Федька с бывшей Воздвиженки

Федька кивнул головой.

— Что по немецкому задавали? — спросил Витька. Уроков он никогда не готовил. Оставшись в пятом классе на второй год, он считал, что тратить время на домашние задания — непростительная роскошь для будущего мастера спорта.

— Стихи задали, — ответил Герка. — Дер эрсте шнее.

— Снег, значит, — перевел Витька. — Первый снег. — Он сплюнул.

Плевался Витька мастерски. У Сережки так не выходило, как он ни старался: сквозь сжатые губы вылетала тоненькая струйка и летела вперед на три-четыре метра. Как из детской соски, если ее проткнуть раскаленной иглой и наполнить водою, насадив на водопроводный кран.

— Анна унд Марта баден, — сказал Витька задумчиво. — Или фарен нах Анапа. Фатер, фатер, ком цурюк, цвай зольдатен... Начальнику орса привет! — крикнул он, увидев квадратный зад шагающего впереди Вовки Миронова.

Вовка не оглянулся, а засеменил быстрее. Тогда Витька подбежал, поднял над Вовкиной головой руку и произнес:

— Висит...

Вовка должен был сказать «застыло», чтобы избежать удара, но Герка опередил его и крикнул:

— Бей!

Витькина ладонь шмякнула Вовку по затылку.

— Здорово, сосед, — сказал Витька. — Что у тебя сегодня в портфеле? Колбаса, яичный порошок или суфле на сахарине?

— Коврижка, — выдавил неохотно Вовка.

— Ништяк! — воскликнул Витька и шепотом добавил: — Спасибо твоему папе за счастливое и радостное детство и за отличное снабжение будущих чемпионов хоккейного спорта...

Отец Вовки Миронова работал начальником орса — отдела рабочего снабжения. Он очень любил своего единственного сына и кормил его колбасой, котлетами, шоколадными конфетами и прочими редкостями. Только отец не знал, что своему соседу по подъезду и телохранителю Витьке Новожильскому сын отдает половину завтраков и делает это добровольно.

— А теперь канай отсюда, — сказал Витька и хлопнул Вовку связкой учебников и тетрадей по спине.

4

— Стародубов, к доске.

Сашка оперся на крышку парты, поднял костыль, одернул гимнастерку и, откинув назад длинный, с проседью чуб, пошел вдоль ряда парт. Левая нога вперед, костыль, отставленный вбок, за ногою.

— А что, диктанта не будет? — Витька уперся концом ручки в Федькину спину. Он переписывал песню, которую ему дал Федька.

— К диктанту вы еще не подготовлены, — сказала Анна Васильевна. — Отложим на следующий урок. Тебя это очень беспокоит, Новожильский?

— Не очень. — Витька снова уткнулся в лист бумаги.

Анна Васильевна наклонила голову и поверх очков посмотрела на Витьку.

— Твой внешний вид тебя тоже, кажется, не беспокоит, — заметила она.

— Беспокоит, — ответил Витька. — Хромовые сапоги негде достать. Может, отец Миронова помог бы, а? — Витька многозначительно поглядел на класс. Потом сверкнул зубом из самоварного золота и снова принялся писать.

Анна Васильевна почему-то покраснела.

«Боже мой, — подумала она, — уж не намекнул ли Новожильский на то, что отец Миронова за репетиторские занятия с его сыном иногда вместо денег приносил кое-что из продуктов? Глупости. Надо взять себя в руки. Главное, не давать ни на минуту почувствовать, что я старше их всего на девять лет».

И Анна Васильевна поверх очков посмотрела на Стародубова. Очки Анна Васильевна носила больше для солидности. Зрение у нее было почти нормальное. Но без очков она выглядела девчонкой, ведь всего полтора года назад она закончила пединститут. И косы свои Анна Васильевна тоже остригла, чтобы выглядеть опытным педагогом. Короткие волосы она скрепляла гребнем на затылке и выглядела действительно очень взрослым человеком. Если бы не девическая застенчивость и изумительная способность краснеть, когда не надо.

Сережка положил на колени «Блистающий мир» Грина, откинулся на спинку скамейки и сделал вид, что о чем-то думает.

Сашка оперся о доску и смотрел в окно, стекла которого крест-накрест были заклеены бумажными полосками. Во дворе мальчишки играли в колдунчики и вертелись возле мусорного ящика.

