В стороне от морских дорог

Мы продолжали путь через сплошное царство кокосовых пальм. Всякая другая растительность на таких плантациях уничтожается, поэтому кокосовые рощи с их редко посаженными деревьями тени дают мало. Копра, а также плоды какао — основной предмет экспорта Новой Британии. Деревья какао часто сажают между кокосовыми пальмами.

Дальше начался настоящий тропический лес. Однако умелое постоянное вмешательство человека чувствовалось и здесь. Об этом говорили и хорошие дороги, проведенные через, казалось бы, непроходимую чащу, и просеки. Вскоре дорога привела нас к морю. И здесь, у береговой осыпи, мы увидели остатки дота и исковерканный танк.

— Да, — заметил инспектор, — это следы войны. Когда здесь были японцы, они здорово укреплялись. Заставляли работать «черных». Чуть что — рубили им головы.

Вскоре машина свернула с шоссе и начала карабкаться в гору по крутой грунтовой дороге. Вот здесь начинался уже настоящий девственный лес, не видно плантаций, а огромные деревья сплошь опутаны лианами и другими вьющимися растениями.

Но вот и деревня. Под высокими пальмами около десятка хижин. Стены и островерхая крыша у них из пальмовых листьев. Окон нет, дверей тоже. Мужчин почти не видно, женщины что-то толкут в больших долбленных из дерева ступках.

Инспектор остался у машины, а полисмен направился в селение. Мы посетили еще несколько деревень, все они были сходны друг с другом. Проехали мимо папуасского кладбища прямоугольной площадки среди леса, травяной покров на ней снят, но по краям ее обрамляют цветы — флоксы. В центре площадки несколько земляных возвышений.

На обратном пути инспектор расспрашивал нас: какие должности мы занимаем, есть ли у нас семьи, где мы родились и т. д. Узнав, что один из нас родом из Сибири, инспектор спросил, как велика деревня, где он вырос.

— Моя родина совсем не деревня, а большой город — Омск.

— Как не деревня? Ио вы же сказали, что родились в Сибири.

— Да, но в Сибири есть много больших городов с почти миллионным населением.

Он взглянул на нас недоверчиво.

В полдень мы вернулись на судно, а к вечеру приехали и пни новые знакомые, Юсси и его жена Мария-Луиза, и предложили показать нам окрестности Рабаула. Хотя мы только что вернулись из такой же поездки, но разве можно было отказаться еще раз промчаться сквозь шеренги кокосовых пальм и кусты бугенвилий в ярко-алых цветах, еще раз взглянуть на своеобразные поселки с домами и пальмовых листьев?

Хозяева хижин отнеслись к нам радушнее, чем тогда, когда мы были с санитарным инспектором. Нас угостили кокосовым молоком! Разные мнения слышали мы об этом напитке — кто хвалил, а кто и нет. Нам же показалось, что по вкусу сок кокосового ореха больше всего напоминает такие овощи, как турнепс, брюква, репа. По цвету сок с молоком имеет общего немного: он мутный с белесым оттенком, как будто в стакан, не вымытый после молока, налили воду. Сок орехов не нагревается, защищенный толстой волокнистой оболочкой, поэтому трудно придумать в жару лучший напиток, если нет рядом холодильника. Ядро спелого ореха по вкусу больше всего напоминает наш лесной орех, только оно немного жестче.

Темнеет здесь рано, уже в шесть часов, поэтому перед закатом солнца мы поспешили обратно. Когда проезжали через лес, над верхушками высоких деревьев на фоне бронзового неба появился какой-то большой черный предмет.

— Планер! — крикнул кто-то.

— Это черт летит! — пошутили в ответ.

Но это был не планер и не черт. На больших вибрирующих крыльях, точь-в-точь как демон на старинной гравюре, медленно пропланировало странное существо и исчезло. Это была летучая лисица или летучая собака, млекопитающее из подотряда крыланов. Размах ее крыльев достигает полутора метров. Днем эти животные скрываются в кронах высоких деревьев и покидают свое убежище лишь ночью. Живут поколениями, иногда образуя большие скопления, по нескольку сот на одном дереве.

