Я тяжело дышала и держала его на прицеле. Вблизи он был еще огромнее, и, пожалуй, реши он напасть, я бы и с оружием его не выдюжила. Желудок сжался в страхе, стоило представить, что лебедь начнет молотить этими огромными крыльями по мне или клюнет в голову… Нет, подпускать его опасно. Но если я подстрелю его сейчас, то он потонет и придется нырять за ним!
А это Колдовской Лес. Не уверена, что я хочу здесь куда-то нырять! Кто его знает, что живет на дне этого водоема? И все-таки…
– Подплыви ко мне, и я не буду стрелять, – обманула я в надежде, что злые духи понимают человеческую речь.
По всему выходило, что должны бы. Как-то же они заманивают в свои сети, да и пакостить, не понимая слов, наверное, должно быть сложновато…
Тварь жалобно курлыкнула, изящно склонило бошку со странным черным наростом и поплыла ко мне. Черные глаза смотрели на меня со страхом, если у взгляда чудовищ вообще может быть какое-то выражение, и он грустно подволакивал кровившее крыло с торчащим из него древком.
Как-то резко стало очень стыдно. Лебедь был огромен, но выглядел так жалко, что я уже не была уверена, что смогу еще раз в него выстрелить. Подплывая к бортику «бассейна», оно вдруг замялось и неуверенно на меня взглянуло.
Какая же бедняжечка, боже!..
При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него в белом оперении есть местами сероватые перышки и он казался каким-то пятнистым, и это делало его почему-то еще более несчастным. Он смотрел мне в глаза снизу вверх, неуверенно пытаясь вскарабкаться на твердую поверхность. Когда лебедь тряхнул крыльями, помогая себе забраться, я испугалась и отскочило, но оно тоже испугалось моего резкого движения и тоже отскочило, опять падая в воду. Из клюва вырвалось что-то жалобно-хриплое, и я вдруг почувствовала себя самой настоящей злодейкой!
Летало себе спокойно чудище, никого не трогало, а тут какая-то дура малолетняя по нему пальнула!
– Ну-ну, прости… – промямлила я, – Выбирайся, я не стреляю…
Лебедь все-таки выбрался на берег и с опаской уставился на арбалет. Захотелось срочно выкинуть его на дно озера, чтобы не расстраивать малыша, но такую глупость я себе все-таки не позволила. И все же рука дрогнула, и я отвела оружие в сторону.
Прошла секунда, другая, но монстр не торопился на меня кидаться, продолжая переминаться на нелепых утиных лапках и обливаться кровью. Лицо заволакивало стыдливым румянцем. Зачем я это сделала, боже?..
Я облизала пересохшие губы.
– Б-больно?.. – тупо спросила я.
Оно вдруг вскинуло бошку, разглядывая меня с надеждой на что-то… А потом меня ослепил голубоватой вспышкой, и уже через мгновение передо мной на коленях стоял мальчишка.
– Только не стреляйте, молю вас!..
Парню, кажется, было лет семнадцать-шестнадцать. Тонкий и слабый на вид, со смазливым мальчишеским лицом, искаженным выражением страха и боли. Он держался за простреленное, окровавленное плечо. Длинные волосы были белы, как снег, на концах и стально-серыми у корней, будто он уже начал седеть. Его можно было бы принять за обычного мальчишку, если бы не черные, без белка, глаза, от которых дрожали коленки.
Или это была дрожь от осознания того, что я ранила живое существо? Меня вдруг затошнило от запаха крови, от вида того, как она густыми каплями неумолимо заполняет собой все пространство. Как она пачкает собой чистое, светлое пространство вокруг. Раны на теле – это то, что всегда вызывало во мне брезгливость. Это было так противоестественно, мерзко – эта обнаженная ранами плоть, что было почти больно.
Однажды я сломала себе нос во время тренировки, и у меня потекла кровь. Ее было так много, что все руки были алыми. Скользкими, мерзко пахнущими металлом и – алыми. Гадость. От одного вида мне поплохело, глаза заволокло пеленой, и я запаниковала, меня куда-то понесло в попытке сбежать от этого запаха. Но он шел от меня – куда сбегать? В итоге я врезалась в дверь и потеряла сознание.
