Помоги проекту - поделись книгой:
То, что «Витязю» удалось избежать опасной встречи с тайфунами, — заслуга нашего синоптика А. В. Шарапова, предсказывавшего направление движения тайфунов, и капитана, вовремя менявшего курс корабля и уводившего его в сторону. К счастью, тайфуны, с бешеной силой крутящиеся вокруг своей оси, имеют поступательное движение небольшой скорости: 8—10 миль в час. А сеть метеорологических станций на островах Тихого океана сообщает по радио о рождении нового тайфуна. Каждому новому тайфуну давалось женское имя по латинскому алфавиту: Adelaida, Barbara, Carmen, и под этими именами они становились известны мореплавателям.
По мере того как мы продвигались на юг, повышалась температура верхних слоев воды. Когда она достигла 20°, еще в зоне Куросио начали появляться летучие рыбы. Днем они вспархивали из воды стайками и, держась над водой, пролетали значительное расстояние, около 100–200 метров. В воздухе летучие рыбы способны менять направление полета. Нам приходилось наблюдать летучих рыб и в воде, где они легко отличимы от других видов по чрезвычайно развитым грудным плавникам. Именно эти плавники позволяют рыбке планировать в воздухе; скорость же, необходимую для отрыва от поверхности воды, ей сообщают движения хвоста. Нашими ихтиологами были пойманы разнообразные виды летучих рыб, среди которых оказались напоминающие бабочку — у них увеличены не только грудные, по и брюшные плавники, причем те и другие покрыты черными узорами. Летучие рыбы вполне съедобны и очень вкусны.
Часто попадались и оригинальные «коралловые рыбки», связанные своим существованием с коралловыми рифами. Они питаются, скусывая своими мощными челюстями коралловые полипы. Многие виды коралловых рыбок имеют яркую пеструю окраску, а мясо у них часто ядовито.
Одна из них, еж-рыба, имеет интересное защитное приспособление: при прикосновении к ней она выпускает иглы и быстро раздувается, превращаясь в колючий шар, переворачивается вверх животом и так пассивно дрейфует, пока не минует опасность.
Другая коралловая рыбка, кузовок, имеет очень твердые кожные образования и как бы защищена панцирем. Подобные защитные приспособления свойственны многим плохо плавающим рыбам.
По мере продвижения на юг комплекс фауны поверхностных слоев воды менялся. Появились аргонавты — маленькие осьминоги, имеющие раковину. Такую раковину носят только самки, она служит камерой для вынашивания яиц. Встречались неизвестные в наших дальневосточных водах виды медуз, гребневиков, креветок. В планктоне стали попадаться Люциферы — маленькие креветки, еле заметные невооруженным глазом, квадратные рачки копилии с широко расставленными глазами, крупные веслоногие рачки — сапфирины, красиво мерцающие зеленым и сиреневым блеском, те самые, «танец» которых описан Г. Адамовым в «Тайне двух океанов».
Количество планктонных видов становилось все больше, но биомасса[9] его уменьшалась; сразу же по выходе из зоны Куросио ее показатель был по сравнению с дальневосточными морями в пять-десять раз ниже. В районе тропика Рака показатель биомассы уменьшился еще больше.
В тропиках ихтиологам экспедиции удалось поймать на спиннинг несколько крупных корифен — «золотую макрель», любимую добычу Хейердала и его товарищей на плоту «Кон-Тики». Это большие, очень красивой окраски рыбы, как бы переливающиеся зеленым и красным огнем, но на воздухе корифена быстро засыпает и сразу темнеет, всего через несколько минут сказочное пылание ее чешуи гаснет, и рыба становится темно-серой.
Первую акулу поймали вблизи тропика Рака. Ловить этих хищников несложно: кусок мяса на большом крючке, привязанном на прочный трос, опускается за борт, акула ждать не заставляет и сразу проглатывает приманку. Затем несколько усилий рыболовов — и вот уже большое серое тело бьется о палубный настил.