Утром к «Витязю» подошла маленькая флотилия пирог. Это лодочки из цельного ствола дерева, соединенного с бревном — противовесом или катамараном. Без таких противовесов суденышко легко переворачивалось бы при волнении. Подошедшие лодки образовали базар. Женщины-торговки раскладывали ананасы, бананы, кокосовые орехи на дощечках, перекинутых с борта на противовес.

С борта «Витязя» спускалось ведро с шиллингом на дне, а хозяйка в обмен накладывала столько товара, сколько находила нужным.

Позднее мы посетили и рынок на берегу. Здесь имелся крытый павильон, но основная торговля велась с окружавших его прилавков. Товары лежали наверху, а хозяева, спасаясь от жгучего солнца, располагались под прилавками; на покупателей особого внимания они не обращали, болтали между собой, ели, нянчили детей. Кокосовые орехи продавались большей частью очищенными от верхнего волокнистого слоя. Оставлялись только полоски, и ими орехи связывались попарно. Бананы продавались гроздьями, и, как мы узнали, более мелкие бананы дешевле и идут на корм свиньям. Много было также ананасов, арбузов, клубней бататов, какие-то корни и еще много нам неизвестных плодов. В числе наших покупок оказалась папайя — плод дынного дерева, очень похожий внешне на небольшую перезревшую дыню, которая вот-вот лопнет. Когда разрезали ее, то увидели, что сердцевина, как и у дыни, состоит из массы семечек. Но темно-оранжевая мякоть папайи намного уступает по вкусу дыне, она напоминает вареную тыкву.

Зелень и фрукты — это и все, что относительно дешево и доступно в Рабауле. Остальные продукты и товары — привозные. Здесь есть несколько маленьких магазинов, принадлежащих европейцам, в основном же торговля сосредоточена в руках китайской колонии, насчитывающей около 3000 человек. Товары они получают преимущественно из Австралии; много сянганских изделий, английских и американских. Своих промышленных производств, даже кустарных, Рабаул не имеет. Из него вывозят копру, плоды какао и панцири морских черепах.

Власти разрешили посещение «Витязя» со следующего дня. К нам нескончаемой вереницей потянулись рабаульцы. Были выделены дежурные-экскурсоводы, которые принимали гостей, водили по судну, показывали лаборатории, приборы и объясняли цели наших исследований. Интерес к первому советскому судну, пришедшему в Рабаул, был очень велик. За три дня нас посетило около 3000 человек. Для города, где насчитывается не более 7500 человек (европейцев здесь около 3000), это очень много. Правда, в это число вошли и приехавшие из окрестностей Рабаула.

С темнотой впуск посетителей прекращался. Но зато на пирсе, в лучах судовых прожекторов, начинался настоящий вечер самодеятельности. Характерные танцы островных жителей сменялись вальсом, русской и лезгинкой под баян. Кое-кто из наших моряков быстро освоил и местные танцы. Меланезийцы пели под гитару. Эти мелодии были заунывны и не вязались с танцами островитян. ()казалось, что это не местные песни. Меланезийцы рассказали, что им разрешают исполнять лишь те песни, которым их учили миссионеры.

На следующий день наши спортсмены встретились в баскетбольном матче с лучшей командой города, состоявшей из живущих здесь филиппинцев. Нетренированные витязяне проиграли, но выиграла дружба. Встреча прошла под аплодисменты и одобрительные возгласы зрителей — витязян и рабаульцев.

После матча мы устроили прием для хозяев поля и послушали филиппинские песни, которые исполнялись под гитару с большой экспрессией. Филиппинцы рассказали, что положение так называемых желтых здесь хотя и лучше, чем «черных», но все же «белые» не принимают их в свою среду.

— Вот смотрите, — показал один из собеседников на немолодого полного мужчину, который сидел несколько поодаль от певцов. — Он физик, окончил университет в Америке. А на родине никак не мог устроиться на работу. Даже в Маниле! Поехал сюда, здесь работает управляющим у одного немца, бизнесмена. Здесь много немцев, есть итальянцы, французы.

