Дочь нечестивца

— Когда-нибудь я стану сильной, богатой и независимой, — шептала она в темноту, и эти мысли помогали бороться с отчаянием.

За время заточения Нейт познакомилась с другими девушками из борделя. Как оказалось, не все из них были рабынями: некоторые пришли сюда добровольно, чтобы подзаработать.

— Лучше я раздвину ноги, чем буду голодать, — сказала одна — высокая египтянка с гибким телом танцовщицы, и многие закивали, с ней соглашаясь.

Всего в заведении Панахази, включая Нейт, было семь девушек: пятерых он купил на невольничьем рынке или у своего брата Низама, остальные — свободные жрицы любви — отдавали ему часть заработанных денег за возможность пользоваться верхними комнатами. Каким бы жадным ни был хозяин, честолюбие в нём всё же преобладало над жаждой денег. Ему нравилось слышать, что его шлюхи — лучшие в городе, и он покупал им новые наряды и качественную косметику, стараясь, чтобы эти слова соответствовали действительности. Все девушки и правда были необычайно привлекательны. Большинство полностью отвечало местному эталону красоты, стройные, гибкие и изящне с широкими плечами, узкими бёдрами и маленькой грудью.

Сенебтиси, одна из тех, кто добровольно выбрал эту профессию, гордилась своей кожей, слишком светлой для египтянки, и часто оставляла ноги открытыми. Она сразу невзлюбила новенькую и смотрела на неё с плохо скрываемым раздражением. Айни, самая высокая, была в этой компании негласным лидером. Нейт мгновенно ощутила к ней расположение. Сабах, единственная в заведении негритянка, родилась в далекой и таинственной стране Куш. В рабство она попала взрослой, привезённая в Египет из завоевательного похода вместе с золотом, слоновой костью, эбеновым деревом и зерном. Когда Сабах достигла половой зрелости, её, как и других девушек племени, оскопили, вырезав клитор и зашив влагалище так, что осталась крохотная дырочка размером с ноготь. Сама африканка испытывать удовольствие от физической близости не могла, что, по убеждению старейшин племени, должно было сделать её верной женой. Зашитое лоно, по слухам, доставляло мужчинам особое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Правда это или нет, но, проведя с экзотической проституткой ночь, клиент возвращался к ней снова и снова.

Тефию продали за долги родители. Прежде чем попасть к Панахази, эта хрупкая египтянка прошла через множество дешёвых борделей, каждый из которых оставил на её теле свою кровавую метку. Узкая, с выступающими позвонками спина представляла собой переплетение бледных рубцов.

Если Тефия была в заведении самой юной, то Горго приближалась к двадцатилетию. По местным меркам она считалась немолодой, но ей удалось сохранить яркую, истинно египетскую красоту. Как и Сенебтиси, она сама выбрала этот путь. На новенькую Горго смотрела как на пустое место, без интереса, но и без неприязни.

В Мегаре ясно чувствовалась иноземная кровь, нашедшая отражение в её внешности. Волосы девушки имели приятный солнечный оттенок каштана, но, следуя египетской моде, она подкрашивала их чёрной хной. Мегара редко пребывала в хорошем расположении духа: настроение ей портил крючковатый нос, доставшийся от предков — семитов. Именно его она привыкла винить во всех своих неудачах.

Два раза в неделю в заведенье приходила колдунья, которая из меда, хлопка и крокодильего навоза готовила девушкам средство, предотвращающее беременность. К сожалению, помогало оно не всегда, и тогда старуха приносила другое, не позволявшее ребёнку появиться на свет. Сабах, самой невезучей, приходилось прибегать к услугам колдуньи трижды, но в некоторых случаях и второе снадобье не приносило ожидаемого эффекта. Как тогда она избавлялась от нежелательной беременности, африканка молчала, да и другие девушки упорно избегали этой неприятной для всех темы.

Нейт провела в заточении неделю, совсем ослабев от жажды и голода. Когда она наконец покинула ненавистный чулан, то первым делом осушила протянутую ей кружку воды, после чего девушку вырвало. Тем же вечером Нейт навестил хозяин, во всей красе продемонстрировав своё милосердие, которым так восхищалась Айни. Нет, он не стал её бить. Склонившись над испуганной девушкой, он нащупал на её шее какую-то особую точку — и тело взорвалось болью, скрученное сильнейшей судорогой, которая длилась и длилась. Каждая мышца напряглась и окаменела. Глаза едва не вылезли из орбит, сосуды в них лопнули. На несколько коротких мгновений Нейт полностью утратила контроль над телом. Её парализовало. Она могла только мычать, крепче и крепче сжимая челюсти, да смотреть в ухмыляющееся лицо Панахази, наблюдавшего за ней с каким-то детским восторгом.