— Расскажи, что ты знаешь о местоимении, — сказала Анна Васильевна.

Сашка молчал и продолжал глядеть в окно.

Федька рисовал на промокашке танки и самолеты. Дочитывать на уроке «Трех мушкетеров» у него не хватило смелости — Анна Васильевна могла забрать книгу. Надо было дождаться урока рисования. Алена Иванова, сидевшая слева от него, зашуршала под партой бумагой и ткнула Федьку в коленку. Федька опустил руку, и на ладонь его высыпались три слипшиеся конфеты-подушечки.

Герка молча созерцал, как Анюта Федорчук чистила перо «86» о самодельную перочистку из суконных тряпочек.

— Где перо достала? — прошептал он.

— У мамы на работе. Хочешь, подарю?

— Давай.

Герка открыл последнюю страницу тетради по арифметике и начал ставить в клеточках крестики. Через три минуты Анюта могла в узорчатой рамке разобрать буквы — «АНЮТА».

— Красиво как, — прошептала она. — Научи меня.

— Ну что же, Стародубов, садись. — Анна Васильевна поднесла к очкам классный журнал и ручкой-самопиской хотела поставить в клеточку напротив Сашкиной фамилии всего две буквы — «Пл.», то есть «Плохо». Но не успела. Дверь отворилась, и в класс заглянул Максим Максимыч.

— Анна Васильевна, извините, можно вас на минутку, — сказал военрук.

Анна Васильевна вышла из класса, прикрыв дверь, и через некоторое время вернулась, закрыла журнал, так и не поставив отметки. Она задумчиво смотрела на Сашку. Странным он казался мальчиком. Анна Васильевна никак не могла выкроить свободный часок, чтобы пойти к нему домой. Надо и в очереди за керосином постоять, и тетради проверить, и к урокам подготовиться, чтобы вихрастикам было интересно слушать. А пойти к Сашке нужно было непременно. Хорошо, Максим Максимыч предупредил, что у Сашки мать заболела и он не мог выучить уроков. А ведь сам Саша ничего не объяснил ей. Какой-то скрытный тот вихрастик. От ребят Анна Васильевна узнала, что Сашка воевал в партизанском отряде, и ей очень хотелось, чтобы ее ученик выступил на праздничном вечере и рассказал, как народные мстители не дают немецким оккупантам спокойно спать, посылают под откос эшелоны и взрывают склады с боеприпасами.

Однажды Анна Васильевна после уроков спросила Сашу, не хочет ли он рассказать ей о партизанах. «Ведь ты воевал». Сашка насупился, отвернулся от нее, буркнул: «Вот еще», — и, не прощаясь, пошел прочь. «Какой-то бирюк и нелюдим», — первое, что тогда пришло в голову Анне Васильевне. Но позже она подумала, что нелюдимым Сашу сделала война. И когда директор спросил учительницу, не выступит ли Стародубов на районном пионерском слете, она ответила, что, пока не поговорит с Сашей, ни о каком публичном выступлении ее ученика не может быть и речи.

— Пусть твоя мама, — сказала Анна Васильевна, когда Сашка сел на место, — придет в школу.

— Она не сможет прийти, — сказал Сашка.

— Почему? — Анна Васильевна сделала вид, что удивлена.

— Она в больнице лежит, — сказал Сашка.

— Нечем тебе порадовать больную маму, — сказала Анна Васильевна и прикусила верхнюю губу. «Говорю, — подумала она, — как старая гимназическая крыса». — А сейчас кто мне ответит, что такое личное местоимение?

— Можно, я? — Вовка Миронов всем своим телом тянулся с парты вслед за рукою.

— Пожалуйста, Миронов.

Вовка как по писаному отчеканил все правила.

— Приведи примеры, — сказала Анна Васильевна.

— Товарищ, верь, взойдет она, местоимение женского рода именительного падежа «она», звезда пленительного счастья.

— Еще.

— Вот шпарит, — шепнула Анюта Федорчук.

— Па-де-де с одним де, — ответил Герка.

Анна Васильевна неслышно подошла к Витьке Новожильскому, склонившемуся над листком бумаги.

