Не слабое звено

Брай Марьяна

Не слабое звено

Глава 1

Татьяну нельзя было назвать дурнушкой — обычная средняя внешность, где-то получше, где-то похуже. Чтобы соответствовать нынешним канонам красоты, губы могли быть и пухлее, нос тоньше, а ноги длиннее, но Таню это совершенно не беспокоило. Из того, чем она гордилась: хорошие густые каштановые волосы, ярко-васильковые глаза и красивый голос. Пожалуй, голос и был самой привлекательной ее частью. Глубокий, бархатный и мягкий. Она легко брала высокие и низкие ноты, умело меняла привычные мотивы песни на новые, сочиняла свои стихи на существующие мелодии.

Благодаря своей привычке напевать за домашней работой она и познакомилась с Костей. Вряд ли он обратил бы внимание на столь обычную девушку просто так, но летом, когда окно кухни было открыто, а он ухитрился потерять ключи от квартиры, и ждал на скамейке у подъезда пока домработница, что убирала квартиру по воскресеньям, привезет запасной комплект, он услышал, как Татьяна напевает «Колыбельную медведицы», и понял, что такое знакомство может быть очень-очень интересным.

Поэтому, когда вечером она выскочила на работу и попыталась пройти мимо красавца-брюнета, он, совершенно неожиданно, загородил ей дорогу:

— Слушай, соседка, я кататься поехал, может подброшу до работы? Далеко?

— Три квартала, — ответила девушка. Было неловко и неудобно, таких красавчиков она всегда старалась обходить стороной.

— Поехали, хоть что-то новое. Все равно не засну.

— Почему? — время стремительно убегало, она могла опоздать, что плохо сказалось бы на зарплате — опаздание было не в почете, но глядя в карие глаза, чувствовала некоторую оторопь — парень был просто неприлично хорош собой.

— Колыбельную спеть некому, — он улыбался.

— Какую колыбельную?

— Волшебную! Сегодня одна фея пела ее днем, и я сразу понял — хочу слышать этот голос всегда, — он указал на ее третий этаж, потом протянул ей шлем и помог застегнуть, когда понял, что от растерянности она не справляется с креплением. — Моя мама пела ее раньше, когда я был совсем маленьким.

Костя любил свой мотоцикл, любил свободу и яркие эмоции, что черпал не только из быстрой езды. Он играл на бирже, хоть не всегда удачно, но тщательно следил за тем, чтобы не выйти в минус. А еще, он катался на горных лыжах, прыгал со всех тарзанок, что есть в мире, имел свой небольшой строительный бизнес, который и давал возможность, как он говорил, «чилить». Это значило: отдыхать, наслаждаться жизнью, плыть по течению, разбавляя работу этими самыми всплесками адреналина в крови.

Девчонка не была сказочно хороша. Бывали у него и покруче, и поувереннее в себе. Но что-то кроме голоса в ней безусловно было еще. Некая наивность, правильность, «настоящесть», как сказал бы его отец.

Таня держалась за него крепко, но когда вспомнила, что между ними лишь его тонкая куртка и ее блузка, под которой бешено колотится сердце, чуть ослабила хватку, о чем в тот же момент пожалела — он прижал ее руки своей рукой, дав понять, что этого делать нельзя.

— Ты работаешь в баре? — удивленно спросил он, когда она указала на угол, что занимал известный в городе бар.

— Да, а что странного? — паника, благодаря которой она всегда вела себя свободно и естественно, улеглась, и к ней вернулась ее неуверенность.

— Думал ты медсестра. Слишком скромная ты для официантки, — осматривая ее, словно впервые, сказал Костя. Его голос немного изменился — он стал заинтересованным.

— Ты экстрасенс? — удивленно уставилась на него Таня. — На самом деле я акушерка, но работаю барменом, так получилось, — продолжила она, и решила, что разговор сейчас может стать неудобным. — Мне пора, спасибо, что прокатил, давно не испытывала таких эмоций.

— На здоровье, звать-то тебя как, соседка?

— Татьяна.

— Очень мило, редкое сейчас имя, все больше Милан и… каких-нибудь Валерий, а я Костя, — хмыкнув, сказал он.

— Ну, так получилось, назвали в честь бабушки, — она передала ему шлем, поправила выбившиеся из пучка волосы, опустила глаза, подняла плечи, потом резко опустила их и выдохнула: — Приятно познакомиться. Доброй ночи.