— Надеюсь, ты усвоила урок, — сказал он, отстраняясь.

Нейт смогла только кивнуть. Судорога прошла, но отголоски боли ещё гуляли по телу, слабому и казавшемуся чужим. Пальцы дрожали. Кожу неприятно покалывало. Панахази возвышался над девушкой с видом, полным торжества и самодовольства. Когда хозяин ушёл, Нейт попыталась вспомнить, где именно он к ней прикоснулся, — это подлый приём мог пригодиться в будущем.

Нейт не заметила, как задремала. Проснулась от того, что рядом на постель опустились Айни и Сабах. Девушки принесли еду — лёгкий овощной салат, заправленный растительным маслом, и жиденькую похлебку: после стольких дней голода Нейт боялись давать что-то более серьёзное.

— Он сделал с тобой это? — спросила Айни, понизив голос, словно опасаясь, как бы Панахази её не услышал. — Заставил умирать от боли прикосновением пальца?

На лице рабыни читалось столь глубокое сострадание, что Нейт поняла: и с другими девушками Панахази проделывал тот же трюк.

— Ты сама виновата, — сказала Сабах. — Зачем сопротивляться, если ничего нельзя изменить? В следующий раз будь умнее. Если вести себя правильно, можно даже немного подзаработать.

Нейт непонимающе сдвинула брови. Всё заработанное рабыни до последнего медного кольца отдавали хозяину. Он же предоставлял им пищу и кров, покупал платья и благовония. Что Сабах имела в виду? Заметив в глазах немой вопрос, чёрная рабыня хитро прищурилась.

— Сначала научись угождать клиентам, иначе никогда не выйдешь из этой комнаты. Всех нас — и Айни, и Тефию, и Мегару — хозяин иногда отпускает в город, но эту привилегию надо заслужить. А ты ведёшь себя неумно. Так ты ничего не добьёшься. Разве что в следующий раз тебя хорошенько побьют палками.

Нейт задумалась. Если Сабах говорила правду, а врать девушке было незачем, то она и в самом деле повела себя глупо. Может, не поздно притвориться послушной дурочкой, которая до ужаса боится хозяина и готова на всё, лишь бы избежать его гнева? Сколько должно пройти времени, прежде чем Панахази начнёт ей доверять и отпускать в город? Словно прочитав её мысли, чёрная рабыня укоризненно покачала головой.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказала она. — Ну, сбежишь ты, и что? Какая жизнь тебя ждёт? Здесь ты имеешь крышу над головой и кусок хлеба. Пока рабы едят досыта, свободные бедняки дохнут от голода.

Нейт не стала спорить. Отвернулась, чтобы не видеть жалости, с которой смотрела на неё Айни. И вдруг вспомнила мать. Та осталась одна, ослабевшая после родов, с младенцем на руках, без мужа, но с огромными долгами. Нейт не могла её бросить.

Глава 10

Когда синяки пожелтели, сделавшись едва различимыми, Нейт смогла работать внизу, завлекая клиентов в баре. Айни замолвила за неё словечко, убедив Панахази, что его жестокий урок возымел действие и некогда строптивая рабыня стала послушной. Ни Айни, ни других девушек Нейт не посвятила в свой план, надеясь, что, работая на первом этаже, в пивной, сможет незаметно прокрасться к выходу. Но было то, чего она не учла: в дверях стоял плечистый египтянин — надсмотрщик и не сводил с неё внимательных глаз.

Собираясь впервые показаться на публике в таком качестве, Нейт чувствовала себя странно и неуютно, словно до сих пор не могла поверить: всё это происходит наяву. Руки тряслись при мысли, что любой из сидящих в пивной мужчин может заплатить несколько медных колец и увести её с собой наверх, в спальню. Собственное тело больше ей не принадлежало. Она должна была улыбаться каждой пьяной роже, благосклонно выслушивать скабрезные шуточки, как бы плохо себя ни чувствовала, какое бы ни испытывала отвращение. Любой мог с ней развлечься: здесь, на втором этаже, в отдельной комнате, или на столе прямо при всех.