— Ну-ка, Новожильский, покажи, что ты там пишешь? — Анна Васильевна взяла листок, который Витька не успел спрятать в парту.

— Так, — учительница прошлась взглядом по Витькиным загогулинам.

Они идут туда, Где можно без труда Достать себе и женщин и вино...

«Что же сказать ему? Что же сказать?» — вертелся в голове Анны Васильевны один и тот же вопрос.

— Местоимение «они» множественного числа, — доверительно прошептал учительнице Витька.

«Издевается», — подумала Анна Васильевна и с отчаянием ощутила, как запылали ее щеки. Ни очки, ни отрезанные косы не помогали.

— Зачем ты ходишь в школу, Новожильский? — спросила Анна Васильевна, шагая между рядами парт. Она старалась глядеть не под ноги, а на черную доску. — Чтобы переписывать подобные вещи?

Витька досадливо поморщился и отвернулся к окну.

— Садись, Миронов. Сидельников, приведи еще пример.

Сережа вскочил со скамьи, и книжка упала с его колен. Он посмотрел на Анну Васильевну, поднявшую книгу, и сказал:

Дед свою любимую рубашку Мне на крестины вздумал подарить...

— Малоудачно. — Анна Васильевна подошла к столу и положила на него новый трофей.

Я вам не скажу за всю Одессу, Вся Одесса очень велика, —

снова ответил Сережка. — Сразу два местоимения — «я» и «вам» дательного падежа множественного числа.

— Там есть песня получше, — сказала Анна Вабильевна.

— Какая? — спросил Сережка.

— Можно, я? — Вовка Миронов снова пытался влезть в свою вытянутую руку.

— Пожалуйста, Вова.

— В темную ночь ты, любимая, знаю — не спишь, и у детской кроватки тайком ты слезу утираешь... Местоимение...

— Сядь! — Витька треснул Вовку учебником русского языка по затылку.

— Новожильский, выйди из класса! — сказала Анна Васильевна.

— Пожалуйста, — Витька засунул руки в карманы брюк и, подойдя к двери, пропел: — В темную ночь ты, любимая, знаю — не спишь, и у детской кроватки тайком ты в кино удираешь…

Герка фыркнул, но тут же сник под взглядом учительницы.

Вот почему, решила про себя Анна Васильевна, вихрастики не любят Миронова. Когда она занималась с ним по русскому языку, ей пришли на память слова песни из фильма «Два бойца», и она сказала Миронову, что ей очень нравится эта песня. И Миронов привел эти слова на уроке. Зарабатывал отличную отметку.

— Просто поражаюсь таким ученикам, как Новожильский. — Анна Васильевна поглядела поверх голов ребят. — Мало того, что ты, Сидельников, читаешь на моих уроках постороннюю книгу. Полищук, не вертись. Но ты выбрал книгу писателя... Федорчук, положи ручку на место...

Анна Васильевна думала, что у Грина есть только талант подражать Эдгару По и Фенимору Куперу. Об этом она узнала на лекции по литературе. Профессор рассказывал о Грине одну-две минуты. Но Анна Васильевна слово в слово записала лекцию и помнила наизусть.

— Где ты достал эту книгу? — спросила она Сережку.

— У отца в шкафу.

— Неужели тебе могла запомниться ну хотя бы одна строчка из произведений этого писателя?

— Запомнилась. «Они жили долго и умерли в один день».

— Ну и что же? — удивилась Анна Васильевна. — Ты, Сережа, всегда отличался хорошим вкусом. А теперь я слышу от тебя песенку про Костю-моряка и тут же слова о том, что кто-то умер в один день с кем-то. Пессимизм какой-то...

«Ой, не то я говорю», — Анна Васильевна чувствовала, что слова ее неубедительны, тем более что фраза Грина ей очень понравилась. Наверняка ребятам было незнакомо слово «пессимизм». Никто из них не спросил, что оно значит. И Анна Васильевна поняла, что ученики не поверили ей. Не поверили не потому, что учительница могла ошибиться, а потому, что верили Сережке...

— Ну ладно, — сказала Анна Васильевна. — Оставим этот разговор до классного собрания. Ты не забыл принести рисунок?

— Нет. — Сережка протянул учительнице завернутый в газету четырехугольник. Анна Васильевна развернула газету и сказала:

— Ну просто умница!