Не слабое звено

— Другая больница? — с надеждой посмотрела она на него.

— Нет, это не лечится, вернее, уже поздно.

— Что можно сделать? — слез у нее не было — в сложных ситуациях ее мозг начинал работать как машина, полностью выключая эмоции, за это мама называла Таню идеальным воином.

— Немного продлить жизнь, обезболить, и подарить ей общение.

— Я могу немного украсить палату, ну… сделать ее более домашней? И… прошу вас не говорить ей о том, что сказали мне, просто вы скажете, что лучше остаться под наблюдением. Никаких сочувствующих взглядов и болтливых медсестер. Я заплачу за все.

— Конечно, мы не будем мешать. А медсестры… я приставлю к ней самых опытных, — доктор благодарно мне улыбнулся — меньше всего он хотел сейчас моей паники, истерики, или обвинений в свой адрес. — Отдохните, я сам позвоню вам, когда она придет в себя. Она не будет знать об обезболивающих — мы будем ставить ей уколы под видом витаминов.

— Сколько у нее времени?

— Думаю, пара недель, не больше. Потом органы начнут отказывать… Это будет быстро — два-три дня. Вечером мы будем давать ей снотворное, чтобы вы могли уйти на работу.

— Я вас поняла. И благодарна за все, что вы делаете. Я вернусь сюда с покупками через три — четыре часа.

Закупив красивые шторы, скатерть, цветы в горшках, Чайные чашки, чай, кофе, несколько симпатичных тарелок и новый халат, Татьяна вернулась в палату к маме. Медсестра помогла преобразить ее — сделать более похожей на комнату.

Заснула Таня на кушетке, что накрыла домашним пледом. Было часов пять, а в десять нужно было поехать на работу. Проснувшись, написала маме записку, описала что ей придется задержаться, чтобы проставить новое лекарство и витамины. Доктор позвонил в семь утра — мама пришла в себя. Она уехала в клинику, не дожидаясь конца смены — Гоша и Борис были в курсе, и не препятствовали.

— Это чего же ты удумала? Украсила здесь все, — начала было мама.

— Это не я, это клиника. Они решили поменять концепцию — сделать палаты более домашними. Говорят, им спонсоры какие-то денег подкинули, — отмахнулась Татьяна, и принялась рассматривать, восхищаясь тем, что делала сама прошлым утром.

— Может домой все же? Я уже и хожу, и не болит ничего — хорошее лекарство.

— Мамочка, теперь я весь день буду с тобой здесь — раз уж тут так удобно, и душ, и кушетка с матрацом, утром буду спать, а потом мы с тобой как обычно — будем чаи гонять, болтать, смеяться, я буду петь тебе свои новые песни.

— Это чего же ты, из-за меня в больнице только ночные смены будешь брать?

— Да нет, мам, просто я пока новенькая, вот меня и ставят куда им удобно, ну, ничего, ночью поспокойнее, как говорится, начальства нет, и работа движется лучше, да и платят за ночь намного больше, — ответила Таня. Мама не знала, что я больше не акушер, а бармен.

Так они прожили ровно три недели — мама на целую неделю обманула свой срок и доктора, который, к слову, оказался хорошим актером, и заходя каждое утро, делал вид, что просматривает ее анализы, и восхищается поправкой.

Похоронила маму в ее деревне, долго не могла плакать, не могла принять тот факт, что осталась одна. Мама была всегда, и занимала огромное место в ее сердце, вернее, всё место.

Через два месяца пришло смирение, а вместе с ним и жалость к себе, вот тогда-то она и познакомилась с Костей. Она просто пела, готовя ужин, а он услышал ее голос.

После того дня, как он подвез ее на работу, она запретила себе думать о нем, потому что ничего хорошего от этой золотой молодежи ждать не приходилось — чего от нее взять? Ни гламура, ни «кутюра», как говорила о их семье мама. Но он постучал в дверь спустя пару дней:

— Привет, соседка, уж больно вкусно пахнет в подъезде, да не только в подъезде, но и на улице — окно у тебя открыто, — сказал Костя, появившийся за дверью.

— Обычные голубцы, — пытаясь не выдать смущение, ответила Татьяна, не понимая, что делать дальше.

