Зато над крепостью плавал тошнотворный до одури запах горелого мяса — это воины сжигали тех, кого коснулась скверна магии.

— Куда это ты? — резкий окрик заставил Дирка остановиться.

Они оба выбежали из-за дома: растрепанная чумазая девушка, почти девочка — и Карс. Небритый, с сидящим немного набок носом, словно пришитым к лицу небрежной рукой.

— Дирк… — Карс осклабился. Девчушка остановилась, испуганно глядя на нового врага. — А мы думали, ты вернешься к утру.

— Что здесь происходит?

— Битва кончилась, остальные на площади сжигают отступников, — Карс пожал плечами и криво улыбнулся. — А эту голубку я нашел в одном доме. Она пряталась в печке. Хочешь позабавиться?

— Оставь ее!

— Зачем это? — Карс поднял брови. — Она отступница. Не все ли равно, если ее сожгут так и так?

— Затем, что скверна уже коснулась ее! — Дирк с ужасом услышал, что его голос дрогнул. Девушка смотрела на него несчастным и умоляющим взглядом. — Я приказываю тебе как Видящий.

— Пошел ты… — Карс отвернулся и схватил не успевшую опомниться девчонку за руку. Вскрикнув, та попыталась вырваться, но было уже поздно. Прижав ее к себе, воин рванул рубаху у нее на груди.

Дирк спрыгнул с коня и изрыгнул проклятие — это были последние мгновения, когда он управлял собой.

— Оставь ее! — голос прогремел так, словно тяжелые камни, грохоча, ударились друг о друга. Сложенная из толстых бревен стена затрещала, пошла ходуном — и из нее потянулись тонкие стебли, цепляющиеся за руки Карса.

— Ты… ты… — повторял тот, вцепившись в девушку и выставив ее перед собой живым щитом. — Ты колдун! Ты сам один из них!.. — от страха его голос вдруг сорвался на визг.