Вечерами любовались закатами. Наверное, нигде не бывает таких красочных зорь, как в тропиках. Даже, казалось бы, безразличные к красотам природы люди отрывались от своих дел и подолгу смотрели на быстро менявшиеся тона. Впоследствии мы убедились, что так прекрасны закаты только осенью, в другие сезоны краски беднее и не такие яркие.
Незабываем и вид ночного тропического неба. В воздухе над океаном пыли гораздо меньше, чем над сушей, и поэтому звезды необычайно крупные и яркие. Все напряженно ждали появления новых для нас созвездий, и особенно Южного Креста. Каждый вечер мы справлялись у штурманов — будет ли? Но когда дошли до крайней южной точки маршрута, капитан сказал, что Южный Крест останется за горизонтом.
— Но ничего! — успокоил он нас. — Впереди Международный геофизический год. Увидим и Южный Крест, и многое другое. А пока перешли Северный тропик, хватит и этого.
Переход тропика был отмечен продолжительным торжественным гудком, а также спуском большой пелагической сети. В эту сеть 7 метров в диаметре в умеренно холодных водах хорошо попадали макрурусы. Но здесь она принесла только одного, зато огромного, ярко-красного глубоководного десятиногого рака.
— Хозяин здешних мест, — пошутил профессор Бирштейн, вспомнив старое название Северного тропика.
Рейс заканчивается. «Витязь» опять работает в водах Куросио, омывающих Японские острова. «Куросио» по-японски означает «синее течение» — одно из основных звеньев циркуляции вод северной части Тихого океана, — начинается у Филиппинских островов, ответвляясь от Пассатного течения северного полушария в северо-восточном направлении. Мощное и устойчивое Куросио несет в умеренные широты колоссальные массы теплых тропических вод.
Изменения в режиме этого течения весьма ощутимы на обширных пространствах и океана, и суши. С ними связаны, например, урожаи риса в некоторых префектурах Японии, успешный лов рыбы южнее острова Хонсю. Вот почему уже несколько десятилетий воды синего течения бороздят научно-исследовательские суда, собирая по крупинкам сведения о его поведении.
ОКЕАНИЧЕСКАЯ ПУСТЫНЯ
Три четверти поверхности нашей планеты занимают океаны и моря, поэтому не случайно океанографическим исследованиям было отведено большое место в программе Международного геофизического года (1957–1958). Десятки научно-исследовательских кораблей разных стран одновременно производили исследования в океанских просторах.
В задачу океанографических экспедиций входило изучение океанических течений, перенос ими тепла, а также условия обмена водными массами между различными районами Афирового океана. В программу работы Международного геофизического года также включалось исследование планктона, часто отражающего характер распределения водных масс.
Много неясного в атмосферных процессах, происходящих над океаном, — на суше раскинулась довольно густая сеть метеорологических станций, постоянные же наблюдения, так называемые плавучие маяки и корабли погоды, ведут лишь в немногих морях. Но плавучих маяков не так много, еще меньше кораблей погоды, и поэтому так важно получить метеорологические данные в открытом океане. Этим наблюдениям по плану Международного геофизического года (1957–1958) также уделялось немало внимания.
Экспедиционные суда Советского Союза выполняли океанографические съемки во всех океанах. В Атлантике проводили исследования корабль Морского гидрофизического института Академии наук СССР «Михаил Ломоносов» и учебное судно «Седов». В суровых антарктических водах работал дизель-электроход «Обь», а в Тихом океане — «Витязь».
За полтора года, начиная с июля 1957 года по февраль 1959 года, «Витязь» совершил четыре рейса в Тихом океане. Первый и третий рейсы проводились в его западной части, второй — в центральной, а четвертый — в северо-восточной.
Район работ «Витязя» в первом и третьем рейсах по программе МГГ охватывал пространство Тихого океана, ограниченное с востока 160 восточной долготы, с запада Японскими, Филиппинскими островами, с юга северными берегами Новой Гвинеи и Соломоновым морем.
Система течений Тихого океана достаточно сложна. Южная граница Северного пассатного течения соприкасается с Межпассатным противотечением, которое, как показывает название, имеет противоположное направление. Южнее проходит Южное пассатное течение.