— И тебе. Думаю, увидимся, эта колыбельная — знак, что нам обязательно нужно еще раз увидеться, — он надел шлем и обернувшись еще раз, отъехал со стоянки, куда начали уже подъезжать сотрудники ночной смены.

Костя был эталоном мужчины: красивый, уверенный, брутальный. Да и голос у него был как у киношных героев, спасающих героиню в самый последний момент. Голос — это было важно для Татьяны. Она с трудом переносила визгливые высокие голоса — ей казалось, что они скребут прямо по нервам. Возможно именно поэтому она старалась избегать ссор — слишком неприятно было слышать визгливые бабские ноты даже у мужчин.

В этом русле она думала минут десять — пока переодевалась в униформу, пока расчесывала и укладывала волосы, но уже через полчаса, когда в бар начали заезжать такие, как Костя, она, посмотрев на девушек, что были рядом с ними, подумала о том, что парень слишком хорош для нее.

— Тань, у тебя все хорошо? — спросил Гоша, что был сегодня в смене с ней.

— Нормально, просто настроение не очень, — отмахнулась Татьяна, и принялась вынимать из машинки посуду. Все приспособления нужно было натереть до блеска, но это полагалось делать в процессе работы — бармен должен быть постоянно чем-то занят.

У Тани никогда бы и в мыслях не возникло идеи попроситься сюда на работу. Единственное, что она понимала в алкоголе — вино бывает белое и красное, есть пиво, а есть водка, запах которой она не переносит еще с тех пор, когда мама начала жить с дядей Славой. Тот ее дюже любил. Водку, не маму. И благодаря ей же, они с мамой часто ночевали у теть Зины — соседки.

Таня жила в деревне, из которой молодежь рвала когти, как только появлялся паспорт. Огород, куры, козы и комары. Несколько коттеджей за высоченным забором, но их хозяева ни словом не обмолвились с жителями. В основном это были домишки на три — пять окон, дворы с широкими воротами, крышей, чтобы зимой не чистить снег, да и дрова держать в сухости.

Таня была не против там жить, но учиться смогла поступить только в медицинский колледж, что был в районном подмосковном городке, чтобы хоть иногда приезжать помочь маме. Дядю Славу мама тогда уже выгнала, и жила одна. Таня Была поздним ребенком, подарком маме к сорокалетию. Ну, не совсем подарком, потому что "эко", которые мама делала несколько лет, не сдаваясь, а потом вся беременность на сохранении — ее личная заслуга.

Благодаря тому, что мама была учителем биологии, Таня легко поступила, легко выучилась, и уже собиралась стать акушеркой в местном, убогом по нынешнем меркам, фельдшерском пункте, когда мама позвала ее вечером вместе попить чаю, и сказала:

— Я говорила с Фаридой — нашим фельдшером.

— И когда мне можно приступать? — весело ответила Таня, радуясь, что сможет хоть немного улучшить их финансовое положение.

— Хоть завтра, только, Танюш, я думаю, не стоит тебе и начинать. Фарида сказала, что беременных у нас пара человек, да и то не очень благополучные. А зарплата зависит от количества этих вот будущих мамочек, — она заметила, что я хочу ее перебить, но приложила ладонь ко рту, как это всегда делала, прося не перебивать. — У тебя вся жизнь впереди, и время должно работать только на тебя. В большом городе много вакансий с хорошей зарплатой. Мне моей зарплаты хватит, да и ты сможешь помочь, так что, давай. Не спорь. Я тут собрала немного — весной картошку продали, так и лежат деньги.

— Мам, ты же на телевизор новый собирала, — встала Таня, и решила говорить стоя, но мама, как всегда, спокойно, указала ей на стул, и она села.

— Ты же мудрая и здравомыслящая особа, я и не надеялась, что Бог мне подарок такой сделает — ни каких проблем с тобой не было. Так вот, ты мне там и на телевизор, и на стиральную машину новую быстро заработаешь. — она встала и достала из сумки, в которой хранились документы, небольшую пачку денег.

— Ну уж нет, — снова взбрыкнула Татьяна.

— А вот да, и не спорь. Этого хватит чтоб комнату снять, и на работу первый месяц ездить, и на еду, не шикарно, конечно, но ты и сама готовишь хорошо, в ресторанах поди не станешь есть, — она положила пачку на стол.

