Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

А тем временем 31 декабря 1954 года главный редактор газеты «Правда» Дмитрий Трофимович Шепилов, которого профессор Ю.В.Аксютин слишком поспешно возвёл в ранг секретаря ЦК[281], направил в Президиум ЦК записку, в которой заявил о наличии среди части экономистов, преподавателей вузов и пропагандистов «глубоко ошибочных и политически вредных взглядов по вопросам развития социалистической экономики». 15 января 1955 года эта записка была одобрена Президиумом ЦК, который принял решение разослать её всем членам и кандидатам в члены ЦК, «усилив в ней критику и осуждение позиций Г.М.Маленкова» в отношении приоритетного развития отраслей лёгкой, текстильной и пищевой промышленности. А уже 24 января в газете «Правда» была опубликована статья Д.Т. Шепилова «Генеральная линия партии и вульгаризаторы марксизма», в которой без упоминания имени Г.М.Маленкова в более жёсткой форме воспроизводилась его же записка с резкой критикой «ошибочных» и «вредных» взглядов на социалистическую экономику, исходивших из приоритетного развития отраслей группы «Б», т. е. производства средств потребления.

На следующий день, 25 января 1955 года, начал свою работу очередной Пленум ЦК КПСС, на котором с докладом «Об увеличении производства в стране продуктов животноводства» выступил Н.С.Хрущёв. Однако было совершенно очевидно, что в центре внимания членов ЦК будут совершенно иные вопросы. И эти прогнозы вскоре оправдались. После обсуждения хрущёвского доклада начался «второй акт марлезонского балета», где в центре всеобщего внимания оказался Г.М.Маленков. До недавнего времени «дискуссия» на этом Пленуме ЦК была «тайной за семью печатями». Первая отрывочная информация стала появляться только в годы пресловутой горбачёвской перестройки. Однако уже в 1999 году вышла монография профессоров Ю.В.Аксютина и А.В.Пыжикова, в которой довольно подробно были изложены все перипетии «проработки» Г.М.Маленкова на этом Пленуме ЦК[282].

29 и 31 января 1955 года, то есть в ходе Пленума ЦК, состоялись два заседания Президиума ЦК, на которых был рассмотрен вопрос о снятии Г.М. Маленкова с поста руководителя правительства. Обсудив проект Постановления и приняв его «с поправками» В.М.Молотова и «дополнением» Л.М.Кагановича, члены высшего партийного ареопага приняли решение поручить им, а также двум секретарям ЦК — М.А.Суслову и П.Н.Поспелову — «отредактировать данный проект Постановления» для его вынесения на рассмотрение Пленума ЦК и поручить Н.С.Хрущёву «выступить от Президиума ЦК КПСС с докладом на Пленуме ЦК КПСС о тов. Маленкове»[283].

Конкретная вина Г.М.Маленкова, стоившая ему премьерского поста, состояла из нескольких пунктов, которые были публично озвучены в хрущёвском докладе на Пленуме ЦК. Прежде всего, как это ни странно, речь шла о том, что, не обладая необходимыми знаниями и опытом хозяйственной и советской работы в центре и на местах, он «плохо организует работу Совета Министров СССР, не обеспечивает серьёзной и своевременной подготовки вопросов к заседаниям» и при рассмотрении большинства острых вопросов «проявляет нерешительность, не занимает определённой позиции», и это обстоятельство «крайне отрицательно» сказывается на работе всего союзного правительства[284].

Другой, гораздо более крупный недостаток, вменённый советскому премьеру, состоял в том, что «товарищ Маленков не проявил себя также достаточно политически зрелым и твёрдым большевистским руководителем». Прямым доказательством такого поведения стала его речь на V-й сессии Верховного Совета СССР, которая по своей направленности с большими и «экономически малообоснованными обещаниями» напоминала «парламентскую декларацию, рассчитанную на соискание дешёвой популярности, чем ответственное выступление главы Советского правительства». Более того, в этой речи были на лицо «теоретически неправильные и политически вредные» постулаты, в том числе о темпах развития тяжёлой и лёгкой индустрии. «Ухватившись за это выступление тов. Маленкова, некоторые горе-экономисты стали развивать явно антимарксистские, антиленинские, правооппортунистические взгляды по коренным вопросам развития советской экономики, требуя преимущества темпов развития лёгкой индустрии», являвшихся «отрыжкой враждебных ленинизму взглядов» А.И.Рыкова, Н.И.Бухарина и других правых уклонистов[285].

Такими же теоретически ошибочными и политически вредными были названы и утверждения Г.М.Маленкова о возможности гибели мировой цивилизации в случае, если империалисты развяжут очередную мировую бойню. В докладе Н.С.Хрущёва было прямо заявлено, что «распространение подобных взглядов не только не способствует мобилизации общественного мнения на активную борьбу против преступных замыслов империалистов», но напротив, способно породить настроения «безнадёжности усилий народов сорвать» эти планы, что выгодно только поджигателям войны, «рассчитывающим запугать народы «атомным» шантажом»[286].

Однако особо тяжким грехом Г.М.Маленкова были названы его особо близкие отношения с «авантюристом и предателем» Л.П.Берией и личная моральная ответственность за позорное «Ленинградское дело» и «Дело артиллеристов». Припомнили ему и то, что во время кончины И.В.Сталина, когда, «вместо того чтобы действовать в полном контакте с другими руководящими деятелями партии и правительства», он «обособился» вместе с Л.П.Берией и «подготовил предложения о составе правительства и «реорганизации» министерств», что «облегчило» тому возможность «пролезть на пост министра внутренних дел с далеко идущими целями», грозившими «величайшей опасностью для нашего Советского государства». Кроме того, «являясь безвольным орудием» в руках этого провокатора, Г.М.Маленков бездумно поддержал ряд его авантюрных предложений и по ряду внешнеполитических вопросов, в том числе «о нашей политике в Германии» и «отказа курса на строительство социализма в ГДР»[287].

Наконец, на Г.М.Маленкова была возложена политическая ответственность и за «серьёзное отставание» сельского хозяйства, поскольку в течение многих лет именно он руководил этой отраслью советской экономики. Однако, «не обладая необходимыми знаниями и опытом», он, по существу, «не пытался всерьёз разбираться в коренных вопросах сельского хозяйства, слепо доверял таким очковтирателям, как бывший заведующий Отделом сельского хозяйства ЦК товарищ Козлов». Кстати, забегая несколько вперёд, следует сказать, что решением Пленума ЦК «за плохую работу» и «за вред, нанесённый им» в бытность зав. Сельхозотделом ЦК Алексей Иванович Козлов был выведен из состава кандидатов в члены ЦК, снят с должности министра совхозов СССР и «сослан» в Северо-Казахстанскую область на пост директора Чистовского зерносовхоза. Так «дорогой Никита Сергеевич» подло отомстил ближайшему соратнику премьера, который в марте 1951 года по поручению Г.М.Маленкова лично готовил проект закрытого письма ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов», ставшего прямым и крайне жёстким ответом на известную хрущёвскую авантюру создания «агрогородов», что реально грозило будущему Первому секретарю ЦК крахом всей его политической карьеры.

После столь разгромного доклада слово предоставили самому Г.М. Маленкову, который выступил на Пленуме ЦК дважды[288]. Понятно, что обе эти речи носили покаянный характер. В первом выступлении он признал свою вину: плохое руководство не только сельским хозяйством страны, но и работой всего Секретариата ЦК, который он возглавлял последние пять лет сталинского правления. Во втором же выступлении, признав такие же «грубые просчёты» во внешнеполитических вопросах, он прямо заявил, что его позиция по ГДР, как и по «ядерной войне», оказалась «политически» вредной, «политически» опасной и неправильной. Наконец, он сообщил всем членам ЦК, что ещё на Президиуме ЦК, где обсуждался его персональный вопрос, он целиком и полностью согласился как с оценкой своих «ошибок и недостатков», так и с предложением освободить его с поста председателя Совета Министров СССР.

В последний день своей работы, 31 января 1955 года, Пленум ЦК рассмотрел «организационный вопрос о тов. Маленкове Г.М.» и единогласно одобрил проект Постановления Пленума ЦК, который гласил, что «заслушав доклад тов. Хрущёва Н.С. о председателе Совета Министров СССР тов. Маленкове Г.М. и полностью одобряя предложение Президиума ЦК по этому вопросу, Пленум ЦК КПСС считает, что тов. Маленков не обеспечивает надлежащего выполнения обязанностей председателя Совета Министров СССР». А посему Пленум ЦК КПСС постановил освободить т. Маленкова Г.М. от обязанностей председателя Совета Министров СССР» и «требует от т. Маленкова, чтобы он извлёк все уроки из допущенных им тяжёлых политических ошибок и по-большевистски проявил себя на новой работе, которая ему будет поручена Центральным комитетом партии»[289].

После данного решения вопрос о снятии Г.М.Маленкова уже приобрёл сугубо технический характер. Через три дня открылась очередная сессия Верховного Совета СССР, а уже 8 февраля 1955 года давний хрущёвский подручный, председатель Мособлис-полкома Александр Петрович Волков, руководивший совместным заседанием обеих палат Верховного Совета СССР, сообщил союзным депутатам, что на его имя поступило заявление Г.М.Маленкова с просьбой освободить его с поста председателя Совета Министров СССР «по деловым соображениям», и эта «просьба» была тут же удовлетворена. А после перерыва слово для выступления взял сам Н.С.Хрущёв, который предложил назначить новым главой советского правительства Николая Александровича Булганина, что, естественно, сразу было утверждено. Наконец, 9 февраля был утверждён и обновлённый состав Совета Министров СССР, в котором Г.М.Маленков, сохранивший членство в Президиуме ЦК, был назначен министром электростанций СССР, а освободившийся пост министра обороны СССР занял маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Причём, как пишут С.С.Войтиков и Ю.Н.Жуков[290], всего за день до этого решения, 7 февраля, на заседании Президиума ЦК сам маршал Г.К.Жуков, не особо рвавшийся на этот хлопотный пост, предложил назначить новым главой военного ведомства маршала А.М.Василевского, который уже руководил им в 1949–1953 годах. Однако он отказался, заявив, что «у т. Жукова опыт больше». Поэтому тот «смирился» с этим назначением и, помимо этого поста, заполучил ещё две должности. Дело в том, что на том же заседании Президиума ЦК было принято решение воссоздать два хорошо забытых органа: 1) Совет Обороны СССР как постоянно действующий орган, курирующий вопросы обороны и строительства Вооружённых сил, и 2) Военный Совет как совещательный орган при Совете Обороны. В состав Совета Обороны вошли 7 человек, в том числе Н.С.Хрущёв (глава), Н.А.Булганин, К.Е. Ворошилов, Л.М.Каганович, В.М.Молотов, Г.К.Жуков и А.М.Ва-силевский. А в состав Военного Совета вошли 35 маршалов, адмиралов и генералов: А.М.Василевский, И.С.Конев, В.Д.Соколовский, Р.Я.Малиновский, С.К.Тимошенко, К.С.Москаленко, Л.А.Говоров, К.А.Мерецков, А.И.Ерёменко, В.И.Чуйков, А.И. Антонов, И.Х. Баграмян, С.С.Бирюзов, А.В.Горбатов,А.А.Гречко, Ф.Ф.Кузнецов, В.В.Ку-расов, А.А.Лучинский, М.С.Малинин, Н.Д.Яковлев, М.И.Неделин, М.В.Захаров, И.Е.Петров, А.С.Желтов, П.П.Полубояров, К.А. Вершинин, П.Ф.Жигарев, Н.Г.Кузнецов, А.Г.Головко, С.Г.Горшков, В.И.Ви-ноградов, Н.Е.Басистый, Ю.А.Пантелеев и А.Т.Чабаненко. Председателем этого Совета стал маршал Г.К.Жуков, а ответственным секретарём — генерал-полковник Н.О.Павловский[291].

