Архивы Инквизиции: Инцидент при Драконьем Клыке

— Сюда движется фургон. Вроде из наших. Шахтерский? — вклинился в беседу Горан.

— Далековато, не видать, — покачал головой подошедший к следопыту Михей.

— Я вижу, — более остроглазый Богша прищурился. — Фургон шахтерский. И если не ошибаюсь, на козлах Стефан.

— Вот и наша молодая девушка, — хохотнул граф. — Держу пари, мужчину Стефан тоже не знавал.

Веселье графа никто не поддержал. Курт подал знак Стражам, и те стали не спеша навьючивать на себя снятые доспехи. Сам жнец остановился возле жертвенной печати, необходимо было преобразовать ее из принудительной формы ритуала в добровольную. Задача крайне непростая, изменить уже прошедшее инициацию начертание проблематично, проще новое создать. Однако если такой финт ушами удастся, то эффект от второго жертвоприношения будет в разы больше. Резонанс, да. Но Курт справится, зря что-ли звание мастера печатей носит. Курт еще раз окинул спутников взглядом. Воины деловито подгоняли снаряжение, причем один из следопытов все время следил за дорогой. Тер Салазар спокойно читал, опершись спиной на валун. Поразительное самообладание. Михей тревожно вглядывался в фургон. Зоран делал то же, но с любопытством, а отец Радомир с фатализмом.

Курт, привычно подвесив посох над землей, присел над печатью, подогнув ноги под себя, и протянул руки вперед. Вокруг пальцев образовались маленькие печати. Из каждой печати вниз потянулись жгутики тьмы. Когда они достигли начертания на земле, то вгрызлись в рисунок, стирая одни участки и перерисовывая заново другие. Постепенно жертвенная печать стала преобразовываться в нужный жнецу вид. Но давалось это действие тяжело, шутка ли — управлять восемью потоками одновременно. Тем не менее закончил Курт ровно тогда, когда на холм уже заворачивал фургон, на козлах которого и в правду сидел Стефан. Шахтерский предводитель выглядел усталым и каким-то осунувшимся. И щеки у него были чистые, хоть и слегка небритые. Придержав пару тяжеловозов, бодро тащивших фургон, Стефан обвел верхушку холма печальным взглядом, нарочито стараясь не встречаться глазами со свежеиспеченными охотниками на драконов, особенно с Михеем. У Курта возникло тягостное предчувствие.

— Деда! — раздалось громкое из фургона, и рыжий ураганчик вылетел сквозь занавески полога, впечатавшись в растерянного войта. Стефан посмурнел еще больше и отвернулся, пряча повлажневшие глаза. На поляне, казалось, застыло время. На щеке Милы контрастно чернел цветок с острыми лепестками.

— Как… Почему… — Михей упал на колени, хватаясь за сердце. Осознание увиденного заставило лицо посереть, а из глаз исчезли все эмоции, оставив непередаваемую душевную муку.

— Деда, ты успокойся. Все же в порядке будет, — затараторила рыжая егоза, нарезая вокруг Михея круги. — Тетенька сказала, что все хорошо будет. Ну так она же правду сказала. Ну деда-а-а.

Курт ошеломленно смотрел на то, как неугомонная девчонка, ловко уворачиваясь от рук Зорана и Радомира, теребит войта, пытаясь его успокоить. Курт вообще не знал, что теперь делать. Нет, знал конечно, но такой подставы он от Госпожи не ожидал. Выбор был невелик: погибнуть всем или убить девочку, так напоминавшую ему родную доченьку. Да лучше бы никакого выбора не было вообще! Курт в сердцах сплюнул. Он уверен, что и войт понимает всю сложность ситуации. Вот переживет ли?