Больше эта тема не поднималась. Мама дала газету, где красной ручкой были обведены уже обзвоненные ею клиники, а еще, номер телефона девушки — внучки тети Фаины, она работала риелтором, и обещала подыскать жилье без лишних переплат.

Так Таня оказалась в Москве. А в бар она попала на пятый день своего испытательного срока — пригласила медсестра, у которой был день рождения. Когда им подали коктейли, и все восхищались удивительными цветами, Таня, сказала лишь одно:

— Я могу сделать так, чтобы коктейль был полосатым, ну… чтобы слои не смешивались, — она не понимала зачем это сказала, но бармен услышал.

— Как это? — спросил мужчина лет пятидесяти из-за барной стойки.

— Это химия, понимаете, плотность разных жидкостей, — начала Татьяна, окунувшись в свою любимую тему.

— Покажи, — открыл он для нее бар, и впустил в святую святых этого заведения.

И Таня показала несколько вариантов со свежевыжатыми соками, густыми от бешенного количества сахара, ликерами, и естественно, водкой.

— Хочешь здесь работать? — спросил мужчина серьезно.

— Да я же ни черта не понимаю в ваших этих коктейлях, — смеясь, ответила она.

— Этому можно научиться, и обучение я оплачу, а вот то, что ты показала, это будет загадкой всегда даже для самого опытного бармена, что разливает по шотам за спиной, не глядя, понимаешь?

— Не… — не успела договорить Таня одну букву, как мужчина перебил ее.

— Я хозяин этого бара, как видишь, дела здесь идут не плохо, но мне не хватает вот такой фишки. Я в первые два месяца буду платить тебе… — он помялся, подумал, но назвал цифру в три раза выше зарплаты акушерки.

— Я подумаю, — обещала она, зная, что ни в каком баре она работать не станет, но культурно взяла визитку, и положила в сумочку.

Глава 2

Татьяна прошла испытательный срок и была хорошо принята не только главным врачом, но и всем коллективом — исполнительная и обязательная, аккуратная, всегда готовая помочь. На Татьяну можно было положиться во всем. У нее всегда были заполнены журналы, вовремя сделан обход, и трубку она брала со второго гудка. Врач, что был заведующим отделения с прошлого века, ценил подобного сотрудника.

Только вот, как это бывает, белая полоса не была широкой — через месяц позвонила мамина соседка:

— Танюша, приехала бы ты, мама то не больно хорошо себя чувствует, хоть и говорит тебе, что все хорошо — при мне говорила с тобой по телефону. Операция ей назначена, а очередь до морковкина заговенья. Ты же сейчас в Москве, почти врач, поди есть знакомства какие, — тараторила тетя Лида.

— Ой, а чего она молчит то? Связей, тёть Лид, пока никаких, но придумаем что-нибудь, — сказав, повесила трубку Таня — говорить на работе по личным вопросам было нельзя.

Поменявшись сменами, а вернее, вытребовав свои смены от девочек, что должны были дней пять, она в выходные отправилась к маме. Выходные, чтобы оговорить с ней все дома, и четыре дня на решение вопроса в районной больнице.

Мама не обрадовалась ее приезду, долго отмахивалась, но Таня была как скала — надо, значит надо.

Через неделю она везла её в Москву. Диагноз был не особо страшен, как уверил ее врач, но операцию нужно было делать как можно быстрее — последнее он сказал только Татьяне, почти шепотом, и пожал плечами — очередь от него не зависела. Страх уже тогда начал подкрадываться, словно кто-то положил на плечи холодные ладони. Они гладили, успокаивали ее, но холод опускался все ниже по спине — Таня не верила в чудеса. Мама же наоборот — была уверена, что это ошибка, и она вполне могла бы вылечиться в районной поликлинике, да и операцию дождаться — не проблема.

Она нашла лучшего врача в нужной области, но тут обязательна была московская прописка, которую получить-то было, конечно, можно, только легко было нарваться на обманщиков — остаться без прописки и без денег.

Платная клиника приняла маму на дообследование — так Таня отдала последнее. Она брала смены одну за другой, но это были совсем не те финансы. Вариант с кредитом она оставила на потом, и рассмотрела заранее все предложения банков, решила влезть в эту кабалу только в случае крайней необходимости, а пока все возможные смены она брала с таким энтузиазмом, что казалось, решила доказать всем, что может справиться и вовсе одна.

— Гуль, у тебя нет тысяч пятьдесят? Мне на врачей маме нужно. Я и расписку напишу, и отдать постараюсь побыстрее, — просила она сотрудницу, с которой сработалась, и даже сдружилась, как ей показалось. Коренная москвичка явно имела больше шансов на хоть какие-то запасы денег.

— Ты что, у меня трое детей, — она поймала Танин взгляд на себе. — Не смотри, что я такая молодая, да, у меня старший, а потом сразу бац — и двойняшки! Я только благодаря маме и работать могу.

— Да уж, и не знаю в какую сторону броситься, — грустно ответила Таня. — Ты была последней инстанцией, а кредит мне еще не дают — слишком маленький стаж.

— А ты бы вместо ночных смен здесь, лучше в тот бар пошла, помнишь сколько тебе предлагал хозяин? — засмеялась Гуля и вышла из ординаторской.

Может это вариант? И, кто знает, вдруг я и вправду, смогу? — подумалось Татьяне. Стала прикидывать — мама пока лежит на обследовании, сон у меня крепкий, хоть и короткий, но я же легко беру ночную смену, даже отработав сутки, главное — поспать часов пять. На макияж я время не расходую, да и одежда у меня из той, что в глажке не нуждается. И потом, при баре, наверное, и кормить еще будет? Опять же — на еду не тратиться.

Визитку она, естественно, потеряла, но место, где они отмечали Гулин день рождения она помнила. Взяв на этот раз время лишь до десяти вечера, отработала, быстро переоделась, причесалась, схватила купленный в обед пирожок, и побежала в бар.

Хоть и считала, что сейчас ее оттуда погонят, мол, пошутили же, из тебя бармен, как из коровы балерина, вариантов не оставалось, и если уж рассматривать все, то это — последний.

За стойкой сегодня был другой человек — рыжий, с кудрявой бородой, весь в канапушках, Гоша — именно так он представился, и осмотрев девушку на предмет полного отсутствия признака денег, предложил коктейль с минимумом алкоголя. Такие заглядывали обычно запить расставание с парнем, и через час они уже ревели белугой, а ему приходилось иной раз еще и оплачивать такси, взяв номер таксиста, чтобы удостовериться, что довез домой раскисшую дурынду — Гоша, хоть и старался выглядеть бруталом, на деле был парнем мягким и ранимым.

— Как-то мы с подругами отмечали здесь день рождения, и за баром был другой мужчина, постарше вас, такой, смуглый… — выдавила из себя Татьяна.

— А, если смуглый, это Боря — он хозяин бара, — ответил Гоша, вновь не понимая, что происходит. Борю искали девушки, но совсем другие — нахальные, гламурные, яркие… В общем — совсем другие. Тот приводил их пачками, менял как перчатки, а потом делал вид, что видит впервые.

— Можете позвать, или дать его номер — он давал мне визитку, предлагал работу, но я, естественно, ее потеряла.

— Хорошо, сейчас позову, только вы подтвердите, что вопрос в работе, окей? — переспросил ее Гоша, она мотнула головой, и он пропал за дверью, что внезапно открылась за его спиной — внешне это была полка, на которой, переплетенные веревками, стояли бутылки.

— Не прошло и полгода, — раздался голос Бори. Таня рассматривала входящих гостей, и не услышала, как Гоша вернулся с Борисом.

— Да, и сама не думала, что приду, но обстоятельства, знаете ли….

— Да знаю, у всех они, обстоятельства. Это сначала кажется, что работая сорок часов в неделю можно добиться финансовой независимости и социальной поддержки, а может и целый орден с путевкой в областную лечебницу! Я слышал ваши разговоры тогда, вы медсестра, — улыбаясь, сказал Борис и указал на столик в углу, возле окна: — Идем, там сядем, обсудим, Гоше работать надо.

Они проговорили не меньше часа. Гоша не мог понять — что нашел такой привередливый Борис в этой невзрачненькой, какой-то загнанной девчушке. А Борис пел соловьем. Много жестикулировал, улыбался ей.

— Это наш новый бармен, Гош, — сказал Борис, когда они вместе подошли к стойке. — Завтра вечером она придет, пусть сразу вливается, иначе, долго все это будет. Учи основным коктейлям — хочет, пусть записывает. Хоть на бумагу, хоть на телефон.

— Понял, только… у нее опыт есть? — удивленно спросил Гоша.

— Нет у нее опыта, но она такие вещи умеет, с которыми люди ездят на фестиваль барменов. Это она тебе потом покажет. — А ты, учись, слушай его во всем, он с виду гневный, а на деле, как моя мама — добрейший парень.

— Хорошо, завтра к десяти я буду, — радостно ответила Татьяна.

— Дай ей доступ к той камере, что над стойкой, и делай все коктейли строго под камерой. Вечером и ночью она смотреть и слушать тебя будет, а потом на видео просмотрит, запомнит лучше. На следующий день пусть уже сама делает, уяснили? — переспросил нас Борис, и мы как болванчики — Гоша от непонимания, а я от радости, мотнули головами одновременно.

— Я не понимаю почему он тебя берет, — прошептал Гоша. — У тебя что-то с ним было, или ты дочь его маминой подруги? — спросил Гоша, как только Борис ушел.

— Не то, и не другое, но раз ты такой любопытный, идем покажу то, что я показала ему, — не обижаясь на добряка, к которому уже прониклась дружескими чувствами сказала Татьяна, и уверенно взяла шейкер. Несколько коктейлей, что она сделала достаточно быстро, хоть и не профессионально как мог бы Гоша, позволили больше не сомневаться в ее возможностях.

Гоша стал хорошим учителем, но они оба понимали, что скоро их совместная работа перерастет в крепкую дружбу, и оба радовались находке в лице друг друга. Он знал о ситуации с ее мамой, и не раз подменял ее, помогал с покупками, ремонтом на съемной квартире, а потом нашел для нее квартиру — знакомый работал на «удаленке», и по полгода жил на островах — квартира пустовала, и он поручился за Таню перед хозяином.

Таня видела, как он смотрит на нее, как пытается помочь во всем, но он не делал шагов для сближения, и она решила, что ей просто показалось — парень просто хороший друг, и это в нем нельзя было терять, заинтересовавшись им как мужчиной.

Деньги позволяли лечить маму в хорошей клинике. Кроме зарплаты, можно было рассчитывать на довольно щедрые чаевые, а когда Борис заметил, что люди идут «на Танюху», он предложил ей бросить работу в больнице.

— Ты должна быть здесь до последнего клиента, особенно в выходные. За пятницу я готов платить тебе больше, хоть и знаю, что чаевые у тебя достойные. Ты теперь лицо этого бара, а высыпаться нужно каждому, даже столь одаренному, — сказал Борис, отвел ее за тот же угловой столик, и нарисовал схему, которая явно указывала на то, что ее работа в больнице приносит только хлопоты и усталость. Таня внимательно выслушала своего начальника, взяла пару дней, чтобы обдумать его предложение. Она считала, что настоящая работа, это та, которая навсегда, и хотела как и мама, работать в одном месте всегда.

Так Татьяна осталась в баре, уволившись из больницы. Мама шла на поправку, и Таня приняла решение оставить ее в Москве. Днем она была дома, и они могли вместе гулять, пить чай, разговаривать. Поспать ей нужно было всего пять шесть часов, и в обед она просыпалась полная сил.

Да и авралов теперь не было — любители коктейлей — не роженицы, и даже не их взволнованные пьяные мужья, что околачиваются у дверей, взывая к персоналу, умоляя пропустить хоть на пару минут.

Тане начала нравиться эта ночная жизнь, где она забывалась среди веселья и раскатов смеха о той ее настоящей жизни, в которой есть страх за маму, страх подвести ее — не успеть дать все необходимое.

Но жизнь распорядилась совсем иначе.

Глава 3

Из больницы позвонили, и сообщили, что маме стало хуже. Таня только пришла с работы, и планировала лечь спать — обучение шло полным ходом, и за неделю она получила не только зарплату, но и чаевые, которые позволили продолжить лечение.

Не задумываясь, она скинула пижаму, натянула джинсы и майку, плеснула в лицо водой, прошлась пудрой под глазами — мама не должна видеть ее не выспавшейся и загнанной, и рванула в больницу поймав такси. Не разбирая дороги, бегом взлетела на третий этаж и вошла в палату. Следом за ней вошел доктор. Мама лежала под аппаратом искусственного дыхания. Доктор взял Таню за руку и усадил в кресло:

— Мы считаем, что шансов слишком мало, Татьяна. Я бы хотел пообещать вам хоть что-то, но знаю какая вы сильная, и в данном случае лучше говорить правду.

— Сколько?

— Процентов десять, но даже при них, она останется инвалидом — операцию делать нельзя — открылись новые процессы, — он глубоко вдохнул.