— Угостишь? У меня вот, как говорится, к голубцам, — он вынул из-за спины бутылку дорогущего шампанского.

— С этим нужна клубника, выращенная эльфами, и политая слезами фей, не меньше, — хмыкнула Таня. — а не голубцы.

— Точно, — ударил он себя по голове ладонью. — Ты же бармен!

— Да, и акушерка, но могу уверить вас, вы точно не беременны. Еще какие-то вопросы? — спросила девушка, и моментально пожалела — он такой красивый, не глупый, возможно и зарабатывает сам, потому что живет он один. И почему бы ему не обратить на меня внимание?

— Это хорошо, значит, детей сможем рожать прямо дома, — уверенно сказал он.

— Да вы просто гуру пикапа! Я как раз мечтала именно об этом! — засмеялась она, но, тем не менее, убрала руку с косяка, и жестом «поклон кокошником в пол», пригласила его войти.

— Ну вот, и с чувством юмора у тебя отлично, — прошел он, разулся, и стал осматриваться: — и так, как живут россейские бармены?

— Да, по-разному, сегодня выходной, вот и решила наготовить пролетарской еды, а то все трюфеля да фуагра, так глядишь, и забудешь свои истоки.

— Неси бокалы, — уверенно заявил Костя. — Будем знакомиться, а то живем спина к спине, и не знаем друг друга.

— Ну, давай, раз сам пришел, то и не жалуйся, — она достала два хозяйских, еще советских хрустальных бокала, пару персиков и черешню, которыми сейчас пестрели все рынки города.

Через месяц Костя стал ее парнем во всех смыслах этого слова, и даже предлагал жить у него, но у Тани не было уверенности в правильности этого поступка. Мама всегда говорила, что жить вместе нужно только после свадьбы, и вовсе не из этических каких-то условностей. А из-за того, чтобы мужчина сам понял, что это необходимо, и принял брак.

Они теперь постоянно были рядом с Костей — он совершал неожиданные для нее сюрпризы в виде поездок к морю и в горы, но все они были направлены исключительно на Костин адреналин. Прыжки с парашютом в горах Шотландии, ныряние с аквалангом на Кубе, канатные дороги в Голландии. В отличие от него, ее интересовали спокойные прогулки по невиданным ранее городам и побережьям, интересные рассказы экскурсоводов, старинные замки, руины.

Таня была благодарна Гоше за эту квартиру, иначе, они никогда бы не встретились — в таких домах квартиры себе могут позволить далеко не все. Только вот, Гоша становился все более замкнутым, больше не пытался ее рассмешить, не ждал больше со своей привычной широченной улыбкой. Таня не понимала этих перемен, и когда заводила разговор на эту тему он отмахивался, говорил, что все как прежде. А когда Боря начал шептать ей, мол, приворожила парня, а сама выбрала более успешного, отмахивалась, и утверждала в ответ, что все не так, что Гоша с самого начала относился к ней как к подруге.

Она замечала, как он пытается ее менять: подарил абонемент в спортзал, потом сертификат в салон красоты. Хоть он и делал это не навязчиво, якобы пытаясь угодить, она чувствовала, что ему не хватает привычного гламура. Таня не боялась меняться, и решила, что пока буду соглашаться — в этом нет ничего странного и опасного, но менять губы и части тела я откажусь точно.

Ближе к осени Таня покрасила свои прекрасные каштановые волосы — они вместе решили, что она будет шикарной блондинкой. Таня осознавала, что «благодаря» этой любви к Косте она перестает быть собой, но внутренний голос, исходящий, скорее всего, от влюбленного сердца, говорил, что "это нормально, и так мы будем ближе".

В какой-то момент ее «я» взбрыкнуло, и это стало причиной их первой ссоры.

— Тань, в наших отношениях мы оба должны стоить друг друга, рости, а если ты будешь слабым звеном, это отразится на всем: на моем отношении к тебе, на моем бизнесе, на моем здоровье. Я же просто хочу, чтобы ты была лучше! — он говорил это громко и убедительно, стоя в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Да, красавчик, что уж сказать — зал и правильное питание сделали из него скульптуру Давида. Шикарная прическа, хорошо подобранный парфюм…

— Просто, ты меняешь меня, ты меняешь не только внешность, а еще и мою суть, — пыталась обороняться Татьяна, но внутри тот самый голос уже шептал: «перестань, ты что, ты должна соответствовать его статусу, это же все для вас обоих». И она остывала, обнимала его и соглашалась быть «ему под стать».

Только вот это «слабое звено» почему-то так и осталось в голове, не давало покоя, ничто его не скрашивало — ни вечеринки, ни совместные поездки за границу, ни забота Кости.

Мама всегда говорила, что Таня боец, просто внешне выглядит как птичка, но, если понадобится, ее потенциал удивит многих. Таня смеялась над этим, подкручивала несуществующие усы, показывала свой хлипкий бицепс, встав в позу силача в полосатом купальнике со старинных картинок, а после этого они с мамой вместе заливались смехом.

Она понимала свою слабость, знала свои силы, но она не считала себя слабым звеном, потому что понимала, что значит это выражение.

Глава 4

— Детка, сегодня мы будем первыми! — заявил Костя сразу от порога. Таня ждала его с нетерпением — в планах на ужин было запеченное мясо, которое было сейчас в духовке, салат и торт Наполеон.

— А обычно мы последние? — хотела отшутиться Татьяна, но Костя, не отреагировав на ее шутку прошел в кухню, поставил на плиту джезву, достал молча баночку с кофе, положил две ложки и залив водой включил газ.

— Сегодня ночью парные покатушки, как ты любишь называть наши соревнования.

— Да, это именно покатушки, а в соревнованиях люди получают кубки, всемирное признание и новые навыки. От того, что кто-то ездит быстрее, он не становится чемпионом. Дело в том, какой у тебя мотоцикл.

— Это да, но мастерство тоже нужно учитывать, у меня, знаешь ли, многолетний опыт вождения, можно сказать с пеленок. Мой отец тебе может рассказать об этом детально, — хохотнул было он, но осекся, понимая, что с родителями Таню он еще не знакомил.

— Я сегодня ночью работаю, так что, можешь предаваться славе один, — ответила Таня и заметив, что кофе вот-вот покинет границы турки и окажется на плите, подошла и выключила плиту. Сняла турку, достала чашки.

— Нет, нет, ты не поняла, мы должны быть двое. Это парные игры — ты же у меня не больше семидесяти килограмм, правда? — он продолжал отшучиваться, и сейчас попытался ущипнуть ее за бок.

— Костя, тебе почти тридцать лет. Какие игры? Ты видел сегодняшнее небо? А прогноз погоды? Грозы каждую ночь. Да это будет убийство! А встречка, которую и не видно во время дождя?

— Мы нашли новую строящуюся платную трассу, там асфальт как стекло, понимаешь? Почти сто километров идеальной, девственной дороги. Охрану ребята подготовят…

— Ты имеешь в виду напоят, а утром их уволят всех к чертям собачьим? Но вам же не важно, лишь бы доказать себе, что вы первые?

— Мне не нравится твой поучительный тон, — лицо его стало каменным, скулы напряглись, значит он с силой сжал зубы, и злится. — Девушки моих друзей визжали от радости, а тебе вечно все не нравится, — теперь уже полностью изменившись в лице сказал Костя, налил в свою чашку кофе и сел на подоконник.

— Это не безопасно, Кость, ты же знаешь, как я боюсь. После смерти мамы у меня больше нет совсем никого, — снизив градус недовольства ответила Таня, налила кофе себе, добавила молока, и села за стол.

— Ты не веришь в меня, не веришь, что твой мужчина, как минимум, умный и смелый, не веришь в то, что я могу отвечать за себя и за тебя, — уже зло говорил Костя, смотря в окно, где и без того, серое, затянутое облаками небо начинало темнеть — вечерело. В кухне больше не пахло запеченной шейкой, старательно подобранными специями и соусом, что Таня старательно готовила из клюквы, в кухне густо пахло скандалом — она впервые так явно выразила несогласие, высказала свое мнение.

Август выдался странным — по летнему жарким, но ночами начинались грозы, и Таня ночами вскакивала на постели от раскатов грома и рассыпающихся вспышек зарниц по небу. Вот и лето заканчивается. Скоро осень, а потом зима. Осенью они с мамой делали заготовки: варили варенье, солили огурцы, квасили капусту. Эти запасы несколько облегчали жизнь зимой. «Нужно будет проверить дом, убрать урожай, который мама посадила весной, и сделать хоть несколько банок» — думала Таня, когда Костя ушел от нее злой, бросив у порога: «решай сама, не хочешь — не надо».

— Гоша, я сегодня не смогу выйти, прости за то, что подвела, но мой молодой человек попросил поучаствовать с ним в гонках, — сказала она в трубку.

— Тань, ты когда поймешь, что ты не обязана делать то, что тебе не нравится? — недовольно спросил Гоша. Он заводился не от того, что она прогуливает работу, а потому что эта девушка нравилась ему. Он мог часами разговаривать с ней, и она все больше открывалась с новых, интересных сторон.

Когда Таня пришла на работу с белыми волосами, он чуть не упал со стула. Ее естественность, простота и гармоничность подкупали любого. То ощущение простоты проходило после нескольких минут общения с ней — она была интересным, многогранным и честным человеком. Но этот мажор «веревки из нее вил», и когда Гоша высказался на эту тему, Таня сначала просияла, но потом начала отстраняться от нового друга.

— Гошь, это моя жизнь, не стоит давать мне советы, — достаточно грубо ответила она и положила трубку. Через несколько минут ей стало стыдно за свой ответ, но радость от того, что они с Костей как единое целое одержат победу, помогла забыть это.

Она написала Косте смс, где признала себя не правой, и просила его зайти за ней.

«Детка, я знал, что ты у меня умненькая, жди звонка» — написал он в ответ, и настроение поднялось. Оставшись без мамы — главного человека в ее жизни, она чувствовала необходимость любви, важно было ощущать себя нужной. Костя давал это ощущение, хоть часто и возникали мысли, что все идет как-то не так.

С мамой они просто поддерживали друг друга, не давали грустить, но и не старались менять друг друга, использовать. Видимо, с мужчинами все совсем иначе — думала девушка, и была готова идти до последнего, чтобы достичь гармонии в отношениях.

Костя заехал в десять вечера. Было уже темно, и грозовое небо сияло всполохами где-то вдали. Ветер мог в любой момент принести в город новые грозовые облака, и тогда поездка станет просто ужасом: скользкий асфальт, дождь стеной, слепящие встречные авто, и молнии.

Таня решила, что нужно быть равной своему мужчине, не бояться и довериться ему — он все решит, он все продумает, а истерики бабские — удел слабачек. Она села за ним, он дружелюбно хлопнул ее по колену, затянутому в тугой комбинезон, и они рванули.

Дорога до места заняла пару часов. По лесной дороге, чтобы миновать охрану, они пробирались еще не меньше часа. Погода менялась — ветер становился порывистым, гроза неминуемо надвигалась на них.

На месте уже было не меньше двенадцати байкеров — все были с подругами. Девушки, как и некоторые мужчины, были уже не трезвы, громко играла музыка, все шумно обсуждали будущие гонки. Тане всегда было не по себе в таких компаниях — она чувствовала себя инородным телом, а вернее, вся окружающая обстановка была инородной.

— Ну вот, мы и на месте, — уже совсем влюбленным тоном заметил Костя, подъехав к компании, которую я более-меняя знала: двое его бизнес-партнеров и их девушки часто составляли нам компании в поездках или просто в вылазках за город. Девушки обсуждали Мальдивы, новые кольца и гаджеты — Татьяне было не интересно с ними, но ради Кости она слушала и улыбалась, только глаза все чаще поднимались к разверзающемуся небу.

С первыми раскатами грома — приближающимися еще, но уже явно говорящими, что компанию мотоциклистов она не минет, состязания начались. На дорогу выходили по четыре мотоцикла. На старте время засекали те, кто не принимал участие. На финише стояли люди, что отсекали выход — отмечали победителей.

Костя и Татьяна были в третьей четверке. Вместе с ними был один из друзей Кости — Влад и его девушка, которая, скорее всего, была его любовницей, так как у парня на заставке телефона были пара малышей, а Вика ни разу о детях не заикалась, но «это не наше дело», как сказал тогда Костя, и Таня решила больше не говорить на эту тему.

Старт был простым, а приближающая гроза давала больше пользы, чем Таня думала — вспышки освещали дорогу как днем. Только вот после слепило глаза, и нужно было раз двадцать быстро моргать, чтобы различить дорогу в темноте. И все это в шлеме.

Мотоцикл Кости должен был быть первым в четверке, но очередной раскат грома и вспышка молнии в этот раз были совсем другими — небо словно взорвалось, освещая все вокруг таким белым светом, что казалось, они двигались в густом кефире. Вместе с этим светом тряхнуло землю. Тане показалось, что кто-то огромный стукнул по голове не менее огромным молотом — точно в темечко, как будто ее пытались забить в землю с головой. После этого звуки сразу исчезли, и Таня решила, что ее оглушило.

В этой тишине она почувствовала каждую свою клетку, словно огромный набор маленьких деталей «Лего» готовых взорваться изнутри, а потом тело стало тяжелым, но массивный агрегат, что она чувствовала под собой вдруг исчез. «Меня выкинуло из мотоцикла, лишь бы сейчас не хрястнуться шеей или спиной» — пронеслось в ее голове, но ощущение полета не прекращалось. Она попробовала двинуть руками, но тело было словно парализованное.

«Тихо, больно, невозможно двинуть ни рукой, ни ногой — меня парализовало давно, и сейчас я как овощ лежу в больнице. Сколько времени прошло после той дороги? Мы разбились?» — проносилось в голове девушки, и она застонала внутренне:

— Мамочка, если ты меня слышишь, любой вариант, любой, лишь бы не лежать вот так в полной темноте с этим канатом, что впивается в мозг, не давая пошевелиться, лишь бы слышать и видеть, только не это. Прошу тебя, попроси там за меня, мамочка.

И все пропало. И боль в голове, и ощущение полета. Она провела рукой — работает. Под рукой была трава, но она не могла ручаться — перчатка, хоть и тонкая, но может обмануть. Она пощупала себя: руки ноги, тот же костюм, шлем на голове, голова крутится, ноги двигаются, пальцы чувствую.

— Главное — резко не вставать, не отрывать голову. У меня могут быть скрытые травмы, — громко сказала Таня, чтобы услышать свой голос. И услышала — в шлеме он был еще громче. — Ну, слава Богу. Только вот, почему так тихо? Что с Костей? Поняв, что она не может сделать ни одного движения, решила просто глубоко дышать. Дышать, насыщая себя кислородом. Не может быть, чтобы все было вот так постоянно. Кто-то в любом случае придет, и тогда все выяснится. Нужно лежать и ждать!

Глава 5

Звуки начали возвращаться как после глубокой анестезии — далеким эхом. Потом четкость настроилась, и уже можно было различить шум, карканье воронов. Ночь была такой темной, что трудно было понять где начинается небо — сплошная черная непроглядная масса. Пахло прогретой за день, и остывающей сейчас землей. Странно было одно — не шумел лес.

Таня подняла руки к голове и с трудом, словно силы закончились совсем, сняла шлем — сухой воздух приобрел более яркие ароматы сохнущих днем и волгнущих ночью трав.

— Эй, Костя-а! — попыталась она крикнуть, но вышел шепот — горло было сухим. Она закрыла рот, понимая, что, если сейчас будет хватать воздух, горло пересохнет еще сильнее. Садиться было тяжело, но она попробовала несколько раз. Получилось повернуться на бок. Главное — ничего не болело. Значит, переломов нет. Это радовало. Только вот, почему так тихо? На дороге столько мотоциклов! Да и гроза! Дождь же шел не меньше пары часов, а земля сухая.

Вдали завыли собаки, или волки. «Нет, волки здесь, рядом с трассой — утопия. Их ищут с собаками? «— Думала Таня. С этой мыслью организм сдался, и она заснула — провалилось как в яму.

— Забирай его себе, а эту заберу я, это честно, — сказал кто-то над Таниным ухом, и она проснулась. Долго продирала глаза, и пить хотелось сильно, но силы встать уже нашлись. Она села, снова потерла глаза и обернулась. Вокруг простиралась гористая местность, но трава была густой. Метрах в десяти от нее стояли три небольших, и видно, обрубленных на дрова дерева. Под ними сидели двое мужчин.