Крупная зыбь кренит многотонное тело корабля, находящегося в дрейфе, то на левый, то на правый борт; при этом обнажаются и натягиваются, как струны, тросы, на которых глубоко в воде висят приборы. На предыдущей станции один из тросов все-таки лопнул, и несколько батометров было потеряно. Не всегда закрывается из-за качки количественная планктонная сеть, преждевременно закрываются дночерпатели.
— Ничего, скоро погода наладится, — обещает синоптик Шарапов, — вот войдем в зону субтропического пояса высокого давления, и будет вам безоблачное небо.
Он оказался прав. По мере движения на юг низкие облака стали утончаться и светлеть, и наконец открылось тропическое небо, исчерченное нитями перистых облаков. А вскоре исчезли и они, оставив яркое солнце единственным властелином синего купола неба. Сначала разлившееся в воздухе тепло было приятно, но прошло два-три дня, и мы узнали, что такое тропическая жара.
Просторные, светлые каюты показались вдруг душными и тесными. В машинном отделении температура повысилась до 40°. В разговорах чаще стали вспоминать московскую «газировку» и мороженое.
Вскоре на прогулочной палубе, на носу и на корме возникли «дачные поселки» — раскладные кровати, над которыми натянут брезент. Однако такая крыша не спасала от обрушивавшихся иногда на палубу «Витязя» ливней. Один такой ночной ливень, который за полтора часа налил в дождемер около 33 миллиметров осадков, вызвал быструю эвакуацию жителей «дачных поселков».
«Витязь» спускался к югу, придерживаясь 154-го меридиана восточной долготы. Перед самым поворотом на этот меридианальный разрез эхолоты обнаружили несколько подводных гор. Наиболее высокую из них подробно исследовали. Для этого «Витязь» сделал промеры по звездной сетке галсов[10]. Выяснилось, что гора возвышается над сравнительно ровным дном на 4650 метров, а ее плоская овальная вершина отделена от поверхности моря толщей воды в 1350 метров. Гора имела форму усеченного конуса с крутыми склонами. Дночерпатели, взявшие пробу грунта на вершине, принесли обломки магматических пород.
— Разумеется, это вулкан! — подытожил результаты исследований начальник геологического отряда Г. Б. Удинцев.
— Представьте, что вы попали сюда много тысяч лет назад. Тогда бы вы увидели, как у торчащего из воды рифа вспенивались волны. Это и была отсутствующая сейчас у вулкана вершина. Но время шло, и разрушительные силы моря постепенно «спилили» вершину; затем прогиб части северо-западной котловины Тихого океана, а возможно, и опускание коры под весом самого вулкана привели к тому, что вулкан уже с плоской вершиной оказался так глубоко под водой, — закончил Глеб Борисович.
На одной из станций, уже в водах Северного пассатного течения, гидрологические работы были проведены до дна. Здесь же выпустили дрейфующий буй с подвешенными к нему на тросе самописцами течений системы Алексеева. Один из самописцев должен был определять течения на глубине 100 метров, а другой — на глубине 1000 метров. Изучение глубинных течений имеет большое теоретическое и практическое значение. В океанографии сложилось представление, что скорость течений на больших глубинах ничтожна. Но проверить это можно, только разработав соответствующую методику.
Такая методика разработана в Институте океанологии под руководством И. И. Сысоева. К большому бую, изготовленному из пенопласта, подвешивают на тросе самописцы течений. На вершине буя устанавливают металлические мишени, чтобы засекать буй радиотехническими средствами.
В одних случаях буй снабжался якорем, а в других — свободно дрейфовал.
Когда К. И. Федоров обработал ленты самописцев, оказалось, что на глубине около 1000 метров скорость течения значительна, по крайней мере в три-четыре раза больше, чем предполагалось. Дальнейшие измерения глубинных течений во время рейса подтвердили этот результат, а вблизи островов Новая Британия и острова Минданао скорость была настолько велика, что она превышала скорость течений на поверхности. Но, разумеется, измерения течений с заякоренного буя более надежны. Именно таким образом в августе 1958 года «Витязь» произвел много серий измерения течений на глубинах до 1500 метров в одной и той же точке на южной окраине течения Куросио.
Теперь можно считать установленным, что скорость течения на глубине 1000 метров и более может превышать 25 сантиметров в секунду или 900 метров в час, а не 1–3 сантиметра в секунду, как считалось ранее.
Помимо гидрологических, геологических, метеорологических и биологических исследований, производились химические определения веществ как в воде, так и в грунте. Измерялась радиоактивность воды, грунта, животных.
16 июля 1957 года витязяне впервые увидели коралловые острова — настоящие атоллы с пышной тропической растительностью. В этот день проходили мимо атолла Намой. К одному из островков живописного атолла Лукунор «Витязь» подошел на расстояние всего двух миль.
Темные пятнышки атоллов несколько оживляли пустынный океан. Ни судов, ни птиц, ни китов не было видно в течение недель. Днем океан немного оживляют стайки летучих рыб, а вот ночью создавалось полное впечатление пустыни. Удивительное здесь было небо лунной ночью!
Луна стояла очень высоко и ярко освещала облака; они казались белыми, как днем. Лунной дорожки, какая бывает на воде в средних широтах, в тропиках нет — все море блестит. Зато такая дорожка появляется, когда в безлунные часы восходит необычайно огромная Венера.
Когда изо дня в день кругом ничего, кроме синего пустынного океана, появление любой точки на горизонте немедленно привлекает всеобщее внимание. Обычно это был одинокий коралловый островок. Но однажды мы встретили в океане плавучий островок, на котором росли небольшие пальмы, кустарник. Витязяне долго смотрели вслед этому предвестнику суши, который плыл в неизвестную даль.
Скоро экватор. Его полагается отмечать традиционным праздником встречи Нептуна. Предпраздничные приготовления в полном разгаре: шьются костюмы, готовится бутафория. И вот 18 июля раздался длинный гудок — «Витязь» находится на экваторе. Все население корабля высыпало на палубу и нетерпеливо смотрит на корму. Оттуда уже раздается музыкальная какофония, и вот под шум ее по палубе торжественно шествует Нептун, окруженный свитой.
Кого тут только нет! И русалки, и черти, и звездочет, и доктор, и парикмахер. Сам Нептун — осанистый старец с гигантской белой бородой и эмблемой власти — золотым трезубцем — взбирается на помост, усаживается в кресло и требует капитана с судовой ролью[11]. Капитан докладывает по традиции, что это за судно и куда следует, а также передает списки лиц, впервые пересекающих экватор. Все они по очереди предстают перед владыкой моря и подвергаются обряду морского крещения, т. е. купания в специальной «купели», наполненной забортной водой.
После праздника продолжалась повседневная исследовательская работа уже в южном полушарии. 24 июля «Витязь» встал на станцию вблизи острова Сокровищ. Да, да, в английской лоции так и написано: «Treasure Island». Утверждают, что это тот самый остров, которому Стивенсон посвятил свой широко известный роман[12].
Много удивительных историй, связанных с сокровищами, спрятанными на этом острове, передавалось среди моряков из поколения в поколение. Одну из них якобы услышал Стивенсон в портовом кабачке Сан-Франциско и положил в основу своего романа.
Погода отвратительнейшая — туман и морось.
— Куда же вы завезли нас, Игорь Васильевич? — говорим мы капитану. — Вы, наверное, ошиблись и привели корабль в Охотское море!
Мы направляемся в Соломоново море — место удивительных приключений героев многих произведений Джека Лондона!
Мелкий дождик продолжает надоедливо накрапывать. Небо заволокло облаками. Проходим мимо затянутых туманом берегов Новой Ирландии. Это второй по величине после Новой Британии остров архипелага Бисмарка. С Новой Британией нам предстоит познакомиться ближе — в порт Рабаул мы зайдем для пополнения запасов продовольствия и воды.
Берега Новой Ирландии пустынны, лишь иногда попадаются навигационные знаки.
По одной версии, этот остров был открыт голландским мореплавателем Виллемом Схаутеном и Якобом Лемером в 1616 году. Подругой — его берега первым видел Тасман в 1643 году, возвращаясь из своей экспедиции в район Новой Зеландии.