28 февраля 1955 года для «подпорки» нового премьера, который слишком слабо разбирался в экономике, финансах и особенно в аграрной сфере, был серьёзно обновлён весь прежний корпус заместителей главы союзного правительства: к существующим двум первым заместителям В.М. Молотову и Л.М. Кагановичу добавились ещё трое — Анастас Иванович Микоян, Михаил Георгиевич Первухин и Максим Захарович Сабуров, а «рядовыми» заместителями, наряду с А.Н.Косыгиным, В.А.Малышевым и И.Ф.Тевосяном, были назначены такие «зубры», как Авраамий Павлович Завенягин, Михаил Васильевич Хруничев, Владимир Алексеевич Кучеренко и Павел Павлович Лобанов. Кстати, как утверждает С.С.Войтиков[292], изначально намечалось назначить одним из «рядовых» замов и Г.М. Маленкова, однако затем от этой идеи отказались. Хотя сам опальный премьер просил направить его «в ЦК, на партийную работу».

Как считают ряд историков и публицистов, все принятые решения фактически означали, что в стране произошёл «ползучий дворцовый переворот», был окончательно отвергнут маленковский экономический курс и при сохранении видимых принципов «коллективного руководства» реальным лидером страны стал Н.С.Хрущёв, который вернул партийному аппарату значительную часть былой мощи и влияния. Что же касается личности Г.М.Маленкова и его по сути инфантильного поведения в тот период, то здесь, как всегда, существуют полярные оценки и мнения. Одни авторы (Р.А.Медведев, Л.М.Млечин[293]) считают его полным политическим ничтожеством, совершенно неспособным к серьёзной и самостоятельной работе. Другие авторы (А.В.Пыжиков[294]) полагают, что, обладая огромным аппаратным опытом и неплохо зная кадры, Г.М.Маленков никогда не работал на самостоятельных руководящих постах, не обладал ярко выраженными лидерским качествами и в остро критические моменты проявлял странную безвольность и не способность отстоять свою позицию. Наконец, их многочисленные оппоненты (Р.Г.Пихоя, Ю.Н.Жуков, Р.К.Баландин, А.Г.Маленков[295]), напротив, не отказывают опальному премьеру в государственном уме, богатом управленческом опыте и признают наличие собственной программы реформ, которую, к сожалению, не удалось реализовать.

Между тем после столь важной победы над своим соперником Н.С.Хрущёв продолжил собирать новый компромат на Г.М.Маленкова, о чём красноречиво говорит ряд архивных документов[296]. В частности, речь идёт о черновике докладной записки бывшего маленковского свояка и зав. Организационно-инструкторским отделом ЦК Михаила Абрамовича Шамберга на имя Николая Михайловича Шверника, где он информировал главу КПК о тесных связях Г.М.Маленкова с бывшим главой НКВД Н.И.Ежовым, которого он всячески поддерживал и поощрял в деле «избиения партийных кадров».

Параллельно с атакой на опального премьера Н.С.Хрущёв задумал и реформу союзного Госплана — важнейшего органа в правительстве страны, «глава которого выполнял функцию «честного» администратора, сигнализирующего наверх о реальном положении дел в советской экономике»[297]. Но дело даже не в этом. А в том, что глава Госплана СССР по факту был вторым человеком в союзном правительстве, который, как правило, всегда входил в состав Политбюро, а затем и Президиума ЦК. И в тот момент этот важнейший пост без малого шесть лет занимал давний маленковский выдвиженец и соратник Максим Захарович Сабуров. Во многом именно поэтому, как считают ряд историков (В.Л. Некрасов, Е.А. Зубкова[298]), реформа Госплана СССР стала «первой институциональной реформой Хрущёва в период его становления в качестве ключевой фигуры коллективного руководства» и «неразрывно была связана с процессом его утверждения как единоличного лидера и реформатора страны».

Судя по архивным документам[299], процесс реформы Госплана затянулся на четыре месяца и прошёл в четыре этапа. 5 февраля 1955 года председатель Госплана СССР М.З. Сабуров направил в Президиум ЦК свою записку «О перестройке работы Госплана СССР и мерах по улучшению государственного планирования». Затем 14 марта её обсудили и одобрили на Президиуме ЦК и для доработки данного вопроса создали рабочую Комиссию, в состав которой вошли председатель Совета Министров СССР Н. А. Булганин, три его первых заместителя — Л.М.Каганович, М.З.Сабуров и М.Г.Первухин, три «рядовых» заместителя — А.Н. Косыгин, В.А. Малышев и И.Ф.Тевосян и руководящие работники Госплана во главе с Г.П.Косяченко. Все они лояльно отнеслись к очередной хрущёвской реформе, чего нельзя было сказать о В.М.Молотове, К.Е.Ворошилове и Г.М.Маленкове, которые именно по этой причине и не были включены в состав этой Комиссии.

28 марта в Президиум ЦК был представлен первоначальный вариант проекта Постановления Совета Министров СССР и ЦК КПСС по данному вопросу, который обсуждался в течение двух месяцев. И только 25 мая Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О реорганизации Государственного планового комитета Совета Министров СССР», а 4 июня 1955 года уже вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О перестройке работы Госплана СССР и мерах по улучшению государственного планирования».

В результате проведённой реформы на базе упразднённого Госплана СССР при Совете Министров СССР создали два новых органа — Государственную комиссию по перспективному планированию (Госплан СССР), которую возглавил многолетний министр нефтяной промышленности Н.К.Байбаков, и Экономическую комиссию по текущему планированию (Госэкономкомиссия СССР), главой которой был назначен М.З.Сабуров.

Надо сказать, что многие учёные (И. А. Гладков, В.А. Шестаков, А. Ноув[300]), крайне негативно оценивали проведённую реформу, однако, как справедливо подметили те же В.Л. Некрасов и Е.Ю. Зубкова, для Н.С.Хрущёва эта реформа имела прежде всего политический характер, и в этом смысле она стала его личной и очень важной аппаратной победой над своими оппонентами.

Тем временем 28 апреля 1955 года Президиум ЦК принимает Постановление о создании Комиссии для рассмотрения документов из личного архива И.В.Сталина, в состав которой были включены Н.С.Хрущёв (председатель), Н.А.Булганин, В.М.Молотов, Г.М.Ма-ленков, Л.М.Каганович, М.А.Суслов и П.Н.Поспелов. Однако, как установил С.С.Войтиков[301], данное решение «стало пустой тратой бумаги», поскольку «за два с лишним года по вине её председателя» эта Комиссия «так и не была собрана». Зато, как уверяют целый ряд мемуаристов и историков, в том числе В.Е. Семичастный, М.С.Докучаев, В.Н. Величко, В.М.Фалин и А.Н.Дугин[302], ещё раньше по указанию Н.С.Хрущёва глава КГБ генерал армии И.А.Серов создал специальную группу из 200 сотрудников своего ведомства («архивистов в сапогах»), которые не только серьёзно подчистили ряд архивов от компромата на Н.С.Хрущёва, но и озаботились «созданием документального фальсификата», что, по мнению С.С.Вой-тикова, ставит всех историков, изучающих советскую эпоху, перед «необходимостью решения сложных источниковедческих задач»[303].

По мнению многих специалистов, следующей важной аппаратной победой Н.С.Хрущёва в борьбе за утверждение своего окончательного лидерства стал прошедший 4-12 июля 1955 года очередной Пленум ЦК, на котором: 1) в состав Президиума ЦК были введены два его верных соратника — секретарь ЦК по идеологии Михаил Андреевич Суслов и Первый секретарь ЦК КПУ Алексей Илларионович Кириченко; 2) новыми секретарями ЦК стали главный редактор газеты «Правда» Дмитрий Трофимович Шепилов и первые секретари Хабаровского и Алтайского крайкомов партии Аверкий Борисович Аристов и Николай Ильич Беляев, которые активно поддержали целинную авантюру Н.С.Хрущёва. Таким образом, как справедливо утверждают целый ряд историков (Р.Г.Пихоя, Ю.Н.Жуков, Ю.В.Емельянов[304]), из всех возможных вариантов реформ, существовавших в то время у Л.П.Берии, Г.М.Маленкова и Н.С.Хрущёва проектов трансформации сталинской системы в конечном счёте был выбран самый худший вариант реформ, который был совершенно не продуман, во многом спонтанен, а главное — предельно консервативен по своей сути.

Между тем профессор В.П. Попов в своей работе «Большая ничья. СССР от Победы до распада», опубликованной в 2005 году, пишет о том, что события тех лет наглядно показали, что все «советские руководители рассматривали проведение реформ как ещё один весьма специфический способ борьбы за власть. Интересы дела не являлись определяющим мотивом их политической линии», поскольку «главной мотивировкой было только расширение пределов личной власти». Поэтому в случае какой-либо угрозы потери этой власти все лидеры или «откладывали практическую реализацию назревших вопросов до лучших времён», или просто «принимали наиболее консервативный вариант реформ». Историческое противоречие, которое не сумел разрешить ни один советский лидер, включая и Н.С.Хрущёва, заключалось в том, что проводить реформы «приходилось руками того аппарата», который рассматривал их «как угрозу собственной власти и стабильности своего положения, а потому всячески им противился на деле, одобряя только на словах». Даже И.В. Сталин вынужден был считаться с подобной «аппаратной особенностью советской системы управления», искоренить которую он не смог никакими чистками и даже репрессиями[305].

Кстати, на этом же июльском Пленуме ЦК «досталось на орехи» и самому В.М.Молотову, который наряду с Н.С.Хрущёвым острее всех критиковал отставного премьера. Правда, в данном случае речь шла об особой позиции министра иностранных дел по австрийскому и особенно по югославскому вопросам. Но об этом более подробно мы поговорим в одной из других глав, непосредственной посвящённых внешней политике хрущёвской эпохи.

После окончания Пленума ЦК всё внимание высшего советского руководства было сосредоточено на международных вопросах, в том числе подготовки и проведения Женевского совещания глав правительств четырёх держав — СССР, США, Великобритании и Франции, которое состоялось 18–23 июля 1955 года. После его завершения и отчётного доклада Н.А. Булганина об этом совещании на 3-й сессии Верховного Совета СССР, прошедшей 4–5 августа 1955 года, весь состав Президиума и Секретариата ЦК отбыл из Москвы на черноморские госдачи в Крым и на Северный Кавказ. Наступило временное политическое затишье. Однако уже в сентябре начался новый раунд борьбы за власть, в котором не последнюю роль сыграл один довольно любопытный документ, до недавних пор практически никак не фигурировавший в информационном пространстве и в трудах историков. А между тем в свете последних событий на Украине этот документ более чем актуален. Речь идёт об Указе Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», который был подписан К.Е.Ворошиловым и Н.М.Пеговым 17 сентября 1955 года[306].