— Пить, у вас есть вода? — как могла громко крикнула она. Они, словно ошпаренные, подскочили, и оба подошли к ней. Странного типа дядьки были в серых рубахах, рукава которых крепились шнуровкой, замусоленные брюки и что-то вроде пледов было перекинуто через плечо.

Один из них отвязал от пояса мешок, развязал его, и протянул Тане. Она не понимая взяла, и увидела, что в мешке вода. В мешке! Удивляться она решила после того, как напьется, и сначала жадными глотками пила без остановки, потом долго и мелкими, растягивая время.

— Кто ты? — спросил один из них — помоложе. На вид ему было лет семнадцать — девятнадцать, но вид держал бравый. Рука на ноже, свисающем с пояса, а глаза так и бегают по Таниному комбинезону. Она только сейчас поняла, что синтетическая одежда, которая была как вторая кожа, не самая лучшая одежда в жару. Несмотря на ветерок, солнце грело от души.

— Я Татьяна. Где Костя? Вы видели второго человека в таком же шлеме? — она пошарила рядом с собой, но шлема не обнаружила.

От деревьев, где сидела эта пара донесся хрип. Таня встала быстрее, чем эти двое поняли, и побежала на голос. За деревьями ландшафт резко менялся — там был склон. Там и лежал Костя. Она на ходу расстегнула замок под шеей, стянула руки, оставаясь в футболке, подбежала к Косте, проделала то же самое с его комбинезоном, но снять с рук не смогла — парень был тяжелым.

— Помогите, несите воду, — крикнула она странным мужчинам. Тот, что старше, побрел к ней, взяв из рук молодого мешок с водой. — Черт те что творится. Где мы, откуда здесь горы? — И тут она подняла голову выше — цепь гор уходила далеко за горизонт. Это у меня галлюцинации, или пока я валялась тут, Подмосковье перенесли в Черногорию?

Вдвоем мы напоили Костю, но он, попив, снова расслабился и заснул, так и не открыв глаз — с этой стороны пригорка солнца еще не было. Вместе они сняли с него одежду. Он остался в майке и боксерах. Таня жалела, что не могла раздеться до легинсов, потому что эти двое и так не отрывали глаз от ее груди, затянутой в футболку, и ног, затянутых в тесную ткань.

Старший отправил младшего куда-то, и поторапливал. Они сидели у дерева, и ветер относил от меня фразы. И тут я увидела наши шлемы — они упаковали их в мешок, и младший, закинув его за спину, быстро пошагал от нас.

— К нам придет помощь? — спросила я.

— Сейчас он вернется с лошадью, — ответил старший. Девушка рассматривала его теперь без стеснения — он отвернулся, и всматривался в другую сторону, приложив ладонь ко лбу в виде козырька. Лет сорок, подтянутый, ощущение, что, как и Костя, занимается в зале — мышцы под рубашкой были заметны невооруженным взглядом.

Таня посмотрела туда, куда он смотрит, и чуть не ахнула в голос — внизу, в ложбинке, где еще была тень, трава была особенно зеленой и густой. Там паслись овцы. Их было, наверное, не меньше трех сотен. Пастухи? Да какие сейчас пастухи? И, тем более, в такой одежде. Непонимание всего происходящего пока не казалось таким уж страшным, важнее было понять, что с Костей. Интересно, сколько этот парнишка будет идти до места?

— Вы откуда? — спросила Татьяна, чтобы как-то отвлечься, да и познакомиться со спасителями.

— Оттуда, — коротко ответил мужчина, махнув головой в ту сторону, куда ушел юноша. К слову, по ощущениям, прошло не меньше трех часов, но на горизонте никого так и не появилось. Спрашивать о телефоне было глупо — они и так сразу позвонили бы, коли здесь была бы связь.

«Скорее всего какие — нибудь отщепенцы, что создают сейчас в немыслимых масштабах эти самые родовые поселения, чистые деревни, где все работает на солнечном свете и инициативе истинно верующих в полезность естественного» — думала Татьяна, но погода? Сейчас начало осени, трава уже жухнет, да должно быть холоднее значительно. Ответов у нее не было.