* * *Перевод Н. Стефановича
Пришла в смятении, а вдруг следят за ней? Газель от хищных так скрывается зверей. Подобно мускусу она благоухала, Кристаллов камфары была она светлей. И в сердце бурное внесла успокоенье, И утолила зной безудержных страстей. Я наслажденье пил так медленно глотками, Как птица пьет росу с травы или ветвей. Лишь отошла она — и утреннее солнце Вдруг стало заходить, и сделалось темней… Но встреча нежная такой была короткой, Как встреча жениха с невестою своей. * * *Перевод Н. Стефановича
Пусть сатиры мои порицает жестоко молва, — Почему же твердят, что я в одах достиг мастерства? Говорят: «Ты за них ожидаешь награды бесценной». Неужели мои не бесспорны на это права? Но поэмы мои? Отвечают: «Они вдохновенны». А стихи о любви? «Это чудо и верх волшебства». И тогда я сказал: «Лишь таким доказательствам верьте; Здесь для правды простор, что нетленна и вечно жива. Целомудренна речь, что исходит из чистого сердца, Подлеца узнаёшь — крики брани заслышав едва… Допущу ль, чтобы вдруг мусульманина, единоверца, Мой изранил язык, чтобы стрелами стали слова?» [МЕЧ]Перевод В. Потаповой
Кто в него вдохнул огонь летучий? Чьей рукой он выкован умело? Ты извлек его, как дух, из плоти. Извлекая дух, войдет он в тело. Глянцу безупречного булата Блеск пустыни уподоблю смело. В зеркале меча и некрасивый Стал красавцем: это — джиннов дело! Крылышки подняв, — не утонуть бы! Муха на клинок блестящий села. * * *Перевод В. Потаповой
Остается мне одно: жизнь разменивать на дни, Чтобы горе покупать. Незавидная награда! Если б мог я растопить сердце в пламени скорбей — Превратить его в слезу для меня была б отрада. Осужден я вспоминать время юности своей, И всего дороже мне эта горькая услада. * * *Перевод Н. Стефановича
Ты в спину ужалила злобно верблюда — и что ж? Верблюду мученье такое сносить невтерпеж. Вот так ростовщик хочет высосать кровь из страдальца, На лезвие лекаря жалящий хобот похож. Как щеголи хну растирают на кончиках пальцев, Так ты свои лапки — в крови обагренные — трешь. * * *Перевод В. Потаповой
Докучая творцу оправданьем своим запоздалым, Словно тяжкое бремя, влачу я грехи без числа. Но порывы раскаянья длятся не долее часа. Вслед за ними, как прежде, греховны слова и дела. С чернотою ночной соревнуясь, дневное сиянье На висках серебрится, и поступь моя тяжела. Это смерти покой костенит постепенно суставы. Искры юности гасит его роковая зола. Целый век я провел, свой надел расточая беспечно. Время годы мои между тем промотало дотла. Если даже мне щедрую прибыль судьба приносила, Всякий раз для меня эта прибыль накладом была. Проницаешь ты, господи, взором туда, где граница Между скрытым и явным в душе у меня пролегла. К добродетели душу мою преклони милосердьем, Защити мое сердце, творец, от пороков и зла, От речей недостойных — язык, от соблазна — мой разум, Чтобы грешные помыслы не омрачали чела! * * *Перевод В. Потаповой
Могилу найдешь ты на ложе своем. От смерти укрыться в дому невозможно. Опо´енный зельем обмана, ты — слеп. О мире твое представление ложно. В ущерб наслажденьям искал ты любви У той, что тебя ненавидит безбожно. Судьбы опрокидчивый посох отбрось! Опора такая, увы, ненадежна. Из праха взошел ты, и в лоно земли Заход предначертан тебе непреложно. * * *Перевод В. Потаповой