Прямо на глазах у брата, который смеялся надо мной. Прямо под его смех я лишилась чувств.
Почему я решила, что теперь все будет иначе? Видимо от того, что «злой дух» не представлялся мне чем-то из плоти и крови. Но кровь у него было, и меня от нее тошнило. Я упала на колени перед парнем, выронив арбалет – точнее брезгливо отбросив его, будто ядовитую змею.
– О Боже!.. О Боже, – шептала я, – Божебожебоже! Что делать?! Надо ее вытащить? Или не надо?..
Меня трясло, как в лихорадке. А если он умрет?.. Парень посмотрел на меня настороженно.
– Я-я сам… Только… – он неуверенно улыбнулся, – Только вы больше не стреляйте, хорошо?
Я закивала так, что чуть мозги себе не вытрясла. Парень вдруг схватился за древко прямо у раны, сморщился, будто вот-вот заплачет, и резко дернул ее от себя, что-то прошептав. Он откинул стрелу в сторону и зажал ладонью рану, из которой еще сильнее хлестнула кровь. Закашлялся кровью, пугая меня еще больше, но упорно продолжал что-то шипеть. Вокруг руки скопилось голубоватое сияние, и спустя пару мгновений он отвел руку и будто сдулся, расслабляясь.
– Т-ты как? – сипло выдохнула я.
Он неуверенно улыбнулся.
– Все уже хорошо. Совсем не больно.
– Правда? – не поверила я, – К-крови так много.
– Уже зажило, смотрите, – он отвел край своей одежды и показал мне окровавленное плечо, на котором, все же, не было и следа раны. Я выдохнула и плюхнулась на холодный пол.
Пару минут мы просидели в молчании, переводя дух. Но решать что-то надо было. Тем более, что, кажется, уже начинало темнеть…
– Ты лебедь? – спросила я.
Он кивнул.
– Летел бы ты домой. Не все такие жалостливые, как я.
Я чуть скривилась. Быть мягкотелой – не очень приятно. Хотя в обществе принято поощрять доброту и сострадание, мне, конечно, еще в детстве объясняли, что это просто попытка привить стаду удобные качества для манипуляций. А быть удобным – не повод для гордости.
Но мне уже было не пять лет, чтобы кричать: Нет-нет, я не такая! Такая. Тихея Роттер не терпит вида крови и ревет даже над мышью, угодившей в ловушку. И я сколько угодно могла понимать, что мелкая тварюшка грызет запасы и гадит по углам, все равно жалко. И лебедя, с какой бы изнанки он не взялся, мне бы тоже было жалко отдавать ученым на растерзание. Будь он безумной тварью без зачатков разума, как нас учили – другой разговор. А так – я просто не смогу.
Даже если сейчас он просто притворяется, даже если перевертыш выбрал этот образ, чтобы надавить мне на жалость, даже если никакой он не ребенок… Если есть шанс, что то, что я вижу – правда, спать я спокойно не смогу.
Я устало вздохнула. Еще один план коту под хвост! Почему каждый раз, как у меня что-то получается, я не могу этим похвастаться? Лучше бы я позорилась так же тихо…
– Давайте я вас провожу, – вдруг предложил он, и я удивленно вскинула брови, – Ну, вы же не колдунья, да? Можете заблудиться… Давайте я вас выведу из леса, чтобы не потерялись?
– Это… – я задумалась, – Это было бы очень мило!
Пока мы шли, он то и дело поглядывал на меня с любопытством, все не переставая мягко улыбаться. Но стоило поймать его взгляд, смущался и отворачивался. Сама-то я разглядывала его без всякого смущения! Не то что бы я была такой смелой, но он внушал мне какое-то ощущение того, что я старше и умнее. Это было приятно. Давно я себя не чувствовала подобным образом.
Когда мы уже подходили к границе леса, я почувствовала разочарование и уныние. Даже если я расскажу, что зашла в Колдовской Лес, кто мне поверит? Скорее решат, что я уже завираюсь, лишь бы хоть чем-то выделиться. Я глянула на лебедя.
Парнишка был где-то с меня ростом. У него были тонкие и не слишком запоминающиеся черты лица. Про такого можно было бы сказать – очаровательный юноша. Не к чему придраться. Но и не то что бы в его чертах было что-то особенное. Только вот нечеловеческая порода уж точно надолго запомнится любому! Стоило ему уставиться на меня своими черными глазами, я вспоминала все местные байки про чудовищ, а длинные белесые волосы были, как у старухи.