После пустынных тропических вод океана Соломоново море поражает богатством жизни. Много рыбы и планктона, обильна донная фауна.
20 июля открылся остров Бугенвиль, самый большой из Соломоновых. В 1788 году к этому архипелагу подошел первый французский кругосветный мореплаватель Луи Бугенвиль. Он открыл пролив между двумя крупнейшими островами и сел на мель у самого большого острова, названного его именем. Но Бугенвиль не был первооткрывателем Соломоновых островов. Их открыли испанцы, попавшие сюда в поисках сказочных земель Офир, откуда, по библейскому преданию, царь Соломон вывозил золото. В 1568 году экспедиция Альваро Менданья де Нейра высадилась на острове, который был назван Изабеллой, по имени испанской королевы. Менданья провел на нем несколько месяцев, открыл и нанес на карту еще несколько островов, дав им всем испанские названия.
В настоящее время острова принадлежат Англии. Коренное население здесь влачит нищенское существование. Аборигены работают по найму на кокосовых плантациях и на промыслах по сбору перламутровых раковин. Местным жителям запрещается переезжать с одного острова на другой.
ГОРОД НА ВУЛКАНЕ
Окончив работы в Соломоновом море, «Витязь» направился к острову Новая Британия, входящему в состав архипелага Бисмарка.
Острова открылись не сразу. Сначала вдали наметились темные силуэты маленьких островков и скала, они все вырастали, и вот неожиданно со свистом пролетела стайка красноголовых попугаев.
Капитан заранее договорился по радио о лоцмане, и он не заставил себя ждать. Вдалеке показался лоцманский катер, еще полчаса — и он у нашего борта.
Медленно приближаемся к острову, и постепенно перед нами открывается большая бухта Симпсона, которую по праву считают одной из красивейших в мире. Она окружена невысокими зелеными горами, увенчанными тремя голыми конусами действующих вулканов: Мать (Комбиу — 685 м). Северная Дочь (Гованумбатир — 545 м) и Южная Дочь (Турангупа — 530 м). Южнее, у самого входа в бухту, виднелось еще несколько небольших конусов. Густая зелень подступала к самому зеркалу воды; кое-где можно было различить черепичные крыши и белые стены домиков Рабаула. Приближается пирс и серебрящиеся на солнце металлические крыши портовых складов. Проходим деревянный причал для небольших судов; около него покачивается несколько крохотных яхт. За ними на берегу цистерны, на каждой красным крупно нарисована раковина-гребешок, какие употребляют как пепельницы. Это эмблема всемирно-известной нефтяной компании «Шелл» (по-английски — раковина).
Нас встречают. На пирсе пестрая группа людей. Европейцев всего несколько человек, они все в белом и стоят особняком. Из местных жителей лишь немногие носят майки и короткие брюки, у большинства только набедренные повязки из белой или синей ткани; все босые. А вот и представители властей. Двое в форме — на них береты с эмблемами и черные туники до колен; оба босые; на руках и щеках татуировка. Появляется высокий европеец в защитной форме с погонами — это санитарный инспектор.
С «Витязя» уже отданы швартовы, спущен парадный трап, и по нему поднимаются официальные лица. Мы смотрим сверху, стараемся угадать, кто из них таможенник, санитарный врач, шипчандлер[13], еще по радио приглашенный на работу но обслуживанию «Витязя» в порту. Последним поднимается старик китаец в ковбойке и в тропическом шлеме — местный «водяной», как оказалось. Нам ведь предстоит получить здесь не одну сотню тонн воды.
Формальности по приемке судна несложны, и скоро нам разрешили выйти в город. Полицейский офицер проверил у трапа наши «мореходки», и вот витязяне впервые встали на чужую землю.
Пройдя неогороженную территорию порта, мы оказались на тенистых рабаульских улицах. В книге Кэролайн Майтингер «Охота за головами на Соломоновых островах» рассказывается о посещении автором Рабаула[14]. Но ее Рабаул совсем не похож на Рабаул наших дней. С тех пор прошло приблизительно двадцать лет. За это время два больших землетрясения и военные действия во время второй мировой войны полностью разрушили прежний город.