Рядом с Михеем, так, чтобы не маячить у него перед глазами, незаметно образовался Богша. Тер Салазар с легкой усмешкой смотрел на происходящее, как будто увидел занимательный спектакль. Стефан мялся возле фургона. Отец Радомир и Зоран оказывали помощь войту. Один целительными печатями, другой пытался напоить войта успокоительным отваром из фляжки. Воины рассредоточились по холму. То тут, то там между взрослыми мелькала рыжая головка, вставляя язвительные комментарии и периодически пытаясь успокоить своего деда. Бесполезное занятие, как считал Курт. Да и не он один, судя по сочувствующим взглядам, бросаемым тайком всеми на потерянного Михея.

Именно этот момент выбрала костяная ящерица, чтобы вновь заявить о себе. Раздался приглушенный, но пробирающий до костей рык, оставляющий где то внутри липкий страх. Гора черных щупалец начала шевелиться, постепенно увеличивая амплитуду движения. Кое-где стали с неприятным треском возникать и медленно увеличиваться прорехи, через которые проглядывали мерзкие части дракона. Воины заняли позицию возле ближайшего к дракону края поляны, готовясь вступить в схватку. Рядом с ними встали священник и граф, разминая руки. Мила вдруг прекратила мельтешить, что-то серьезно сказала деду, чмокнула его в щеку и вывернувшись из пытавшихся удержать ее рук, понеслась к Курту. Дернувшийся следом войт был остановлен крепкой, закованной в дымчатую кольчугу, рукой Богши. Стефан потерянно опустился на землю рядом с другом.

Курт хмуро посмотрел на серьезную мордашку, внимательно оглядел звездолист и спросил:

— Зачем ты на это согласилась? Ты подумала…

— Тссс, — приложила палец к своим губам девчонка и без смеха посмотрела на жнеца. — У нас был честный обмен. Тетенька сказала, что ты знаешь, что надо делать.

Курт вздохнул, но для нотаций и в самом деле не было времени. Дракон скоро вырвется, и тогда все усилия пойдут прахом, а жертвами станут тысячи таких вот Мил.

— Ложись вот сюда. На спину, — Курт указал на преобразованную печать. — Руку сюда. А эту — вот на тот узел, ага. Вот так. Замри теперь.

Жнец присел рядом с девочкой и, решительно отодвинув все рефлексии в сторону, достал из сумки ритуальный нож. На лице девочки вместо ожидаемого страха или, хотя бы, опасения отразилось жгучее любопытство, вроде «какая интересная светящаяся штучка, можно мне, можно». Однако девочка с несвойственной для себя дисциплиной продолжала неподвижно лежать на печати. Курт занес нож и резко ударил…

Попытался ударить, однако застывший в высшей точке нож и не думал никуда двигаться, словно воздух вокруг светящегося лезвия стал плотнее дерева. На груди Курта появились две изящные ухоженные руки, к спине прижалась упругая грудь. А на ухо жарко прошептали:

— Нехорошо это — маленьких девочек резать. Какие-то сомнительные у вас увлечения, мастер Курт.

Застывший в неудобном положении жнец покосился на рыжую егозу, а та улыбалась во весь щербатый рот. Посмотрел вокруг и увидел только густую тьму с какими-то неразличимыми силуэтами на фоне. Так и есть, они находились в Тени, достаточно глубоко.

— Госпожа, — с почтением в голосе отозвался Курт.

Руки с груди ускользнули за спину мага, Возвышенная отошла от скульптурной группы «жертвоприношение» и скомандовала:

— Отомри.

Фраза из детской игры произвела воистину магическое действие. Мышцы стали послушными и Курт осторожно отвел нож с траектории удара. Мила тут же подскочила и начала забрасывать Тихую Госпожу тысячей вопросов.

— Так ты все знала, Мила? — поинтересовался Курт.

— Конечно же. Мы с тетенькой еще раньше все придумали.

— Значит якорь среди нас, — сделал вывод жнец. — Среди тех, кто пошел на охоту. Каин, Радомир, Зоран или Стефан.

— Верно. Ты всегда был сообразительным. Однако там дело не только в якоре, все гораздо серьезнее и сложнее, — мягко ответила Госпожа. — Но все вопросы обсудим чуть позже. У меня тут для вас сюрприз.

— Куда уж больше-то? — проворчал Курт.

— Старый пень! — тут же окрестила рыжая зараза поведение жнеца.

— Будет вам, — чарующе рассмеялась Госпожа. — Тут к вам гости.

— Доченька! — донеслось откуда-то со стороны.

Мила неожиданно застыла и неуверенно повернулась на голос.

— Мама? — девочка во все глаза смотрела на молодую рыжеволосую женщину, за спиной которой стоял молодой крепкий мужчина, очень похожий на Михея. — Мамочка! Папка!

Девчонка понеслась навстречу потерянным родным и с визгом и слезами повисла на взрослых. Курт стыдливо отвел глаза, не хватало еще завидовать мелкой егозе. Своих родных он не видел уже двадцать пять лет, с тех пор, как их сожгли. Привычно загнав подступившую боль в глубины души жнец поднялся, и повернулся к Госпоже. Нужно узнать, что Возвышенная планирует дальше. И в тот же миг его шея оказалась в кольце рук, в ноздри ударил знакомый аромат жасмина, а в шею тепло выдохнули:

— Любимый.

Не смея поверить происходящему, Курт ощутил, как его обняли еще и за пояс, на этот раз со словами:

— Папочка.

Сколько он так простоял, обнимая жену и дочь, наслаждаясь давно забытыми ощущениями покоя и любви, Курт вряд ли мог сказать. Что шептал, находясь в горячке бушующих эмоций и чувств, не вспомнит и на пытках. Но, несомненно, за последние годы этот момент его жизни был самым светлым, за что он мысленно благодарил Госпожу. Но все когда-нибудь заканчивается. И когда жена и дочь нехотя отстранились от своего мужчины, Курт тяжело вздохнул.

— Ты изменился, любимый, — ласково проведя по щеке Курта ладонью, произнесла Веселина. — Стал лучше, сильнее. Благороднее.

— Ты идеализируешь, родная, — смущенно улыбнулся Курт.

— Тебе пора идти. У тебя еще долг, — жена, прижавшись, поцеловала его в губы. — Госпожа сказала, что мы скоро сможем вновь увидеться.

— Пока, папочка, — шмыгнула носом Лана. — Будем тебя ждать, очень-очень.

Обе дорогие сердцу девушки отошли на пару шагов от Курта, и растворились в Тени.

— Я тоже буду ждать, — тихо прошептал Курт. — Как и всегда.

Еще немного постояв, жнец направился к мерцающей неподалеку печати, и когда это он от нее отойти успел, и стоящей возле нее Госпоже. Рядом с Госпожой сидела довольная, как обожравшийся сметаны кот, рыжая егоза.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Курт.

— Это был аванс, — мягко улыбнулась Возвышенная. — Теперь занимайте то положение, как были до попадания сюда.

Мила быстро улеглась на печать, а Курт, поправив ее руку, присел рядом, занес нож и застыл. Госпожа медленно обошла вокруг них, поправила положение Курта и хмыкнула, соглашаясь со своими мыслями.

— Ну а теперь слушайте, что я придумала.

Глава 10

Михей.

Есть люди, жизнь которых можно взять за образец благополучия. Она тянется, проходя ожидаемые вехи, плавно движется и не менее плавно завершается, обычно в окружении детей и внуков. Таких людей Михей назвал бы счастливыми, потому как с высоты прожитых лет начинаешь ценить размеренность и покой, стабильность. Есть люди, каждая минута жизни которых — испытание, погоняющее приключением. Насыщенность такой жизни обычно компенсируется малой продолжительностью. Но зато таким людям нескучно, хотя это сомнительное преимущество. У некоторых же людей раз в жизни, вполне размеренной и распланированной, случается перелом. Крутой разворот, после которого уже нельзя, невозможно жить как прежде. Все существование делится на до и после.

Для войта Драконьего Клыка такое событие произошло восемь лет назад. Тогда в небольшой, пограничный со Светлым Лесом, городок Зеленную Рощу пришел сотворенный друидами мор — эльфийская лихоманка. Люди гибли, истекая кровью на второй день после заражения. Маги были бессильны, слишком мало времени еще прошло с начала мора, а перенесших заразу — единицы. А на пятый день, на пик смертей, к городку подошел эльфийский экспедиционный корпус. Михей тогда находился в Тирге, по вызову из легиона. В Зеленой Роще от мора в это время погибли его жена, сноха и два старших внука. Сын присоединился к ним чуть позже, когда истощенный, с оружием в руках плечом к плечу с немногочисленными оставшимися в живых мужчинами прикрывал бегство выживших из городка, охваченным первыми аккордами Войны Листвы. Из всей семьи войта тогда только Мила выжила чудом, пережила мор и смогла добраться до ближайшей к Зеленой Роще заставы.

Михей смог встретить свою внучку только через месяц после тех событий. Тогда, сжимая в объятьях рыдающую девочку, он подумал, что жизнь его разделилась на две половины. И теперь нужно строить все заново, посвятив себя рыжей егозе. Но сегодня, когда он обессилено сидит на траве, прижатый Стражем, а недалеко от него угрюмый жнец готовит его единственный смысл жизни к жертвоприношению, Михей понял, что крутые повороты в его жизни еще не закончились. Вся беда была в том, что он ничего не мог сделать. Любой выбор Михея не устраивал от слова совсем. Было бы время поразмыслить, взвесить все за и против, однако события уже сорвались в галоп, как пришпоренный конь, не давая ни минуты на раздумья.

Зашевелилась, затрещала сдерживаемыми путами костяная тварь. С торжествующим ревом помятый дракон стряхнул с себя последние ошметки черного вещества. Напряглись Теневые Стражи, натянулись тетивы, зашелестели клинки, доставаемые из ножен. Засветились руки у отца Радомира и графа. Охнул рядом Стефан. А Михей не мог оторвать потухшего взгляда от внучки и сидящего на коленях возле нее жнеца. Вот Курт вынул из сумки светящийся нож. Воздух прорезал очередной рев дракона, послышались звуки разрушаемых склепов — тварь торопилась на ужин. Нож резко взмыл вверх и, на мгновение, показавшееся войту вечностью, застыв в верхней точке, резко пошел вниз. Чтобы через секунду оказаться вонзенным по самую рукоять в грудь жнеца. Печать ярко полыхнула.

Ничего не понимающий Михей с растущим удивлением и робкой, еще только затеплившейся надеждой смотрел, как жнец с ножом в груди ловко подскочил, подхватил свой посох и быстрым шагом стал спускаться с холма навстречу немертвой твари. Действия Курта стали неожиданностью для всех. Люди собрались на склоне, чтобы не пропустить ни одной детали происходящего. Курт добрался до места боя потрошителей и Стражей одновременно с драконом. Несколько слетевших с правой руки Курта печатей угольно-черного цвета резко замедлили сопротивляющегося дракона. Лезвие косы воспламенилось черным огнем. И, когда нежить, сломав несколько удерживающих печатей, пригнула голову для атаки, подскочивший жнец вколотил черное лезвие косы между злобно горящих глаз. По позвонкам посоха в удерживаемую жнецом нежить стали вливаться волны тьмы. На какое-то время противники оказались равны, никто не мог пересилить другого. Но вот костяной дракон неуверенно рыкнул, переступил с лапы на лапу и беззвучно взорвался прахом. Когда пепельное облако опустилось к земле, стало видно, что Курт неподвижно сидит на коленях, опершись плечом на посох. Из груди все так же торчал ритуальный нож, невидящие глаза смотрели в землю. На губах застыла легкая улыбка. Жнец был мертв.

Михей с облегчением прижимал к себе всхлипывающую внучку и наблюдал, как Стражи осторожно поднимают своего господина на вершину холма. Аккуратно уложив тело и посох возле жертвенной печати, Теневые Стражи обнажили оружие и минуту стояли абсолютно молча, отдавая честь павшему соратнику. Потом так же молча приблизились к костру и расселись вокруг. Как-то стихийно и у других возникло желание почтить память погибшего. Сначала возле Курта остановился отец Радомир, прочитал отходную, что-то тихо сказал и отошел в сторону. Затем мертвого мага посетил Зоран в компании со Стефаном. Сам Михей подходить не спешил. Он не винил жнеца в чуть не произошедшем жертвоприношении и был даже благодарен за то, что Курт разменял свою жизнь на жизнь рыжей. Но неприятный осадок на душе остался, и неизвестно, когда он еще раствориться.

Душевные метания прервала Мила, просто взяв деда за руку и потянув в сторону тела. Возле жнеца стоял тер Салазар, видимо тоже решил почтить память. Наверное в этом старом, сложном и противоречивом человеке еще осталось что-то хорошее, раз решил поучаствовать в охоте на нежить, да и к смерти Курта остался неравнодушным. Граф повернулся к подошедшим Михею с Милой и вежливо улыбнулся. В следующее мгновение войт почувствовал мощный удар по лицу. Кажется, он упал. Сквозь звон в ушах пробивались крики, в глазах все плыло. Получившее в этот день жесточайшие нагрузки старческое тело никак не могло оправиться от очередного потрясения.

— Михей. Михей! — теребил его кто-то. — Да очнись ты, задница морщинистая!

Войт с трудом сфокусировал взгляд на носу Стефана.

— Что происходит? — прохрипел Михей.

— О! Пришел в себя, пердун-легионер?

— Я тебя о другом спросил! — набирающим силу голосом произнес войт. — Где Мила?

— Хм, — замялся глава шахтерской артели и слегка отодвинулся, освобождая старому другу обзор. — Вон там.

Площадку над жертвенной печатью накрыл купол, похожий на тот, что защищал охотников от дракона еще днем. Под куполом же обнаружились Мила и граф. А так же труп жнеца. Мила лежала возле прозрачной, слегка мерцающей оболочки неподвижно, и лишь едва заметное дыхание позволяло понять, что девочка просто без сознания. Граф же совершал непонятные действия с печатью, нарисованной жнецом.

— Каин, что ты задумал? — пытался увещевать мага отец Радомир. — Отпусти девочку и давай поговорим спокойно.

— Да я и не нервничаю, святоша, — не отрываясь от своего занятия проговорил тер Салазар. — Но девочку отпустить не могу. Самому нужна.

— Да зачем тебе невинное дитя? — продолжал уговаривать священник. — Не доводи до греха.

Граф выпрямился, отвлекшись от своего занятия, и посмотрел на Радомира.

— Ну и что вы мне сделаете, черноногие[39]? Камнями забросаете? — Каин ухмыльнулся. — Я практически ничего не делал — свеж как родник. Ты тоже ничего не можешь, потому что Путь Праведника[40] не конкурирует со стихийными печатями.

— Я тут не один, — грозно произнес отец Радомир, чем вызвал приступ издевательского хохота со стороны мага.

— Ты про этих что ли? — тер Салазар кивнул на Стражей и утер проступившие слезы. — Ну и что они могут без своего поводыря? А ничего. Сгорят раньше, чем я закончу.

— Вот сейчас и поглядим, свежий ты наш, — проговорил Лад, замахиваясь огромным молотом.

Удар получился что надо. Купол дрогнул, во все стороны брызнули молнии и побежали по поверхности щита. Граф инстинктивно отпрянул и выругался. А Лад, ничтоже сумняшеся, уже разгонял свое оружие для следующего удара. Следом за вторым ударом в щит впились пара стрел, потом еще. И вот уже все Стражи, войт и Стефан колотят прозрачную чашу, защищающую тер Салазара от расправы. Последним аргументом, заставившим мага предпринять какие-то действия, стали засветившиеся руки священника.

— Так значит! Мешать вздумали! — проорал граф, брызжа слюной. — Ну ничего, и на вас управа найдется.

Мерцающий щит мешал Михею четко рассмотреть, что там делает предатель. В общих чертах, граф вытащил какую-то листовидную безделушку из кармана, прошептал над ней что-то и сломал. Амулет еще не достиг земли, когда ее достиг сбитый с ног Богшей Михей. Там, где войт только что стоял в купол врезалась стрела. Эльфийская. Богша, тем временем уже добежал до отца Радомира, и отбил две стрелы клинком. Третья пробила плечо воина через сочленение в доспехе. Взревев, Теневой Страж ринулся в сторону невидимых пока стрелков. Развив невероятную скорость, Богша врубился в проявившуюся из воздуха, саженях в тридцати от стоянки, пятерку высоких воинов в маскировочных плащах. За какие-то мгновения Страж прошел строй эльфов насквозь, неся смерть остроухим воинам. Вывалившись из схватки с другой стороны воин обернулся, отсалютовал стоящим на холме товарищам и рассыпался прахом вместе с доспехами.

На миг над полем боя возникла тишина, обе стороны были ошарашены произошедшим, а затем Стражи выстроились ежом, умело оттеснив простых людей за спины. Священник отпустил печать просветления, и в высокой траве стали появляться фигуры оставшихся противников.

— Еще две дюжины, — Слав выстрелил.

Однако стрела была остановлена защитной печатью эльфа.

— Похоже мы нашли тех, кто помогал резать священников, — заключил Горан.

— Почему Богша погиб? — священник вновь зажег руки, явно занимаясь начертанием.

— Перегорел, — мрачно ответил молчаливый Ждан. — Жнец нас больше не поддерживает, за скорость и силу платим жизнями.

— К бою! — скомандовал Слав.

Однако боя как такового не получилось. Хотя все и были настроены биться до смерти, у листоухих были свои мысли на этот счет. И первые их смерти можно было списать только на неожиданность, видимо Высокие считали, что с гибелью жнеца Стражи превратятся в обычных воинов, хоть и чуть более быстрых и сильных. В итоге стражи были один за другим оглушены множественными заклинаниями и сноровисто спеленуты необычного вида лозой, не помогла щедро расходуемая жизненная энергия. А следом повязали и войта с товарищами. Всех их рассадили, а кое-кого и разложили, недалеко от купола графа, который, не обращая на окружающих внимания, менял жертвенную печать жнеца с помощью небольшого пирамидального артефакта.

— Сними щит, хуман, — процедил один из листоухих, подошедший к щиту вплотную.

— О! Кто нас почтил. Сам князь дома Серебряной Росы, — тер Салазар поклонился, но сарказм сочился не только в словах графа, но и в движениях. — Увы, но не смогу удовлетворить вашу высокую просьбу, князь Азираэль.

Михей вздрогнул, это тот эльф из рассказа Слава. Похоже ничего хорошего их не ждет.

— Ты не выполнил договор, хуман, — эльф презрительно скривился. — К чему эти потуги?

— Собственно, ничего не мешает мне заняться тем самым выполнением, — ответил Каин. — Кроме вас, пресветлый.

Последний титул граф произнес так, как будто сплюнул что-то гадкое. Эльф продолжал требовательно смотреть на дерзкого человечишку.

— Дракон развеян, некромант. Да и твой хлипкий щит нас не остановит.

— Разуй глаза, Высокий! — откровенно начал нарываться тер Салазар. — У меня тут труп жнеца, невинная дева и жертвенная печать!

— Лич, — сделал вывод из увиденного князь. — Очень неплохо. Даже лучше, чем костяной дракон. Что ж, если у тебя получится, считай что договор в силе. Работай, хуман.

— Мне понадобится время, жнец изменил свойства печати, — сбавив обороты, буркнул маг.

— Оно у тебя есть.

Листоухие рассредоточились по вершине холма. За пленниками осталась наблюдать всего лишь пара лучников. Да сам князь расположился неподалеку, просто сев на траву в позицию для медитации. И по мнению Михея, этого было больше чем достаточно для охраны пленников.

— За что хоть продал свой род, маг? — поинтересовался священник, покосившись на охрану. Однако Высокие даже острым ухом не повели, беседы полуживотных их не интересовали.

— Хм, — покосился граф на священника. — Не отстанешь же?