Он был одет в простенький, но симпатично расшитый серый кафтан, и мой разум заклинивало при мысли, что на Той Стороне, в обиталище злых духов, есть швеи, а может даже швейные заводы…
– Ты полетишь домой? – спросила я скорее что бы хоть что-то спросить.
Он ответил не сразу.
– Не знаю…
Я возмущенно на него уставилась.
– Что значит – не знаешь?! Тебя даже я поймать смогла! Останешься здесь – точно отловят! И знаешь что?! – завелась я, – Я не переживу, если вся слава могла бы достаться мне, а достанется кому-то другому! Так что проваливай домой, парень.
Он удивленно округлил свои жуткие черные глазища, и я вдруг заметила, как резко выделяются на их фоне длинные, белые ресницы. Красиво…
– Ну, понимаете, я сбежал из дома… – начал он, – Неловко было бы так вот возвращаться. Родители хотят, чтобы я унаследовал их дело… – смутился он, – А я вот не хочу.
Вообще все это звучало абсурдно. Начиная с того, что у жуткой нечисти есть дом и заканчивая тем, что оттуда можно по-юношески сбежать, потому что родители давят. Я нервно хохотнула.
– Неловко будет, если тебя вскроют ученые, чтобы изучить, – скривилась я от собственного ворчания, звучавшего уж больно по-стариковски, а потом понимающе уточнила, – Что, не вытягиваешь их ожидания?
– Да нет, – улыбнулся он, – Вытягиваю даже слишком хорошо. Хотя лучше бы не.
Я скрипнула зубами. Даже тщедушный парнишка вытягивает ожидания своей семьи, черт!
– Ну, думай сам, – мотнула головой я и вдруг разозлилась, – А мне пора домой!
Я уже видела поляну и, наплевав на все, кинулась к ней бегом. Можно было бы подумать, что я как всегда бегу от того, что мне неприятно, но на самом деле я просто захотела размять мышцы. Выбежав на середину поляны я обернулась, чтобы сказать что-нибудь ему на прощание, но парень будто растворился в жутких мерцаниях ночного Леса.
– Когда успело стемнеть?.. – я сглотнула, и тело вдруг пробило противной мелкой дрожью, – Господи, а если бы я не вышла… – вдруг дошло до меня, и я мотнула головой, переключая себя на что-то более простое, – И как теперь в этой темени дойти до дома и не переломать ноги?
Девушка вышла с поляны, что-то бормоча себе под нос, явно чтобы успокоить себя звуком собственного голоса. Стоило ей отвернуться от границы антимагической зоны, юноша изменился в лице. Робкая улыбка стекла с него, будто вода, и юноша начал растирать щеки ладонями.
– Щеки устали! – вздохнул он и пообещал себе не улыбаться хотя бы неделю, – И что, прямо вот теперь домой лететь?..
Глава 3
И все-таки: это был сон или я на самом деле вошла в Колдовской Лес и встретила там Лебедя? В свете дня у меня никак не получалось поверить, что это на самом деле было. Ведь если мыслить логически – это полнейший бред.
Во-первых, злых духов видят только сумасшедшие и алкоголики. Сколько бы ими ни пугали детей, их существование не доказано научно, а уж древних тварей, вроде лебедей не видели уже лет четыреста! Я специально с утра засела в библиотеке и выкопала все, что смогла найти, вплоть до сказок. К сожалению, в нашем доме оккультной литературы не особенно много – отец не признавал ее за серьезную, и можно понять почему. Как и говорила Диана, в таких книгах одни пугалки про съеденных детей и совращенных девственниц, а по делу – пару строк. И те с пометкой «скорее всего» и «по словам очевидцев».
Если древние твари и живут по Ту Сторону, так бездарно на глаза людям они не попадаются. Может, это что-то вроде наживки для дураков от Колдовского Леса, чтобы заманить в свои сети? Ведь Диана, вроде, его тоже видела? Галлюцинация от колдовских испарений?
И даже если поверить, что лебедь был – ну в самом деле! – как бы я смогла его подстрелить вот так просто? Это нелепо!