В тот же вечер мы познакомились с тремя немцами из Западной Германии. Они рассказали, что работают здесь по договору, через полгода у них кончается срок, и они вернутся в Западную Германию, откуда их прогнала безработица.

В дни стоянки мы часто выезжали в окрестности города для сбора зоологических коллекций. Сразу же за городом нас окружала яркая тропическая природа. Задерживаясь на берегу до темноты, мы обращали внимание на то, что здесь не было заметно жалящих насекомых, комаров, москитов. Это результат большой работы эпидемиологов.

Уничтожение москитов избавило население от тропической лихорадки, переносчиками которой они служат.

Зато в море полно ядовитых существ, и рабаульцы купаются в пресном бассейне. Оказывается, в море нередки очень опасные змеи, темные, с плоским хвостом, с желтыми поперечными полосами. Но еще более опасна так называемая каменная рыба, живущая среди кораллов. На эту небольшую рыбку, спрятавшуюся в песке, легко наступить, и если ее шипы, соединенные с ядовитой железой, проткнут кожу, человеку грозит быстрая смерть. Но даже это не остановило витязян, интересовавшихся коралловыми рифами. Чтобы побывать на них, пришлось взять такси и проделать путь около 50 километров по уже знакомой по первым поездкам дороге на Коко-По. Это одна из красивейших дорог на острове. Лес подступал здесь почти к самой воде, и кое-где у берега встречались даже отдельные мангрововые деревья. Но настоящих мангрововых зарослей все же не было. Для них нужна илистая болотистая почва, а здесь вдоль берега у воды тянется ярко-белая полоса песка, состоящего из перемолотой волнами коралловой крошки. Еще дальше в море, метрах в ста, виднелась серая гряда, слегка выступавшая из воды. Вот они, кораллы, с которыми мы еще не успели познакомиться ближе!

Мы доехали до приглянувшегося нам заливчика и спустились к воде. Идеально прозрачная вода мелкой лагуны между рифами и берегом позволяет рассмотреть и темно-зеленые кустики галимеды, водоросли-солянки, розетками покрывающей дно, и пестрые раковины между ними, и быстрых, маленьких, очень ярких рыбок. Дно усеяно обломками кораллов. По колено в воде проходим лагуну и взбираемся на рифы, которые сейчас, когда начался отлив, все больше и больше выступают из воды.

Коралловые рифы характерны для тропической зоны Мирового океана, так как их строители, полипы, могут развиваться только в водах с температурой, не опускающейся ниже плюс 20°. Вот с этими-то удивительными представителями животного мира мы и познакомились на побережье Новой Британии.

Живые кораллы в воде удивительно хороши. Они буквально поражают воображение разнообразием своих форм и оттенков. Чаще всего попадаются небольшие кусты, имеющие вид оленьих рогов; встречали мы и кораллы совсем без ветвей, похожие на полушария с извилинами наподобие мозговых, так называемые мозговики. Иногда несколько коралловых колоний срастаются вместе в огромные причудливые образования. Ходить по коралловым рифам— все равно что по груде битых бутылок. Резиновые тапочки предохраняют подошвы ног, но горе тому, кто оступится и упадет. Многие любители коралловых рифов вернулись на корабль со ссадинами и изрядными царапинами на ногах. Но собранные на коралловых рифах зоологические коллекции и «сувениры» — веточки кораллов — вознаградили за все неприятности. Успешный сбор кораллов оказался возможным лишь благодаря предусмотрительности нашего спутника электронавигатора А. С. Леонова.

Он захватил молоток и зубило, без которых от этих «мраморных» кустов не удалось бы отломить и веточки.

Быстро пролетели шесть дней в Рабауле. Закуплены зелень и фрукты — бататы, апельсины, яблоки. Ночью кончат принимать воду, завтра уходим.

В последний вечер мы ездили на другую сторону острова, заезжали в отдаленную папуасскую деревню. К сумеркам рабочий день заканчивался, и на дорогах нам встретилось много мужчин, возвращавшихся с плантаций. Женщины тем временем разжигали костры, готовили пищу. Разносился запах жареной картошки: так пахнут и жареные бататы, но, увы, они намного хуже картошки на вкус — сладковаты.

