Архивы Инквизиции: Инцидент при Драконьем Клыке

Отец Радомир отрицательно покачал головой.

— У нас договор с Высокими. Я им нежить, высшую. Они мне жизнь — долгую. И молодую, — тер Салазар поправил стекающие с пирамидки потоки оранжевого цвета и продолжил. — Довольно сложно пришлось. Сначала нужно было сделать так, чтобы меня без подозрений сунули в вашу или подобную дыру. И вот, последующие три года, я взращивал дракона. Нашел помощницу, создал потрошителей и настроил их охотиться на одиночек. Создал печать на Стене Скорби. Подселил туда зародыш высшего. Сцеживал ему силу, оставаясь с крохами. Три года! Три! И все для чего? Чтобы пришел сраный жнец, и раскатал все мои труды!

Граф в сердцах сплюнул. Вязкая слюна потекла по куполу, оставляя медленно исчезающий след.

— Да он вообще не должен был справиться с такой нежитью, — уже спокойнее продолжил тер Салазар. — Никто не должен был.

— Ох, как же мне тебя жалко, слов нет просто, — священник, видимо, пытался вывести графа из себя, но получалось так себе.

— А мне, пища ты для нежити, вообще неинтересны твои чувства, — граф выровнял поток света от артефакта. — У Высоких оказался товар, способный меня заинтересовать. У людей — нет. Что ж, тем хуже для последних.

— Им-то зачем нежить? — решил сменить тему отец Радомир.

— Очевидно же, — покосился Каин на князя, и, не увидев никакой реакции, продолжил. — Хотят взять реванш за Войну Листвы. Вряд ли мой проект единственный, но мне, само собой, не сообщили.

— Но ты же тоже презренный хуман? Тебя тоже не пощадят.

— На Таале не одна страна, и континент не один, — отмахнулся граф. — Ваши местечковые конфликты меня мало интересуют. Так же как и мои далекие родственники. Меня интересую только я.

Все замолчали. Граф был занят печатью. Пленники выяснили, что хотели, и погрузились в тягостное ожидание. Эльфам вообще было ни до чего. Михей мысленно, в который раз уже за день, прощался с внучкой. Он же первый увидел, как та слегка шевельнулась, подсматривая через прищуренные ресницы. Михей открыл было рот, чтобы предупредить Милу, но запнулся о кашель священника. А посмотрев на отца Радомира, уловил отрицательное покачивание головой и закрыл рот. Однако вся их конспирация была грубо нарушена.

— Если тебя интересует, хуман, — произнес Азираэль, не меняя положения, и даже не открыв глаз. — То твоя невинная дева уже очнулась и что-то задумала.

Глава 11

Михей

Демонов остроухий, сделал гадость — на сердце радость. Каин резко развернулся, кидая в лежащую девочку плеть воды[41]. Вот только девочки на месте уже не было. Рыжая голова металась по всему куполу, ловко уворачиваясь от печатей графа, и умудряясь при этом его дразнить. Стрелы эльфов, которые пытались попасть по ногам юркой цели, остановил щит тер Салазара. Рыжая егоза, за маневрами которой с замиранием сердца следили все пленники, наконец оказалась рядом со жнецом. Одним движением девочка выдернула из груди Курта жертвенный нож, бесстрашно полоснула себя по ладони острейшим кончиком и, прижав сочащийся кровью порез к холодному лбу мертвеца, громко крикнула:

— Восстань!

Тут ее и накрыла очередная плеть воды, повалив спеленутую девочку на труп. Девчонка сдавленно охнула, немного повозилась, пытаясь освободиться, и затихла. Граф какое-то время постоял, подозрительно наблюдая за обездвиженной девчонкой и трупом жнеца, затем погасил приготовленную убойную печать и усмехнулся.

— Ну и на что ты надеялась, мелкая дура? — глумливо произнес он. — Вот так просто, без дара, без ритуала поднять нежить? Гуля смастерить хотела? Так не получится ничего.

Похоже графа от эмоционального напряжения последних часов, что называется, прорвало. Как иначе объяснить желание мага-аристократа попререкаться с маленькой девочкой.

— Ну что ты там мычишь? — спросил Каин и движением руки освободил рот девочки от печати.

— Старый гырх[42]! — ожесточенно отплевывалась Мила. — И с чего ты решил, что у меня не получилось, извращенец магический!