Кровавыми глазами ран заплакала война. Колючий ряд ее зубов улыбкой обнажен. Клубясь, окутала меня, как туча, битвы пыль. Как молнию, блестящий меч я вырвал из ножон. Мечом кольчугу распорол, как будто полоснул По зеркалу озерных вод, — и витязь был сражен. Взвивался на дыбы мой конь и упадал скалой, В жестокой схватке нанося противникам урон. В пути ночном берет разгон мой вороной скакун Быстрее вспышки грозовой, секущей небосклон. Свою решимость я теперь с бессонницей сравню, Что перебила в час ночной ленивца крепкий сон. Как будто факел смоляной горит в моей руке — Скачу, мечом пронзая мрак, и убегает он. * * *Перевод Н. Горской*
Меня сторониться ты будешь доколе? За что мне ниспослана горькая доля?! Сокрыт от меня животворный родник, Я деревцем чахлым бессильно поник. Где светоч надежды, где радость былая? Меня иссушила строптивица злая. Бальзам превратился в губительный яд, Друзья на меня с сожаленьем глядят. Лишь вспомню прекрасные томные очи, И чувствую — больше томиться нет мочи. И взор отуманен бессрочным дождем, И места мне нет в этом мире пустом. При засухе ливень — великое благо, Но где она, где благодатная влага? Я — верности пламя, прорвавшее мрак, Но шквал вероломства погасит маяк. Подобно глупцу не сверши злодеянья — Даруя, назад не бери подаянья. За вызов на бой мой упрек не сочти — Пути к примиренью в бою не найти. Но ты, как мираж, меня мучишь и манишь: Надежду вселишь и сейчас же обманешь. Я стойкость утратил, я плакать устал, Нестойким от стойкого холода стал. Что может избавить от муки страдальца? Лишь губы любимой да нежные пальцы. Я гибну, тону, погружаюсь на дно, Отрады в друзьях мне найти не дано. И ласки красавиц недуг мой не лечат — Лишь сердце недужное пуще калечат. Как звезды пред ярким светилом дневным, Так блекнут все девы пред солнцем моим. * * *Перевод Н. Горской*
Я понял: время упрекать смешно — Оно тебе не внемлет все равно! Все, что ушло, уходит без возврата — От века жизнь потерями чревата. Ветшает новое, тускнеет взгляд, Становится пустыней пышный сад. Когда тоска день ото дня острее, Не медли, оседлай коня скорее, Дорогой дальней сердце уврачуй, По миру необъятному кочуй, Диковинам дивись, не ведай страха И спи сторожко — как на ветке птаха. Не забывай про меч булатный свой, Сверкающий струею дождевой. В деяньях повседневных, в ратном деле Стремись к высокой, благородной цели, А выйдет случай — подвиг соверши, Отдав ему весь пыл своей души. Как верный друг, неразлучим с тобою Твой острый меч, откованный для боя. Пусть не страшит тебя пустыни зной, Где лжет мираж, маня голубизной: Во имя справедливости великой Ведут сраженье с ложью многоликой. Пытался я уразуметь не раз, Как время перекраивает нас. Судьба порой кого-то приголубит, Но — приголубив — тут же и погубит. Поманит солнцем — и нашлет грозу, Счастливец для нее — сучок в глазу. И потому не в радость мне застолье, На веселящихся взираю с болью. Заране знаю: день иль год пройдет, И обернется ядом сладкий мед. Вот так и я отравлен горьким ядом: От родины вдали, с волками рядом Живу, никем не понятый, немой, И только книга — собеседник мой. Скорее птицу Феникс ты обрящешь, Чем друга на развалинах горящих. Но ведь не вся земля во мгле, в золе, Ведь есть же где-то люди на земле! Найду я друга на земле просторной, Пускай помчит меня скакун проворный, Верблюд, неутомимый на бегу, Как ростовщик, почуявший деньгу. Пусть проводник, поводьями играя, Обозревает даль чужого края. Когда закроют тучи свод небес, Мое копье уронит звездный блеск. А если умереть в бою придется, Душа к родному берегу прибьется. Но