Водитель остановил машину, и тотчас ее окружили дети. Некоторые из них имели рыжую или совсем светлую шевелюру — оказывается, матери красят им волосы соком особой травы. В семьях папуасов обычно много детей. Мы заглянули в одну из хижин. В ней, как и в большей части остальных хижин, лишь одна комната. Правда, ее разделяли ширмы. Мебель отсутствовала, ее заменяла груда сплетенных из травы и пальмовых листьев циновок.

Когда вернулись с работы мужчины, стало ясно, что ожидается какой-то праздник. Был разложен большой костер, принесен барабан, сделанный из части выдолбленного ствола дерева и украшенный резьбой. Нас приглашали остаться на пиршество. Одна из женщин даже сделала несколько танцевальных движений — очевидно, показывая, что мы увидим много интересного. Но, к сожалению, мы торопились — близилась темнота, а нам предстоял далекий обратный путь. Мы поблагодарили и уехали, сопровождаемые негромкими ритмичными ударами барабана.

Поднявшись на гребень гор, в последний раз полюбовались чудесной бухтой и панорамой вулканов. Внизу уже почти стемнело; слабо светились огни Рабаула, и ярко горели прожекторы «Витязя».

На другой день корабль покидал Рабаул. Многие жители пришли провожать нас. Меланезийцев собралось, наверное, несколько сот человек. Так, говорят, не провожали ни одно судно. Пришли и филиппинцы. Но европейцев было немного.

— Воскресенье — пошли в церковь, — объяснили одни.

— Нет, сейчас рэгби, — поправили другие.

— А я думаю, — заметил один из филиппинцев, — многим не понравилось, что вы не делали различия между «белыми» и «черными», здесь это не любят.

Когда между портом и пирсом появилась и стала расти полоска воды, когда «Витязь» дал три прощальных гудка, меланезийцы как один ответили приветственным криком.

Быстро уменьшаются фигурки людей на пирсе; вот и красавица бухта осталась позади. Короткая остановка — сошел лоцман. Он и матросы машут руками со своего катера. Еще несколько минут — и катер превратился в светлую точку, которую все труднее различать среди солнечных бликов на воде. А через несколько часов вулканы Новой Британии скрылись в мглистой дымке.

В ОСАКА

Выйдя из Соломонова моря через пролив Витязя (названный именем русского корабля, корвета «Витязь», открывшего его в 70-х годах прошлого века), экспедиция поднялась к северу, в район Марианской впадины. В южной ее части в 1951 году английское исследовательское судно «Челленджер II» обнаружило максимальную глубину Мирового океана, равную 10 863 метрам[17].

Сделав несколько разрезов с севера на юг и с востока на запад, «Витязь» приступил к работам у Филиппинских островов.

Сильные кратковременные тропические дожди часто окутывали сплошной пеленой «Витязь», но их теплая влага не освежала. А однажды во время ливня, когда мы находились у острова Лусон, одного из самых крупных островов Филиппинского архипелага, выпал снег. Маленькие мокрые снежинки мгновенно таяли на руке, не давая ощущения холода.

Выпущенные с кормы воздушные разведчики — радиозонды помогли найти разгадку этого необыкновенного для тропиков явления. Оказывается, здесь температура воздуха уже на высоте немного большей 4 километров опустилась ниже нуля.

Этот холодный воздух и был, по-видимому, причиной выпадения неожиданного снега.

Больше полутора месяцев прошло со времени последнего захода в порт. Кончились свежие овощи, фрукты, а главное — мало осталось пресной воды. Командование судна уже несколько дней ограничивает расход воды (конечно, не питьевой, а «мытьевой»), в тропиках это довольно-таки серьезное лишение. Поэтому было принято решение зайти в ближайший от района работ японский порт Осака.