Ориентируясь на то, как выглядели другие девушки в борделе, Нейт густо покрыла губы красной краской, изготовленной из моллюсков, кисточкой подчеркнула миндалевидную форму глаз, умастила тело и волосы благовониями, даже не надеясь, что тонкий цветочный аромат перебъёт вонь дешёвого пива. Она с отвращением думала, что скоро и сама будет пахнуть им. Брови Нейт сбрила полностью и углем по их контуру нарисовала новые, чёрные и широкие. Затем припудрилась, придавая коже модный светло — жёлтый оттенок. В недрах сундука Нейт отыскала длинное платье, сквозь которое соблазнительно просвечивалось смуглое тело. Ткань, собранная лентой на талии, к низу расширялась и воздушными волнами колыхалась вокруг стройных ног. Взглянув в зеркало, Нейт отметила, что для шлюхи выглядит слишком шикарно.

На лестнице она встретила Айни, и та окинула её одобрительным взглядом. Спускаясь по скрипящим ступенькам, Нейт крепко держалась за перила: от страха подгибались колени. В пивной было темно. Полумрак разбивали только масляные светильники, расставленные по столам, да мерцающие угли жаровен, над которыми клубился наркотический дым. Царящий кругом шум оглушал. Нейт застыла, спрятавшись за деревянной перегородкой, не в силах сделать ни шага. Выглянув из своего укрытия, она заметила Мегару и Тефию. С задранными юбками они сидели на коленях у каких-то пьяных кочевников и заливались смехом всякий раз, когда те наклонялись и лизали их обнажённые груди. В тёмном углу Горго отдавалась мужчине за несколько медных колец. С губ её срывались страстные стоны, но на лице отчётливо читались скука и раздражение. Быстрый заработок женщину не прельщал. Пока клиент пыхтел, взгляд Горго шарил по залу, выискивая состоятельных посетителей: тех, кто пожелают подняться наверх, а не ограничатся спешным совокуплением под грубые шутки товарищей.

Неужели придётся вести себя так бесстыдно? Пальцы Нейт до боли впились в деревянную стенку. Мимо на лестницу проскользнула Сабах, увлекая за собой жирного египтянина, едва стоящего на ногах. Когда они поравнялись, африканка задорно ей подмигнула. Нейт подозревала: Сабах просто свалит эту бесчувственную тушу на кровать, а утром, когда мужчина проснется и протрезвеет, потребует плату за целую ночь.

Прошёл, казалось, не один час, прежде чем Нейт решилась покинуть своё укрытие. Ноги словно пустили корни, всё глубже врастая в пол. Она готова была простоять за этой деревянной перегородкой всю ночь, но Панахази никогда не поверит, что за несколько часов такую красавицу никто не купил. Если Нейт не принесёт ему денег, он прикажет избить её палкой.

Собравшись с духом, девушка покинула тень. Воздух казался густым и вязким. Звуки сливались в монотонный гул. Лица, искажённые пьяным гоготом, грязные столы, залитые пивом, огоньки светильников, мужчины, женщины — всё кружилось перед глазами в безумной пляске. От жуткого смешения запахов Нейт подташнивало. Пошатываясь, она брела между гудящими столиками, вяло отмахиваясь от тянущихся к ней рук и не замечая, что её окликают. Увидев новенькую, Сенебтиси вырвалась из объятий возмущающегося клиента и прошла мимо, нарочно задев плечом.

— Смотри, куда прёшь, корова, — бросила она в спину Нейт, сощурив ярко накрашенные глаза.

Оставленный без внимания клиент затащил Нейт к себе на колени. Первым порывом было сопротивляться. Она вскинула руку, чтобы отвесить пощечину, но тут же безвольно её опустила. Стиснула зубы и разрешала мужчине мять её грудь сквозь преграду полупрозрачного платья, но не улыбалась и не кокетничала, как это делали другие девушки, заигрывая с клиентами. Просто сидела на его коленях, напряжённая, безучастная, чувствуя, как под слюнявыми поцелуями шея становится омерзительно липкой. Всеми силами Нейт старалась не показать своего отвращения, но губы кривились, а пальцы сжимались в кулаки. Если сейчас ей так неприятно, то что будет, когда мужчина пожелает подняться наверх?