Этот документ настолько показателен, что мы почти полностью процитируем его: «Учитывая прекращение состояния войны между Советским Союзом и Германией и руководствуясь принципом гуманности», Президиум высшего государственного органа страны «посчитал возможным применить амнистию в отношении тех советских граждан, которые в период Великой Отечественной войны… по малодушию или несознательности оказались вовлечёнными в сотрудничество с оккупантами.

В целях предоставления этим гражданам возможности вернуться к честной трудовой жизни и стать полезными членами социалистического общества Президиум Верховного Совета СССР постановляет:

1) Освободить из мест заключения и от других мер наказания лиц, осуждённых на срок до 10 лет лишения свободы включительно за совершённые в период Великой Отечественной войны… пособничество врагу и другие преступления, предусмотренные ст. 58-1,58-3,58-4,58-6,58–10,58-12 Уголовного кодекса РСФСР и соответствующими статьями уголовных кодексов других союзных республик.

2) Сократить наполовину назначенное судом наказание осуждённым на срок свыше 10 лет за преступления, перечисленные в ст. 1 настоящего Указа.

3) Освободить из мест заключения независимо от срока наказания лиц, осуждённых за службу в немецкой армии, полиции и специальных немецких формированиях. Освободить от дальнейшего отбывания наказания лиц, направленных за такие преступления в ссылку и высылку.

4) Не применять амнистии к карателям, осуждённым за убийства и истязания советских граждан.

5) Прекратить производством все следственные дела и дела, не рассмотренные судами о преступлениях, совершённых в период Великой Отечественной войны…, предусмотренных ст. 58-1,58-3, 58-4,58-6,58–10,58-12 Уголовного кодекса РСФСР и соответствующими статьями уголовных кодексов других союзных республик, за исключением дел о лицах, указанных в ст. 4 настоящего Указа.

6) Снять судимость и поражение в правах с граждан, освобождённых от наказания на основании настоящего Указа. Снять судимость и поражение в правах с лиц, ранее судимых и отбывших наказание за преступления, перечисленные в ст. 1 настоящего Указа.

7) Освободить от ответственности советских граждан, находящихся за границей, которые в период Великой Отечественной войны… сдались в плен врагу или служили в немецкой армии, полиции и специальных немецких формированиях. Освободить от ответственности и тех ныне находящихся за границей советских граждан, которые занимали во время войны руководящие должности в созданных оккупантами органах полиции, жандармерии и пропаганды, в том числе и вовлеченных в антисоветские организации в послевоенный период, если они искупили свою вину последующей патриотической деятельностью в пользу Родины или явились с повинной.

В соответствии с действующим законодательством рассматривать как смягчающее вину обстоятельство явку с повинной находящихся за границей советских граждан, совершивших в период Великой Отечественной войны… тяжкие преступления против Советского государства. Установить, что в этих случаях наказание, назначенное судом, не должно превышать пяти лет ссылки.

8) Поручить Совету Министров СССР принять меры к облегчению въезда в СССР советским гражданам, находящимся за границей, а также членам их семей, независимо от гражданства, и их трудоустройству в Советском Союзе»[307].

Возникает законный вопрос: кто стал инициатором данного Указа? Из всех тогдашних лидеров страны с подобным предложением мог выступить только Н.С.Хрущёв, ставший неформальным лидером страны. А раз так, то нужно понять мотивы этой инициативы. На наш взгляд, таковыми мотивами, а вернее причинами, могли стать три важных обстоятельства. Во-первых, совершенно очевидно, что этот указ касался прежде всего бандеровцев и украинских коллаборантов, служивших в армейских частях вермахта и СС, полицейских формированиях на оккупированной территории и т. д. Именно они составляли значительную часть осуждённых за измену Родине и отбывали наказание различных тюрьмах, колониях и лагерях. Более того, как явствуют последние исследования (В.А. Козлов[308]), уже к началу 1950-х годов украинские националисты в борьбе с другими лагерными группировками не только «навели порядок» в ГУЛАГе, поставив себя в положение привилегированной касты, но и стояли за организацией всех бунтов, вспыхнувших в Воркутинских и Норильских лагерях вскоре после смерти И. В. Сталина. Во-вторых, сознавая всю шаткость своего положения на вершине власти, Н.С.Хрущёву было критически важно вновь сделать реверанс в сторону «украинских товарищей», заметно усиливших своё влияние и представительство в центральном и в республиканском партийном, государственном и хозяйственном аппаратах. И в-третьих, вполне возможно, что сама эта идея пришла Н.С.Хрущёву через его вторую супругу Нину Петровну Кухарчук, которая, по свидетельству многих очевидцев, имела колоссальное влияние на мужа, бывшего в быту банальным подкаблучником. В связи с последним обстоятельством следует сказать несколько слов о самой Н.П.Кухарчук, которая в широком общественном сознании предстаёт некой полуграмотной крестьянкой, никогда не лезшей в политику и далёкой от государственных забот своего супруга. Однако это далеко не так.

Нина Петровна Кухарчук (1900–1984) была уроженкой Холм-ской губернии и, несмотря на своё «подлое» происхождение, получила прекрасное образование сначала в Люблинской гимназии, а затем в Холмском женском училище, где прилично выучила не только украинский, но также польский и французский языки, к коим впоследствии добавился и английский. Окончив обучение уже в Одессе, в январе 1920 года, будучи одним из лидеров местной подпольной комсомольской организации, она вступила в РКП(б). А в феврале 1920 года, когда по решению Москвы при ЦК КП(б)У было создано Галицкое бюро, Н.П. Кухарчук вошла в его состав, где плотно работала с М.Л. Бараном, О.И.Букшованым, О.Микиткой и другими «самостийниками», служившими в Легионе украинских сечевых стрельцов и украинской Галицкой армии.

В июне 1920 года её направили на Польский фронт в армию М.Н.Тухачевского для агитационной работы среди пленных польских солдат и офицеров. А после окончания войны она была направлена на подпольную работу в Компартию Восточной Галиции (будущую КПЗУ), где сразу возглавила два отдела ЦК — по работе с женщинами и образованию. Однако в 1922 году Н.П.Кухарчук была отозвана в Москву, но по дороге в столицу, проезжая через Юзовку, она заболела тифом и попала под опеку Серафимы Ильиничны Гопнер — старой большевички, возглавлявшей в ту пору агитпропы Екатеринославского и Донецкого губкомов партии. Именно она и познакомила её с Н.С.Хрущёвым, который, будучи студентом и секретарём парткома Донецкого горного техникума, был её «подопечным» по партийной работе.

По свидетельству ряда домочадцев и многих очевидцев, с самого начала супружеской жизни Нина Петровна, отличавшаяся очень сильным и властным характером, стала лепить из Никиты Сергеевича «щириго україньця». Именно тогда, в середине 1920-х годов, в период первой «украинизации», он стал всё чаще и чаще ходить в украинской вышиванке, которую любил носить до конца своих дней, частенько употреблять украинские слова, пословицы и поговорки, петь украинские песни, пить горилку с салом и т. д. Не изменил он этим традициям и в Москве, куда первый раз приехал в 1929 году, став студентом Всесоюзной промышленной академии…

Кстати, вероятнее всего, «украинизация» Н.С.Хрущёва началась значительно раньше его женитьбы, ещё в детские годы. Косвенным доказательством этого могут служить два довольно любопытных факта, приведённые в книгах Н.А.Зеньковича и У.Таубмана[309]. В первой книге содержится версия, что настоящим отцом Н.С.Хрущёва был Александр Гасвицкий, у которого его мать Ксения Ивановна была прислугой. Правда, Н.А.Зенько-вич ошибочно называет его поляком, хотя на самом деле выходцем из Речи Посполитой был его дальний предок Иван Гасвицкий. Но ещё в 1668 году, сразу после окончания знаменитой Русско-польской войны (1654–1667), он перешёл на русскую службу, повёрстан в «служилые люди по отечеству» и пожалован царём Алексеем Михайловичем поместьем в Курском уезде. Значительно позднее один из его прямых потомков, Пётр Алексеевич Га-свицкий, стал даже предводителем курского дворянства и состоял в личной переписке с самим Г.Р. Державиным[310]. Во второй же книге приводятся свидетельства того, что мать Н.С.Хрущёва Ксения (Аксинья) Ивановна питала особую любовь к народным украинским песням и частенько «кричала», то есть пела, их даже в Москве и Куйбышеве, где все последние годы жила в семье своего сына.

Между тем, согласно официальной справке МВД СССР, направленной в ЦК КПСС в августе 1956 года, по итогам этой амнистии из заключения и ссылки только на территорию Западной Украины вернулись более 20 тысяч активных оуновцев и бандеровцев, из которых не менее 7 тысяч осели во Львове[311]; ещё больше, порядка 50 тысяч коллаборантов, вернулись из-за границы, значительная часть которых также обосновалась в городах и весях Украинской ССР, причём не только в Галиции, но и в Харьковской, Днепропетровской и Херсонской областях. Более того, амнистия бандеровцев проводилась и позже. Самым показательным примером может служить амнистия Василя Кука, который ещё летом 1950 года стал преемником Р.С.Шухевича на постах главы ОУН(б) и УПА на «украинских землях». Отбыв в заключении всего шесть лет, в 1960 году он не только вернулся в Киев, но и преспокойно занялся научной работой в Центральном государственном историческом архиве и Институте истории Академии наук УССР. Причём почти вся партийно-государственная верхушка Украинской ССР считала за честь тайно посещать сего «діяча українського визвольного руху», включая Первого секретаря ЦК КПУ Петра Ефимовича Шелеста. Кстати, именно при П.Е.Шелесте, который даже не скрывал своего «украинства», в аппарат ЦК КПУ и Совет Министров УССР буквально хлынул мощный поток работников из западноукраинских областей, в том числе будущий первый президент «незалежной» Леонид Макарович Кравчук, который в 1970 году стал зав. сектором Агитпропа ЦК КПУ.

Так, что завет одного из главарей Львовского краевого «провода» ОУН Василя Заставного оказался пророческим: «Период борьбы с пистолетом и автоматом закончился. Настал другой период — период борьбы за молодежь, период врастания в советскую власть с целью её перерождения под большевистскими лозунгами… Наша цель — проникать на всевозможные посты, как можно больше быть в руководстве промышленностью, транспортом, образованием, в руководстве молодежью, прививать молодежи все национальное…»[312].

Глава 3.

XX съезд КПСС и утверждение единовластия Н.С.Хрущёва в 1955–1958 гг

1. Подготовка к XX съезду КПСС и история создания секретного доклада Н.С.Хрущёва (1955–1956)

Сразу после возвращения из отпуска Н.С.Хрущёв начал непосредственную подготовку к проведению очередного партийного съезда, который по его задумке должен был окончательно похоронить «коллективное руководство» и утвердить его единоличное лидерство в стране. Поэтому совершенно не случайно, что главным фоном этой подготовки стал скороспелый пересмотр многих уголовных дел, напрямую связанных с «политическими репрессиями» сталинской эпохи.