Туманным утром «Витязь» подошел к Осакской бухте. У входа в нее с обеих сторон белые маяки-башенки, от них тянулись молы-волнорезы. Дальше, внутри огромной бухты с чуть видневшимися берегами, качались плавучие якоря-бочки. «Витязь», поднявший на мачте свои позывные, получил указание встать на вторую от входа бочку. Мы все, помня хороший прием в Рабауле, рассуждали, когда будут выпускать на берег — после обеда или позднее. Не тут-то было! Подошел один катер, другой, третий — иммиграционные власти, таможенники, санитарные врачи. Придирчивый скрупулезный осмотр.

Вскоре стало известно, что сегодня на берег нас не выпустят. Может быть, завтра?

Под вечер приехали представители советского посольства. Они рассказали нам по нашей просьбе о современном экономическом положении внутри страны и о городе Осака. Жизненный уровень населения очень невысок. Товаров избыток, покупателей нет, безработица растет. Несмотря на упорную антисоветскую пропаганду японских империалистических кругов, население относится с большой симпатией к Советскому Союзу и его представителям.

— Впрочем, в этом вы сами убедитесь, когда познакомитесь с местными жителями, — добавил представитель посольства.

Затем он рассказал нам про Осака.

Город расположен на берегу залива Осака Внутреннего Японского моря. Вместе с городами-спутниками Осака образует ядро важнейшего экономического района Японии — Кансай.

История Осака как политического, торгового и промышленного центра уходит в далекое прошлое.

Одно из наиболее ранних упоминаний о населенном пункте Нанива, на месте которого ныне находится Осака, относится к концу VII века. В XIV столетии Нанива стал носить название «Осака». В 1583 году полководец Тоетоми Хидейоси (фактический правитель Японии в 80–90 годов XVI века) построил в Осака замок и сделал его своей резиденцией. Вскоре Осака превратился в крупный город, ставший важным центром Японии.

В XVII — первой половине XIX века в Осака неоднократно вспыхивали восстания городской бедноты. В 1837 году в городе произошло крупное восстание против правительства Токугава.

Во второй половине XIX — начале XX века Осака значительно вырос, став не только торговым, но и промышленным центром. Мелководная Осакская бухта была углублена, а порт перестроен.

Современный Осака расположен в дельте судоходной реки Едо. Большая часть города находится лишь немногим выше уровня моря. Этот низменный район прорезает обширная сеть речек и каналов, через которые переброшено более 300 мостов. Недаром Осаку называют «японской Венецией».

В настоящее время население города достигает 3 миллионов человек. Осака — крупнейший порт и второй (после Токио) по численности населения и экономическому значению город страны. Особенно развиты здесь текстильное производство, тяжелая промышленность. Имеются предприятия пищевкусовой, цементной, полиграфической, лесопильной, деревообрабатывающей промышленности. Всего в Осака свыше 50 тысяч предприятий, около половины из которых кустарные.

На другой день с утра к нам прибыли торговцы и разложили свои товары по всей кормовой палубе. Это скатерти, вышитые наволочки для диванных подушек, посуда, зажигалки и прочая мелочь. Большая часть изделий выполнена в своеобразном стиле японского народного искусства, часто с большим вкусом. Очень хороши сервизы исключительно тонкого фарфора, называемого «яичная скорлупа», с характерными рисунками. Но не все изделия радуют глаз — есть и аляповатые, кричащих тонов альбомы и шкатулки.

Вслед за торговцами прибыли корреспонденты из Осака и Токио. На наши вопросы, почему нас не выпускают на берег, смущенно отвечают: «Но ведь «Витязь» — военное судно…» — «Как военное? Да пойдите посмотрите сами! Кроме охотничьих ружей, никакого оружия у нас нет. Есть снаряжение, а не вооружение». Ходили, смотрели, обещали помочь. Но время идет, а мы стоим. Временами город скрывает туманная мгла, и кажется, что стоим в открытом море. Мимо проходят суда различных стран.

Приехала большая группа представителей Общества советско-японской дружбы. Они привезли нам пачку свежих московских газет всего недельной давности, «Огонек», «Крокодил» и коробки печенья «Русское» японского производства. Оказывается, два члена общества недавно вернулись в Осака из Москвы, с VI Всемирного фестиваля молодежи. Поездка их имела еще и особое целевое назначение: ознакомиться с нашей кондитерской промышленностью. Вывезенные рецепты были приспособлены к японскому вкусу: печенье, красивое на вид, было совсем не сладким и даже чуть солоноватым.

