Помоги проекту - поделись книгой:
Скрыто-агрессивные личности используют различные уловки, чтобы удержать в подчинении своих партнеров по отношениям. Конечно, для того чтобы отношения начались, нужны двое, и каждая сторона отвечает за собственное поведение. Но скрытые агрессоры настолько искусно используют чужие слабости и эмоциональную незащищенность, что способны обмануть почти любого. Людей, находящихся в абьюзивных отношениях со скрыто-агрессивными личностями, поначалу подкупает их внешнее обаяние и мягкость. К тому времени, когда они осознают истинный характер своего партнера, они успевают вложить слишком много эмоций и усилий в попытки наладить отношения. Поэтому им очень трудно все бросить и просто уйти.
Дженис чувствовала себя виноватой из-за того, что собиралась сделать. Вот уже несколько дней ее не покидало это ощущение. Она решила уйти от Билла. Она не планировала разводиться с ним, но ей требовалось время и личное пространство, чтобы разобраться в происходящем. У нее не получалось ясно мыслить, оставаясь с ним в одном доме, хотя она и не находила убедительных объяснений подобному. Поэтому она решила на некоторое время уехать. Находясь в гостях у сестры в другом городе, Дженис неожиданно осознала, какое это облегчение – оказаться вдали от постоянных семейных конфликтов. И дело не в том, что она не любила помогать своей дважды разведенной дочери растить ребенка, оставшегося без отца. И даже не в том, что взрослый сын, бросив колледж и оставшись без работы, опять поселился в доме родителей и не торопился искать отдельное жилье. Но ей всегда приходилось только отдавать, отдавать и отдавать, лишь бы родные ни в чем не нуждались. Теперь, опустошенная и уставшая, она хотела что-то сделать и для себя. Она вроде бы вздохнула с облегчением, но при этом, как всегда, чувствовала себя виноватой.
В первую очередь Дженис укоряла себя, что бросила Билла. А ведь он не раз жаловался жене, как на него давят на работе. И да, он снова пил, но уже не так, как раньше. Вероятно, Билл был прав, когда упрекал Дженис, что в последнее время она не уделяет ему должного внимания, и что ему не хватает ее поддержки. И возможно, она тратила слишком много денег, когда они не могли себе позволить лишних расходов, как и утверждал Билл. Но именно нынешнее поведение мужа отбивало у нее всякое желание его поддерживать. Но даже из-за этого она тоже чувствовала себя виноватой.
Дженис сильно переживала, когда представляла, что может случиться с Биллом, если она уедет навсегда. Она уже несколько раз пыталась уйти от него. Но каждый раз ее возможный уход ставил под угрозу его «выздоровление». Она многое узнала о химической зависимости, когда заставила мужа обратиться за помощью в программу «28 дней». Но ей казались вполне убедительными и логичными уверения Билла, что ему нужны вовсе не психологи, лечение или «Анонимные алкоголики». Действительно, в те дни, когда у него все хорошо складывалось на работе и дома, когда Дженис поддерживала его, муж не напивался. Видимо, Билл прав, думала она, утверждая, что уходил в запой и оттого поступал отвратительно и мерзко (скандалил, изменял, обманывал) только в те моменты, когда она угрожала бросить его.
Несмотря на по-прежнему не покидавшее ее чувство вины, Дженис надеялась, что на этот раз все сложится по-другому. Билл уверял ее, что все понял. Он уже говорил это и раньше, но сейчас его слова звучали гораздо искреннее и убежденнее. Он согласился, если ей нужно какое-то время побыть одной, она должна это сделать. В конце концов, он все еще любил ее. Билл сказал Дженис ни о чем не беспокоиться: ни о его проблемах на работе, ни о детях, которые нуждаются в ее внимании, ни о его запоях. Он ведь понимал, что ей нужно позаботиться о себе. И, ему хочется верить, она будет скучать по нему так же сильно, как он уже скучает по ней.
Сразу после тяжелого переезда на отдельную квартиру и начала новой работы у Дженис просто не хватало времени и сил думать о Билле и детях. Поначалу Билл звонил ей изредка, как и обещал. Но в последнее время он начал звонить чаще, объясняя это тем, что она наверняка захочет послушать, как дела у детей.
Во время последнего звонка голос Билла звучал неуверенно, а язык слегка заплетался, когда он просил Дженис не беспокоиться о нем и о том, что его нестерпимо тянет выпить, или о грозящем ему увольнении. Он настаивал, что справляется с «невыносимой тоской» от разлуки и проблемами с детьми настолько хорошо, насколько это вообще возможно в одиночку. Чувство вины не покидало Дженис в течение нескольких недель и только усиливалось.
Неожиданный звонок из больницы привел Дженис в замешательство. «Передозировка? – спрашивала она себя. – Разве можно сердиться на человека, с которым случилась передозировка?» Не будучи уверенной в уместности своего гнева, она в конце концов опять отдала себя на растерзание чувствам вины и стыда. Увидев Билла, лежащего на больничной койке с трубкой в животе, она тут же забыла о словах доктора, будто на самом деле муж принял не такое уж большое количество обезболивающих таблеток, чтобы нанести себе серьезный вред. Она просто смотрела на него, представляя себе боль и страдание, которые «заставили» его сделать это. И снова ей начинало казаться, что она вела себя слишком эгоистично.
Она нужна Биллу, думала Дженис. И от этой мысли ей становилось гораздо лучше. Ей всегда нравилось быть кому-то необходимой. Муж потянулся к ее руке. «Я не надеялся, что ты придешь, – прошептал он. – Но я рад, что ты со мной. Я даже подумал, что не выживу, – добавил Билл. – Но теперь, когда ты вернулась, я уверен, все со мной будет хорошо».
Когда Дженис позвонили из больницы, она разозлилась. Однако она не понимала, почему. Чутье подсказывало, что над ней издеваются, но Билл не сделал ничего откровенно жестокого. Поэтому она не дала волю своему раздражению. Со временем ее гнев сменился привычным чувством вины. В результате она увидела в Билле жертву, а не манипулятора. Когда все уляжется, ее чувство вины пройдет, но появятся разочарование и печаль. В этот порочный круг она попадала уже много раз.
Билл виртуозно владеет одной из тактик манипулирования, он изображает жертву с непревзойденным мастерством. Он точно знает, как вызвать сострадание и заставить жертву почувствовать себя плохой из-за того, что она «бросила» его в трудную минуту. А у Дженис есть все необходимые личностные характеристики, чтобы легко попасться на эту удочку, заглотив наживку целиком. Ей претят мысли о том, что она может оказаться плохим человеком. Она не любит никого обижать. На самом деле она одна из тех людей, которые больше заботятся о благополучии других, чем о своем собственном. Если ей кажется, что она ведет себя эгоистично, ее одолевают чувства вины и стыда. Поэтому, когда Билл совмещает тактику игры в жертву с приемами навязывания вины и стыда, Дженис берет ответственность на себя.
Еще Билл большой специалист в том, чтобы переложить на другого вину за собственное поведение. Он утверждает, что изменяет и впадает в ярость только тогда, когда пьет, а пьет только тогда, когда жена уделяет ему недостаточно внимания или пренебрегает им. У него есть два идеальных объекта для перевода стрелок: Дженис и выпивка. Но гораздо более разрушительным для Дженис является не роль козла отпущения, а роль жертвы этой манипуляции.