перед тем, как бездыханным лечь, Я обнажу мой верный острый меч. О йеменская сталь, как ты, бывало, В сраженьях ослепительно сверкала! Клинок еще хранит горнила зной, И влажно блещет гладью слюдяной. Легчайшей рябью по зеркальной речке Расходится седой туман насечки. Но вмиг исчезнет дымка седины, Лишь хлынет на нее багрец войны. О меч, глашатай доблести и славы, Ты воинов зовешь на пир кровавый! Мы жили праведно в родной стране, Храня свой кров и не стремясь к войне. Но небо звездное закрыли тучи, И каждый сделался звездой падучей. Нас враг теснил, лютуя как шайтан, И поредел в сраженье звездный стан. Тому, кто выжил, что теперь осталось? Лишь слава праотцев — какая малость! На небе меркнут звезды иногда, Но не померкнет памяти звезда. * * *Перевод Н. Горской*
Ты честен, горд, отважен, родовит — Так знай, судьба тебя не пощадит. Она взирает, гневом не скудея, На благородного, как на злодея. В ее реке горька вода — туда На водопой идут скорбей стада. Нас порождая, не стареет время, Стареем мы, неся несчастий бремя. Дивиться судьбам недосуг судьбе, Зато дивимся мы — самим себе. Читал я книгу жизни с прилежаньем И понял, что урок чреват изгнаньем. Пытался выстоять, но дрогнул все ж, Когда пронзил меня сомненья нож. Теперь брожу, не ведая покоя, Теку куда-то быстрою рекою. И не наскучит мне в тиши ночной Брести сквозь мрак тернистою тропой. С дыханья сбившись, вновь дышу свободно И не сушу себя тоской бесплодной. Нельзя стенать, когда душа болит, — Быть стойким благородство мне велит. * * *Перевод Н. Горской*
За что меня казнишь как лютого врага? Ты тем не дорожишь, кому ты дорога. Меж чаровниц младых ты блещешь красотой, Услада глаз моих, ты соткана мечтой. Мне гибелью грозят прекрасных глаз лучи, Вот так же нас разят лучистые мечи. О, как душа болит! Любовь — источник мук. — В чем мука состоит? — спросила ты подруг. — Влюбись сама скорей, — твердят они в ответ, — И ты поймешь, ей-ей, что горше муки нет. Тому, кто не любил, не объяснишь любви. Коль ты вина не пил — не бродит хмель в крови. * * *Перевод Н. Горской*
На чужбине чужестранка чужестранца утешала, И печалился печальник над печальницей, бывало. Но разлучница разлука двух влюбленных разлучила. О недобрая судьбина, если б ты добрее стала И приблизила скорее радость близости к двум близким, Чтоб душа другую душу, словно лекарь, врачевала! * * *Перевод Н. Горской*
Мне утро злого недруга страшней, А ночь милее дорогого друга: Ведь утро за собой влечет недуг, А ночь меня врачует от недуга. Лишь глянет утро — близости конец, Пугливой ланью прочь бежит подруга. Когда бы сердце сделалось судьей, То ненавистнику пришлось бы туго: Я утром утро так бы пуганул, Что белый свет померк бы от испуга! * * *Перевод Н. Горской*
Когда в младые дни случалось мне болеть, Я знал: любой недуг смогу я одолеть. С годами все трудней вести с болезнью бой, И смертью мне грозит сейчас недуг любой. Дряхлеющая плоть уже полумертва, И огонек души горит едва-едва. Мне ведомо сейчас, что все надежды — ложь, Когда вода — мираж, ее не зачерпнешь. * * *Перевод Н. Горской*
Это копья? Иль, быть может, стрелы? Мне кокетство сердце истерзало. Тетива натянута умело — Сколько острых стрел в меня попало! Копья, стрелы, пущенные смело, — Это взгляды из-под покрывала, Где таятся щеки — персик спелый — И трепещет локон змейкой малой. Губ кораллы, влажный жемчуг белый Мне сулят напиток небывалый. * * *Перевод Н. Горской*
Скакун легконогий, проворный как птица, Ты мчишься вперед по горам и долинам. И ветер вослед за тобою влачится, Завидуя страстно прыжкам твоим длинным. На лбу твоем угольно-черном денница Звезду начертала пером голубиным. Твой всадник засад и преград не боится И в битву вступает с бесстрашием львиным. Враги, берегитесь могучей десницы — В ней меч, отливающий блеском рубинным. До срока в узорчатых ножнах таится Клинок, насурьмленный кровавым кармином. На свет извлеченный из тесной темницы, Он головы рубит ударом единым. Он словно ручей лучезарный струится, Тревожно мерцая багрянцем глубинным. О меч голубой — грозовая зарница В горячечном знойном пространстве пустынном! Боец, что сумеет с тобой подружиться, Средь славных бойцов прослывет исполином. * * *Перевод Н. Горской*
На смену внятной речи человечьей Пришло ко мне беззвучных слез наречье. Слабею, чахну, таю с каждым днем, И смерть вот-вот войдет в мой скорбный дом. Лечить недуг любви — пустое дело, Когда он жжет дряхлеющее тело. Не стоит на влюбленного смотреть — Под взглядами еще больней гореть. Уже достиг я мудрости Адама, Прекрасна мудрость, но любовь упряма: Колдунья посмотрела на меня, И в тот же миг закрылась западня. С тех пор томлюсь, не ведая покоя, Бессонна ночь и полон день тоскою. Газель моя, мне чудилось порой, Что стала ты моей душой второй. Но свет любви я погасил упреком, Теперь грущу о светоче далеком. Мой взгляд коснулся юных алых щек, Кораллы нежных губ слегка обжег. Но все, что сладостным для глаз казалось, Осадком горьким в памяти осталось. Другие девушки мне рай сулят, Но раю с ними предпочту я ад. Я был счастливым в молодые годы, Но поседел — и начались невзгоды. Должно быть, старость — тяжелейший грех, Коль седина отпугивает всех! Смотрю на голову мою седую И в горестном бессилье негодую. Мне зеркало твердит с издевкой злой: Вся жизнь твоя подернулась золой. А думы тлеют, дымом улетают, И дни мои — дотлев — как дым растают. Запомни: с первой прядью соляной Ты — раб, гонимый в пропасть сединой. * * *Перевод Н. Горской*
Будь в мыслях и делах правдив и справедлив, Запомни: мудрецу неправда не к лицу. Коль хочешь слыть живым, не лги, пока ты жив, — Ведь лжец в сердцах людей подобен мертвецу. * * *Перевод Н. Горской*
О горечь разлуки, о мука ночная, Бескрайняя, черная ночь ледяная. Глаза — два провала, две рваные раны, В них горе сочится росою багряной. А море во мраке, как мерзлая глыба, И к черному мраку припаяна рыба. Где грозди созвездий, где месяц двурогий? Померкли светила иль сбились с дороги? Ах, если б, страдая, мне выстрадать юность, С волос моих сбросить постылую лунность! Забыть на рассвете тревоги ночные, Вернуть бы мне кудри мои смоляные… А ночь, как верблюд, подогнувший колени, Простерлась огромной причудливой тенью. Мерцает на небе Стрелец розоватый — Как будто стреляет по тени горбатой. Стряхнув позолоту, бледнеют Плеяды, На запад спускается звездное стадо. О ночь, твои чары уже ослабели — Проснулся рассвет в золотой колыбели. * * *Перевод Н. Горской*
Твой сияющий румянец — солнца танец, Алый глянец на весенней розе млечной. Ускользаешь веткой гибкой, верткой рыбкой, Озарив улыбкой зыбкой нашу встречу. Расплетаясь, косы блещут, вольно плещут, Омывая плечи многоструйной речкой. Кто ты — свет неуловимый, струйка дыма, Или дождь неудержимый, быстротечный? Я шепчу, вздохнув украдкой, — ты загадка, Мне несладко от твоих противоречий. Тонким станом подразнила — опьянила, Белой ручкой отстранила — мне переча. * * *Перевод Н. Горской*
Познавшему свиданья рай Покажется разлука адом. Мне не забыть медовых уст, Благоухавших райским садом. Жемчужин влажных не забыть, Сиявших драгоценным кладом. Я становлюсь рабом тоски, Когда любимой нету рядом. Как трудно к цели мне идти — Нет сил и нет числа преградам. В пыли, во мраке я влачусь, Отыскивая солнце взглядом. * * *Перевод Н. Горской*
Увидев меня изможденным и бледным, Все муки разлуки она поняла, И руки на шею легли ожерельем, И высшая благость на нас снизошла. Любовь моя жарким костром запылала, Спаяла и сплавила наши тела. Под утро любимая розой цвела, А я был как уголь, сгоревший дотла. * * *Перевод Н. Горской*
В танце, в песенном искусстве андалускам равных нет, Об искусной андалуске так сказал один поэт: О плясунья, о певунья, андалусская колдунья, Всплески музыки и шелка, легкий локон над щекой. В ритме быстром голос чистый льется струйкой серебристой — Позавидовал бы Ма´бад сладкозвучности такой. Ни в скольженье, ни в круженье нет ни капли напряженья — Ножки легкость, гибкость стана, жест чеканный, колдовской. Даже ива над обрывом рядом с этим дивным дивом Показалась бы корявой неотесанной доской. В танце пылком, легкокрылом ты нам тайну приоткрыла, Что в тебя влюбилось солнце и утратило покой. Мы взираем и внимаем, муки солнца разделяем И, вздыхая, проливаем слезы радости рекой. * * *Перевод Н. Горской*
Поймав газель, пленившую меня, Мои глаза мне стали западней. Не думайте, что джинния она — Я околдован девушкой земной. Аллах, не мучь бессонницей ее За то, что сон поссорила со мной. Ее уста полны хмельной росы, Как маргаритки юные весной. Мне верится, что я когда-нибудь Напьюсь душистой влаги росяной. * * *Перевод Н. Горской*
Сказал поэт про свой калам:
Ручей в руке, сокрытый в тростнике, Как изумляюсь я твоим делам! Твой черный цвет дарует строчкам свет, Как будто ты источник света сам. Твои следы — прозрачных строк ряды — Подобны прочным каменным валам. Терзаешь ты пергамента листы, Давая жизнь горящим письменам. Сурьмишь свой глаз, чтоб взор его не гас, Тебе сурьма — целительный бальзам. Плетешь узор — мудрец и фантазер — И не берешь в стихи словесный хлам. Но ты жесток: порою бисер строк Подсунешь слабым старческим глазам. Пройдет каприз, и буквы всходят ввысь, Под стать лилейным длинным стебелькам. * * *Перевод Н. Горской*
В разлуке он сказал, тоской томим:
Растаял призрак твой, как легкий дым, И не явился к берегам моим. Не разрешила ль ты ему прийти, Иль сам он задремал на полпути? И все ж к нему рванулся я мечтой, Но вновь соприкоснулся с пустотой. О призрачный двойник, явись на миг! Иль ложью был любви прекрасный лик, И призраку являться ни к чему? Позволь воображенью моему Окрасить в черный цвет мою судьбу И покарать тебя за ворожбу. Мне ранил сердце темный томный взор, И рана полыхает до сих пор. Ужели созерцать не тяжело Подранка перебитое крыло? * * *Перевод Н. Горской*
Старик ненавидит налет седины, Белесым туманом одевший виски, И дряхлость свою, и согбенность спины, И мелкие, как у ребенка, шажки. А деве младой старики не нужны, Ей гадкими кажутся все старики. Старик, не позорься, касаясь весны, — Сгорят от позора цветка лепестки. Прекрасная дева — подобье луны — Тебя не полюбит себе вопреки. * * *Перевод Н. Горской*
Когда сразит тебя любви недуг, Померкнет день, глаза застелет мрак, Напиток сладкий станет горьким вдруг. Любовь порой страшней, чем лютый враг: Терзающих и плоть и душу мук Не избежит ни умник, ни дурак. * * *Перевод Н. Горской*
Гонимый с родной сицилийской земли,
Поэт говорил от отчизны вдали:
Истерзаны болью, печалью объяты, По знойной равнине мы едем куда-то. Верблюды звенят бубенцами, встревожив Газелей, на дев чернооких похожих, Чью прелесть творила сама красота, Когда ей творить повелела мечта. Кто скажет, что слезы — позорная слабость? Я плачу, и плач мой — последняя сладость На донышке сердца, где плещется горе, Как темное горько-соленое море. Надежда угасла — родная страна Поругана, в руки врагов отдана. Над нею, смертельно больной, угнетенной, Я плачу, свершая обряд похоронный. О боль нестерпимая, мрак лихолетья! Христовыми храмами стали мечети. Скорбят минареты, молчит муэдзин, Здесь колокол гулкий — теперь господин. Монахи — как язвы, несносные глазу, И нету мечей, чтобы выжечь проказу. И нету засовов достаточно прочных, Чтоб стали защитой для дев непорочных. Сицилия славная, видимо, рок Тебя на страданья отныне обрек! Клеймом униженья клеймят тебя румы,[24] И страхом окрашен закат твой угрюмый. А прежде сама ты неверных громила. И страхом, как мелом, их лица белила. Где витязи наши, отваги сыны, Ковавшие славу в горниле войны? На полчища вражьи, отряд за отрядом, Они низвергались шальным звездопадом. И в мареве пыльном сражений кипучих Мечи полыхали, как молнии в тучах. И копья разили противника рать, Блистая — хвостатым кометам под стать. И было сраженье подобием ада, И чахли деревья от смрадного чада. Но слава арабов уже отсверкала: Сицилия — в прахе, Калабрия пала. Дружины патрициев — как воронье — Пируют на дымных руинах ее. Растоптаны, попраны наши святыни, И рабство — удел мусульманок отныне. По морю бегут корабли табунами, Что резвостью могут поспорить с конями. Горящую нефть извергают суда, И адское пламя не гасит вода. И кажется — смерть от понюшки табачной Вовсю расчихалась, надсадно и смачно. И море клокочет горячим вулканом, И тонет округа в тумане багряном… В стране, где мы были когда-то в чести, Сейчас и следа мусульман не найти. Исконных владельцев права попирая, Шайтан воцарился в преддверии рая. В моих Сиракузах, на родине милой, Где праотцев славных святые могилы, Паломников толпы — с зари до зари — Текут в христианские монастыри. О, если бы ныне восстали из праха Бойцы-исполины, не знавшие страха! Но лев — одряхлев — уступает права, И волк поселяется в логове льва. * * *Перевод Н. Горской*
В объятье мы слились, от страсти умирая, И — кары не страшась — вошли в обитель рая. Не согрешили мы, запретный плод срывая, — На ветке он висел, от сока изнывая. Потом сверкнула вдруг зарница заревая, Проснувшийся восток сияньем одевая. И пролил слезы я и — слезы проливая — Глядел, как льется свет, на небесах играя. О ночь, не уходи, разлукой нас карая, Разлучнице заре дорогу открывая! * * *Перевод Н. Горской*
Доколе ты богат, друзьями ты любим, Но стоит обнищать — узнаешь цену им. Под маской друга враг порой вотрется в дом, И крепость может стать разбойничьим гнездом. В лугах горячий конь играет под тобой, Но может подвести, когда начнется бой. Немало соли съешь, немало примешь мук, Покуда разберешь, кто истинный твой друг. Не ссорься с другом зря и клевете не верь, Слова нередко лгут — делами дружбу мерь. С деньгами ты крылат, без денег ты бескрыл, Но истинным друзьям и обедневший мил. Порой достойный муж не знатен, не богат, Но красота души — его бесценный клад.