Участники фестиваля рассказывали, что выехать им из Японии было очень трудно. Вместо приглашенных 150 человек разрешили поехать только 50. За ними пришел советский пароход «Александр Можайский».

Приехавшие на «Витязь» привезли нам несколько фильмов: цветной фильм «Лес живет», поставленный по известной сказке Маршака «Двенадцать месяцев». Сюжет сказки был передан очень точно, но костюмы действующих лиц напоминали не столько русские, сколько западнославянские. Показали нам еще бытовой фильм «Сестры» и хороший научно-популярный фильм «Развитие лягушки».

Среди приехавших представителей Общества были две женщины. Одна в кимоно, другая — в темном европейском костюме, держались они очень мило, приветливо, но, к сожалению, ни слова не понимали ни по-русски, ни по-английски.

Прошло уже три дня, а мы все еще на внешнем рейде. Тот, кто не ступал на берег полтора месяца, конечно, поймет нас. Даже капитану не разрешили съехать на берег.

Корреспонденты больше не показывались. Только купцы не теряли терпения и ежедневно появлялись у нас ровно в девять утра, несмотря на то что мы у них ничего не покупали — нет возможности съездить в банк за деньгами. Единственное, что мы получали с берега, — это вода, которую доставляла нам специальная наливная баржа.

Наконец на четвертый день японские власти разрешили нам выход группами по восемь человек, но потребовали, чтобы каждый побывал в городе только один раз.

К сожалению, по этой причине не удалось ознакомиться с мореведческими учреждениями в Кобе, побывать в городе-памятнике классической японской архитектуры и изобразительного искусства — Киото, бывшей столице феодальной Японии.

Ежедневно во время стоянки на рейде «Витязь» посещали японские ученые и студенты. Они приезжали не только из Осака, но и из Токио, Кобе, старинного университетского города Киото и других городов. Разумеется, наибольший интерес к «Витязю», его лабораториям и оборудованию проявили наши коллеги — японские океанографы. Среди них был известный японский океанограф профессор Канджи Суда. Выступив по радио на борту «Витязя», он сказал:

— Сегодня у нас радостный день. Нам предоставлена возможность самим лично посетить советский корабль «Витязь». Мы могли посмотреть каждый уголок этого прекрасного судна. Раньше нам довелось много слышать о высоких качествах приборов и оборудовании «Витязя». Теперь мы их увидели сами. Действительно, они превосходны. Мы сердечно и горячо желаем советским ученым и экипажу достичь на этом судне новых успехов в изучении тайн Тихого океана.

В ответном слове начальник экспедиции профессор Добровольский тепло поблагодарил японских коллег за внимание и выразил надежду, что научные и культурные контакты наших стран будут укрепляться.

Наконец и наша группа смогла осмотреть Осака. Утром подошел большой многоместный катер, вроде речного трамвая, и через двадцать минут мы были в порту. Тщательная проверка документов. Наконец все закончилось, и мы, восемь человек, стоим на осакской мостовой. В какую сторону направиться? Но тотчас же к нам подошли пятеро японцев, один из них говорил даже по-русски, остальные — по-английски. Они отрекомендовались членами Общества советско-японской дружбы и предложили свои услуги в качестве гидов и переводчиков. Это оказалось очень кстати. Часто приходится читать о том, что в Японии английский чуть ли не второй язык. Может быть, в Токио это и так, но как в Осака, так и в Нагасаки нам не часто попадались японцы, говорящие по-английски. Исключение составляли некоторые корреспонденты и ученые. В больших магазинах говорят по-английски лишь заведующие отделами. Даже цифры часто пишутся непонятными для нас японскими знаками. Вот и сейчас — подошел трамвай, но номер его мы без помощи наших добровольных гидов прочесть не можем.

Осака огромен. Широкие оживленные магистрали, обсаженные по краям вечнозелеными деревьями — араукариями[18], криптомериями[19] и пальмами, чередуются с узкими, но прямыми улочками, где две машины не разъедутся. В городе довольно грязно — мы, начитавшись о японской чистоплотности, были разочарованы.

Есть в городе и метро: вход — прямоугольное отверстие в земле, а сверху на четырех столбиках крыша. Вниз, к кассам, ведут ступеньки. За ними тесный, не очень опрятный зал, стены которого кое-где украшают лишь рекламные щиты. Но вагоны удобные, красивые и просторные.

В Осака обращает внимание сочетание современных европейских черт большого города и глубокой старины феодальной Японии. Рядом с многоэтажными зданиями двухэтажные домики, первый этаж которых, как правило, занимает лавка или магазин, а кое-где и храмы, созданные много веков назад. На улицах много автомобилей последних моделей; прохожие — молодежь преимущественно в европейских костюмах, а пожилые, как женщины, так и мужчины, почти исключительно в кимоно.

Мы решили осмотреть основной из памятников осакской старины — замок Тоетоми Хидейоси. Музеем резиденция древнего властителя стала недавно, еще в 1950 году здесь была казарма. Уместно вспомнить, что Осака, по терминологии японского историка Такэноси, в средние века был типичным «замковым городом». В те времена Япония разделялась на множество феодальных поместий разных размеров, управлявшихся каждое князем. Замок такого властителя был окружен жилищами большой группы профессиональных воинов — самураев — и их семей. Большая часть крупных японских городов развилась из подобных центров. Замки служили ядром поселения. Обычно они строились на возвышенных участках, окружались высокими стенами и рвами, а вокруг них рос город.

Восьмиэтажная, 55-метровой высоты, крепость производит большое впечатление, особенно когда вспомнишь, что строили ее в 1583 году, без современных технических средств. Внутри сейчас сделан лифт, поднявший нас на галерею верхнего этажа, откуда открывается панорама города. Затем, постепенно спускаясь вниз, мы осмотрели размещенные на каждом этаже экспонаты — старинные вышивки, рисунки и утварь. Все это были предметы эпохи Токугава — эпохи изоляции.

И во дворе крепости, и в самом здании много экскурсантов. Приходят отдельные посетители, группы туристов и целые классы школьников во главе с учителем. Многие посетители с рюкзаками за спиной — очевидно, приехали издалека.

Проголодавшись за целый день беготни по городу, мы вместе с нашими провожатыми зашли в ресторан на верхнем этаже огромного универмага Даймару. Ресторан вполне европейского типа, но рядом со столовым прибором кладут и палочки в бумажной обертке. Обед состоял из ростбифа с макаронами, жареных летучих рыбок (на вид очень красивы, но по вкусу больше всего напоминают пряник — вымочены в чем-то сладком) и стакана холодной воды. Хлеба не полагалось ни кусочка, и мы встали из-за стола полуголодными.

День закончили прогулкой по старинным узким улицам и посещением магазинов. Товаров обилие, и это создает впечатление высокого жизненного уровня. Но несмотря на шумные рекламы, специальные распродажи по сниженным ценам и другие коммерческие ухищрения, огромное количество разнообразных товаров не находит сбыта. Причина — очень низкая покупательная способность населения. Присмотревшись, можно увидеть и нищих на улицах, и безработных.

Стемнело, засветились большие разноцветные фонари над входами в лавочки, завертелись яркие неоновые рекламы больших магазинов. Мы берем такси и вскоре из ярко освещенных улиц центра попадаем в темноту прибрежных кварталов. Фонарей почти нет, свет скупо проникает через бумажные «стекла» окон. Вот и порт. Таможенники весьма внимательно осматривают наши покупки, ставят штампы на обертках. Несколько минут мы качаемся в катере-автобусе, который быстро несется к «Витязю». А утром корабль снимается с бочки: пора выходить в море, продолжать работы. Катер иммиграционных властей провожает нас до маяков-башен; впереди — туманное море.

ЭКВАТОРИАЛЬНЫЙ КВАДРАТ

Прошло менее года, и в марте 1958 года «Витязь» снова вышел в плаванье — в свой 27 рейс, проходивший в западной части Тихого океана. И опять не оправдал океан своего названия. Огромные, увенчанные седой пеной волны сотрясают стальной корпус корабля, а затем взлетают ввысь, обдавая каскадом брызг моряков и ученых, работающих на палубе.

Вот дана команда «стоп», и корабль, как гигантский поплавок, закачался на волнах. Звенящий ветер дует с неослабевающей силой, но работа на первой станции в третьем рейсе по плану МГГ идет успешно. Это 3882-я[20] по счету станция «Витязя». Через некоторое время подняты на палубу самописцы течений, они фиксировали скорость и направление течений на разных глубинах. Скорость оказалась довольно большой — это район теплого течения Куросио. Вот здесь, над теплым течением, и образуются ложбины пониженного атмосферного давления, вытянутые почти по оси течения. Это «дороги», которыми следуют циклоны, создающиеся в результате вторжения холодных воздушных масс в область теплого течения. Над Куросио циклоны образуются обычно в зимнее время, но нередки они и ранней весной.

Только закончили первую станцию, как и без того сильный ветер еще усилился, началась неприятная качка; «Витязь» встретился со стремительно катящимся по своему излюбленному пути очередным юго-западным циклоном.

В кают-компании буфетчицы постелили на столы мокрые салфетки и подняли предохранительные бортики, чтобы не билась посуда. Пришлось уменьшить скорость корабля и на время отказаться от работы на следующей станции.

Всю ночь «Витязь» боролся с разбушевавшейся стихией, медленно продолжая свой путь. Но едва забрезжил серый рассвет, как ветер стих, и только океан, не желая так легко смириться, посылал навстречу кораблю грозные валы зыби. Но работать было уже можно: ожили палубы, загудели моторы лебедок, команда занялась утренним туалетом «Витязя».

Через несколько дней пересекли тропик Рака. Солнце уже давно окрасило наши тела загаром, и от его палящих лучей не было спасенья. Во время станций над лебедками, с которых опускали приборы, распускались белые купола огромных зонтиков, они спасали от прямых лучей, но от зноя из-за отсутствия ветра не избавляли. При движении корабля на палубу летели соленые брызги, которые, попадая на тело, мгновенно высыхали, стягивая и припудривая кожу лица. Соль проникала и в рот, и постоянно ощущался неприятный горьковатый вкус. Для утоления жажды на палубе по утрам выставлялась большая бочка с кислым квасом, но уже к обеду она опустошалась.

Ультрамарин небесного свода незаметно переходил в ровную гладь океана, по которой от «Витязя» быстро бежали струи света: это в волнах, возникающих при движении судна, так называемых корабельных волнах, создаются сгущения и разрежения лучей солнца. Волны действуют на падающие лучи как собирательные и рассеивающие цилиндрические линзы, фокусируя их под гребнями и рассеивая под подошвами волн.

Воздух над океаном чист и прозрачен, и даже едва возвышающиеся над уровнем океана коралловые атоллы показывались более чем за 20 миль. Но мы их встречали не часто, океан был пустынным, и наше одиночество нарушали только летучие рыбки, неожиданно выпрыгивающие из воды; пролетев несколько десятков метров, они вновь исчезали в сияющей синеве.

Однажды кто-то из гидрологов заметил далеко за кормой темную точку.

— Это кит! — сказал он после долгого наблюдения в бинокль.

Такое утверждение многим показалось противоестественным: властелин суровых арктических и антарктических вод кит — и лазурные тропики… Но впоследствии специалисты говорили нам, что встретить китов у экватора в это время года вполне возможно.

Несколько раз с борта мы наблюдали длинные извивающиеся полоски. Подхваченная сачком и выброшенная на палубу, такая полоска оказывалась нечем иным, как ядовитой морской змеей (Distira cyanocincta). Этот вид распространен по всей тропической зоне Индийского и Тихого океанов. Темные, с желтыми полосами пойманные змеи подолгу жили в аквариумах ихтиологической лаборатории. Иногда, к устрашению зрителей, ихтиологи выпускали их на палубу «погулять», конечно под строгим присмотром. Змеи охотно брали с пинцета мясо, хотя в море питаются только рыбой. Они живородящи, что скоро и доказали.