Пожалуй, Рабаул нельзя назвать городом в обычном понятии. Мы сошлись на том, что Рабаул больше всего похож на селение где-нибудь в Абхазии. В самом деле, одноэтажные деревянные домики с верандами, яркая сочная растительность, среди которой выделяются раскидистые магнолии, покрытые крупными белыми цветами, совсем такие, как на Черноморском побережье.
Посредине улицы асфальт, а по обе стороны от него полосы травы с протоптанными тропками. Совсем далеко от дороги и друг от друга — коттеджи. Эти легкие постройки типа бунгало распространились из Индии по всем тропическим странам. Стены таких домиков почти целиком состоят из стеклянных жалюзи… А зачем за каждым домиком внушительных размеров цистерна? Это мы узнаем несколько позже.
Вот та улица, очевидно, главная. На ней больше автомобилей, самых ярких, необычных расцветок. Здесь магазины, они тоже одноэтажные, с широко распахнутыми дверями. Проходим агентство воздушного флота, а за ним кино — большое здание барачного типа. Судя по афишам, здесь фильмы идут только два раза в неделю.
На улицах людей немного, особенно мало европейцев. Позже мы узнали, что объясняется это совсем не преобладанием в городе местного населения, которое живет в основном по окраинам. Просто Рабаул, как писала и Кэролайн Майтингер, стоит, кажется, на первом месте в мире по количеству автомобилей на душу, причем в расчет, разумеется, принимают только «белые души». По этой же причине отсутствуют тротуары. Все — для «белых» владельцев автомобилей, для пешеходов — ничего.
Мы прошли не один километр по длинным рабаульским улицам, прежде чем вышли на окраину, где характер построек резко изменился. Небольшие фанерные лачуги стояли близко друг к другу. Между ними не было ни декоративных кустов, ни клумб, а виднелась только фиолетовая листва бататов. Аборигены — мужчины с повязками на бедрах, женщины в поношенных свободных платьях, ребятишки, большей частью совсем голые — с интересом смотрели на нас. С интересом, но и с опаской. Слухи разносятся быстро. Они уже знали, что это идут люди с белого красивого корабля, но зачем?..
На острове Новая Британия преобладают папуасы, вывезенные из Новой Гвинеи, и меланезийцы.
Все встреченные нами хорошо сложены, с густыми, мелко вьющимися волосами. Цвет кожи от светло-кофейного до почти черного. Многие мужчины татуированы. Линии более светлые, чем кожа, нанесены на плечах, щеках и лбу. У многих губы в красном соку бетеля[15].
По дороге мы не раз пытались вступить в разговоры с местными жителями. В их поведении — забитость бесправных людей. Женщины и дети дичились, прятались друг за друга.
Возвращаясь в порт, мы обменивались впечатлениями и вспомнили, что не заметили упомянутых в лоции достопримечательностей, в частности музея. Позже нам рассказали, что музей погиб во время сильнейшего землетрясения 1941 года, а ботанический сад Рабаула, упомянутый во всех международных справочниках, был уничтожен во время второй мировой войны.
— Разве вы не слышали, какая тут война была? Ведь японцы оккупировали весь архипелаг. Тут были жестокие бои, именно здесь остановили японцев, рвавшихся к Австралии. Ну, а перед этим американцы разрушили город бомбежками с воздуха. Все, что вы видите, построено заново.
— А почему же не восстановят музей и сад? — спросили мы.
— Кому нужда делать это? Сюда люди приезжают зарабатывать деньги, а не тратить их. Здесь все работают по договорам, на три года и редко больше. А мэрия… ей это не по силам.
Быстро стемнело; в тропиках ночь всегда как «шапкой накрывает». Не было ни Луны, ни Венеры, такой яркой под этими широтами. И тут мы познакомились еще с одной особенностью Рабаула — полным отсутствием уличного освещения. А свет из окон далеких коттеджей не освещал дорогу. Мы неуверенно продвигались к берегу и наконец чуть не ощупью добрались до корабля.
Когда после ужина мы снова вышли на палубу, то увидели, что пирс полон народу. Не одна сотня рабаульцев собралась у борта «Витязя», а поодаль разместился целый парк разноцветных машин. Слышалась английская, немецкая, французская речь, а кое-кто объяснялся и при помощи жестов. Здесь и там обменивались сувенирами — монетами, марками, значками. Знакомства завязывались быстро.
Один из новых знакомых, архитектор Юсси, объяснил нам особенности Рабаула — отсутствие уличного освещения и заинтересовавшие нас цистерны у домов.
— Ведь Рабаул — это город на вулкане, — сказал Юсси. — Бухта, в которой стоит ваш корабль, — кратер погрузившегося вулкана. Очень часто мы ощущаем подземные толчки. Из-за этого нельзя провести водопровод: он будет разрушен, а естественные источники далеки от домов, вот и собираем дождевую воду в цистерны. Уличного освещения нет по этой же причине: будут шататься столбы, рваться провода.
— Но разве нельзя что-нибудь придумать?
— Зачем? Здесь никто подолгу не живет. И потом после того как стемнеет, мы никуда не ходим. Театра нет. Разве только кино… да сюда редко попадают хорошие картины.
— А разве не приезжают гастролирующие труппы, не бывает концертов?
— Нет, никогда. Сюда ведь артистам ехать невыгодно: пожалуй, и дорога не окупится.
— А газеты?
— Одна газета выходит раз в неделю. Заполнена она главным образом объявлениями, рекламой и хроникой местной жизни. Печатают ее не здесь, а в Порт-Морсби на Новой Гвинее и доставляют сюда самолетом.
— Почему вы так интересуетесь черными? — спросила нас маленькая брюнетка в узких красных брючках. — Потому, что их нет в вашей стране, да?
— Нет, потому что они коренные жители острова. Наш известный ученый Миклухо-Маклай долго жил на Новой Гвинее и правдиво описал быт меланезийцев и папуасов. Но одно дело прочитать, а другое — увидеть своими глазами.
— Здесь не принято ими интересоваться. У нас нет дискриминации, но не вводить же этих черных в общество…
Около 11 вечера все темнокожие рабаульцы как по команде исчезли с пирса. Оказывается, существует правило, по которому они после 23 часов не имеют права показываться на улицах.
Жаркое утро следующего дня застало нашу группу уже на берегу. Посоветовавшись, мы решили пойти не в город а в противоположную сторону, по шоссе. По обеим сторонам его росли огромные светло-зеленые бананы, кое-где виднелись лачуги меланезийцев. Вскоре нас нагнала автомашина, за рулем которой сидел уже знакомый нам санитарный инспектор, а рядом полисмен. Мы забеспокоились — может быть, здесь запретная зона?
Поравнявшись с нами, пикап резко затормозил, а когда он остановился, санитарный инспектор приветливо. поздоровался и пригласил нас поехать посмотреть окрестности. Оказывается, он и полисмен направлялись в какую-то инспекторскую поездку по папуасским деревням. Мы охотно приняли предложение.
Шоссе шло вначале вдоль берега моря. Но вот асфальт кончился, началась грунтовая дорога. Следуя по ней, мы отдалились от берега и углубились в обширную кокосовую плантацию. Повсюду здесь горками сложена шелуха кокосового ореха, доносится от сушилен сладковатый запах копры[16].
Замечательное дерево кокосовая пальма! Трудно найти в тропиках еще растение, которое так полно использовалось бы человеком.
Даже если оставить в стороне промышленную переработку кокосовых орехов и обратиться только к возможностям их использования местным населением, то получается длинный список: из неспелых орехов приготовляют прохладительное питье, из перебродившего кокосового молока — вино, мякотью зрелых орехов кормятся люди и скот. Из копры выжимают жир, который употребляют в светильниках. Из высушенной скорлупы делают посуду. Волокнистая шелуха идет на приготовление веревок, канатов, сетей и лесок. Листья пальмы служат материалом для крыш домов, ширм, циновок, корзин. И наконец, столбы, балки, лодки изготовляются из стволов этого замечательного дерева.
Поделиться книгой: