Эрнестина Вольф. Дело о клубничном пироге

— Добры день! — с улыбкой отозвались молодой человек и девушка за стойкой. Оба они были в черной форме, опрятные, готовые к трудовому дню.

— У вас очаровательная собачка! — девушка сделала комплимент и даже вышла из-за стойки, принеся шпицу кусочек розового макаруна.

Кикки сперва недоверчиво принюхалась к угощению, посмотрела на новую хозяйку и лишь получив одобрительный кивок с ее стороны, с охотой сцапала выпечку.

Обе леди устроились за одним из столиков, Эрнестина Вольф с воздушным заварным пирожным и чашкой американо, а Кикки с шоколадным эклером. В это время кафе было еще совсем пустым, в сквере гуляли две женщины с детьми и больше никого не было. Город этим субботним утром еще не успел проснуться, хоть и необыкновенно теплое солнышко ужа давно звало всех на улицу.

Промокнув губы бумажной салфеткой, мадам негромко заговорила:

— Значит, так. Что мы имеем? Отравленный или не отравленный пирог, целый ворох подозреваемых и пока ни единой ниточки к раскрытию этого дела. Вот если бы не вредная Алена, мы бы уже заглянули в дом погибшей. Как я могу строить хоть какие-то версии, если знаю о ней, лишь со слов одной соседки? Надо поговорить с дочерью, ведь остается же вероятность того, что это мог быть суицид. А вдруг у женщины что-то случилось, о чем она не рассказывала своим подругам молодости? А? Могло такое быть, Кикки?

Рыжий, пушистый комок, неспеша уничтожавший вкуснейший эклер, остановился, чихнул и вернулся к своей трапезе.

— Буду считать это твоим согласием. Прежде продолжать расследование, мы должны больше узнать о жертве. Конечно, у полиции уже есть все сведения. Но здесь мне не Париж, здесь меня никто не знает и ни при каких обстоятельствах не станет раскрывать детали дела…

Мадам задумчиво отхлебнула немного остывший кофе и, прищурившись, посмотрела на подошедшего к барменской стойке мужчину. Взгляд французской леди прилип к новому посетителю. Она отметила стройность, статность его фигуры. Мужчина был такого же возраста, а может быть на несколько лет старше ее самой, но выглядел намного лучше молодых людей. Этот человек занимался спортом и был очень аккуратен в деталях. Светло-серый, летний костюм сидел на его фигуре просто идеально. Из кармашка на груди выглядывал темно-синий платочек в маленькую, белую точку. Длина брюк была безукоризненно отмерена, они едва касались коричневых кожаных ботинок, начищенных этим утром до блеска. Седые волосы безупречно подстрижены умелым мастером. Мадам Эрнестина с сожалением подумала о том, что будь бы она мужчиной, а он женщиной, она бы присвистнула, чтобы привлечь внимание к себе.

Незнакомец отвлек ее от размышлений над разгадкой дела, он устроился в нескольких столиках от них и развернул газету, которую принес с собой. Вольф еще бы наблюдала и наблюдала за ним, если бы ее не отвлёк от этих наблюдений рассерженный рык ее рыжей подруги. Опустив взгляд вниз, француженка обнаружила у своих ног еще одного незнакомца, который нагло отодвинул маленькую барышню от ее угощения и преспокойно дожевывал остатки эклера. Это был длинный бассет-хаунд. Эрнестина огляделась по сторонам — в сквере, кроме все тех же мамочек, новых людей не появилось. Снова посмотрела на мужчину за соседним столиком — у того тоже не наблюдалось ничего похожего на поводок. Тем временем на наглеце у ее ног, был дорогой черный ошейник.

— Интересно… И как вас звать, молодой человек? — спросила мадам не обращавшего на нее внимания пса.

— Бельгиец.

Могло показаться, что представился сам пес, но логическое мышление, несвойственное женщинам, подсказало мадам Вольф, что это произнес тот самый мужчина, столь сильно приковавший к себе ее внимание с минуту назад.

— Бельгиец?

— Бельгиец, — кивнул мужчина, не отрывая взгляд от своей газеты. — И он очень любит свежую выпечку. Вам не стоило так откровенно соблазнять его.

— Фу! Истинный мужчина! — рассмеялась мадам Вольф.

— Не рассчитывайте, что я стану оплачивать то, что он у вас съел, — добавил мужчина.

— Боже мой! Француз в теле скандинава! Какой чудесный коктейль!

Француженка изящно подняла свою чашку в воздух и салютовала ею соседу напротив:

— Ваше здоровье. Нам с Кикки приятно угостить столь симпатичных мужчин, хоть и на лице у вас поселилась осень.

— Не понял, — незнакомец повернул в ее сторону голову.

— А в глазах тучи и дождь проливной, — добавила она. — «Девятый вал» Айвазовского. Вы столь же прекрасны, как и устрашающи. Вы неукротимая стихия, а я одна из тех, кто не сдается в борьбе с вами, потому что видит над огромными, поглощающими все на своем пути волнами проблески теплого солнышка.

— У вас богатая фантазия, — проскрипел мужчина.

— Почему бы и нет? Я же все-таки женщина! Бон, месье. Было очень приятно с вами поболтать, но боюсь, нам с Кикки пора. Желаю вам насладиться этим теплым весенним днем!

Мадам Вольф достала из кожаного рюкзака модный кошелек, вынула из него несколько монет и оставила их на столике. Обе леди покинули кафе. Мужчина и его пес по кличке Бельгиец проводили их взглядами.

— Не смотри на меня так, — сказала Вольф своей рыжей собачке, когда они миновали сквер, — да, я польстила ему. Какой из него француз? Где ты видела, девочка, чтобы француз что-либо пожалел для животного? Это абсурд! Он обычный грубиян. Но нам и в самом деле было уже пора, ведь мы не хотим с тобой пропустить все самое интересное. Алена наверняка уже перестала следить за нами в окно, так что мы можем попытать счастья и постучаться в первую квартиру. Если я не ошибаюсь, дочь покойной Матильды зовут Нина. Что-то мне подсказывает, что в это трудное время ей не помешает поддержка и внимание со стороны соседей.

Предчувствуя новые открытия в этом деле, мадам ускорила шаг. Но как только пройдя через несколько узких улочек и один двор они оказались у дома тридцать один по улице Кауплемине, перед ними предстала уже знакомая картина — автомобиль скорой помощи с включенными без звука проблесковыми маячками и полицейский автомобиль. Когда они подходили к подъезду — оттуда как раз на носилках кого-то выносили. Вслед за медиками выскочила Эльза Тоомас, женщина обеспокоенно растирала слезы по лицу, хваталась за сердце и за голову.

— Эльза, дорогая, что произошло? — бросилась к ней мадам Вольф.

— Это… Это Линда. Ее увозят. Сказали, — у женщины дрожала нижняя губа, когда она это говорила, — сказали, что скорее всего не довезут. Но попробуют сделать все, что в их силах.

— Что это, сердце? — сделала предположение француженка, внимательно следя за тем, как медики закрывают двери в машину, как садятся сами.

— Нет! Острое отравление! Ее рвало все утро, было так плохо, что она не сразу смогла добраться до телефона. А когда смогла — все уже было очень плохо.

— Это все пирог?

Тоомас уставилась заплаканными старческими глазами на свою собеседницу.

— Пирог?! При чем тут пирог? И вы туда же! Пирог был вчера. Хватит ерунду болтать! А… Я поняла! Это вы слухи распускаете. Наболтали вчера полиции про меня и мой пирог, а они и поверили! То-то следователь смотрел на меня с таким подозрением!

Тоомас зло погрозила мадам кулаком и, развернувшись, скрылась в подъезде. Машина скорой помощи тоже уехала. Эрнестина Вольф провожала их взглядом, когда вдруг откуда-то сверху раздалось еще одно грозное, на сей раз это была Алена:

— Ма — дам…

Даже помощница погрозила ей кулаком. Француженка послушно направилась в подъезд, однако не ушла дальше первого этажа. Спустя несколько секунд ее палец жал на звонок в квартиру номер один.

Глава 7

— Нина?

Мадам поинтересовалась у рыжей худой женщины в поношенном свитере, открывшей ей дверь.

— Да, Нина Турунен, — подтвердила она.

— Здравствуйте. Меня зовут Эрнестина Вольф. Я гощу у ваших соседей сверху. Мы слышали о свалившемся на ваши плечи горе и решили оказать материальную помощь. Небольшую, но мы осмелились предположить, что в столь трудное время вам пригодится все.

Мадам неловко полезла в собственный рюкзак за кошельком, запуталась в ремнях, уронила его.

— Ох! Простите меня, какая я неуклюжая!

Турунен присела вместе с ней, чтобы помочь собрать с пола рассыпавшиеся вещи.

— Давайте я приглашу вас в дом, там будет удобнее. Это стоило сделать с самого начала, я просто так опешила, не ожидала, что соседи пожелают мне помочь.

— А как же иначе, дорогая? Мы же живем в одном доме! Разве это по-человечески?

— Ну, по-всякому бывает.

Они зашли в квартиру. Уже в коридоре стало ясно, что большими деньгами или даже весьма средними тут и не пахло. Обычное жилище двух женщин, планировка точь-в-точь как в квартире Беллы. Прихожая, кухня, одна проходная и две изолированные комнаты. Ремонт весьма старый, совсем простой, без изысков.

— Как бывает, дорогая?

— Пф… Люди бывают разные. К примеру, волонтеры, которые приносили маме еду, еще вчера позвонили и потребовали отдать все продукты, которые носили нам. Все до последнего, что она не использовала. А потом вдруг соседи пришли на помощь. Вот вы, а до вас соседка напротив. Из второй квартиры. Она помогала мне сегодня прибраться. Вчера, конечно, кошмар был. Здесь побывало столько людей. Полицейские все допрашивали, что мама ела, что пила. А мне даже сказать нечего было. Меня здесь не было. Они намекали на тетю Эльзу и тетю Линду.

— Кстати, о Линде. Вы слышали, ее только что увезли?

Рыжая женщина с короткой стрижкой и россыпью некрасивых веснушек на шее, почти безразлично пожала плечами.

— Видела в окно. Честно говоря, мне сейчас не до этого. Я понимаю, тетя Линда, я знаю ее с малых лет, она тоже в опасности. Видимо, все же был виноват клубничный пирог. Мама уже некоторое время жаловалась на плохое самочувствие. Я думаю, когда они проведут свою экспертизу, обнаружат у нее язву или что-то такое. Я не раз просила мамочку сходить к врачу, а она все жаловалась, что ей далеко, а с ее давлением из дома выходить просто опасно. Но я же тоже работала! Я не могла просто взять и отпроситься! Ради обычного визита к врачу? Он принимает через две улицы от нас. Это было обычное нежелание лечиться. А что бы я могла сделать? Ну, отвела бы ее туда, доктор прописал бы лекарство, так она бы все равно забывала бы его принимать. Все верила в народную медицину, разные бесполезные таблетки с витаминами горстями пила. И где теперь ее эти таблетки? Чем они ей помогли от язвы?

— Но я что-то слышала про крысиный яд…

Мадам Вольф как будто нарочно медленно доставала из рюкзака кошелек, она долго копалась, слушая рассказ Нины.

— Да, полиция тоже что-то такое сказала. Хорошо пошутили. Ну вы же понимаете, насколько умные полицейские работают в нашем городе? По их мнению, тетя Эльза подмешала в клубничный пирог яд? И отравила себя и своих подруг? Что за несусветная чушь? Это все язва, мама не хотела лечиться, вот и все объяснение.

— А как же Линда?

— Тетя Линда точно такая же. Они обе гадали, ездили в деревню за травами, рецепты молодости вспоминали. Настойки из одуванчиков настаивали! Вот и доигрались. Может быть они обе этой настойкой и отравились.

Француженка вынула из кошелька несколько весьма крупных купюр, она протянула их рыжей женщине, у которой при виде этой суммы неприлично загорелись глаза. Мадам Эрнестина подождала, пока Турунен возьмется за купюры со второй стороны. Не выпуская деньги из пальцев, Вольф мягко поинтересовалась:

— Нина, возможно, у вашей мамы были враги?

— Враги? — Турунен поморщилась. — У семидесятилетней женщины, всю жизнь проработавшей от звонка до звонка швеей на заводе? Вы издеваетесь? Откуда у нее враги? Мама была добрейшим человеком. Даже меня никогда не ругала. А если вы имеете в виду кошачьи проделки на лестнице, то лично мое мнение, что это просто чей-то кот ночует в нашем подъезде. Тетя Эльза не признается, но она любит подкармливать уличных котов. Вполне может быть, какое-то животное пронюхало, где живет его кормилица и решило наведаться лично. Вот и вся загадка.

Рыжая дернула за бумажку и деньги перекочевали в ее руки. Мадам Эрнестина поджала пару раз губы, но здраво рассудив, что эта любящая дочь вряд ли ей прямо сейчас сообщит что-то еще, разумно решила распрощаться и отправиться восвояси тем более, что Алена уже скорее всего маячит где-то за дверью. Об этом ей рассказала, внезапно занервничавшая собачка и топот ног большого размера на лестничной клетке.

Глава 8

— Ну уж нет! Вы никуда не поедете! Только через мой труп, мадам! Вы останетесь дома на обед.

— Алена, бог ты мой, что за строгость?

Мадам Эрнестина с укором посмотрела на свою компаньонку. Француженке очень хотелось покинуть квартиру, ведь за дверью снова слышался шум, а также прозвучало несколько громких возгласов соседки из пятой квартиры. А если учесть, что несколько минут назад к подъезду дома номер тридцать один подъехал полицейский автомобиль, то можно смело предположить, что соседку в эту самую минуту арестовывают.

— Я повторяю, вы никуда не пойдете! Живо отправляйтесь в комнату, там вас ждут наши гостеприимные хозяева. Вы собирались им вручить подарки из Парижа, так что будьте любезны, займитесь тем, чем должны и не суйте больше свой любопытный нос в чужие дела.

Это было в некотором роде захватывающее зрелище. Аленин рост, крупные плечи и руки, растопыренные в сторону, грудь колесом, которой можно поезда останавливать… Естественно, мадам Вольф даже не стоило и мечтать, чтобы каким-либо образом миновать бывшую русскую эмигрантку. Однако ее рвение и искренние переживания тронули сердце Эрнестины Вольф настолько, что мадам неожиданно покорно согласилась остаться дома и никуда этим вечером не выходить. В конце концов, рассудила она, трупы никуда не денутся, если даже Эльзу арестовали, то ее, Вольф, туда не допустят. Так что, в любом случае, утро вечера мудренее. Можно было бы, конечно, наведаться на чердак, да к той развязной девице с третьего этажа, но это все вполне может подождать.

— Так-то, — буркнула Алена, глядя на то, как ее хозяйка возвращается в комнату.

Гостиная комната была светлой, уютно обставленной, в обычное время, в обычный день здесь было достаточно просторно. Теперь здесь почти все свободное пространство занимали вещи прибывших гостей. Было заметно, что компаньонка изо всех сил постаралась их хоть как-то расставить по углам, но это мероприятие прошло не слишком-то успешно. В результате, ей все же удалось сделать небольшой проход от двери к дивану и кофейному столику, за которым теперь с трудом разместились Белла и Рихард, для мадам хозяева уступили удобное кресло, в котором ту уже ждала рыжая, пушистая подруга.

Подойдя к креслу, Вольф подняла собачку на руки и присела.

— И в самом деле, дорогие мои, — произнесла французская леди, — я так увлеклась… осмотром города и его достопримечательностей, что совсем позабыла о своем долге благодарного гостя. Алена! Будь любезна, достань, пожалуйста, из того чемодана то, что мы привезли в качестве подарка.

— Наконец-то, вы занялись делом, — проворчала Алена.

Подарков было несколько. Сперва мадам вручила супругу дочери своей подруги две банки петросяновской икры, перевязанные ленточкой. Банки в два с половиной килограмма каждую сам владелец знаменитого ресторана назвал «Император Александр».

— Я надеюсь, Рихард, у вас нет аллергии на морепродукты? — привычно осведомилась француженка.

Дорогой Белле досталось несколько коробок конфет и шелковый шарф.

— Тетя Эрнестина, расскажите, вы к нам надолго? Я имею в виду, вы надолго вернулись на свою родину? Ведь мама говорила, вы жизни не представляете без Парижа. Так что я представить себе не могу, чтобы вы здесь задержались. Особенно если послушать, что про вас рассказывают.