Нейт с отчаянием посмотрела в сторону открытой двери, ведущей на улицу. Мускулистый надзиратель стоял на пороге, следя за порядком. Мощная фигура полностью перекрывала выход. За спиной надзирателя Нейт увидела кусочек звёздного неба — воплощение свободы, которой она так желала. От двери веяло прохладой пустынных улиц, и девушка представила, как бежит по ним с бешено бьющимся сердцем. Неожиданный рывок заставил вернуться в реальность. Нейт так погрузилась в свои видения, что не сразу вспомнила, где находится. С ужасом она поняла, что лежит спиной на мокром столе среди грязных тарелок и чашек, прямо в кружеве пивной пены. Над собой она увидела красную рожу со сверкающими глазами и перекошенным от похоти ртом. Клиент расположился между её раздвинутыми ногами и пытался развязать схенти. Если до этого Нейт с трудом представляла, как себя пересилит и отдастся незнакомцу в уединении своей комнаты, то теперь, когда поняла, что её собираются взять у всех на глазах, впала в панику. Каждый из присутствующих увидит её такой — слабой, раздавленной, подчиняющейся. Мужчины будут глазеть и возбуждаться, наблюдая за её унижением. Хотелось выть, царапаться, звать на помощь, но она понимала — бесполезно. Насильник просто зафиксирует её руки над головой или предоставит это сделать своим товарищам. Пока двое будут её держать, остальные подсядут ближе, насмехаясь и комментируя, а возможно, и дожидаясь своей очереди. И это на глазах у Айни, Тефии и злорадно скалящейся Сенебтиси — всех тех, кто ещё не поднялся с клиентами на второй этаж.

Одной рукой Нейт скользнула по бычьей шее насильника, пытаясь нащупать заветную точку, прикосновение к которой превращает человека в скулящее, умоляющее ничтожество. Ей казалось: она правильно запомнила место, куда надавил хозяин, — волшебный узелок за голубой жилкой, где чувствовалось биение самой жизни. Но, похоже, что-то Нейт делала не так. Пальцы скользнули ниже — никакого эффекта. Надавили сильнее — снова ничего. От беспомощности хотелось рыдать.

«Неужели это будет повторяться снова и снова? Неужели я всегда буду такой беззащитной?»

Она вспомнила старого египтянина, чья голова оказалась крепче кувшина. Перед мысленным взором промелькнула череда оскаленных лиц и сменилась одним — красивым, молодым, но самым ненавистным. Лицом главаря разбойников. Кожа горела от фантомных прикосновений, и каждое новое насилие увеличивало ненависть к своему телу, слабому телу женщины, не способной за себя постоять.

«Это уже третий раз, — подумала Нейт. — Третий! А я опять ничего не могу сделать!»

Когда Нейт отчаялась и решила, что насилие неизбежно, то увидела приближающуюся к столу Айни. Вероятно, девушка собиралась напомнить клиенту, что на втором этаже есть свободные спальни и необязательно придаваться любви здесь, на виду. Или хотела рассмотреть всё в подробностях? Но случилось то, чего Нейт не ожидала: Айни обняла распалённого клиента и, повернув к себе лицом, что-то жарко зашептала на ухо. Одна рука настойчиво гладила оголённый торс, другая — скользнула вниз, помогая развязать схенти.

— Пойдем.

Нейт видела, как двигаются красные губы, задевая ушную раковину, но различала только отдельные слова:

— Лучше… понравлюсь больше… наверх…

Шепот Айни заворожил даже её, растерянную, измученную сопротивлением. Мужчина повернулся к столу спиной и как был, обнажённый, словно на верёвочке, последовал за жрицей любви к тёмной лестнице за перегородкой.

Из всех девушек в борделе Айни единственная не выглядела как шлюха. Непостижимым образом она умела внушить к себе уважение, так что даже Панахази не решался поднимать на неё руку. Нейт завидовала умению Айни себя держать: чем бы рабыне ни приходилось заниматься, она делала это с достоинством и спокойной уверенностью.

И тут Нейт осенило.

«Я могу быть такой же, — подумала она. — Почему бы мне самой не выбрать себе клиента. Не старого вонючего погонщика верблюдов с обвисшим пузом, а кого-нибудь, кто не вызовет у меня отвращения. Молодого и привлекательного, если, конечно, здесь такие найдутся».

С этими мыслями она пристально оглядела зал, и на мгновение ей показалось, что в мире больше не осталось молодых и симпатичных мужчин, — одни чавкающие старики, заливающиеся дешёвым пиво. Но потом взгляд упал на стройного длинноволосого юношу, одиноко сидящего за столиком в углу рядом с лестницей.

«Вот он, — обрадовалась Нейт. — Теперь всё зависит от меня».

Незнакомец выгодно отличался от остальных посетителей пивной — морщинистых и волосатых кочевников — и, судя по всему, хотя бы раз за последние двое суток искупался в реке, так что его даже можно было назвать относительно чистым. А ещё его не обступала толпа пьяных дружков, и сам он, похоже, не успел упиться до скотского состояния.

Собравшись с духом, Нейт направилась в сторону юноши, держа спину прямо и стараясь вести себя со спокойным достоинством, как её более опытная подруга. Когда она остановилась напротив нужного столика, то почувствовала неуверенность: что если незнакомец её высмеет или отвесит грубую шутку? Как тогда себя вести: промолчать, невозмутимо развернуться, отправляясь на поиски новой жертвы, или сказать что-нибудь не менее оскорбительное в ответ? Пока Нейт размышляла, незнакомец её заметил. Взгляд скользнул вниз, лаская смуглое тело в облаке невесомого платья. Вблизи мужчина показался Нейт ещё более молодым — не намного старше неё, но лицо и обнажённый торс украшали шрамы, а значит, несмотря на юный возраст, он успел поучаствовать не в одном бою — был либо солдатом, либо разбойником. Судя по одежде, скорее, последнее. Нейт расправила плечи и сказала:

— Следуй за мной. Вряд ли, конечно, у тебя хватит денег, но ты пришёлся мне по вкусу, и я тебя выбрала. — Последовала неловкая пауза. Это был решающий момент. Нейт чувствовала: если после этих слов незнакомец рассмеётся ей в лицо, то всё показное спокойствие растает, словно мираж в пустыне.

Мужчина молчал, и с каждой секундой напряжённого ожидания в животе будто закручивалась невидимая пружина. В конце концов незнакомец всё-таки рассмеялся, но не зло, а растерянно. И, залпом осушив свою кружку, поднялся из-за стола.

Такая покорность укрепила уверенность Нейт, и она, уже не притворяясь, а действительно ощущая себя хозяйкой положения, повела клиента к лестнице. Спиной она чувствовала пристальные, удивлённые взгляды девушек. Но если Тефия и Горго смотрели с одобрением, то Сенебтиси перекосило от ненависти.

Под восхищённым взглядом мужчины Нейт медленно скинула платье и подошла к постели. Она была далека от того, чтобы испытывать страсть или хотя бы её подобие, но, опускаясь на бёдра молодого клиента, лежащего на спине, вдруг ощутила дрожь предвкушения. Сегодня впервые кто-то смотрел на неё снизу-вверх. Словно они поменялись ролями, и Нейт стала мужчиной, а он — беззащитной женщиной, которой этот мужчина собирается овладеть. На миг её охватило ликование.

«Я это сделала! Сделала!»

Как и в прошлые разы, близость не принесла удовольствия, но хотя бы не сопровождалась болью и унижением. Клиент под ней дёргался, закатывая глаза от страсти. Когда он пытался её обнять, Нейт прижимала его руки к матрасу, и — о чудо! — мужчина не сопротивлялся, смотрел с благоговейным трепетом. А она вскидывала и опускала бёдра.

«А ведь он красив. Действительно красив».

За свою работу Нейт получила два кедета золота — неслыханная сумма: если добавить столько же, можно купить молодого бычка. Одно кольцо она оставила себе, спрятав на дне сундука под платьями, другое — собиралась отдать Панахази утром, когда тот придёт взимать с рабынь плату. Рассудив, что вряд ли кто-то из девушек за ночь заработает столько же, Нейт решила не спускаться в пивную и в изнеможении рухнула на кровать.

«Сегодня я изменилась».

Глава 11

Единожды примерев на себя образ сильной женщины, Нейт больше не смогла от него отказаться, и с тех пор дни в борделе начали сменяться быстрее. Сабах научила её воровать, объяснив: пьяный в стельку клиент не заметит, если у него пропадёт несколько медных колец, а наутро, скорее всего, решит, что сам, добровольно спустил их на пиво и шлюх. Так, говорила она, необязательно отдавать хозяину все заработанные деньги, достаточно ограничиться определённой суммой, не слишком большой, но правдоподобной, скажем, в два или три дебена меди. Если какой-нибудь богатый и нежадный поклонник из тех, кому опостылела рутина гаремов, к примеру, подарит тебе золотую цепочку, её можно оставить себе, а затем продать в следующий раз, когда отправишься прогуляться по городу. Однако следует быть осторожной и тщательно прятать свои сокровища, чтобы никто — ни Панахази, ни другие девушки — не узнал об этой тайной заначке.

— Зачем тебе столько денег? — спросила однажды Нейт у чернокожей рабыни. — Ты ведь ничего не сможешь на них купить.

Сабах пожала плечами:

— Когда я скоплю достаточно золота, то смотаюсь отсюда, а пока я радую себя тем, что покупаю на рынке сладости.

Это Нейт могла понять, как никто другой. Обирая мужчин и пряча свои скудные запасы на дне сундука, она вспоминала мать и думала, что, когда сбежит, эти деньги придутся как нельзя кстати. За полгода в борделе у неё появилась масса постоянных клиентов, причём некоторые оказались весьма состоятельными. Старые, раздавшиеся вширь вельможи, ищущие острых ощущений в подобных злачных местах. Зажиточные торговцы, уставшие от жен и наложниц. Был даже один уважаемый богатый писец, отдыхавший в её объятиях от семьи, которая достала его многочисленными упреками. Это был мягкий, слабохарактерный человек, и Нейт вертела им, как хотела. Он даже не всегда требовал от неё любви — часто покупал Нейт на целую ночь, чтобы полежать на её плече и рассказать о своих проблемах. Как и любой семейный мужчина, он жаловался на мотовку — жену, сварливую мегеру, только и знающую, что требовать от него новых нарядов и украшений. На недалекую дочь — точную копию матери, — чьи мысли занимали исключительно молодые поклонники. На сына, ленивого раздолбая, проматывающего отцовские деньги в кабаках и пивных. На брата, завидующего его богатству. На злобную тёщу.

Да, клиенты любили рассказывать Нейт, случайной женщине, которую купили на пару часов, как дома их не ценят, не любят, и та выслушивала их с должным сочувствием, в душе презирая за мягкотелость. Она давно догадалась, что от неё требуется лишь кивать в нужных местах да изображать сострадание, и вскоре научилась делать это механически, одновременно думая о чём-то своём. И хотя пьяные бредни клиентов нагоняли на неё скуку, это было лучше, чем подчиняться похоти дряблых тел и терпеть слюнявые рты с нечищеными зубами.

В одну из таких слезливых ночей Нейт попросила своего писца научить её грамоте. Первое время мужчина не понимал, зачем это нужно, но уступил под напором мягких уговоров и настойчивых ласк, а затем это даже начало приносить ему удовольствие. Впервые в жизни его внимательно, с интересом слушали, глядели блестящими от восхищения глазами и ловили каждое слово. И не важно, что это была всего лишь проститутка. Тот, кого дома всячески унижали и ни во что не ставили, вдруг почувствовал себя значимым. Что касается Нейт, она и сама не могла объяснить, с какой стати так загорелась идеей сделаться образованной. Каждый её день был неотличим от другого, она всё глубже погружалась в рутину бордельной жизни и понимала, что без развития разум слабеет, а чувства и эмоции — притупляются.

Подлый приём Панахази не давал Нейт покоя. Лёжа под клиентом, она старалась нащупать на его шее ту заветную точку — сначала от скуки, потом — чтобы научиться себя защищать. Пока попытки не увенчались успехом, но девушка не сдавалась: ей нужна была цель, иначе каждодневная рутина могла её затянуть, превратить в одну из этих пустых равнодушных кукол, которых не интересует ничего, кроме еды и сна. Нейт тщательно откладывала деньги, пряча под платьями всё, что украла и заработала, каждое подаренное клиентами украшение. Она внимательно слушала разговоры мужчин в пивной, осваивала чтение и письмо и не упускала ни единой возможности чему-нибудь научиться.

А ещё в её жизнь вошла любовь. По крайней мере, так Нейт по неопытности называла чувство, которое испытывала к молодому разбойнику — единственному мужчине, кому отдалась по собственной воле. В их первую судьбоносную ночь они не разговаривали. Достигнув разрядки, мужчина положил на столик два золотых кольца — всё, что у него было, — и ушёл, даже не взглянув в её сторону. Он так торопился, что это выглядело почти комично. Словно устыдился своей слабости и боялся, как бы его не высмеяли. Нейт сразу забыла о симпатичном клиенте, но когда следующим вечером снова увидела его в пивной, сидящим за тем же столиком рядом с лестницей, испытала странное чувство — радость и волнение одновременно. Стоило Нейт приблизиться, как мужчина тут же поднялся на ноги, будто этого и ждал, и последовал за ней наверх без дополнительных слов. Они занялись сексом, и на этот раз Нейт стонала от наслаждения, хотя так и не сумела достигнуть пика.

Нейт вошла в тот самый возраст, в котором невозможно не поддаться романтическим иллюзиям, когда только и нужно, что подходящий объект для страсти. Разум подсказывал: после всех этих потных старческих объятий она влюбилась не в конкретного человека, а в его молодое тело, в крепость и гладкость золотистых мускулов. Когда она проводила руками по широкой мужской спине, кожа под её пальцами не собиралась дряблыми складками, как у большинства из тех, с кем ей приходилось делить постель. А какое удовольствие было садиться верхом на эти сильные бёдра, наблюдая, как молодой — молодой! — мужчина под ней задыхается от желания, как с готовностью подчиняется её воле, словно она госпожа, а он — её раб. В тех редких случаях, когда сверху была не Нейт, а разбойник, девушка обхватывала руками его упругие ягодицы, наслаждаясь тем, как дрожат и ритмично сжимаются мышцы под её ладонями. Собственное удовольствие носило, скорее, эмоциональный характер. Высшей его степенью была не физическая разрядка, а то глубокое удовлетворение, которое она получала, наблюдая за покорностью своего любовника. Некогда растоптанная и униженная, теперь Нейт упивалась властью над этим красивым телом. А вот сам молодой разбойник, казалось, стыдился собственной слабости. Когда они разъединялись, мужчина торопился покинуть спальню или замыкался, не зная, как начать разговор. Неловкая тишина, повисавшая после ошеломительной близости, раздражала обоих, оба чувствовали необходимость что-то сказать, но так и лежали в напряжённом молчании, пока бледный свет из окна не напоминал: свидание закончилось.

Некоторые выводы Нейт удалось сделать из собственных наблюдений, но в общем и целом о своем возлюбленном она почти ничего не знала. Понадобилась не одна ночь, чтобы они смогли по-настоящему расслабиться в объятиях друг друга, и не одна неделя, чтобы заговорить. Как Нейт и догадалась ещё в первый вечер, мужчина оказался разбойником. Под покровом ночи он проникал в гробницы и тревожил покой отдыхающих мертвецов. Если обычных бандитов, этих голодных шакалов, рыскавших по пустыне, Нейт ненавидела, то против воров ничего не имела, особенно если те обирали покойников, в прошлом — знатных и богатых вельмож, которые, по её мнению, только заслуживали после смерти поработать как простые феллахи.

Как и любой мужчина, её разбойник любил похвастаться своими многочисленными подвигами, которые, вероятно, преувеличивал. Теперь, когда стена неловкости между ними была разрушена, он без конца рассказывал Нейт о том, как тяжело проникнуть в погребальную камеру, о жутких проклятиях, высеченных над входом в гробницу, о хитрых ловушках, расставленных на каждом шагу, о мрачных лабиринтах, где не хватает воздуха, о мести разгневанных мертвецов.

«Однажды, — говорил он, и зачарованная девушка внимала каждому слову, — я проникну в пирамиду самого номарха и вынесу оттуда всё до последнего медного слитка. Только представь, какие сокровища он собирается похоронить вместе с собой! Сколько золота, серебра и драгоценных камней! Кархедон ещё жив, но долго не протянет. Ему уже исполнилось пятьдесят».

Сказав это, мужчина повернулся к окну, как будто действительно мог увидеть очертания возводящейся пирамиды. Нейт знала: Город мёртвых лежит в другой стороне — но завороженно проследила за взглядом любовника.

Эти истории, повторяющиеся на разные лады из ночи в ночь, стали для неё любимейшим развлечением. Они, словно прекрасные сказки, уносили Нейт из тесной, пропахшей развратом комнаты в страну грез, где не было ни чужих потных рук, ни Панахази с его палками и угрозами, ни этого отвратительного ощущения собственной беспомощности, от которого она не могла избавиться. Слушая молодого разбойника, Нейт словно своими глазами видела узкие коридоры, убегающие во тьму, груды золота и серебра, верблюдов, цепочкой бредущих в сторону горизонта под звёздным небом пустыни, а на их боках — тюки с украденными из пирамиды сокровищами.

Они не обсуждали свои отношения, поэтому Нейт могла только догадываться о чувствах молодого разбойника, но иногда позволяла себе помечтать. Она представляла, как однажды любимый придёт за ней после удачного ограбления и уведёт из этого ужасного места. Глупые наивные фантазии. Нейт их стыдилась.

Глава 12

Дважды луна умирала и возрождалась, но тело не откликалось на её зов. Напрасно каждое утро Нейт проверяла постель: льняные простыни оставались девственно чистыми. Девушка не была удивлена — помнила о плодовитости своей матери и прекрасно понимала: рано или поздно это произойдёт. И хотя случившееся не стало шокирующим открытием, она всё равно почувствовала себя растерянной, испуганной, готовой удариться в панику.

Характерные признаки наступившей беременности Нейт не мучали. Она не вскакивала по утрам, сломя голову несясь к ночному горшку. Запахи не вызывали отвращения и приступов тошноты. Настроение оставалось ровным, хотя хорошим его назвать было сложно. Нейт часами крутилась у зеркала, разглядывая свой плоский живот, словно боялась, что в любую секунду он может начать расти. До последнего она надеялась, что ошиблась. Опыт Сабах и других девушек показывал, насколько ненадёжно средство, которое готовила им колдунья. Нейт была слишком молода и находилась не в той ситуации, чтобы в ней проснулся материнский инстинкт, потому рассматривала беременность как досадную, раздражающую помеху.

В любом борделе знали, как решать такие проблемы, но она долго колебалась, прежде чем открыть кому-нибудь свою тайну. В конце концов набралась смелости и рассказала обо всём Айни.

— Такое бывает. — Подруга опустилась рядом на кровать. — Завтра я попрошу старую Нур приготовить тебе специальное снадобье.

— Это больно? — Нейт вспомнила потухший взгляд Сабах и то, как дрожали её чёрные руки, когда она рассказывала о своём неудачном опыте. — Я могу умереть? Насколько это опасно?

— Всё будет хорошо. Ты ничего не почувствуешь. Все мы через это прошли, — говорила Айни уверенно, но в глаза не смотрела.

Уставшая и измученная, Нейт решила не спускаться в пивную. Всю ночь она проворочалась в кровати без сна — старая колдунья должна была прийти утром. Стоило смежить веки, и тревожные мысли рождали в голове страшные образы. В этих видениях она умирала, лежа на окровавленных простынях, иссохшая, словно мумия, избавленная от бинтов. Изуродованное мукой лицо напоминало посмертную маску из тех, что делали беднякам из простых картонок, схематично нанося углем основные черты.

Иногда воображение рисовало и вовсе чудовищные картины. На постели между своих раздвинутых ног она видела маленький окровавленный комок плоти, лежащий в луже чего-то омерзительно липкого. Её нежеланный ребёнок, которому она не позволила появиться на свет и который отомстил жестокой матери тем, что забрал её с собой в царство мёртвых.

Нейт проснулась от собственного крика. Под утро ей удалось задремать, но отдохнувший она себя не чувствовала, наоборот, привидевшийся кошмар забрал последние силы. В коридоре девушка подкараулила Сабах, надеясь, что та будет с ней более откровенна, чем Айни, и подробно всё объяснит. Но чернокожая рабыня отводила взгляд и в конце концов сбежала под выдуманным предлогом. После их короткого разговора Нейт почувствовала себя ещё хуже. Ни Мегара, ни Тефия не выходили из своих комнат. Что-то подсказывало: они не откроют, даже если час колотить в закрытые двери. Лезть с вопросами к высокомерной Горго не хотелось, а Сенебтиси могла специально сочинить жуткую историю, чтобы её напугать.

Сходя с ума от тревоги, Нейт направилась к Айни.

Девушка сидела на кровати перед куском отполированной бронзы и завивала волосы специальными прутиками, которые обмазала глиной. Каждую прядку она накручивала на палочку, чтобы потом, закончив, высушить голову на солнце. Вид у неё был измождённый, под глазами залегли глубокие тени, но, вместо того чтобы отдохнуть, Айни восстанавливала помятую красоту, так как ненавидела выглядеть неухоженной. По утрам, когда не было клиентов, волосы она, как правило, оставляла распущенными или заплетала в толстую косу, которую носила, перекинув через плечо. Вечером же, готовясь к встрече с богатым поклонником, делала высокую замысловатую прическу, которую иногда украшала бусинками и перьями. Нейт нерешительно замерла на пороге, наблюдая за действиями подруги. Та сидела к ней спиной. Подняв глаза, Айни заметила в зеркале отражение Нейт и обернулась.

— Ты что-то хотела? — спросила усталым голосом.

Нейт замялась. За ночь она так измучилась от волнения, столько ужасов себе напридумывала, что теперь не знала, как оформить этот клубок страхов и вопросов в связную мысль. Чувствуя себя ужасно глупо, она сказала:

— Мне страшно.

Айни приподняла уголки губ в вялой улыбке.

— Не бойся. Всё будет хорошо.

— Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь?

Айни отвернулась к зеркалу. Нейт наблюдала за её лицом в желтоватой поверхности бронзы. Повисло тягостное молчание, которое нарушил насмешливый голос.

— Конечно, скрывает.

В дверях стояла Сенебтиси. Из одежды на ней была только юбка, по форме напоминающая мужское схенти. Облокотившись плечом о косяк, девушка смотрела на Нейт, и на её губах играла злобная торжествующая улыбка.

— Давай, расскажи ей, что будет, если и снадобье старой мошенницы не подействует.

— Что будет? — встревоженно спросила Нейт.

Сенебтиси оскалилась, но не сказала ни слова, вероятно, желая сильнее её помучить. Айни бросила укоризненный взгляд через плечо.

— Что ты вообще здесь делаешь? — раздражённо проворчала она.

— Пришла передать, что старая карга вас уже ждёт.