Существует синдром, который возникает при абьюзивных манипулятивных отношениях и побуждает жертву остаться, даже если она часто задумывается об уходе. Я называю его «Синдром игрового автомата». Тот, кто играл на любом из этих «одноруких бандитов», знает, насколько трудно перестать дергать за рычаг, даже когда вы уже серьезно проигрались. Есть четыре основные причины, из-за которых человек попадает в ловушку этого синдрома. Во-первых, надежда сорвать «джекпот». Люди часто хватаются за возможность получить большой куш при минимальных усилиях, вложениях и затратах. Во-вторых, получите ли вы что-нибудь за ваши старания или нет, зависит только от степени вашей готовности идти до конца (бихевиористы называют это обучением с подкреплением). Вы хорошо знаете, что, прежде чем получить шанс на выигрыш, придется вложить в игру немало средств. В-третьих, время от времени появляется «вишенка» (или нечто, похожее на небольшой джекпот), и вы «выигрываете» что-то незначительное. Это поддерживает уверенность в том, что ваши инвестиции не напрасны, и что действительно существует шанс «выиграть» большую сумму, если вы продолжите вкладываться. В-четвертых, когда измученные «абьюзом» автомата вы испытываете искушение уйти, то сталкиваетесь с самой трудной дилеммой. Если вы уйдете, то потеряете значительные вложения. Вам придется распрощаться не только с «абьюзером», но и с весомой частью самого себя. Расстаться с потраченным временем и энергией, оставшись при этом ни с чем, очень сложно. И вы продолжаете обманываться, говоря себе: «Сыграю еще разок и на этом точно все…»
В начале их отношений Билл был внимателен к Дженис, делал ей комплименты. И Дженис верила, что он действительно любит и ценит ее. Ей очень нравились эти явные проявления симпатии. Вскоре, однако, Дженис осознала, что не получает от Билла знаков внимания и необходимой эмоциональной поддержки, если сама не прикладывает все силы к тому, чтобы исполнять его желания. Время от времени, когда муж чувствовал себя удовлетворенным, он проявлял к ней немного ответной заботы, в которой она так нуждалась. За годы их совместной жизни она вложила слишком много усилий, обеспечивая себе эти крошечные «выигрыши». Синдром игрового автомата поддерживал в ней иллюзию контроля за происходящим, пока ее обдирали как липку. Но теперь, когда она понимала, насколько крупно в итоге вложилась, ей трудно решиться все бросить и уйти. Кроме того, если она все-таки уйдет, то этим самым признает, что несколько лет глубоко ошибалась, и ей опять будет стыдно за себя. Стыд и чувство вины – это самые серьезные проблемы Дженис, именно они сильнее всего мешают ей уйти.
История с Дженис и Биллом и другие подобные случаи научили меня тому, что традиционные модели «реабилитации», предназначенные для лечения химической зависимости, неэффективны и даже вредны, когда применяются к химически злоупотребляющим людям с агрессивными (или скрыто-агрессивными) расстройствами личности. Эти модели обычно предлагают нам рассматривать агрессивную и эмоционально независимую личность как жертву и как человека зависимого. То есть, согласно традиционному подходу, следовало бы считать Билла химически зависимым, а Дженис – созависимой. В последние годы его ревностные последователи включили в «модель созависимости» все виды межличностной зависимости. В таких расширенных рамках каждый человек в какой-то степени становится созависимым. Случаи реальной зависимости и созависимости существуют на самом деле, но они не так распространены, как утверждают многие. Гораздо чаще в более сложных отношениях существует эмоционально независимая, абьюзивная сторона и другая сторона, которая не уверена в себе и страдает от чрезмерной эмоциональной зависимости.
Билл – активно-независимая (агрессивная) личность и жесткий манипулятор. Дженис не созависима, а просто зависима и она – идеальная жертва. Активно-независимый стиль поведения Билла отражается практически во всем, что он делает. Он предпочитает работать на себя, потому что терпеть не может подчиняться и отчитываться перед кем-то. Когда он и его коллеги играют в гольф, он всегда водит тележку сам. Пускай на первый взгляд может показаться, что он наносит себе непоправимый ущерб собственным пьянством, он никогда не забывает о своих интересах и хорошо заботится о себе. Он предусмотрительно завел секретный банковский счет, чтобы финансировать «деловые поездки» с приятелями, и подыскал местечко для встреч и развлечений с другими женщинами. Хотя он очень убедительно играет роль бедствующего мужа и создает впечатление, что зависит от Дженис, его желание сохранить ее рядом в большей степени прагматично. У него в собственности находится довольно приличное количество активов, денежных средств и недвижимости, нажитых во время брака, и он не желает терять их часть из-за справедливого раздела имущества при разводе. Он предпочел бы держать Дженис на привязи, продолжая потихоньку обстряпывать свои грязные делишки. Даже не сомневайтесь, Билл очень независимый парень.
Таким образом, напрашивается вывод: химическая зависимость – это совершенно самостоятельное состояние, не связанное с эмоциональной независимостью или зависимостью. Как показывает мой опыт, абьюзивные личности ведут себя примерно одинаково со всеми «объектами» в их жизни, с которыми у них есть какие-то отношения, в том числе и с выбранными химическими веществами (наркотиками и алкоголем). Билл никогда не соответствовал критериям подлинной алкогольной зависимости (аддикции). Он пил не постоянно, а, скорее, злоупотреблял эпизодически. Судя по его поведению, Билл сам одновременно является и вызывающим зависимость веществом, и человеком, злоупотребляющим им.
Исходя из моего опыта (и опыта все большего числа специалистов [26]), люди с агрессивными расстройствами личности плохо поддаются лечению, которое рассматривает их как классических жертв зависимости. Когда однажды Дженис отправила Билла лечиться (он пошел, чтобы успокоить ее), его поместили в отделение терапии аддиктивных расстройств местной больницы. Используемые там программы лечения химической зависимости, основанные на 12-ступенчатой модели восстановления – сущее наказание для всех агрессивных личностей. Признание, что они могут от чего-то или кого-то зависеть, противоречит самой их натуре. Вера, что какая-то неведомая сила держит ключ к их выздоровлению, несовместима с их завышенной самооценкой. Мысль о том, что они должны подчинить чужой власти свою волю и поведение, им поистине отвратительна. Думать о себе как о человеке зависимом, когда они всю жизнь высоко ценили собственную активную межличностную независимость – просить их о таком неразумно и бессмысленно. Если на них надавить, они способны напоказ вести себя правильно, лишь бы от них отвязались (тактика притворного согласия), но внутри они редко принимают всерьез основные принципы подобных программ.
Как и в случае с другими склонными к подчинению личностями, Дженис изначально привлекли в Билле его уверенность и независимость, которые позволяли ей рядом с ним чувствовать себя в безопасности. Она вечно сомневалась, что способна сама позаботиться о себе. Чтобы поддерживать чувство собственного достоинства, она постоянно нуждалась в чужом одобрении, и потому оказалась слишком уязвимой для манипуляций.
Поведение Дженис гораздо более точно соответствует классической модели зависимости. Ключевые принципы традиционных программ реабилитации созданы будто специально для нее. Ее самооценка стремительно падает без одобрительных слов Билла, и это делает Дженис зависимой от него. Она не может отказаться от разрушающих ее отношений, потому как слишком привыкла к их болезненным аспектам, тем более, она по-прежнему получает от них то, в чем отчаянно нуждается. Ее терпение чересчур разрослось, и потребуется все большая и большая жестокость, чтобы причинить ей достаточно сильную боль, которая заставит ее решиться на перемены. Когда она пытается вырваться из порочного круга, она испытывает психологическую ломку. Привыкание и ломка – отличительные признаки настоящей зависимости. Людям, с такими же проблемами как у Дженис, хорошо помогает терапия в группах типа «Анонимные алкоголики» или в так называемых группах «созависимых». В отличие от своих агрессивных партнеров-манипуляторов, по-настоящему зависимые люди, опустившись на эмоциональное дно, находят в себе силы и желание избавиться от боли. Тогда они, наконец, готовы сделать все необходимое для собственного «выздоровления».