— А что такого про меня рассказывают, детка?

— Мама обмолвилась, что вас очень многие знают в Париже, особенно в правоохранительных органах. Тетя Эрнестина… скажите… — Белла замялась, — вы… вы имеете какое-то отношение к криминальному миру?

— Я? Боже упаси, деточка! — Вольф поправила стильные, кошачьи очки на своем носу. Мадам бросила презрительный взгляд, в сторону саркастически усмехнувшейся Алены. — Париж, это такой маленький город. Городок, я бы сказала. Там все друг с другом знакомы. Вы же слышали, наверное, что все парижане здороваются друг с другом?

— Слышали, — переглянулись хозяева квартиры.

— Вот. Правду говорят. Городочек маленький, несколько раз в бар заглянул — так тебя потом на улицах узнают. И полицейские, ведь они тоже после работы в бары ходят. Я тебе больше скажу, некоторые французские жандармы могут иногда и в рабочее время наведаться в питейное заведение. Конечно! Ну, конечно, выпить крохотное эспрессо и буквально рюмочку кальва.

— Это что такое?

— Водка по-ихнему или коньяк, — вставила свое словцо Алена.

— Какой же коньяк! Выдумала тоже!

— Уф, — Белла напряженно улыбнулась, — а я уже было решила, что полицейские на работе пьют.

— Нет, однозначно нет! Кальва, мои дорогие, это кальвадос. Это бренди. Каких-то сорок градусов, так, просто согреться в холодный день. Его производят только в Нормандии, на берегу неспокойного Атлантического океана.

— А вы уже понадеялись, что это минеральная вода? — русская компаньонка разлила горячий кофе по чашкам сидевших за столиком. — У мадам никогда не бывает все так просто, как думают остальные. Поверьте, с ней всегда проблемы.

— Глупости! Я просто люблю жизнь. Вот и все, правда, моя дорогая Кикки? — Вольф улыбнулась собачке, сидевшей у нее на коленях, и подушечкой пальца ткнула ту в маленький кожаный нос.

Немного позже мадам заперлась в своей спальне, выключила верхний свет и без стеснения распахнула окно. На улице уже стемнело, в округе было очень тихо. Не сравнить с ее родным Парижем, где гул не унимается даже по ночам. Особенно на левом берегу, куда она любила наведываться в те самые бары в поисках приключений. Покойный муж не раз упрекал ее за это, но разве Эрнестину было остановить?

— Нет, — прикуривая в сумерках белую сигарету, отрицательно покачала головой своим мыслям мадам Вольф. — Я не была бы собой, если бы покорно сидела дома. Это была бы какая-то другая Эрнестина. А может быть… и не Эрнестина вовсе. Какая-нибудь, Матильда, — француженка скривила губы, вспомнив унылую квартиру соседки с первого этажа.

Ни одного яркого пятна. Только волосы ее дочери. А учитывая еще то, в каком городе они жили, где серость не покидает небеса ни летом, ни зимой.

— Я бы уже давно повесилась. Или даже отравилась, от такой скуки. Что она делала, эта Матильда?

Правой ногой она почувствовала тепло — к ней прижалась пушистая Кикки, собачка теперь не отходила от новой подруги.

— Это все эклеры, дорогая моя. Ведь ты же женщина, — задумчиво сказала ей мадам. — Любая женщина душу продаст за хороший эклер и чашечку кофе.

Эрнестина снова посмотрела на улицу. Окна из этой комнаты выходили в маленький дворик. Романтичный, маленький дворик, где растет одно дерево, разбита клумба с цветами и царит тишина старого приморского города. Лишь чайки кричат где-то над головой. Мадам подняла глаза к небу и в этот же момент где-то сверху что-то громыхнуло.

— Это не гроза, Кикки, — сказала женщина попятившейся вглубь комнаты собачке. — Это музыка…

И в самом деле, вслед за коротко прозвучавшим шумом, полилась музыка. Кто-то играл на гитаре.

— Ага, тот самый студент из десятой квартиры. Студент гитарист, у которого тоже есть черный кот…