Надо сказать, что ещё в марте 1954 года на основании записки руководителей Генпрокуратуры, МВД, КГБ и Минюста СССР Р.А.Руденко, С.Н.Круглова, И.А.Серова и К.П.Горшенина[313], направленной на имя Г.М.Маленкова и Н.С.Хрущёва, Президиум ЦК тут же санкционировал создание Центральной и местных комиссий «по пересмотру дел, осуждённых за «контрреволюционные преступления», содержащихся в лагерях, колониях, тюрьмах и находящихся в ссылке на поселении». Центральную Комиссию, в состав которой вошли 15 представителей всех силовых ведомств, включая их руководителей, возглавил Роман Андреевич Руденко, а во главе республиканских, краевых и областных комиссий встали местные прокуроры.

Причём по предложению Р.А.Руденко «в целях быстрейшего завершения работы по реабилитации незаконно осуждённых лиц» был изменён прежний порядок пересмотра дел. Если раньше все дела на осуждённых внесудебными органами, в частности Особым Совещанием при НКВД-МГБ-МВД, Коллегией ОГПУ и тройками НКВД-УНКВД, пересматривались в Верховном Суде СССР по протесту Генпрокурора СССР, то теперь эта прерогатива была передана в руки Центральной и местных комиссий, поскольку, по мнению Генпрокурора СССР, прежний «порядок пересмотра дел, несомненно, усложнит эту работу и удлинит сроки её окончания». Более того, по предложению Р.А. Руденко было принято решение, что все Постановления данных комиссий по рассмотренным делам следует считать окончательными, не подлежащими отмене или новому пересмотру.

Как только Центральная Комиссия приступила к работе, то, словно из рога изобилия, в ЦК КПСС полетела груда всевозможных записок об амнистии или о реабилитации лидеров и министров профашистских режимов прибалтийских государств, в том числе К.Я.Пятса, А.К.Меркиса, В.Н.Мунтерса, И.П.Балодиса и И.К.Урбшиса[314], бывших членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК ВКП(б) Я.Э.Рудзутака, В.Я.Чубаря и П.П.Постышева[315], бывших Первого секретаря ЦК ВЛКСМ А. В. Косарева и секретаря ЦИК СССР И. А. Акулова[316], бывших союзных наркомов Н.Н.Демченко, А.Л.Гилинского, Н.В.Крыленко, К.В.Уханова, Н.И.Пахомова, А.Д.Брускина, Г.Н. Каминского, М.Ф.Болдырева и других[317], бывших зам. наркома обороны начальника Главпура РККА Я.Б.Гамарника и главкома ВВС П.В. Рычагова, зам. главкома ВВС С.А. Худякова[318] и других. Казалось бы, после принятого решения реабилитация и амнистия всех указанных лиц являлась прямой прерогативой Центральной Комиссии, решения которой совершенно не нуждались в каком-то одобрении. Однако 4 мая 1954 года Президиум ЦК в своём Постановлении[319] не только прямо обязал Центральную Комиссию «регулярно докладывать ЦК КПСС о своей работе по пересмотру дел на лиц, осуждённых за контрреволюционные преступления», но и создал ещё одну Комиссию в составе секретаря ЦК Н.Н.Шаталина, заведующего Административным отделом ЦК А.Л. Дедова и генпрокурора Р.А. Руденко, которой вменил в обязанность «систематически наблюдать за ходом выполнения настоящего решения ЦК КПСС и по мере надобности докладывать ЦК» о ходе этой работы. Поэтому и сам Р.А. Руденко, и его первый зам. П. В. Баранов упорно направляли все записки в Президиум ЦК, члены которого, прежде остальных Н.С.Хрущёв, украшали их своими положительными резолюциями.

По данным самого МВД СССР, на момент начала реабилитации, то есть на 1 июня 1954 года, в 65 исправительно-трудовых лагерях и 798 исправительно-трудовых колониях содержалось 1.360.303 осуждённых, из которых 448.344 заключённых отбывали наказание «за контрреволюционные преступления»[320] и автоматом зачисляются всей доморощенной царебожно-либеральной тусовкой в статус невинных «политзаключённых». Хотя среди этих «бедолаг», осуждённых в том числе по ст. 58-1, 58-3, 58-4, 58-6, 58–10, 58–12 Уголовного кодекса РСФСР и аналогичным статьями УК других союзных республик, значительную часть составляли оуновцы, власовцы, лесные братья и прочий уголовный элемент, который с очень большой натяжкой можно отнести к статусу безвинных жертв «сталинских репрессий» и «политзаключённых».

Между тем в марте-апреле 1955 года генеральный прокурор Р.А. Руденко и его заместитель, начальник Отдела по спецделам Д.Е. Салин направили в ЦК две докладные записки[321], из которых следует, что за прошедший с июня 1954 года период: 1) Отделом по спецделам Генпрокуратуры было рассмотрено «13.084 дел на лиц, осуждённых за контрреволюционные преступления» и внесено в суды «7.727 протестов об отмене или изменении прежних судебных приговоров»; 2) Центральной, республиканскими, краевыми и областными комиссиями рассмотрены дела в отношении 237.412 лиц, осуждённых за «контрреволюционные преступления», из которых реабилитированы только 8.973 (3,76 %) осуждённых, амнистированы 21.797 человек, сокращён срок наказания в отношении 76.344 осуждённых и отказано в пересмотре дел 125.202 осуждённым. Причём, что особо интересно, наибольшее количество рассмотренных дел пришлось не на самую крупную и населённую республику — РСФСР, а на УССР, которую с января 1938 года возглавлял Н.С.Хрущёв. Так, согласно той же записке Р.А. Руденко Украинской республиканской комиссией были рассмотрены дела в отношении 93.223 осуждённых, из которых были реабилитированы всего 848 (0,91 %) человек, тогда как такой же Российской республиканской комиссией были рассмотрены дела в отношении 76.038 осуждённых, из которых реабилитации подлежали 4.508 (5,94 % осуждённых). Таким образом выходит, что именно Н.С.Хрущёв в период пика «сталинских репрессий» наиболее усердствовал в разоблачении «врагов народа».

Тем не менее по мере приближения созыва съезда лично Н.С.Хрущёв всё настойчивее и настойчивее стал требовать от остальных членов Президиума ЦК публично осудить все «преступления и извращения» сталинской эпохи, принять согласованное решение и представить высшему партийному форуму доклад по данному вопросу. Однако вплоть до начала нового года хрущёвская активность в этом направлении не приносила нужные плоды. В частности, 5 ноября 1955 года на заседании Президиума ЦК, в повестке дня которого отдельным пунктом значился вопрос «О 21 декабря», Н.С.Хрущёв, активно поддержанный Д.Т.Шепиловым и М.Г. Первухиным, смог лишь умерить пыл Л.М. Кагановича и К.Е.Ворошилова, предложивших провести традиционное торжественное заседание, посвящённое дню рождения И.В. Сталина. В ходе состоявшейся «дискуссии», в которой по разным обстоятельствам не смогли принять участие В.М. Молотов и Г.М.Маленков, было принято Постановление Президиума ЦК «О мероприятиях в связи с днём рождения И. В. Сталина», в котором было признано необходимым «осветить его жизнь опубликованием статей в печати и в передачах по радио», а также приурочить к этому дню «присуждение Международных Сталинских премий»[322].

Надо сказать, что в исторической науке до сих пор нет единства взглядов на то, когда Н.С.Хрущёв впервые поставил перед членами высшего советского руководства вопрос о подготовке своего доклада с осуждением «сталинского культа» на партийном съезде. В своих мемуарах он и А.И. Микоян утверждали, что горячая дискуссия по этому вопросу разгорелась только в кулуарах самого съезда, то есть в середине февраля 1956 года[323], и долгое время именно этот миф господствовал во всей отечественной историографии. Однако после открытия ряда партийных архивов появились и другие точки зрения. Так, профессор Н.А. Барсуков, частично поддержав Н.С.Хрущёва и А.И.Микояна, дословно заявил, что «предложение о проведении закрытого заседания съезда и выступлении на нём Н.С.Хрущёва с докладом «О культе личности и его последствиях» было выдвинуто Президиумом ЦК только 13 февраля 1956 года, буквально перед самым заседанием Пленума ЦК, который, собственно, и утвердил данное решение[324]. Однако сам доклад «о культе личности», в отличие от Отчётного доклада ЦК, не был представлен ни Президиуму, ни Пленуму ЦК, что, по мнению ряда историков (Р.Г.Пихоя, В.П.Попов[325]), являлось грубым нарушением всех партийных традиций, поскольку высший партийный ареопаг утвердил доклад, «текста которого в это время вообще не существовало» и который ещё «предстояло написать».

Правда, при этом Н.А.Барсуков поддержал Н.С.Хрущёва в той позиции, что разногласия и споры по докладу в ходе самого съезда действительно имели место, но «предмет их был несколько иным». Сам же хрущёвский доклад, видимо, из-за спешки был написан от руки карандашом на основе доклада П.Н. Поспелова «либо вечером 13, либо в ночь с 13 на 14 февраля 1956 года». Два других известных автора — В.П. Наумов и Р. А.Медведев — утверждают, что вопрос о докладе был поднят Н.С.Хрущёвым ещё в конце октября 1955 года в его записке, направленной в Президиум ЦК[326]. Правда, до января 1956 года речь шла не об отдельном докладе, а лишь о том, что вопрос о «культе личности» будет освещён в Отчётном докладе ЦК в самом начале работы XX съезда, с которым выступит именно Н.С.Хрущёв. Наконец, ещё одна группа авторов (Р.Г.Пихоя, Ю.В.Аксютин, О.В.Волобуев, А.В.Пыжиков[327]) говорит о том, что впервые вопрос о публичном осуждении сталинского культа был рассмотрен на заседании Президиума ЦК только 31 декабря 1955 года, где состоялась очень острая дискуссия о довоенных политических репрессиях. Именно на этом заседании Президиума ЦК в повестку дня был официально включён отдельный пункт: «Вопросы, связанные с реабилитацией», по итогам обсуждения которого было принято решение о роспуске старой Комиссии по пересмотру дел и о создании новой Комиссии по реабилитации в составе двух секретарей ЦК П.Н.Поспелова (председатель) и А.Б.Аристова, кандидата в члены Президиума ЦК, председателя ВЦСПС Н.М. Шверника и заместителя председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС П. К. Комарова, которой было поручено детально изучить «причины возникновения массовых политических репрессий» в довоенный период, в частности в отношении многих членов ЦК, избранных в его состав на XVII съезде ВКП(б) в феврале 1934 года[328].