Тер Салазар уже хотел что-то ответить, когда мертвый жнец вдруг шевельнул рукой. Немного. Но графу хватило. Да что там, даже у Михея волосы встали дыбом, а по спине промаршировали крупные и многочисленные мураши. Мила торжествующе захохотала. Эльфы с любопытством повернулись в сторону купола, а князь с неудовольствием открыл глаза. Жнец шевельнулся более отчетливо и у Каина сдали нервы. Выскочив из-под купола маг метнул туда что-то убойное. Все пространство под щитом заволокло мелкими, даже на вид бритвенно-острыми льдинками.

— Ветер ножей[43], - простонал рядом Радомир. — Это смерть в чистом виде, мясорубка.

Михей похолодел. Буря из льдинок, между тем, продолжала свою пляску. На последнем издыхании печать прорвала купол, и хоровод смертельных снежинок, не добравшись до пленников на полсажени, опал, открывая взору скрюченную темную фигуру. Вот оживший Курт поднял голову, и стали видны любопытные зеленые глазищи, сверкающие из под переплетения рук жнеца. А нет, не жнеца. Кожа существа, бывшего прежде Куртом, приобрела отчетливый землистый оттенок, в черных провалах глаз ярко мерцали две голодные ядовито-желтые искры.

— Daen gollor[44]! — мелодично закричал резко сменивший неудовольствие на страх князь. — Dager han[45]!

Несколько стрел рассыпалось прахом, чуть не долетев до новопризванного лича. В ответ мертвый маг, разинув усеянную мелкими игольчатыми зубами непропорционально огромную пасть, громко взвыл-завизжал. От невыносимо громкого звука, молотом ударившего по ушам, все на мгновение замерли. А лич, неприметно метнув девчонку в Радомира, вдруг возник около «левого» листоухого охранника, без обиняков насадив того на черное лезвие косы. Плоть эльфа, пройдясь противоестественными волнами, начала кусками сползать с костей, влажно шлепаясь на землю. Стрелы и заклинания лич просто игнорировал, развеивая их в полусажени от своего тела. Вот затихли вопли листоухого воина, последний кусок эльфийского мяса покинул антрацитово-черные кости. В пустых глазницах заполыхали багровые огоньки. С косы на землю соскользнул полноценный потрошитель, и первым делом кинулся ко второму охраннику. А лич, тем временем, устроил бойню, которая для Михея сложилась в отдельные картинки. Вот нежить разваливает эльфийского воина вертикально напополам. Вот лич отгрызает руку визжащему от боли перворожденному, совершенно игнорируя доспех. Вот мертвый жнец вонзает лезвие косы в лоб не успевшему защититься воину, а свободной рукой пробивает доспех его товарищу, напавшему со спины, и вырывает еще бьющееся сердце.

Михей сглотнул подступивший к горлу комок и отвлекся на приближающегося к ним потрошителя, попытался подползти к Миле, чтобы закрыть ее. С другой стороны то же действие пытался совершить обмотанный магической лозой отец Радомир. Потрошитель добрался до девочки быстрее, замахнулся глянцевыми когтями и срезал магические путы. Потом шустро освободил остальных людей и ринулся на помощь своему хозяину. Михей, прижав к себе внучку и наскоро осмотрев ее, продолжил наблюдать за батальной сценой «перворожденные упокаивают лича». Получалось у эльфов плохо, ну не были перворожденные приучены биться с таким противником.

Сцена подходила к финалу. То тут, то там мерцали вспышки личных порталов, один из которых странно моргнул, столкнувшись с прилетевшей в момент активации неопознанной печатью лича. Два потрошителя теснили пару раненных листоухих, не давая им времени на побег. Еще один эльф, поднятый личем за шею на вытянутой руке, надсадно подвывая и хрипя, пытался ускользнуть от жуткой пасти. Лич, в свою очередь, развлекался тем, что пытался выкусить извивающемуся перворожденному лицо. Люди сгрудились в кучу, ощетинились оружием и молча наблюдали. Что-то поделать со сложившейся ситуацией было свыше человеческих сил и возможностей. Но, как оказалось, так думали не все. Как только потрошители приняли своих противников на когти, из под Михеевой подмыхи раздался звонкий голос рыжей засранки.

— Дядя Курт, а дядя Курт?! Хватит уже тупой нежитью притворяться! — и пока ее не успели заткнуть, продолжила. — Смотри, как ты насорил! Вот что бы тебе тетя Веселина сказала?!

«Дядя Курт» повернул голову в сторону сгрудившихся людей. Учитывая, что к людям он стоял спиной, картина стала еще сюрреалистичнее. Огоньки в глазах мигнули, огромная зубастая пасть стала медленно уменьшаться.

— Думаешь? — проговорил лич голосом Курта, когда его рот приобрел человеческие очертания. — А я только начал входить во вкус. Веселиться, да.

Лич осмотрел поле боя, одним движением сломал шею вопящему эльфу и брезгливо отбросил тело в сторону. Затем, отряхнув руки, растерянно улыбнулся, что в сочетании с окровавленными зубами выглядело жутковато, и добавил:

— И правда, — почесал он голову. — Грязновато получилось.

— Курт? — отец Радомир зажег на ладонях экзорцизм, и стал медленно приближаться к личу.

— Курт, Курт, — согласился со священником лич.

Мимо пронеслась Мила и повисла на шее у мертвого мага.

— Я так боялась, что ничего не получится, — с ходу затараторила она. — Так волновалась. Все думала что ничего-ничегошеньки не получилось.

— Но ты же мертв? — продолжал пытать лича священник.

— Мертвее не бывает, да, — лич вяло, но аккуратно, пытался оторвать от себя рыжую егозу.

— А как тогда…

— Радомир, хватит уже мяться. И погаси эту штуку, пока не прижег никого ненароком, — лич махнул рукой в сторону экзорцизма. — Тебе же пресветлый князь еще сказал, что перед тобой daen gollor. Ты уже настолько закоснел в неверии, что тебе даже глава эльфийского дома не авторитет?

— Мда, — священник погасил ладони и вытер испарину со лба. — Никогда бы не подумал, что буду вести мирную беседу с личем.

— А это ненадолго, — огорошил его Курт. — Незадолго после рассвета Благословление Госпожи спадет, и вот тогда у вас тут образуется самый настоящий лич. Безмозглый, злобный и голодный.

Михей оглянулся, незаметно наступили густые сумерки.

— Но тогда получается, что тебя…

— Нужно казнить, — завершил фразу Курт. — Причем до того момента, когда разум покинет это тело.

Курт махнул рукой, что-то показал, и Стражи стали споро стаскивать тела в кучу под холмом, недалеко от крайних склепов. Не забывая, впрочем, избавить эльфов от «лишних» вещей. Лич направил какую-то печать на вершину холма, и трава очистилась от крови и пыли, приобретя вид нехоженого луга с проплешиной жертвенной печати.

— Отдыхайте пока, — махнул в сторону кострища лич.

— А ты что будешь делать? — подозрительно поинтересовался священник.

— О! Да у меня гора планов на вечер, и часть ночи, — огоньки задорно полыхнули. — Хочешь присоединиться?

— Не откажусь, пожалуй, — отец Радомир не рискнул оставлять странного лича без внимания.

Пошел с ними и Михей, отправив в приказном порядке бурчащую Милу сначала к Зорану — ужинать, а потом в фургон — спать. Они спустились с холма, к куче мертвых эльфов. Жнец походя метнул в них огненную печать. Гора тел начала весело гореть, как будто была сложена из хорошо просушенных поленьев, распространяя мерзкий сладковатый запах. Рядом Курт уже расчистил часть травы, а потом нанес на очищенную поверхность знакомый рисунок.

— Еще жертвы? — поинтересовался отец Радомир. — Может хватит уже?

— Поверь, приор, — лич задумчиво оглядел печать, ища изъяны. — Эти жертвы тебе понравятся.

Священник неопределенно хмыкнул и решил подождать. Михей не стал влезать в разговор, да что уж там, откровенно побаивался высшего. Из темноты в круг света, обеспечиваемый горящими эльфами, вошли оба потрошителя, таща на себе по тюку. Когда они свалили свою ношу возле людей, Михей с удивлением узнал в них Каина и Азираеля, обмотанных черными щупальцами. Оба были живы. Нежить вздернула кули вертикально.

— Слушаем волю Тихой Госпожи, — произнес лич. — Каин тер Салазар. За свое участие в делах, преследующих целью множественные смерти среди своих сородичей, за практику запрещенной некромантии приговаривается к ритуальному умершвлению и заключению в теневой крепости до тех пор, пока не искупит свою вину подходящим образом.

Священник удовлетворенно крякнул.

— Я так думаю, что перерождения тебе не видать, — усмехнулся жнец. — Но Госпожа иногда может и смилостивиться. Раз так в тысячу лет.

Кокон с графом обреченно заскулил.

— Теперь ты, — горящий взгляд лича уперся в лицо князя. — Тогда, на Поле Крови я отпустил тебя. Но ума, похоже, у тебя так и не добавилось. Госпожа решила, что судьба твоего брата, которой он избежал, будет для тебя наказанием.

— А что там прочила Госпожа его брату? — поинтересовался Михей.

— Превращение в вампира, — кокон с эльфом забился в руках потрошителей. — А потом отправим его в родные леса.

— Ого! Так они пока поймут, пока поймают, он там натворит дел, — потер ладони отец Радомир.

— Ну так на то и расчет, — согласно ответил Курт. — Я, наверное начну. А вот вам не стоит на такое смотреть. Тебе, Михей, пора спать. А заодно пошарь в тех кустах, найдешь одну рыжую наглую лисицу.

Михей хохотнул и, выудив из кустов упирающуюся девчонку, медленно пошел на вершину холма.

— Мне, я так полагаю, тоже задание есть? — поинтересовался священник.

— Просьба, — поправил его лич. — Подготовь, пожалуйста, большой ритуал изгнания.

— Будет сложно, но я сделаю, — священник развернулся и пошел следом за войтом.

Курт повернулся к пленникам.

— Ну что же, мои поросятки, теперь разберемся с вами, — Курт махнул посохом, и лича с пленниками накрыло звуконепроницаемым куполом.

Что там делал Курт с пленниками, Михей смотреть не стал. Умотался настолько, что подгребя под бок квелую внучку, провалился в сон. Рано утром их разбудил Слав. Умывшись в бьющем недалече роднике, Михей и Мила отправились к товарищам, которые собрались на вершине холма возле жертвенной печати. На месте печати теперь располагалась другая. Большая, красивая, она светилась теплым солнечным светом. Посередине этой конструкции сидел на коленях Курт. Остальные стояли, не пересекая границу. Похоже войт с внучкой припозднились и все ждали только их.

— О, а вот и наш доблестный войт, — без тени насмешки произнес Курт. — И его отважная внучка.

— Что происходит? — поинтересовался Михей.

Внучка была подозрительно молчалива.

— Тихая Госпожа всегда награждает тех, кто ей служит, — Курт метнул Михею какой-то предмет.

Это оказалось зелье в красивой узорчатой стеклянной бутылке.

— Пей.

Что-то было такое в голосе жнеца, что войт не задумываясь открыл бутылку и в пару глотков осушил бутылку. Терпкий приятный вкус зелья сочетался с мягким фруктовым ароматом. Зелье ухнуло в желудок и оттуда разлилось теплом по всему телу. Михей зажмурился от удовольствия.

— Это была первая плата Каину от древолюбов, — ответил на вопросительный взгляд Курт. — Вечную жизнь он тебе не даст, а вот вторую — запросто, да. Мила теперь будет жить очень долго, будет кому за ней приглядеть.

— Что там с Милой? — отвлекся от ощущений войт, уловив имя обожаемой внучки.

— Как видишь, остролист не пропал. Недели через две в Драконий Клык прибудет Цветана Пламенная. Обговоришь с ней поступление Милы в ИАМИ[46], - и, глядя на поперхнувшегося слюной войта, добавил. — Она станет жницей, такова воля Тихой Госпожи. А посох ей в наследство.

Курт повернулся к Славу и кивнул.

— Пора. Прощайте. Я рад тому, что имел возможность познакомиться с вами.

Мила всхлипнула и горько, но тихо заплакала, уткнувшись носом в штанину Михея. Командир Стражей подошел к Курту и обнажил меч. Отец Радомир приложил руки к печати, и та засияла еще сильнее. Лич склонил голову. Слав замахнулся и с силой опустил клинок на подставленную шею. Как только голова лича отделилась от тела, все, что было недавно Куртом, опуталось плетьми света, выстрелившими из печати, и осыпалось прахом. Печать вспыхнула и исчезла.

— Вот и все, — тяжело вздохнул Слав.

Отец Радомир затянул погребальную молитву уже во второй раз по одному и тому же человеку. Люди еще какое-то время молча постояли, и разошлись. Нужно было начинать собираться в дорогу. Дорогу домой.

Глава 12

Цветана.