Во-вторых, я, может, не гений поколения, но разве бросилась бы в Лес, из которого не выходят, как самая настоящая дура?
– Кто бы что ни говорил – я не дура, – покачала головой я, раскладывая книги по местам.
Но даже если и поверить, что я как дура побежала в Лес, можно ли вообразить, что жуткий перевертыш, которым по преданию приписывают все – от пророческого дара до зубов, не уступающих тигриным, выглядеть, как грустный подросток?..
И уж точно у него не было никаких причин выводить меня оттуда, ведь монстры не выманивают, а заманивают! Это же очевидно. А сама бы я оттуда не вышла. Оттуда никто не выходит.
Наверное, я просто заснула. А подсознание подкинуло мне картинки, которые я хотела бы видеть. Пойманный мной монстр, которого я благородно отпустила. Огромный, по ощущениям, и хорошо сохранившийся храмовый комплекс, выглядывающий из-под земли. Колдовской Лес, в который я не побоялась зайти и из которого смогла выйти.
Это и правда замечательный полуденный сон, который отвлек меня от мыслей об очередной неудаче. Теперь, вспоминая тот день, мне уже даже неловко не было. Ну опозорилась и опозорилась. В первый раз что ли? Казалось, будто это было в прошлой жизни, а не позавчера.
На выходе из библиотеки на меня упала густая тень, и спину прошибло мелкой дрожью.
– Д-доброе утро, отец… – выдавила из себя я, поднимая глаза на мужчину.
Он был высок, широк в плечах и выглядел моложе своих лет. Смуглый, черноволосый и черноглазый, как почти все Роттеры. Кроме меня. Его взгляд заставлял обливаться холодным потом, даже если он особо не старался. Вот смотрит себе спокойненько, по опыту могу сказать – ничего не имеет в виду, просто смотрит. А мне уже хочется бить пол челом и просить прощение вот буквально за все. Я сглотнула. Если я посмею это сделать, он точно откажется признавать меня своей дочерью!
Роттеры челом пол не бьют даже перед королем. И никакая опала эту спесь сбить не сможет.
Он стоял надо мной немым укором, и не было ни единой возможности проскочить мимо него.
– Что ты искала в библиотеке?
Сердце бешено заколотилось.
– Учебник по а-алгебре?.. – соврала я, глядя куда-то за его плечо.
Отец слегка прищурил глаза, взял меня пальцами за подбородок, поворачивая к себе лицо, и поймал мой взгляд. Господи, как же страшно… Ему даже говорить ничего не надо, я уже знаю, что мне лучше бы сказать правду.
– С-с-сказки пр-о злых духов, – прошептала я, съеживаясь под его взглядом.
В его глазах мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее жалость. Вроде как, на такую даже злиться как-то неловко. Щеки запекло.
– Не делай глупости, – вдруг сказал он.
Он всегда говорил коротко и по делу, но каждое его слово падало тяжелыми камнями мне на голову.
– Постараюсь?
Он едва заметно скривился.
– Как у меня вообще могла получиться такая дочь?
Я облизала пересохшие, шелушащиеся губы. Не удержалась и порывисто его обняла, больно ударившись носом о твердую грудь. Поняла, что сделала, испугалась, вывернулась и убежала из библиотеки. Наверное, он так удивился, что даже не сразу сообразил, что случилось.
Я выбежала из дома, игнорируя окрик миссис Грамбл. По лицу расползалась дурацкая улыбка. Он все еще называет меня своей дочерью!
Сегодня я гордо шла через город по главной улице. Печали вчерашнего дня остались во вчерашнем дне! А сегодня надо думать, что делать дальше. С каждой минутой моя улыбка становилась все более натянутой, но я вспоминала слова отца, тепло его тела – и успокаивалась.
– Да ты что…
– Ни разу не попала!..
– Вот же криворучка…
– Серьезно?!
Все в порядке. Пусть болтают. Печали вчерашнего дня остались во вчерашнем дне.
– Мазила.
– Она точно его ребенок?..
– Тихея…
Печали вчерашнего дня остались во вчерашнем дне, я сказала! Меня этим не пробьешь.
– О, Мазила из Роттер! – какой-то мальчишка тыкнул в меня пальцем, перегораживая дорогу.