Причём, ссылаясь на мемуары А.И.Микояна, профессора В.П.Наумов и Ю.В. Аксютин[329] говорят о том, что саму идею создания такой Комиссии Н.С.Хрущёву подсказал именно он во время их приватной беседы, в ходе которой подробно рассказал ему о содержании справки, подготовленной по его просьбе Л.С.Шаумяном о судьбе репрессированных членов ЦК, избранных на XVII съезде ВКП(б). По мнению самого А.И. Микояна, «ввиду важности вопроса» в состав этой Комиссии должны были войти члены Президиума ЦК. Однако Н.С.Хрущёв, согласившись с этим предложением, заявил, что, во-первых, «не следует в эту комиссию входить членам Политбюро, близко работавшим со Сталиным». А во-вторых, члены Президиума ЦК слишком перегружены работой, поэтому им будет «трудно практически разобраться во всём». Ввиду этих обстоятельств он предложил поставить во главе новой Комиссии П.Н.Поспелова, и А.И.Микоян был вынужден с этим согласиться, правда оговорившись, что «доверять ему всецело нельзя, ибо он был и остаётся просталински настроенным» человеком.

Между тем, как утверждает тот же Ю.В. Аксютин, уже 23 января 1956 года на открытии новой сессии Верховного Совета РСФСР, где присутствовали все члены Президиума ЦК, «с новой силой» разгорелись споры, вызванные тем, что Н.С.Хрущёв предложил использовать материалы поспеловской Комиссии в Отчётном докладе ЦК, который уже готовился к предстоящему партийному съезду. Вероятно, он так и не смог убедить своих коллег в правильности этого шага, поскольку в новом проекте его доклада, датированного 25 января 1956 года, «нет ещё даже намёка на вопрос о культе личности»[330].

Однако Н.С.Хрущёв вовсе не собирался поднимать лапки кверху, и уже 30 января по его предложению Президиум ЦК (при довольно робком возражении лишь маршала К.Е. Ворошилова) принял беспрецедентное Постановление «О создании партийных комиссий по пересмотру дел осуждённых, отбывающих наказание в лагерях» и поручил рабочей группе в составе А.И.Микояна, А.Б.Аристова, А.И.Кириченко, Н.П. Дудорова и Р.А. Руденко «разработать порядок работы» этих комиссий[331]. В соответствии с принятым решением члены комиссий (или «тройки») были «командированы в лагеря» и от имени Президиума Верховного Совета СССР наделены правом «рассмотрения дел лиц, отбывающих наказание за преступления политического характера и должностные преступления, и решения на месте вопроса об их освобождении»[332].

Наконец, на следующий день, 31 января 1956 года Н.С.Хрущёв инициировал отставку министра внутренних дел СССР генерал-полковника С.Н.Круглова, который много лет был заместителем Л.П.Берии, а затем руководил этим министерством более десяти лет. Опального министра временно «сослали» на должность зам. министра строительства электростанций, а новым главой МВД СССР стал давний хрущёвский соратник по Московскому горкому, который с декабря 1954 года пребывал в должности зав. Отделом строительства ЦК, — Николай Павлович Дудоров.

Между тем 1 февраля 1956 года состоялось очередное заседание Президиума ЦК, в ходе которого де-факто впервые был поставлен вопрос «о возможности рассмотрения на XX съезде партии вопроса о культе личности Сталина»[333]. Существует устоявшееся представление, что в ходе состоявшейся дискуссии чётко обозначились две группировки внутри Президиума ЦК по данному вопросу. Дескать, члены первой группировки в составе трёх его старейших членов — В.М.Молотова, К.Е.Ворошилова и Л.М.Ка-гановича — крайне резко выступили против отдельного доклада, смакования темы репрессий и всячески пытались настоять на том, чтобы в Отчётном докладе ЦК была подчёркнута особая роль И.В. Сталина как «великого продолжателя дела Ленина», ставшего во главе строительства социализма в СССР. Их же оппоненты, среди которых особой активностью отличались сам Н.С.Хрущёв, Н.А.Булганин, М.А.Суслов и А.И.Микоян, напротив, выступили за подготовку отдельного доклада, который должен был поведать партии «жуткие вещи» и «горькую правду» о страшных сталинских репрессиях. Однако это не совсем так. Во-первых, судя по протокольной записи этого заседания[334], среди трёх старейших членов высшего партийного ареопага однозначную позицию защиты усопшего вождя занял только В.М.Молотов. Во-вторых, активную поддержку Н.С.Хрущёву, заявившему, что «не марксист» И.В.Сталин «уничтожил партию» и стёр «всё святое, что есть в человеке», оказали и другие члены высшего руководства, в том числе М.З.Сабуров, А.Б.Аристов, М.Г.Первухин и даже Г.М.Маленков. В-третьих, в практической плоскости вопрос о подготовке отдельного доклада, по сути дела, не обсуждался и пока что речь шла сугубо о содержательной стороне дела, о необходимости, как заявил Н.С.Хрущёв, «усилить обстрел культа личности». Кстати, именно поэтому на этом заседании было принято отдельное Постановление поручить Комиссии П.Н.Поспелова, И.А. Серову и Р.А.Руденко «проверить дело Тухачевского» и «письмо Бенеша (Сталину) по поводу группы Тухачевского (Якира)». Причём именно на этом заседании в своём маниакальном желании представить только И.В.Сталина единственным организатором «кровавых репрессий» в стране, Н.С.Хрущёв договорился до того, что «Ягода, наверное, чистый человек» и «Ежов, наверное, не виноват, честный человек»[335].

Между тем, как верно подметил профессор А.В.Пыжиков[336], уже 3 февраля 1956 года имя И.В. Сталина исчезло из «официального партийного лексикона». Именно в этот день во всех центральных газетах было опубликовано вполне традиционное Приветствие ЦК КПСС и Совета Министров СССР старейшему члену партии, главе советского государства маршалу К.Е. Ворошилову по случаю его 75-летия, в котором он был назван только «верным учеником великого Ленина», но уже не «соратником великого Сталина», имя которого впервые вообще не было упомянуто ни в каком виде.

9 февраля 1956 года состоялось очередное заседание Президиума ЦК, в центре внимания которого оказался подробнейший доклад П.Н.Поспелова о работе возглавляемой им Комиссии «по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии»[337]. Во-первых, в этом докладе довольно фривольно (и позднее это будет убедительно показано в работах многих современных историков, в том числе в фундаментальном исследовании В.Н. Земскова[338]) утверждалось, что на пике политических репрессий в 1937–1938 годах по политическим мотивам было арестовано 1.548.366 человек, из которых 681.692 осуждённых были расстреляны. Во-вторых, в этом же докладе, помимо разного рода сентенций о «преступных приказах НКВД», об «искусственном создании антисоветских организаций блоков и центров», о «грубейшем нарушении законности в процессе следствия» и о «судебном произволе Военной коллегии Верховного Суда СССР», содержалась также информация о «сфабрикованных делах» в отношении видных членов партии, в том числе С.В.Косиора, П.П.Постышева, В.Я.Чубаря, Я.Э.Рудзутака, Е.Г.Евдокимова, Р.И.Эйхе, И.С.Уншлихта, К.Я.Баумана и ряда других, то есть как раз тех лиц, которые наряду с самим Н.С.Хрущёвым были в числе главных провокаторов, идейных вдохновителей и организаторов тех политических репрессий, которые в народе совершенно справедливо окрестят «ежовщиной».

Следует сказать, что уже довольно давно существует ходячее представление о том, что обсуждение этого доклада вызвало резкую поляризацию мнений в среде высшего советского руководства[339]. Якобы три старейших члена советского руководства — В.М.Молотов, Л.М.Каганович и К.Е.Ворошилов — резко выступили против самого хрущёвского доклада и развенчания культа личности И.В. Сталина, вполне разумно полагая, что этот доклад неизбежно нанесёт непоправимый вред авторитету партии и советского государства, а также членам Президиума ЦК, многие из которых были многолетними соратниками усопшего вождя. Однако Н.С.Хрущёв, опираясь на активную поддержку со стороны Н.А.Булганина, А.И.Микояна, М.А.Суслова и даже Г.М.Маленкова, сумел протащить нужное ему решение. Вместе с тем, судя по рабочей протокольной записи этого заседания[340] и последним публикациям ряда историков (Н.А.Барсуков, В.П.Попов[341]), это не совсем так. Во-первых, три старейших члена высшего партийного ареопага в принципе не выступали против включения в Отчётный доклад ЦК раздела о политических репрессиях и развенчания «сталинского курса». Они лишь выступали против подготовки отдельного доклада, способного «развязать стихию», и предлагали в Отчётном докладе ЦК «хладнокровно» и «правдиво», без эмоций подойти к оценке сталинских деяний, в равной степени упомянув всё плохое и хорошее в его многолетней и плодотворной работе. Во-вторых, наряду с упомянутыми выше членами Президиума ЦК особо активную поддержку Н.С.Хрущёву оказала новая когорта высших руководителей страны, прежде всего М.Г.Первухин, М.З.Сабуров, А.В.Аристов и Д.Т.Шепилов, которые острее других выступали с откровенно «антисталинских позиций», крайне грубо нападая на старейших сталинских соратников. Кроме того, в их поддержку выступили и другие члены высшего руководства, в частности Н.М.Шверник, П.К.Пономаренко, А.И.Кириченко и Н.И.Беляев. В-третьих, всего за каких-то пять дней до открытия съезда сам Н.С.Хрущёв до конца не понимал, какие дальнейшие шаги надо предпринять в развенчании «сталинского культа». Не случайно, подводя итоги состоявшейся дискуссии, он лапидарно резюмировал лишь то, что надо «не бояться, не быть обывателями, не смаковать», но «развенчать до конца роль личности», «на съезде доклад поставить», но «кто будет делать доклад — обдумать», а также «может быть на Пленуме ЦК старого состава сказать, что хотим поставить такой-то вопрос».

Судя по всему, в начале этого заседания всё ещё не исключалась возможность того, что на закрытом заседании съезда антисталинский доклад будет делать председатель Комиссии секретарь ЦК П.Н.Поспелов, уже загодя готовивший сам текст этого доклада, черновой вариант которого под названием «О культе личности Сталина и его последствиях» сохранился в его личном фонде[342]. Более того, ряд авторов (С.А.Микоян, 3.Л. Серебрякова[343]) утверждают, что в качестве возможного докладчика сам Н.С.Хрущёв предложил кандидатуру А. В. Снегова (И.И.Фаликзона) — амнистированного «политического» зека, только что назначенного начальником Политотдела ГУЛАГа, который незадолго до этого заседания направил ему личное письмо с описанием всех «ужасов» сталинской репрессивной машины. Однако эта кандидатура вызвала крайне нервную реакцию со стороны Л. М. Кагановича и по его настоянию тут же была отклонена.

Только в самом конце заседания ситуация как-то разрешилась и, судя по личным записям заведующего Общим отделом ЦК Владимира Никифоровича Малина, единогласно (!!!) были приняты два Постановления Президиума ЦК — «Об ознакомлении делегатов XX съезда партии с неопубликованными документами В.И. Ленина»[344], в частности двумя его «антисталинскими» статьями — «Письмом к съезду» и «К вопросу о национальностях или об “автономизации”»[345], и «О проведении закрытого заседания XX съезда партии и утверждении докладчиком Н.С.Хрущёва»[346]. Накануне открытия съезда, 13 февраля 1956 года все эти решения были утверждены на последнем Пленуме ЦК старого созыва, где Н.С.Хрущёв проинформировал членов ЦК, что его второй доклад от имени ЦК, а не его Президиума, будет произнесён уже после выборов нового состава ЦК и ЦРК[347]. Кстати, как считают многие историки, именно это обстоятельство и позволило преодолеть «последний бастион» и сломить сопротивление В.М.Молотова и Ко, которые резонно опасались, что при ином раскладе при голосовании нового состава ЦК они с треском вылетят из руководящего партийного ядра, а значит, и из Президиума ЦК.

Подготовка хрущёвского доклада закончилась уже в ходе работы самого съезда. Судя по архивным документам, первоначальный текст этого доклада, подготовленный двумя секретарями ЦК П.Н.Поспеловым и А.Б.Аристовым, был направлен Н.С.Хрущёву 18 февраля[348], но по каким-то причинам он не устроил его. И уже на следующий день Н.С.Хрущёв надиктовал текст нового доклада стенографистке М. И. Захаровой[349]. Именно этот тест в течение двух последующих суток он и редактировал вместе с ещё одним секретарём ЦК — Д.Т. Шепиловым, который, по личному признанию[350], помог осветить два вопроса — «международный… и военный». Кроме того, как считает профессор Н.А. Барсуков, в редактировании последней версии этого доклада принимали участие глава КГБ Иван Александрович Серов и два хрущёвских помощника — Григорий Трофимович Шуйский и Владимир Семёнович Лебедев[351].

23 февраля именно этот проект хрущёвского доклада был направлен членам и кандидатам в члены Президиума ЦК и секретарям ЦК, которые внесли в него ряд несущественных поправок. И в таком виде (объёмом 82 машинописных листа) он был произнесён на закрытом заседании XX съезда 25 февраля 1956 года.

2. XX съезд КПСС и его основные решения (1956)

14 февраля 1956 года начал свою работу XX съезд КПСС, в работе которого приняли участие 1430 делегатов с решающим и совещательным голосом. В официальной повестке дня съезда значились три основных вопроса: Отчётный доклад ЦК Первого секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущёва, доклад о «Директивах по VI пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956–1960 гг.» председателя Совета Министров СССР Н.А. Булганина и выборы нового состава ЦК и ЦРК. Второй же, закрытый доклад ЦК «О культе личности и о преодолении его последствий» в официальной повестке партийного съезда не значился. Однако то, что этот доклад готовится и будет произнесён в конце работы съезда, знали почти все члены и кандидаты в члены ЦК и ЦРК, которых проинформировали об этом на последнем Пленуме ЦК старого состава. Более того, по информации Ю.В.Аксютина[352], ряд ретивых членов ЦК, в частности зам. главы Мингосконтроля СССР В.М.Ан-дрианов и командующий войсками Северо-Кавказского военного округа маршал А. И. Ерёменко, верноподданно предложили Н.С.Хрущёву свои услуги в разоблачении сталинского культа, направив ему личные записки по этому вопросу. В первой записке речь шла о «ленинградских делах», а во второй — о «решениях Сталина по оперативно-организационным вопросам» обороны Сталинграда от «войск Манштейна», которые «едва не привели к его падению».

Сам Отчётный доклад ЦК, с которым Н.С.Хрущёв выступил в первый день работы съезда, готовился до последнего дня несколькими рабочими группами, три из которых возглавляли М.А.Суслов, А.Б.Аристов и Б.Н.Пономарёв. Но по каким-то причинам он вновь остался недоволен этим вариантом доклада, и его последнюю редактуру Н.С.Хрущёв уже делал со своим тогдашним протеже, секретарём ЦК Д.Т. Шепиловым.

За последние тридцать лет вышло огромное количество разнообразных работ, посвящённых как самому XX съезду, так и самим хрущёвским докладам, с которыми он выступил в первый и последний день его работы. Именно это обстоятельство избавляет нас от необходимости подробно говорить на эту тему. Вместе с тем всё же следует напомнить ряд важных положений обоих докладов и их оценки в исторической литературе.

Что касается Отчётного доклада ЦК, то, по мнению большинства историков, он содержал три главные «теоретические» новации. Во-первых, впервые на официальном уровне было признано и закреплено существование различных форм и темпов строительства социализма с учётом национальной специфики и исторического опыта народов и государств, вступивших на этот тернистый путь. Ссылаясь на ленинскую работу «О карикатуре на марксизм и «об империалистическом экономизме»», где вождь мирового пролетариата прямо писал о том, что «все нации придут к социализму… но все придут не совсем одинаково», Н.С.Хрущёв заявил, что на современном этапе, когда социализм «вышел за рамки одной страны» и стал мировой системой, «революционный переход к социализму не обязательно связан с Гражданской войной», ибо это зависит «не столько от пролетариата, сколько от степени сопротивления… и применения насилия самим классом эксплуататоров». В связи с этим важным фактом возникает реальная возможность использовать парламентский путь перехода к социализму, но с непременным и решающим условием, что он будет проходить под руководством коммунистов при их самой решительной борьбе с реформизмом и оппортунизмом. Вместе с тем Н.С.Хрущёв особо подчеркнул, что, в какой бы форме ни совершался этот переход — «мирной или немирной», — «он возможен лишь путём социалистической революции и установления диктатуры пролетариата в различных её формах».

Во-вторых, опять-таки впервые и на официальном уровне, ссылаясь на самого В.И.Ленина, был закамуфлирован, но довольно существенно скорректирован его знаменитый тезис «о неизбежности войн при империализме», выдвинутый им в теоретической работе «Империализм как высшая стадия капитализма», и вновь подтверждён прежний курс на мирное сосуществование государств с различным общественным строем. Обосновывая очередной «теоретический шедевр», Н.С.Хрущёв заявил, что, несмотря на то, что «реакционные силы капитала, представляющие интересы буржуазных монополий, будут и впредь стремиться к военным авантюрам и агрессии», фатальной неизбежности новой мировой войны нет. Поскольку именно теперь, когда «возник и превратился в могучую силу мировой лагерь социализма», а «движение сторонников мира» стало мощным фактором жизни самих буржуазных государств, даже несмотря «на сохранение экономической основы для возникновения войн», появились «не только моральные, но и материальные ресурсы, способные предотвратить любую войну, «дать сокрушительный отпор агрессорам» и «сорвать все их авантюристические планы».

Однако надо сказать, что в последнее время подобная (вполне традиционная) оценка начального раздела Отчётного доклада ЦК поставлена под веское и справедливое сомнение целым рядом историков, в частности Ю.Н.Жуковым и А.В.Пыжиковым, которые прямо говорят, что «на XX съезде, грубо говоря, была совершена подмена», а лозунг «о мирном существовании», выражавший давние чаяния советских людей» был выдвинут «для его же, по сути дела, обмана»[353]. По их твёрдому мнению, доктрина «мирного сосуществования» стала утверждаться в советской внешней политике задолго до XX съезда КПСС. Оценить всю бессмысленность холодной войны вынудила Корейская война и в результате всего через семь месяцев после её начала и Москва, и Вашингтон осознали, что победу даже в таком довольно локальном военном конфликте может принести лишь применение ядерного оружия. Поэтому не сговариваясь руководство СССР и США было вынуждено «отказаться от столь высокой платы за весьма призрачный успех» и стало делать первые, пока ещё очень робкие шаги к примирению. Зримым проявлением этих шагов стали два события апреля 1951 года: выступление постоянного представителя СССР при ООН Якова Александровича Малика с призывом начать мирные переговоры и отстранение от должности главкома ооновских войск генерала армии Дугласа Макартура, предложившего нанести атомный удар по китайским войскам, воевавшим на стороне Пхеньяна. Затем последовали и ряд других шагов. В частности,

в начале апреля 1952 года, буквально накануне открытия в Москве Международного экономического совещания, газета «Правда» опубликовала «Ответ товарища Сталина на вопросы группы редакторов американских газет», в котором он дословно заявил, что «мирное сосуществование капитализма и коммунизма вполне возможно при наличии обоюдного желания сотрудничать, при готовности исполнять взятые на себя обязательства, при соблюдении принципа равенства и невмешательства во внутренние дела других государств»[354].

После смерти И.В. Сталина тезис «о мирном сосуществовании» активно стали использовать в своих докладах и речах многие советские руководители, в том числе Г.М.Маленков, В.М.Молотов, К.Е. Ворошилов и Н.А.Булганин, и во многом благодаря ему Москва наконец-то смогла положить конец Корейской войне, восстановить дипломатические отношения с Югославией, возобновить работу СМИД, что дало возможность провести Женевскую встречу лидеров четырёх великих держав и, наконец, ликвидировать ещё один серьёзный военный конфликт — в Индокитае.

Однако, как верно подметил Ю.Н.Жуков, обо всём об этом ни в докладе самого Н.С.Хрущёва, ни в речах партийных делегатов не было сказано ни слова. И не только потому, что ровно год назад за «проведение политики мирного сосуществования и уступки империализму» со своего премьерского поста с треском слетел Г.М.Маленков. Умолчание потребовалось по иной причине, а именно для сокрытия уже свершившегося поворота внешнеполитического курса Москвы, который был озвучен на июльском Пленуме ЦК в выступлении М.А. Суслова, заявившего о новой доктрине национальной безопасности, суть которой состояла в переходе к «глобальной стратегии и к расширению числа союзников за счёт нейтральных государств». Именно по этой причине о столь «деликатной» проблеме и заговорили столь же открыто на XX съезде партии. Признав саму возможность третьей мировой войны, сначала сам Н.С.Хрущёв, а затем В.М.Молотов, А.И.Ми-коян, Н.А. Булганин, М.А. Суслов и Г.К.Жуков в своих речах прямо заговорили о необходимости усиленно готовиться к отражению любой военной угрозы со стороны потенциального агрессора и не допустить повторения трагедии 1941 года. Понятно, что о колоссальных затратах на создание новейших видов вооружений, развитие ракетной техники и производство атомных бомб никто из них не говорил, но в «Директивах по VI пятилетнему плану» огромные военные расходы были умело скрыты в тех разделах «Директив», которые прямо относились к группе отраслей «А».

В-третьих, довольно долгое время в исторической литературе господствовало мнение, что основной новацией доклада о «Директивах по VI пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956–1960 годы», с которыми выступал глава советского правительства маршал Н.А. Булганин, стал крайне амбициозный, но совершенно невыполнимый лозунг «догнать и перегнать развитые капиталистические страны по производству основных видов продукции на душу населения». Однако это не совсем так. Как считают ряд известных историков (Ю.Н.Жуков, А.В.Пыжиков[355]), главным содержанием этого доклада стало то, что именно он поставил жирную и окончательную точку в вопросе о соотношении двух основных отраслей народного хозяйства страны — группы «А» и группы «Б». Де-факто эта давняя и острая дискуссия завершилась ещё в феврале 1955 года на известной сессии Верховного Совета СССР, где многие депутаты, прежде всего сам Н.А.Булганин, заявили о «непоколебимости линии на приоритетное развитие тяжёлой индустрии», которая «славно послужила делу построения социализма и укрепления независимости нашей Родины». Но именно на съезде не столько сам премьер Н.А.Булганин, сколько М.А.Суслов и Н.С.Хрущёв пригвоздили «мудрецов», которые «начали противопоставлять лёгкую промышленность тяжёлой индустрии, уверяя, что приоритетное развитие тяжёлой индустрии необходимо было лишь на ранних ступенях советской экономики… Понятно, что партия дала должный отпор попыткам умалить результаты, достигнутые в социалистическом строительстве, а также поправила всех прожектёров и фантазёров, которые, оторвавшись от реальной действительности, вносили вредную путаницу в коренные вопросы развития социалистической экономики».

Столь же серьёзными и долгоиграющими по своим негативным последствиям оказались и две другие важные проблемы, поднятые в Отчётном докладе ЦК, — ликвидация товарного дефицита и жилищное строительство в стране. И сам Н.С.Хрущёв, и Н. А. Булганин, подробно останавливаясь на всех этих вопросах, вынуждены были признать острейшую нехватку многих товаров ширпотреба и острый жилищный кризис в стране. Однако, как утверждает Ю.Н.Жуков, именно они фактически свели саму проблему ликвидации товарно-жилищного дефицита к судьбам сельского хозяйства, сельское хозяйство — к зерновому вопросу, а зерновой вопрос — к подъёму целинных и залежных земель, считая, что именно этот подход разрешит все проблемы в стране.

Собственно, в таком подходе ничего принципиально нового не было. Желание восстановить приоритет в развитии группы отраслей «А», свернуть конверсию военного производства и рассматривать подъём целинных земель как панацею решения всех проблем обозначились гораздо раньше, ещё в апреле 1954 года, когда на сессии Верховного Совета СССР был отвергнут маленковский экономический курс, что неизбежно вело к консервации прежней модели советской экономики и увеличению расходов на оборону страны.

Наконец, как считают те же А.В.Пыжиков и Ю.Н.Жуков, которых в последние время поддержали целый ряд историков, в том числе и автор этих строк, при всей важности экономических и внешнеполитических проблем куда более значимой проблемой, определившей жизнь советского государства вплоть до гибели СССР, следует признать иную. А именно ту, которая «стала главным содержанием третьего раздела Отчётного доклада» Н.С.Хрущёва и была затем поддержана в речах многих делегатов съезда, прежде всего в выступлениях М.А. Суслова и Д.Т. Шепилова. Речь идёт о том, что именно в этом разделе Первый секретарь ЦК произнёс сакраментальный пассаж о необходимости и впредь «всемерно повышать… роль партии как руководящей и направляющей силы советского народа во всей государственной, общественной и культурной жизни страны». По сути, эта формула подвела итог длительного, зачастую переходившего в ожесточённую борьбу поиска места и роли партии в новых исторических и политических условиях, сложившихся ещё до войны.

Следует напомнить, что сама эта проблема обозначилась ещё на XVIII съезде ВКП(б), когда, собственно, и началось первая реформа всей структуры центрального партийного аппарата. Тогда были ликвидированы все, кроме сельхозотдела, отраслевые отделы ЦК, а сам его аппарат де-факто отстранён от руководства экономикой страны. Затем 4–6 мая 1941 года эта реформа получила новый импульс. Именно тогда должность главы Совета Народных Комиссаров СССР занял И.В. Сталин, а Политбюро ЦК ВКП(б) приняло Постановление «Об усилении работы советских центральных и местных органов», где прямо говорилось, что это назначение было принято в «целях полной координации работы советских и партийных организаций и безусловного обеспечения единства в их руководящей работе, а также для того, чтобы ещё больше поднять авторитет советских органов в современной напряжённой международной обстановке, требующей всемерного усиления работы советских органов в деле обороны страны»[356]. Однако в связи с начавшейся войной эту политическую реформу пришлось приостановить.

Новая попытка реформировать партийный аппарат была предпринята уже во время войны. Сначала 6 августа 1943 года решением Секретариата ЦК были упразднены должности всех отраслевых секретарей рескомов, крайкомов и обкомов партии. А затем 24 января 1944 года, накануне созыва единственного за все годы войны Пленума ЦК, В.М.Молотов, Г.М.Маленков и Н.С.Хрущёв направили И.В. Сталину совместный проект Постановления Политбюро ЦК «Об улучшении государственных органов на местах», в котором откровенно говорилось о том, что «наши местные партийные органы в значительной степени взяли на себя оперативную работу по управлению хозяйственными учреждениями, что неизменно ведёт к смешению функций партийных и государственных органов, к подмене и обезличиванию государственных органов, подрыву их ответственности, к усилению бюрократизма». В качестве первоочередных организационных мер авторы этого проекта предложили: 1) «полностью сосредоточить оперативное управление хозяйственным и культурным строительством в одном месте — в государственных органах»; 2) освободить партийные органы от «несвойственных им административно-хозяйственных функций» и 3) упразднить во всех обкомах, крайкомах и ЦК союзных компартий «должности заместителей секретарей по отдельным отраслям, а также соответствующие отделы». И.В. Сталин одобрил данный проект, который также поддержал А. А. Андреев. Но на заседании Политбюро ЦК большинством голосов он был отвергнут.

После окончания войны реформа партаппарата была продолжена, но, как и до войны, не доведена до конца. В марте 1946 года состоялся организационный Пленум ЦК, который, по мнению ряда современных авторов (М.В.Зеленов[357]), по своим решениям был сродни партийному съезду. Именно на нём были окончательно упразднены все отраслевые отделы аппарата ЦК, в том числе сельскохозяйственный и транспортный, и сохранены только четыре властные структуры: Управление кадров (А.А.Кузнецов) и Управление агитации и пропаганды (А.А. Жданов), а также два Отдела — Организационно-инструкционный (М.А.Шамберг) и Внешней политики (по связям с зарубежными компартиями) (М.А. Суслов). Однако реорганизовать региональные парторганы не удалось. В результате этого усилился порочный параллелизм в работе советских и партийных органов, а также обострилась ситуация в самом партаппарате, поскольку разрушилась единая конструкция его центрального и региональных органов.

Всё это говорило о неустойчивом равновесии сил сторонников и противников политической реформы. Однако такое положение вещей сохранялось не очень долго. Уже в июле 1948 года по решению Политбюро ЦК была проведена очередная коренная реорганизация партийных органов, в результате которой в центральном аппарате ЦК вместо трёх прежних Управлений воссоздавались производственно-отраслевые отделы, руководство которыми было возложено на четырёх секретарей ЦК — А.А.Жда-нова, М.А. Суслова, Г.М.Маленкова и А.А.Кузнецова[358].

После смерти И.В. Сталина, когда во главе союзного правительство встал Г.М.Маленков, бывший рьяным сторонником ограничения прав и полномочий партийного аппарата, вновь возникла реальная угроза потери им абсолютной и бесконтрольной власти. 26 мая и 13 июня 1953 года эта угроза стала реальностью, когда в соответствии со строго секретными Постановлениями Совета Министров СССР вся верхушка партфункционеров лишилась главной своей привилегии — так называемых «конвертов»[359]. По реальной зарплате их поставили на порядок, а то и два ниже всех тех, кто прежде соответствовал им в должностной иерархии, то есть союзных и республиканских министров и председателей исполкомов всех уровней.

Однако на сей раз ответная реакция последовала незамедлительно, и уже в августе 1953 года за счёт партийной кассы Н.С.Хрущёв не только восстановил «конверты», но также увеличил их размер и выплатил всю «неустойку» за три летних месяца. Кстати, это обстоятельство и позволило ему столь быстро и легко стать Первым секретарём ЦК без какой-либо мотивировки воссоздания этого поста и на безальтернативной основе.

Решающим шагом к возвращению партийного аппарата к полноценной власти явилась отставка Г.М.Маленкова с поста главы союзного правительства. А дальше всё стало лишь вопросом времени и техники. И этот «звёздный час» пришёлся на XX съезд, когда на официальном уровне было закреплено особое положение партаппарата как практически единственной и реальной властной структуры, а самой партии как «руководящей и направляющей силы» всего советского общества. Не случайно в решениях XX съезда было осуждено «нелепое противопоставление партийно-политической и хозяйственной деятельности», а в партийный Устав внесён ряд изменений, в том числе об увеличении числа секретарей ЦК. Именно в этом, как считают А.В.Пыжиков и Ю.Н.Жуков, и кроется истинный смысл XX съезда. А необходимость скрыть всю эту «перетряску власти», а также отход от политики разрядки и возврат к милитаризации советской экономики и вынудили Н.С.Хрущёва и Ко отвлечь делегатов съезда от реальных событий и сосредоточить их внимание «на кровавом прошлом» путём зачтения закрытого доклада «О культе личности и его последствиях».

В прениях по докладам Н.С.Хрущёва и Н.А.Булганина выступили 85 делегатов съезда, и почти каждый из них, ссылаясь на «ленинские принципы», говорил о «коллективном руководстве» и важности его сохранения. Однако вопрос о «культе личности» как таковом (в «теоретическом» аспекте) прозвучал всего в нескольких выступлениях, в частности В.М.Молотова, Г.М.Маленкова, А.И.Микояна, Л.М.Кагановича, М.А.Суслова, А.Б.Аристова, А.Д.Дания-лова и А.М. Панкратовой. Непосредственно же «культу личности» усопшего вождя, причём без упоминания его имени, уделили внимание только М.А. Суслов и особенно А.И.Микоян, речь которого отличалась наибольшей антисталинской направленностью, поскольку именно он впервые поставил под сомнение теоретические взгляды И.В. Сталина, раскритиковав две его самые известные работы — напрямую «Краткий курс истории ВКП(б)» и опосредованно «Экономические проблемы социализма в СССР».

По мнению ряда историков (А. В. Пыжиков[360]), микояновский «наезд» на сталинское теоретическое наследие был вовсе неслучаен. Дело в том, что все хрущёвские новации, в том числе в партийно-государственном строительстве, в аграрной сфере и на международной арене, никоим образом не вписывались в «сталинские теоретические каноны». В силу этих причин сохранение имени И.В. Сталина в пантеоне классиков марксизма-ленинизма создавало лично для Н.С.Хрущёва реальную угрозу того, что с помощью тогдашних теоретических воззрений бывшие сталинские соратники, сохранявшие своё влияние и вес в Президиуме ЦК и в Президиуме Совета Министров СССР, могли без особых усилий доказать теоретическую ущербность любой хрущёвской инновации. Не случайно позднее сам А.И. Микоян особо отмечал, что «идейное значение XX съезда» формировалось путём «пересмотра определённых идеологических установок».

Кстати сказать, идейные разногласия между Н.С.Хрущёвым и ближайшими сталинскими соратниками обозначились ещё за год до XX съезда. В этой связи очень показательным является его спор с В.М.Молотовым, который в феврале 1955 года на сессии Верховного Совета СССР в своём докладе заявил о том, что в СССР построены лишь «основы социалистического общества». Понятно, что это мнение старейшего члена партии об уровне общественного развития, достигнутого в ходе строительства социализма в СССР, не могло не вызвать протеста со стороны Н.С.Хрущёва и его идеологических клевретов, которые тут же пригвоздили главу советского внешнеполитического ведомства к «позорному столбу ревизионистов». По заявлению тогдашнего молотовского помощника, а затем известного советского дипломата О. А. Трояновского[361], этот вопрос даже обсуждался на заседании Президиума ЦК, после чего В.М.Молотов был вынужден направить в главный партийный орган — журнал «Коммунист» — личное послание, в котором признал свою формулировку «теоретически ошибочной и политически вредной»[362]. К этому вопросу Н.С.Хрущёв посчитал нужным вернуться и в своём Отчётном докладе ЦК, дословно заявив, что «в выступлениях отдельных работников допускались ошибочные формулировки вроде того, что у нас пока созданы лишь основы… то есть фундамент социализма». Однако хорошо известно, что ещё «к моменту принятия новой Конституции СССР… социалистическая система победила и упрочилась во всех отраслях народного хозяйства страны. А это означает, что уже тогда социалистическое общество в нашей стране было в основном построено и с тех пор оно развивается на прочной базе социалистических производственных отношений».

В последний официальный день работы съезда по традиции прошли выборы в Центральный Комитет и Центральную ревизионную комиссию КПСС. В состав ЦК были избраны 133 члена и 122 кандидатов в члены, а в Центральную ревизионную комиссию, которую вновь возглавил Пётр Георгиевич Москатов, — 63 члена. Через день, 27 февраля, состоялся организационный Пленум ЦК, на котором были избраны новые руководящие органы партии. Как и ожидалось, персональный и количественный состав полноправных членов Президиума ЦК совершенно не изменился и туда опять вошли Н.С.Хрущёв, Н.А.Булганин, В.М.Мо-лотов, К.Е.Ворошилов, Г.М.Маленков, А.И.Микоян, Л.М.Каганович, М.З.Сабуров, М.Г.Первухин, М.А.Суслов и А.И.Кириченко. А вот состав кандидатов в члены Президиума ЦК был существенно обновлён. Помимо много лет занимавшего пост председателя ВЦСПС Н.М.Шверника и пребывавшего в таком качестве в составах Политбюро, а затем и Президиума ЦК ещё с довоенных времён, новыми кандидатами в члены стали ещё пять человек: министр обороны СССР маршал Г.К.Жуков, три секретаря ЦК КПСС — Л.И.Брежнев, Д.Т.Шепилов и Е.А. Фурцева, сохранившая и должность Первого секретаря МГК партии, а также Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Н.А. Мухитдинов. И, наконец, в новый состав Секретариата ЦК вошли Первый секретарь ЦК Н.С.Хрущёв, де-факто второй секретарь ЦК М.А.Суслов и шесть отраслевых секретарей ЦК — А.Б.Аристов, Н.И.Беляев, Л.И.Бреж-нев, П.Н.Поспелов, Д.Т.Щепилов и Е.А.Фурцева.

Немаловажным новшеством на этом Пленуме ЦК стало принятие отдельного Постановления ЦК о создании ещё одного руководящего партийного органа — Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Как известно, в отличие от всех других союзных республик, самая крупная из них не имела своей Коммунистической партии. Все её крайкомы, обкомы, горкомы и райкомы структурно входили в состав самой КПСС. Это была вполне осознанная политика В.И.Ленина, и особенно И.В. Сталина, прекрасно сознававших, что создание в рамках РКП(б) — ВКП(б) — КПСС отдельной Компартии РСФСР чревато неизбежным двоевластием, которое рано или поздно изнутри разорвёт саму партию, а значит, и страну. Поэтому И.В. Сталин всегда столь жёстко реагировал на любые попытки поиграть в российский «патриотизм» и «сепаратизм». Однако теперь в рамках нового курса на расширение прав союзных республик, заявленного на XX съезде партии, было принято решение прибегнуть к некоему компромиссному варианту и создать данное Бюро ЦК КПСС. На этом Пленуме ЦК в состав этой структуры вошли десять человек: Первый секретарь ЦК КПСС Н.С.Хрущёв, по должности ставший его председателем, секретарь ЦК Н.И.Беляев, который стал заместителем председателя, заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС по РСФСР В.П.Мыларщи-ков, заведующий Отделом партийных органов ЦК КПСС по РСФСР В.М.Чураев, председатель и первый заместитель председателя Совета Министров РСФСР М.А.Яснов и А.М.Пузанов, а также первые секретари четырёх крупнейших обкомов партии — Московского, Ленинградского, Горьковского и Свердловского — И. В. Капитонов, Ф.Р.Козлов, Н.Г.Игнатов и А.П.Кириленко.

Надо сказать, что в исторической науке существуют разные подходы в оценке деятельности этого Бюро и его положения во властной вертикали. Например, профессор А.В.Пыжиков[363] был убеждён, что это Бюро выступало только в качестве некой «промежуточной ступени» и занимало «недостаточно высокое положение среди остальных партийно-государственных структур». Оно занималось в основном идеологией и хозяйственными вопросами, в его работе «представители высших эшелонов власти участвовали эпизодически», а «в полном составе оно собиралось не более двух-трёх раз в год». Более того, «его председатель Н.С.Хрущёв за все восемь лет всего один раз присутствовал на его заседании — 27 марта 1962 года, — где выступил с докладом «О перестройке управления сельского хозяйства в областях, краях, автономных республиках РСФСР»[364]. Его же оппонент А.В. Сушков[365], напротив, считает, что этот орган имел довольно высокий статус в высших эшелонах власти, поскольку сам Н.С.Хрущёв установил «обязательное вхождение в состав Президиума ЦК КПСС заместителя, а затем первого заместителя председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР и председателя Совета Министров РСФСР, что стало очередным шагом к созданию более самостоятельного, эффективного и действенного руководства Российской Федерацией».

И действительно, если взглянуть на персональный состав всех заместителей председателя этого Бюро, а также глав российского правительства, то многие из них — Н.И.Беляев, А.Б.Аристов, Ф.Р.Козлов, А.П.Кириленко, Д.С.Полянский и Г.И.Воронов — занимали не последнее место в высшем руководстве страны.

Только после выборов нового состава ЦК и исчерпания официальной повестки дня 25 февраля состоялось последнее закрытое заседание съезда, на котором с секретным докладом «О культе личности и его последствиях» выступил Н.С.Хрущёв. Вопреки установленной традиции в президиум съезда вошли только члены Президиума ЦК и во избежание любых случайностей ведущим этого утреннего заседания стал глава правительства маршал Н.А. Булганин, который и предоставил слово для произнесения доклада Первому секретарю ЦК.

До сих пор существует ходящее представление, навязанное А. Н. Яковлевым и Ко, что хрущёвский доклад стал полной неожиданностью для подавляющего большинства делегатов XX съезда и был выслушан ими в гробовой тишине. Однако это не так. Как уже говорилось выше, в той или иной степени о «культе личности» в ходе прений по Отчётному докладу ЦК говорили ряд партийных вождей, в том числе В.М.Молотов, Г.М.Маленков, М.А.Суслов и А.И.Микоян, которые исподволь готовили делегатов съезда к этому докладу Н.С.Хрущёва. Знали об этом докладе и многие другие делегаты съезда, в частности члены и кандидаты в члены ЦК и члены ЦРК, то есть как минимум более трёх сотен человек.

Тем не менее большинство делегатов съезда действительно не знали об этом докладе, и на многих из них он действительно произвёл шоковое впечатление. Жаль только то, что многие из них так и не узнали, что Первый секретарь ЦК им нагло и безбожно лгал…

Официальный текст этого доклада был впервые опубликован в нашей стране только в 1989 году в партийно-историческом журнале «Известия ЦК КПСС»[366]. Затем в 2002 году этот доклад уже был издан со всеми известными редакциями и вариантами текста, которые давно «вдоль и поперёк» изучены в исторической литературе. Между тем, как совершенно справедливо заметил профессор Р.Г.Пихоя, что читал, а что вещал делегатам партийного съезда Н.С.Хрущёв, «достоверно неизвестно», ибо установить степень соответствия печатного текста хрущёвского доклада и его реального выступления «не представляется возможным»[367].

В связи с этим обстоятельством мы не будем утомлять уважаемого читателя перечислением всех лживых хрущёвских перлов, которые уже давным-давно разоблачены многими историками и публицистами, в том числе известным российским журналистом Д.Ю. Лысковым и американским исследователем Г. Ферром[368], и лишь кратко упомянем о части из них.

Во-первых, предварив основную часть доклада подборкой нескольких цитат из работ К.Маркса, Ф.Энгельса и В.И. Ленина, в которых они сурово осуждали «всякое проявление культа личности», Н.С.Хрущёв впервые публично заявил о существовании совершенно чуждого марксизму-ленинизму культа личности И.В.Сталина, который в последние годы его жизни приобрёл чудовищные размеры и извращённые формы. Само возникновение сталинского культа он связал исключительно с «отрицательными качествами» усопшего вождя, в частности его грубостью, капризностью и нетерпимостью, о чём сначала «своевременно подметил» В.И. Ленин в своём «Письме к съезду», а затем Н.К.Крупская в личном письме Л.Б. Каменеву и опять же В.И. Ленин в таком же личном письме И.В.Сталину[369].

Во-вторых, И.В.Сталин, безусловно, сыграл «свою положительную роль» в праведной борьбе против троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, буржуазных националистов и «других врагов ленинизма». Однако «даже в самый разгар ожесточённой идейной борьбы к ним не применялись крайние репрессивные меры» и «борьба велась на идейной основе». Но уже «через несколько лет», когда в «основном был построен социализм, ликвидированы эксплуататорские классы, когда коренным образом изменилась социальная структура советского общества и резко сократилась социальная база для враждебных партий, политических течений и групп», а «все идейные противники партии были политически давно уже разгромлены, против них начались репрессии». Затем кровавый каток этих политических репрессий, теоретическое обоснование которым на февральско-мартовском 1937 года Пленуме ЦК дал лично И.В. Сталин в своём докладе «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников», прошёлся и по «многим честным коммунистам», которые «вынесли на своих плечах Гражданскую войну, первые, самые трудные годы индустриализации и коллективизации, которые активно боролись против троцкистов и правых, за ленинскую линию партии». И в качестве самого вопиющего примера таких репрессий против «честных коммунистов» Н.С.Хрущёв назвал уничтожение 98 из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде партии в феврале 1934 года. По сути дела, лично И.В.Сталин и два самых кровавых руководителя НКВД Н.И.Ежов и Л.П.Берия несут прямую персональную ответственность за все массовые политические репрессии и фальсификацию всех следственных дел, в ходе которых погибли сотни тысяч невинных жертв, в том числе видные партийные и государственные деятели Р.И.Эйхе, П.П.Постышев, В.Я.Чубарь, В.И.Межлаук, Я.К.Рудзутак, С.В.Косиор, М.Л.Рухимович, Г.Н.Каминский, И.Д.Кабаков, А.В.Косарев и многие другие руководители страны и настоящие партийцы. Более того, в свете открывшихся беззаконий очень подозрительно выглядит не только сама гибель С.М.Кирова, но и следствие по этому делу, поскольку именно убийство этого влиятельного члена Политбюро, секретаря ЦК и первого секретаря Ленинградской парторганизации непосредственно послужило предлогом для начала массовых политических репрессий в стране.