Все началось с несвойственного для нее чувства. Какого-то непонятного, подспудного беспокойства, с которым она не смогла вовремя разобраться. Это предчувствие, теперь-то она понимала, что это и в самом деле было предчувствие, возникло почти сразу после расставания с Куртом в Белокамне[47]. Он отправлялся в Тирг, в академию. А перед тем хотел проехаться вдоль границы, уж больно нехорошие слухи появились недавно в тех краях. Пока еще не дошло до обращения в ближайшее расположение Magus Imperia[48], но предпосылки для проверки, хотя бы поверхностной, уже назрели. У самой Цветаны нашлись неотложные дела в гильдейском представительстве Белокамня.

Ее непосредственный начальник что-то знал и ждал от нее определенных действий. Потому первые дни по прибытию девушка оказалась просто завалена кипой крайне неотложных мелких дел, которые нужно решить еще вчера. А тяжелое предчувствие все нарастало, созревало под сердцем. Когда беспокойство набрало силу, и игнорировать его уже не получалось, Цветана решила разобраться, чем же оно вызвано. А связано это чувство оказалось с Куртом, что-то случилось с тем, кого она безответно любила уже прорву лет. Что-то плохое.

Пытаясь облегчить камень, лежащий давящим грузом на ее душе, девушка выделила из своего неожиданно сумасшедшего графика немного времени и отправилась в исповедальню ближайшей церкви Единого. Однако и здесь ей, против ожидания, помощь оказать не смогли. Свечи светили слишком ярко, священник повадками слишком походил на инквизитора, а в воздухе разливался какой-то смутно знакомый аромат. И только на полпути домой Цветана поняла, что ее пытались одурманить, потому как придумать другую причину для воскурения в церкви смолы серого лотоса[49] было сложно.

В тот миг Цветана почувствовала просветление. Все стало кристально ясно. Паранойя боевого мага взяла верх над здравым смыслом, но девушка и не хотела сопротивляться всепоглощающему чувству глобального подозрения. Она резко развернулась и, сбив с ног припозднившегося прохожего, побежала в сторону представительства гильдии. Пробежав по пустым темным коридорам, девушка вломилась в кабинет начальника. А там ее уже ждали. Сам нынешний начальник, имя которого она все никак не могла запомнить, и давешний священник. От понимания, что ее вели с самого начала и горечи разбушевавшегося предчувствия, Повелительница Пламени впервые за многие годы не удержала контроль над даром. Цветану понесло, гори оно все истинным пламенем!

Здание спасти не смогли. К счастью, обошлось без жертв. Двое выживших в эпицентре огненной бури позаботились о людях, которые могли попасть под удар.

— Успокойтесь, леди, — научал ее начальник с нарочито спокойным видом. — Чего вы, в самом деле, разнервничались.

— Я разнервничалась? — в ярости прошипела девушка. — Да я просто в бешенстве!

Следом на магистра и инквизитора, а никто другой не смог бы выдержать буйства огненного дара чародейки уровня Повелителя, обрушились Плети Огня, Звездная Пыль, Эфирные Лезвия и, в кульминации, безобразных размеров Огненный Молот[50]. Истерика несчастной, обманутой и беззащитной девушки немного поутихла и она смогла услышать мольбы обманщиков, которые уже неделю водили ее за нос. Дескать, они не хотели. Дескать, у них приказ. Дескать, их защитные амулеты приказали долго жить. А жить очень хочется.

— Я хочу знать, что происходит! — девушка почувствовала, что опять впадает в неконтролируемое состояние.

Почувствовали это и оппоненты. Выкладывать секретную информацию посреди обгорелой площади было глупо, потому Цветана, поддавшись на уговоры, направилась вслед за своими провожатыми в церковь. По пути девушка постаралась взять себя в руки. Там они расположились в уютной гостиной, предваряющей гостевые покои инквизитора, стены которой разве что не звенели от защитных печатей. Устроившейся в удобном плетеном кресле девушке предложили успокаивающий отвар. Отказываться Цветана не стала, сейчас ей нужна была спокойная голова. Рассевшиеся напротив начальник и инквизитор немного помялись. Маг неуверенно посмотрел на священника.

— Пожалуй, будет лучше, если я развею тьму вашего невежества, — приятным баритоном пафосно начал инквизитор, и вопросительно посмотрел на девушку.

— И? Чего вы замолчали?! — Цветана поняла, что отвар действует слабее, чем хотелось бы.