Как-то раз участник одного из моих семинаров спросил меня: «Почему, если Билл не зависел от Дженис и не имел с ней никакой психологической созависимости, он прикладывал столько усилий, чтобы не потерять ее?» Я ответил, что Билл, как агрессивная личность, просто ненавидел проигрывать. Проигрыш равносилен отказу от доминирующей позиции и власти. Независимо от того, в каких отношениях находится, Билл стремится быть у руля и контролировать ситуацию. В любых абьюзивных отношениях другой человек сам по себе не представляет для агрессора никакого интереса – такова их суть. Каждый раз, когда Дженис чувствует в себе достаточно решимости хотя бы заявить об уходе, баланс сил нарушается, и власть Билла дает трещину. Вот настоящая причина, почему он бросается в бой. Он не борется за то, чтобы удержать женщину, которую любит, хочет или в которой нуждается. Он всего лишь во что бы то ни стало желает остаться на вершине. Страдая расстройством характера, Билл воспринимает Дженис как собственность. Значит, она не имеет права на отдельную, только ей принадлежащую жизнь и, тем более, на лучшую жизнь с кем-то еще. Для него она – личная вещь, и любая попытка добиться независимости с ее стороны воспринимается Биллом, как вызов ему и его «праву» на господство.
8. Ребенок-манипулятор
Уже в течение многих лет специалисты изучают, как детские страхи и неуверенность влияют на развитие личности. Но они не уделяют особого внимания тому, как дети учатся ограничивать и направлять свои агрессивные инстинкты. Поэтому, когда дело доходит до вопросов, почему и как дети дерутся, и насколько степень агрессивности формирует их личность, создается впечатление, что специалисты просто-напросто отрицают существование подобной проблемы.
Дети, как и все люди, борются за то, что хотят. На ранних стадиях своего социального развития они сражаются открыто и часто физически. Но со временем большинство детей понимает, что такое поведение не приносит нужного результата, а чаще приводит к наказанию. Если их родители достаточно искусны в воспитании, их социальное окружение благоприятно, а сами дети в меру податливы, они учатся контролировать свои откровенно агрессивные порывы и находят другие стратегии для победы в жизненных битвах. Попутно они узнают про эмоциональные «кнопки», которыми обладают их родители и остальные люди, и осознают, что, нажимая на эти кнопки, можно вынудить любого отступить или уступить в конфликте. Еще они учатся тому, что нужно сказать или сделать (или не сказать и не сделать) с целью оставить «противника» в неведении, нарушить его душевное равновесие и заставить защищаться. И под конец дети овладевают приемами скрытой борьбы.
В результате воздействия многих социальных факторов (вседозволенность, чрезмерная терпимость, жестокое обращение, пренебрежение и безответственность) число откровенно агрессивных и скрыто-агрессивных (манипулятивных) детей со временем только растет. Особенно в первые годы моей профессиональной деятельности мне много пришлось работать с детьми и подростками, которые имели эмоциональные и поведенческие нарушения, и их семьями, поэтому я не отрицаю, что моя точка зрения может оказаться предвзятой. Однако я не устаю удивляться, насколько часто ребенку удавалось приобрести чрезмерную власть в семье с помощью слишком хорошо усвоенной им тактики манипулирования. Следующая история основана на одном из таких случаев.
Дженни нервничала, сидя в приемной. Она очень переживала за свою дочь. Слова Аманды «Ты, должно быть, считаешь, что я сумасшедшая, потому что только сумасшедшие ходят к мозгоправам!» и «Ты всегда думаешь обо мне всякие гадости!» продолжали звучать у нее в голове. Обеспокоенная тем, как Аманда отреагирует на очередную встречу со специалистом, Дженни впервые пришла на прием одна.
«Я очень волнуюсь за свою дочь, – сказала она. – Должно быть, у нее слишком низкая самооценка». Ее попросили пояснить, и она рассказала о случае, когда запретила Аманде участвовать во внеклассных мероприятиях до тех пор, пока та не станет регулярно выполнять домашнее задание. Она вспомнила, как Аманда рыдала и кричала: «Ты думаешь, что я специально забыла, что я дура, а теперь еще и злишься на меня! Все меня ненавидят! Мой учитель ненавидит меня! А теперь еще и ты меня ненавидишь!», а потом спряталась в своей комнате. «Я вовсе не хотела ее обидеть, – уверяла Дженни. – Я боюсь, она и так уже считает себя слишком плохой. Я просто попыталась ей помочь, чтобы она поняла – надо ответственней относиться к учебе. И объяснить, что меня расстраивает не она сама, а только ее поведение. Но она не стала со мной разговаривать, пока я не пообещала, что не буду ее наказывать, а сначала поговорю с ее учителем. Только тогда она немного успокоилась».
Дженни предположила, что в постоянных жалобах Аманды, будто учителя в школе относятся к ней предвзято, возможно и есть доля правды. «Какое-то время назад у нее была не очень хорошая репутация, но с тех пор Аманда изменилась, – объяснила Дженни. – До прошлого года она была крупнее своего брата Джоуи, а, если откровенно, то и многих детей в школе. Она била Джоуи, издевалась над ним, и ее отстранили от занятий за драку в школьном автобусе. Но мы с ее отцом не оставляли это без внимания. Теперь остальные дети догнали ее, и Джоуи, хотя он и младше, уже перерос сестру и стал выше. Он не тиранит ее, и Аманда обращается с ним совсем не так как раньше».
Дженни беспокоило, что Аманда чувствует себя слишком неуверенно и, следовательно, чрезмерно восприимчива к тому, что говорят о ней в школе. Она рассказала, как часто Аманда жалуется ей, что другие дразнят ее и «выводят из себя», а учителя винят ее в нарушении дисциплины, но сами не обращают внимания, когда ее обижают. Аманда говорила ей об этом несколько раз. «Иногда я думаю, Аманда так же не уверена в себе и лишена чувства собственного достоинства, как и я в детстве, – заметила Дженни. – Я всегда впадала в депрессию, когда не получала достаточно одобрения и поддержки. Один из консультантов, к которому мы обращались раньше, тоже решил, что Аманда переживает депрессию». Дженни вспомнила, сколько раз дочь угрожала сбежать из дома и заявляла, что лучше бы она умерла, и как она хотела бы жить с отцом, ведь только «он ее понимает». «Мне кажется, она чувствует себя беспомощной и подавленной. Вы согласны? Я чувствовала то же самое после развода. Наверное, я совершила ошибку, разведясь с отцом Аманды два года назад. Я тоже пыталась понять его и оправдать, но больше не смогла терпеть побои. Я хочу, чтобы Аманда была счастлива, и не хочу, чтобы она ненавидела меня. Я очень надеюсь на вашу помощь. Мы обязательно должны что-то предпринять. Сегодня позвонил директор школы и пригрозил отстранить ее от занятий. Я уговорила его не делать этого, пока не попробую как-то ей помочь».
Аманда не дерется так, как раньше. У нее больше нет физического преимущества в размере и силе, которое она когда-то имела. Но Аманда по-прежнему боец и довольно задириста. Изменились только методы, которыми она сражается. Она изучила слабости матери и знает, какую тактику использовать, чтобы заставить Дженни подчиниться.
Как и большинству людей, Дженни легче распознать агрессивное поведение, когда оно проявляется явно, прямо и на физическом уровне. Она вела себя совершенно иначе со своим бывшим мужем и дочерью, когда те открыто лезли в драку, пыталась им противостоять. Но поскольку она не замечает агрессии в теперешнем поведении Аманды, то невольно допускает ее. В результате Аманда превращается в настоящего манипулятора. Дженни не в состоянии определить, что Аманда нападает, и потому не способна противостоять ей, а значит, по иронии судьбы, она снова становится жертвой насилия.
Я помню, как Дженни впервые попыталась описать частые словесные атаки Аманды. «Я ничего не могу с этим поделать, – жаловалась она. – Дочь так защищается». Я спросил: «Что вы имеете в виду, говоря „защищается“?» «Ну, – объяснила Дженни, – она начинает кричать на меня, говорить, какая я плохая мать, и угрожает что-нибудь сделать с собой». «Очень интересно! Вы воспринимаете эти жестокие словесные атаки как своего рода „оборонительное“ поведение, – с любопытством заметил я. – Но, судя по вашим рассказам, всякий раз, когда вы просите Аманду о чем-то, что она не хочет делать или что ей не нравится, или когда вы настаиваете, чтобы она изменилась, дочь быстро переходит в наступление». «Надо же. А я никогда не рассматривала происходящее с этой точки зрения, – удивилась Дженни. – Но зачем ей идти в атаку, если она не чувствует угрозы?»
Как это принято, Дженни искала глубинные причины поведения дочери. Исходя из знакомых ей принципов классической психологии, она считала, что в основе проблем Аманды лежит какой-то страх или неуверенность. Пока была замужем, Дженни, очевидно, точно также пыталась объяснить абьюзивное поведение мужа. Возможно, Аманда и борется с некоторыми страхами и неуверенностью. Возможно, у нее даже есть нерешенные проблемы, возникшие из-за развода родителей. Поэтому она до сих пор злится и винит во всем свою мать. Но все разочарования в жизни, которые «провоцируют» агрессию, только усиливают ее, но не являются ее истинной причиной. Настоящая причина – характер Аманды. Она изменила свой образ действий, научилась сражаться незаметно, хитро и более эффективно. Внушая чувство вины, притворяясь жертвой, перекладывая ответственность на других, используя завуалированные угрозы, она нападает на любого, кто мешает ей получить то, что она хочет.
В этой истории Дженни пыталась «помочь» Аманде. Но когда они впервые пришли ко мне, Аманда не нуждалась в помощи и не просила о ней. В действительности ей требовалась коррекция (то есть корректирующий поведенческий и эмоциональный опыт), но не помощь. Настоящей жертвой являлась Дженни, и это она отчаянно нуждалась в поддержке. Аманде же сначала необходимо откорректировать мышление и поведение, чтобы довести ее до состояния, когда она осознает необходимость, попросит и действительно примет любую помощь.
Я не могу не напомнить лишний раз, почему традиционные представления о человеческом поведении и основанные на них методики терпят унизительное поражение, когда дело касается патологий характера и работы с ними. Аманде не нужно осознание. Ей не нужна «помощь». Ей не нужно раскрывать свои бессознательные страхи и сомнения и бороться с низкой самооценкой. Короче говоря, ей не нужно ничего, что предлагают традиционные подходы. Ей необходимо исправиться. Ей необходимо установить ограничения. Ей необходим тот, кто способен противостоять ее искаженным моделям мышления и установкам и корректировать ее скрыто-агрессивное поведение. Кроме того, она нуждается в исправлении завышенной самооценки. Это работа когнитивно-поведенческой терапии.
Дети не готовы к тому, чтобы справляться с чрезмерной властью. У них нет эмоциональной зрелости или необходимого жизненного опыта, они еще недостаточно ответственны. Благодаря своему искусству манипулирования Аманда получила слишком много власти в своей семье. Только расширение прав и возможностей Дженни в ее отношениях с Амандой поможет восстановить психическое и эмоциональное здоровье обеих.
Как и многие другие, Дженни полагала, что Аманда страдает от низкой самооценки. Она с трудом представляла, как можно говорить то, что обычно говорила Аманда, если не испытывать при этом недостатка в самоуважении. Даже подсознательно понимая, что Аманда слишком много на себя берет, она считала, подобным образом дочь компенсирует заниженное мнение о самой себе.
Самооценка не является однополярным чувством. Можно иметь как слишком много, так и слишком мало самоуважения. Человек, который «слишком много на себя берет» не всегда компенсирует заниженную самооценку (так иногда делают невротики, но не характеропаты). У того, кто сумел совладать с превосходящей силой и с успехом пользуется этим, а потому считает, что он непобедим, легко формируется завышенное самомнение. Это особенно верно в случае Аманды и отражается в ее активном стремлении заполучить еще больше власти дома и в школе.
Чем же отличается самооценка от самоуважения? «Самооценка» – происходит от слова «оценивать». Это интуитивное представление человека о важности своей личности, основанное на том, как он оценивает свои врожденные таланты, способности и связанные с ними успехи в достижении поставленных целей. Люди, которые в первую очередь думают только о себе и уверены в своей способности получить то, что они хотят, склонны чрезмерно ценить себя, но при этом лишены настоящего самоуважения. Самоуважение формируется на основе жизненного опыта и складывается из благоприятной оценки своих личных усилий, приверженности социально значимым целям и, если повезет, успехов в их достижении. Проще говоря, наша самооценка основана на том, что у нас изначально уже есть, в то время как наше самоуважение зависит от того, как мы распорядились тем, что имели.
Самооценка Аманды, без сомнения, разрослась до неприличных размеров. Не воспринимая свою мать, учителей или других авторитетных людей как личности, заслуживающие уважения, Аманда слишком много думает о себе. Она считает себя «победителем», потому что, успешно применяя свои способности, добивается своего. Но поскольку в будущем ее, скорее всего, ждет череда социальных неудач, ей будет трудно сформировать самоуважение.
Родители и окружающие люди иногда непреднамеренно способствуют возникновению завышенной самооценки у детей. Они хвалят их за ум, внешность, таланты – словом, за то, к чему ребенок не приложил никаких усилий. Они не признают «высшей силы» (то есть природы, Бога или любой другой сущности, в которую верят), ответственной за эти щедрые «дары», полученные ребенком с рождения. Кроме того, родители часто хвалят детей за успехи и достижения. Это нормально, если учитывать и другие факторы, но обычно на них никто не заостряет внимание, хотя они тоже играют не последнюю роль. Это и удачное стечение обстоятельств, и врожденный талант, и другие возможности, которые во многом помогают достигнуть результата.
К сожалению, родители не всегда хвалят своих детей за единственную настоящую заслугу: их готовность работать. Только «пот» достоин похвалы, а его оценка лежит в основе здорового чувства самоуважения. Это очень важно помнить. Мы должны хвалить не то, что дано людям, и не то, чего им удается достичь. Истинной похвалы заслуживает только то, как они применяют свои таланты и способности и как усердно трудятся, чтобы внести честный, ответственный вклад в общество. К сожалению, мне попадалось слишком много молодых людей, которые высоко ценят себя, но практически не имеют самоуважения.
Многие родители на интуитивном уровне ощущают активную независимость, которой обладают некоторые дети. Они понимают: эти дети, в отличие от остальных, не слишком нуждаются в чужом обществе. Они также замечают, что чем сильнее давят, сдерживают или пытаются ограничить такого ребенка, тем упорней он сопротивляется, отдаляется и старается вырваться. Поэтому родители и попадают в ловушку, когда потворствуют такому ребенку из страха потерять его.
Ирония судьбы, но как только Дженни стала более уверенной в отношениях с Амандой, произошло два важных события. Во-первых, Аманда убедилась, что в действительности существуют личности, которые сильнее, мудрее и способнее ее самой, но при этом они ведут себя порядочно и подчиняются общепринятым правилам. Во-вторых, она осознала, что, следуя наставлениям и указаниям матери, тоже действует в своих интересах, и тем самым стала больше зависеть от нее. Ее возросшая зависимость – это не болезненное состояние слабой личности, а противовес для ее прежней чрезмерной независимости. Возможности Дженни расширились, но это не привело к тому, чего она боялась сильнее всего. Напротив, сбылась ее заветная мечта: вместо того чтобы потерять дочь, она ее обрела.
II. Как противодействовать манипулятору
9. Распознавание тактик манипулирования и контроля
Термин «защитный механизм» знаком почти каждому. Подлинные защитные механизмы – это почти рефлекторная реакция психики, возникающая в ответ на возможную «угрозу» того или иного вида эмоциональной боли. Если дело касается конкретно самоосознания (эго), то такая реакция, прежде всего, будет направлена на защиту нашего представления о себе от страхов и тревоги, которые возникают, когда принятые в социуме правила и нормы заставляют нас испытывать чувство вины или стыда. Существует множество различных способов защиты эго, некоторые из них хорошо известны и вошли в обыденный обиход.
Наличие и использование защитных механизмов является одним из центральных принципов, лежащих в основе традиционных или психодинамических подходов к пониманию человеческого поведения. Действительно, классические теории всегда выделяли типы личности (хотя бы отчасти), исходя из наиболее часто применяемых способов защиты эго. Но, как уж было сказано ранее, они имеют некоторые недостатки, которые мешают нам правильно понять людей с патологией характера. Традиционные теории утверждают, что все люди обязательно испытывают чувство вины, стыда и тревоги, если делают что-то неправильно. Они также утверждают, что у человека, когда возникает «угроза» его имиджу, срабатывают естественные рефлекторные механизмы, которое мы называем защитными. Наконец, они рассматривают такое поведение, как неосознанное.
Традиционные модели человеческого поведения и личности не работают в случае с характеропатом. Когда характеропатичные люди демонстрируют конкретные поведенческие реакции, часть которых мы называем защитными механизмами, они делают это не ради спасения от эмоциональной боли, вины или стыда. И не в стремлении предотвратить пугающее событие. Как правило, характеропаты ведут себя подобным образом с расчетом непременно достигнуть желанной цели, манипулировать окружающими и контролировать их, а также, чтобы эффективнее противостоять принятию или усвоению социальных норм. Они используют защитные механизмы как средства и дальше делать то, что, по правилам общества, люди не должны делать, в результате у них не формируется здоровое чувство вины или стыда. Более того, обычно они выбирают подобное поведение осознанно, но делают это так часто, что оно становится рефлекторным. Таким образом, многие модели поведения, которые традиционно считались защитными механизмами, правильнее рассматривать как избегание ответственности и тактику манипулирования и контроля, когда они используются характеропатами.
Возьмем, к примеру, механизм отрицания. Почти каждый из нас хотя бы раз слышал нечто похожее: «Конечно, у него есть проблема, но он отрицает ее». Зачастую это выражение применяют неправильно. Настоящий защитный механизм отрицания – это психологическое состояние, при котором человек бессознательно защищает себя от невыносимой эмоциональной боли. Возьмем случай с Агнес, пожилой женщиной, еще относительно здоровой. Ее муж, с которым она прожила сорок лет, только что перенес инсульт, и врачи в больнице сказали, что он в критическом состоянии и, скорее всего, уже не выздоровеет. Пол был любимым мужем и надежным партнером Агнес на протяжении большей части ее взрослой жизни, и она не готова потерять его. Ей грозит перспектива остаться одной, без его постоянной поддержки. Агнес уверена, жить без Пола она просто не сможет. Поэтому, несмотря на безнадежную ситуацию, она остается рядом с ним, день за днем, держит его за руку, разговаривает. Агнес убеждена, он выкарабкается – он же всегда выкарабкивался! – и не соглашается с теми, кто утверждает иное. Эта женщина «в отрицании». Она не делает этого намеренно, она бессознательно защищает себя от внезапного и невыносимого горя, которое испытает, если примет реальность. Со временем она лучше психологически подготовится к травме, и тогда механизм отрицания разрушится. Когда это произойдет, она останется без защиты, которая до поры удерживала бурный поток слишком сильных переживаний и боли, и то, что вырвется наружу, накроет Агнес лавиной эмоций.
Сравните вышеупомянутый пример со случаем Джеффа, подростка с расстройством характера. Джеффа поймали с поличным, когда он с силой толкал младшеклассника, и вызвали «на ковер». «Что? – возмущается он. – Я ничего такого не делал!» Он отрицает свое поведение, но находится ли он в психологическом состоянии отрицания? Нет! Классический подход предполагает: 1) он притворяется, чтобы не чувствовать себя плохо из-за того, что сделал; 2) защищаясь от невыносимого чувства стыда и/или вины, он просто не может признаться себе или кому-либо еще в том, что сделал; и 3) он ведет себя неосознанно. Это опасные предположения, но именно такие чаще всего делают непрофессионалы и многие профессионалы. Также это предположения, которые оказываются совершенно неверными, если речь идет о характеропатической личности. Правильная точка зрения будет такой: Джефф совершенно лишен чувства вины, стыда или беспокойства по поводу своего поведения, и прежде всего именно поэтому он без лишних колебаний поступил так, как поступил. Скорее всего, он уже обещал вести себя не агрессивно. Хотя окружающие недовольны его поведением, он продолжает так поступать. Его наверняка уже много раз наказывали, поэтому Джефф прекрасно понимает, что ведет себя неприемлемо. Однако он все равно не готов подчиниться стандартам поведения, которые от него требуют другие. При этом он хорошо осведомлен о вероятных последствиях, которыми грозит ему очередной разбор полетов. Но он не хочет сталкиваться с этими последствиями настолько же сильно, насколько не желает менять свой стиль поведения. Лучше он попытается убедить дежурную по коридору, что она ошибается и на самом деле видела совершенно другое, что она обвиняет его напрасно и поэтому должна отступить. Короче говоря, когда Джефф отрицает, он ни в коем случае не защищается, он – борется. Он не находится в психологическом состоянии, он применяет тактику и прекрасно понимает, что делает. Тактику, которую он использует, часто называют отрицанием, но в действительности это самая обычная ложь. А лжет он по той же причине, по которой часто лгут и остальные люди: чтобы избежать неприятностей.
Убедительное доказательство его вины появится, если дежурная вызовет двух или трех свидетелей, и все они подтвердят, что она видела. Тогда Джефф может сказать что-то вроде: «Ладно, ладно. Возможно, я слегка толкнул его. Но он сам напросился на это. Он не давал мне покоя всю неделю». Приверженцы традиционных теорий посчитали бы, что он «вышел» из отрицания. Но в отличие от истории с Агнес, мы не видим того, что действительно должно случиться, когда кто-то выходит из этого психологического состояния. Мы не видим боли. Мы не видим, чтобы Джефф сломался от горя. Вместо этого мы видим: он признается, но лишь наполовину, и продолжает упрямо противостоять правилам, которые мы требуем от него соблюдать. Мы не видим никаких признаков стыда или вины. Мы видим только признаки неповиновения.
Самое важное, на что следует обратить внимание в поведении Джеффа – хотя он лжет быстро, автоматически и, вероятно, по давней привычке, он действует не бессознательно. Он точно знает, что делает. Притворяться невиновным и отрицать свой проступок так убежденно, что «обвинитель» начинает сомневаться в правомочности своей жалобы – эффективный инструмент боя, как показывает прошлый опыт Джеффа. Он уже избавлялся подобным способом от неприятностей раньше, и потому надеется, что это сработает снова. Следует помнить, что привычное и автоматическое поведение – это не то же самое, что поведение бессознательное. Все люди с нарушениями характера, особенно агрессивные личности, используют различные психологические модели поведения и межличностные маневры, чтобы добиться желаемого. Об этих моделях и маневрах будет рассказано дальше. Они одновременно выполняют несколько функций, приводящих к появлению жертвы. Во-первых, помогают скрыть агрессивные намерения человека, который использует их. Во-вторых, их применение часто вынуждает остальных занять оборонительное положение. В-третьих, их отработанное до автоматизма, вошедшее в привычку использование усиливает дисфункциональный, но предпочтительный для характеропата способ взаимодействия с окружающим миром, что позволяет ему добиться большего результата. С их помощью агрессор лишает общество шансов навязать ему социальные нормы и остается верен своим принципам. Наконец, поскольку большинство людей не способно правильно интерпретировать поведение агрессора, эти тактики позволяют ему эффективно манипулировать окружающими, эксплуатировать, использовать в собственных целях и контролировать их. Если вы хорошо знакомы с традиционными психологическими подходами, скорее всего, вы решите, что человек, демонстрирующий одну из этих моделей поведения, «защищается». Но подобное отношение к агрессору – это прямая дорога к превращению в жертву. Когда человек использует тактики поведения, которые будут описаны ниже, – это, прежде всего, говорит о том, что он идет в наступление. А правильное понимание происходящего мысленно подготовит вас к решительным действиям, которые придется предпринять, чтобы избежать столкновения.
Невозможно перечислить все техники, какими пользуется хороший манипулятор, чтобы обмануть остальных или получить над ними преимущество. Но автоматически применяемые психологические приемы и межличностные маневры, перечисленные ниже, являются одним из наиболее популярных видов оружия в арсенале психически неуравновешенных людей вообще, агрессивных личностей в частности и особенно личностей скрыто-агрессивных. Важно помнить, что когда люди демонстрируют подобное поведение, они в этот самый момент – сражаются. Они борются против ценностей или стандартов поведения, которые, как они думают, навязывает им общество. Они борются, чтобы преодолеть сопротивление других и добиться своего.
Скрыто-агрессивные личности особенно искусны в использовании различных тактик, помогающих им одновременно и скрыть собственные агрессивные намерения, и заставить противника обороняться. Люди, вынужденные защищаться, держатся менее уверенно, путаются в мыслях, больше сомневаются в себе, и постепенно у них появляется стремление отступить. Использование перечисленных тактик увеличивает шансы манипуляторов добиться своего и получить преимущество над своими жертвами. Иногда, тактики используются по отдельности. Однако гораздо чаще опытный манипулятор сразу запускает целый залп из разных техник, и вы даже не успеваете осознавать, насколько активно вами манипулировали, пока не становится слишком поздно.
Преуменьшение. Эта тактика представляет собой уникальный вид отрицания в сочетании с рационализацией. Используя данный прием, агрессор утверждает, что его поведение на самом деле не так вредно или безответственно, как считает кто-то еще. Агрессор пытается сделать из слона муху. Использование преуменьшения ясно иллюстрирует разницу между невротической личностью и характеропатом. Невротик часто делает из мухи слона или «катастрофизирует». Характеропат, напротив, чаще принижает значимость своего проступка. Манипуляторы поступают подобным образом с целью заставить противника почувствовать, что тот был слишком суров в своей критике или несправедлив в оценке ситуации.
В истории Дженис и Билла проблему употребления психоактивных веществ Билл преуменьшал, настаивая на том, что у него нет алкогольной зависимости, и утверждая, что запои случались только тогда, когда он испытывал чрезмерное напряжение или ему не хватало поддержки от Дженис. Поначалу Дженис купилась на это преуменьшение и убедила себя, что, поскольку муж не напивается изо дня в день, его привычка употреблять алкоголь действительно не настолько серьезна.
На протяжении многих лет я сталкивался с множеством примеров, когда агрессивные личности всех типов преуменьшали масштаб и последствия своего агрессивного поведения. «Возможно, я и притронулся к ней однажды, но не ударил», «Я слегка толкнул ее, но ведь никаких следов не осталось», – говорили они.
Они часто используют два «шестибуквенных слова», которые я запрещаю в терапии: просто и только. История всегда повторяется. Они стараются убедить меня, что я делаю ошибочные выводы, а в действительности они вели себя не настолько неправильно, насколько я предполагаю. Преуменьшение для них – это вовсе не способ чувствовать себя лучше, даже понимая, как плохо они поступили, это в первую очередь способ манипулировать моим впечатлением о них. Они не хотят, чтобы я видел в них преступника. Помните, им комфортно в их агрессивном обличье и образе поведения, поэтому их главная цель – заставить меня поверить, будто нет ничего плохого в том, каковы они из себя.
Ложь. Трудно определить, что человек лжет в момент, когда он это делает. К счастью, часто вовремя находятся убедительные доказательства, и правда выходит наружу. Но случается и такое. Вы даже не подозреваете, что вам врут, пока не становится слишком поздно. Если вы не хотите оказаться обманутыми, вам следует помнить: поскольку агрессивные личности всех типов обычно не останавливаются ни перед чем в стремлении достигнуть собственных целей, вам стоит ожидать, что они будут лгать и жульничать. Также необходимо помнить, что манипуляторы, являясь скрыто-агрессивными личностями, умеют лгать изящно и тонко. Тот, кто предложил формулировку судебной клятвы «говорить правду, только правду и ничего кроме правды» был хорошо осведомлен в том, как много есть способов солгать. Манипуляторы и другие характеропаты довели ложь до уровня искусства.
Очень важно помнить, что характеропатические личности лгут часто – иногда чисто из спортивного интереса – и охотно, даже когда сказать правду достаточно легко. Ложь путем умолчания – очень изящная форма лжи, которую используют манипуляторы. Как и ложь путем искажения. Манипуляторы могут скрывать от вас значительную часть правды или искажать ее отдельные элементы, чтобы держать вас в неведении. Я работал с людьми, которые обманывали самым наглым образом, изрекая истинные факты. Как можно лгать, говоря только правду? Они делают это, опуская моменты, жизненно необходимые для того, чтобы получить полную картину «всей истории».
Одна из самых тонких форм искажения – намеренная неопределенность. Это излюбленная тактика манипуляторов. Они тщательно продумывают свои истории и создают впечатление, что предоставили вам достаточно информации, но опускают существенные детали, которые в противном случае позволили бы вам узнать всю правду.
В истории Эла и Дона Эл не рассказал всю правду, когда Дон спросил о его планах на свою дальнейшую работу. Это было почти безобидное тщательно продуманное умолчание и в то же время разрушительная ложь. Эл намеренно говорил неопределенно о перспективах развития компании. Наверняка он прекрасно понимал, что Дон в конце концов узнает всю правду, но рассчитывал, это случится, когда его планы уже невозможно будет разрушить.
Отрицание. Как говорилось выше, это тактика, при которой агрессор отказывается признать, что он сделал что-то вредоносное или опасное, когда это действительно произошло. Таким образом он пытается скрыть (как от себя, так и от других) свои агрессивные намерения. Негодуя «Кто? Я?», агрессор мешает ему противостоять, заставляя жертву чувствовать, что она не вправе обвинять его в неприемлемом поведении. Это также способ, с помощью которого агрессор разрешает себе продолжать делать то, что он хочет делать. Повторюсь, данное отрицание не имеет ничего общего с отрицанием человека, который только что потерял любимого и не в состоянии полностью принять боль и осознать реальность потери. Классическое отрицание является главным образом «защитой» от невыносимой боли и беспокойства. Тактика отрицания – в первую очередь не «защита», а маневр, который агрессор использует, чтобы заставить других людей отступить, сдаться или даже почувствовать себя виноватыми из-за того, что они утверждают, будто он делает что-то не так.
В истории священника Джеймса тот активно отрицал свое чрезмерно раздутое честолюбие. Он отрицал, что причиняет боль своей семье и пренебрегает ею. Но сильнее всего он отрицал, что настойчиво преследует личные цели. Напротив, Джеймс считал себя смиренным слугой праведного дела. Ему удалось убедить множество человек (а возможно, и себя самого) в благородстве и чистоте своих намерений. Но в глубине души Джеймс понимал, что ведет себя нечестно. Это подтверждает его реакция на известие, что места в Совете старейшин ему не видать, если у него возникнут семейные проблемы. Узнав об угрозе его амбициозным планам, Джеймс мгновенно «преобразился». Он решил, что вполне может отложить службу Господу хотя бы на выходные и посвятить несколько дней своей семье. Слова пастора не открыли глаза Джеймсу. Он всегда и сам хорошо знал, что может помешать или помочь его карьере. Он понял, что если не позаботится о своем браке, рискует потерять то, чего действительно очень хотел. Поэтому он решил (по крайней мере, временно) изменить курс.
В истории Мэри и Джо Мэри часто ссорилась с Джо из-за его бездушного, а порой и жесткого отношения к их дочери Лизе. Джо отрицал свою агрессивность. Он даже сумел убедить Мэри, что она ошибается в своих внутренних ощущениях, считая, будто муж ведет себя агрессивно, когда на самом деле он добросовестно и преданно заботится о горячо любимой дочери. Джо нужна дочь-отличница, получающая только пятерки. Мэри встала у него на пути. Отрицание было тактикой, которую Джо использовал, чтобы устранить жену как препятствие на пути к собственной цели.
Избирательное невнимание (или избирательное внимание). Тактика, при которой агрессоры активно игнорируют предупреждения, просьбы или пожелания других людей и вообще отказываются обращать внимание на что бы то ни было, если оно способно помешать выполнению их планов. Обычно агрессор прекрасно знает, что вы от него хотите, когда начинает демонстрировать поведение «Я не желаю ничего слышать!». Используя данную тактику, он активно отказывается воспринимать чужие слова или изменить поведение – ведь для него это означает подчиниться.
В истории Дженни и Аманды Дженни пыталась донести до дочери, что та, проявляя безответственность, делала себе хуже. Но Аманда не слушала. Учителя пытались объяснить ей, как улучшить оценки, но их она тоже не слушала. Активное слушание и внимательное отношение к чужому мнению и советам – это, помимо прочего, еще и акт подчинения. Но, как вы, должно быть, помните, Аманда не из тех девочек, которые легко подчиняются. Она твердо решила не останавливаться ни перед чем, что окажется у нее на пути, убедилась, что умеет манипулировать достаточно хорошо, а потому ее непременно ждет «победа» в борьбе за власть с авторитетными фигурами, и – закрыла уши. Она не видела никакой необходимости слушать. С ее точки зрения, она только лишилась бы некоторой части влияния и контроля, если бы подчинилась тем, кого она считала менее сильными, умными и способными, чем она сама.
Среди детей, которые, как полагают, страдают от дефицита внимания, есть те, кто на самом деле использует избирательное внимание как способ избегать ответственности и манипулировать людьми. Они демонстрируют невероятную способность фокусировать и поддерживать внимание при любой ситуации или задаче, которые считают выгодными для них, интересными или в какой-то мере желательными. Однако, когда их просят услышать, что они на самом деле не желают слышать, или сделать, что они предпочли бы не делать, они перенаправляют свое внимание на все остальное. Это особенно заметно, когда авторитетная личность дает им наставления или указания. Хотя от них требуется всего лишь услышать чужие советы и предостережения, они начинают с ними бороться при помощи тактики «невнимания».
Самый полезный опыт, который я приобрел, работая с манипулятивными людьми (особенно детьми), заключается в понимании, насколько важным при общении с пациентом, использующим тактику избирательного невнимания, является правильное обращение. Особенно его ценность понимаешь тогда, когда эти люди искренне и ответственно решают уделять внимание или посвятить себя тому, чем они предпочли бы вообще не заниматься. Часто детей-манипуляторов приводят к психотерапевту раздраженные родители, а сами дети в действительности не собираются ни говорить, ни слушать. Я перестаю с ними общаться (не говорю, не слушаю активно и т. д.) и позволяю им скучать и чувствовать себя неуютно до тех пор, пока они не пойдут на прямой контакт взглядов, и пока я не увижу ясные признаки того, что они готовы уделить мне серьезное внимание. Когда я касаюсь темы, которая им не особенно нравится, и они отводят глаза, я замолкаю. Когда они снова начинают проявлять внимание, заглядывают в глаза, я продолжаю. Я называю эту технику избирательным разговором. Человек, прилагающий усилия, чтобы слушать то, что он предпочел бы не слышать, и фокусироваться на темах, которые он предпочел бы избегать, заслуживает моего уважения. Я всегда говорю им об этом, подбадриваю и хвалю, чтобы они действительно слушали. Их чувство самоуважения всегда усиливается, когда они признают ценность приложенных усилий. Помните, человек не способен одновременно принимать что-то и сопротивляться ему. Поэтому, если человек намеренно не обращает на вас внимания, просто не тратьте на него слова. Только когда он перестанет сопротивляться (бороться) и обратит внимание, у вас появится шанс быть услышанным.
Рационализация. Оправдание, которое агрессор придумывает, чтобы вести себя (и он о том прекрасно знает) неприемлемо или вредоносно. Подобная тактика особенно эффективна, когда объяснение или оправдание, которое предлагает агрессор, достаточно убедительно и разумно, чтобы любой добросовестный человек поддался на него. К тому же, нельзя не отметить ее особую значимость. Эта тактика помогает не только уничтожить любое внутреннее сопротивление, которое может испытывать агрессор по отношению к тому, что он делает (заглушая зов оставшейся совести), но и отвязаться от других. Если агрессор убедит вас в своем праве на все, что бы он ни делал, он избавится от препятствия на пути к желанной цели и освободится от вмешательства извне.
В истории о маленькой Лизе Мэри чувствовала себя некомфортно из-за того, с какой чрезмерной настойчивостью Джо продолжал искать способы снова сделать свою дочь послушной отличницей. Кроме того, она знала о желании Лизы обратиться к психологу за советом и решением своих проблем. Хотя ее смущала и тревожила напористость Джо, и в глубине души она понимала, что он давит на дочь, она заставила себя поверить в его разумные доводы. Мэри позволила мужу убедить ее в том, что любой заботливый любящий родитель знает свою дочь лучше, чем какой-нибудь мало заинтересованный посторонний, и что он просто выполняет свой долг, делая все возможное, чтобы «помочь» своей «малышке».
Обычно, когда манипулятор действительно хочет добиться успеха в рационализации, он сочетает ее с другими эффективными тактиками. Например, когда Джо «продавал» Мэри оправдание тому, что он навязывает остальным свои планы, он также изящно заставлял ее чувствовать себя пристыженной и виноватой, внушая ей, будто она не настолько «заботливый» и добросовестный родитель, каким он притворялся сам.
Отвлечение внимания. Движущуюся цель трудно поразить. Когда мы пытаемся поймать манипулятора на слове или сфокусировать разговор на какой-то одной проблеме или поведении, которое нам не нравится, он прекрасно знает, как сменить тему, уклониться от ответа или бросить нам вызов. Фокусники давно пользуются подобным приемом: если им удастся успешно перенаправить ваше внимание, вы наверняка не заметите, как они что-то сунут в карман или вытащат из него. Манипуляторы используют методы отвлечения и переключения внимания, чтобы отвлечь от своего поведения, сбить нас с пути и сохранить свободу реализовывать свои эгоистичные скрытые планы. Обычно они делают это очень ловко. Вы начинаете спорить с манипулятором из-за очень важного вопроса, но уже через несколько минут недоумеваете, как и когда переключились на тему, о которой говорите теперь.
В рассказе о Дженни и Аманде Дженни спросила у дочери, сдавала она домашнее задание или нет. Вместо того, чтобы ответить прямо на вопрос, который был задан, Аманда переключила внимание на отношение к ней учителя и одноклассников. Дженни позволила дочери сбить себя с толку. Она так и не получила прямого ответа.
Другой пример тактики переключения внимания содержался в истории Дона и Эла. Эл сменил тему разговора, когда Дон спросил, не собирается ли тот заменить его. Он сосредоточился на том, как оценивает результаты продаж Дона – будто именно об этом Дон и спросил его в первую очередь. Эл никогда не давал ему прямого ответа на прямой вопрос (манипуляторы печально известны этим). Он перескочил на тему, которая мало беспокоила Дона, и тем самым заставил его отказаться от дальнейшего обсуждения. Дон ушел, чувствуя, что получил ответ, но все, что он действительно получил, это «разговор вокруг да около».
В начале текущего учебного года я попытался разобраться с безответственностью моего сына по отношению к домашним заданиям и ввел правило, что каждый день он приносит учебники домой. Однажды я спросил его: «Ты принес учебники?». На что сын ответил: «Знаешь что, папа? Тесты у нас будут не завтра, а в пятницу». Мой вопрос был простым и прямым. Его ответ был намеренно уклончивым и отвлекающим внимание. Он знал, что если бы ответил на этот вопрос прямо и честно, то получил бы выволочку за то, что не принес домой свои книги. Используя отвлекающий маневр (а также предлагая рационализацию), он боролся со мной, чтобы избежать нежелательного последствия. Всякий раз, когда кто-то не отвечает прямо на ваш вопрос, вы можете смело предполагать, что по какой-то причине он пытается ускользнуть от вас.
Уклонение тесно связано с отвлечением внимания. Это тактика, при которой манипулятор пытается избежать того, чтобы его загнали в угол, давая бессвязные, неуместные ответы на прямой вопрос или иным образом пытаясь обойти проблему. Изящная, но эффективная форма уклонения – это сознательное использование неопределенности. Скрыто-агрессивные люди умеют давать расплывчатые ответы на самые простые и прямые вопросы. Чтобы распознать эту уловку, надо иметь чуткий слух. Иногда неопределенность трудно заметить, и вы считаете, что получили ответ, хотя на самом деле это не так.
Однажды я спросил одного пациента, ставили ли ему когда-нибудь в прошлом диагноз «злоупотребление психоактивными веществами». Он ответил: «Как-то раз моя жена отвела меня в одно место. Там со мной немного поговорили и сказали, что мне не нужно возвращаться». Этот ответ полон уклончивости, неясности и недоговоренности. В том, что он сказал, были крупицы правды. Но суть истории совсем другая. На самом деле тот человек проходил начальное обследование в центре психического здоровья. Его жена настояла на этом. Он прошел первичное освидетельствование, и психолог поставила ему диагноз «злоупотребление психоактивными веществами». Ему назначили групповую и индивидуальную терапию, но он не появился на большей части сеансов. После того, как он опоздал на групповую терапию, его отчитали и сказали, что если на самом деле он не желает принимать помощь и не видит проблемы, то пусть больше не приходит. Что он хотел от меня? Чтобы я решил после его заявления, будто его обследовали и «кто-то» (сам по себе пример преднамеренной неопределенности) счел его здоровым.
Скрытое запугивание. Агрессоры часто угрожают своим жертвам, заставляя их испытывать тревогу и страх, чувствовать себя неуверенно и незащищенно. Они искусно противостоят любым аргументам и делают это с такой страстью и натиском, что их оппоненты сами переходят в состояние обороны. Скрыто-агрессивные личности в первую очередь запугивают своих жертв с помощью завуалированных (тонких, косвенных или подразумеваемых) угроз. Таким образом, они заставляют других защищаться, не проявляя явной враждебности и не угрожая открыто.
В истории Мэри Джейн ее босс прекрасно понимал, как важно для нее получить хорошую рекомендацию, чтобы найти другую работу. Он легко мог ей в этом помешать, на чем и основывалась его скрытая угроза на случай, если она попытается вывести его на чистую воду. Рассказывая о многочисленных разговорах с ним во время сеансов терапии, Мэри Джейн в конце концов вспомнила, что несколько раз босс ненавязчиво угрожал ей. Она поняла, что он не случайно повторял, «как трудно в наши дни найти работу», и что он «всегда тщательно обдумывает рекомендации», всякий раз, когда она поднимала вопрос о повышении зарплаты или проявляла малейшее беспокойство из-за его околосексуальных намеков. Поскольку ей действительно нужна была эта работа, Мэри Джейн оказалась в очень зависимом положении. Завуалированные угрозы босса делали ее еще уязвимей, надежно удерживали под каблуком. Приведенный выше пример ясно показывает, что скрытое запугивание является такой же эффективной тактикой манипулирования, как и запугивания явное. Большинство скрыто-агрессивных личностей, желая добиться своего, предпочитают использовать именно скрытое запугивание. Не делая ничего явно угрожающего, они ведут эффективную игру, достигая нужного результата. Для скрыто-агрессивных людей очень важно получить свое, но при этом сохранить хорошее впечатление.
Навязывание чувства вины – одно из двух любимых орудий скрытых агрессоров (другое – стыд) в арсенале манипуляций. Это особая тактика запугивания. Агрессивные личности прекрасно знают, что люди других типов, особенно невротики, имеют совершенно иную совесть, чем они сами. Они также знают, что отличительным качеством здоровой совести является способность испытывать чувство вины и стыда. Манипуляторы умело используют очевидную порядочность остальных, как средство удерживать их в страхе, тревоге и подчинении. Чем более совестлива потенциальная жертва, тем более эффективным оружием становится чувство вины.
В истории Билла и Дженис Билл хорошо знал, как легко жена проникалась чувством вины, когда считала, что не уделяет достаточно внимания и заботы ему и детям. Он применял это знание, чтобы удержать ее, когда она намеревалась уйти. Он использовал более мягкую форму навязывания чувства вины в телефонных разговорах, когда упоминал, как дела у детей или жаловался, насколько ему одиноко. Когда этот прием оказался недостаточно эффективным, он использовал его крайнюю форму. Разве совестливый и заботливый человек захочет стать причиной чужой смерти?
Агрессивные личности всех типов настолько часто и эффективно используют навязывание чувства вины в качестве манипулятивной тактики, что, по моему мнению, эту особенность их поведения можно рассматривать, как фундаментальное отличие агрессоров от других (особенно невротических) личностей. Манипулятору нужно всего лишь внушить совестливому человеку, что тот недостаточно заботлив, слишком эгоистичен и т. д., и этот человек сразу же начинает чувствовать себя плохо. Напротив, добросовестный человек может хоть до посинения убеждать манипулятора (или любую другую агрессивную личность или характеропата), что тот поступил неправильно, взывать к его совести или раскаянию, он все равно не добьется абсолютно никакого результата.
Навязывание чувства стыда – это техника использования тонкого сарказма и оскорбительных замечаний как средства усиления страха и неуверенности в себе у окружающих. Скрыто-агрессивные люди применяют данную тактику, чтобы заставить других чувствовать себя неполноценными или недостойными и, следовательно, подчиняться им. Это эффективный способ поддерживать постоянное чувство личной неадекватности у более слабой стороны, который позволяет агрессору сохранять доминирующее положение.
Когда Джо громко заявил, что любой «хороший» родитель поступал бы точно так же, как он, желая помочь Лизе, он тонко намекнул Мэри, будто она «плохой» родитель, если не пытается делать то же самое. Он «предложил» ей почувствовать стыд за себя. Тактика была эффективной. Мэри в конце концов действительно устыдилась и стала считать, что недостаточно заботится о собственной дочери. Засомневавшись в своей состоятельности как личности и родителя, Мэри уступила Джо, тем самым позволив ему сохранить влияние и превосходство над ней.
Поделиться книгой: