Ожидание andante

Незаметно пролетел год. В который раз одуряющую летнюю жару сменила мягкая осень с ее дождями, летающей паутиной и золотой листвой. Я не интересовалась личной жизнью своих сотрудников, было некогда. И как-то пропустила момент, когда Ян стал задумчивым, тихим, грустным, прекратил шутить и улыбаться. Обратила на него внимание только тогда, когда он явно перестал думать о работе: равнодушно приходил, отрабатывал положенное время и также равнодушно уходил. А однажды не явился вообще, и его телефон сообщил мне, что «абонент временно не доступен». Пришлось ехать вместо него в рейс. К сожалению, в бизнесе нельзя не выполнить заказы клиентов, они сразу купят товар у конкурентов. На обратном пути я заехала к подружке, хорошо знавшей его семью и его же мне порекомендовавшей. То, что я услышала, мне не понравилось:

– Лизка с ума сошла.

– Как это «с ума»?

Я не поверила ее словам, подумала, что это неудачная шутка.

– Она вчера из дому ушла в одном махровом халате в лесополосу. Ноябрь дождливый, с морозцем. Они ее всей улицей до полуночи искали.

– Нашли?

– Нашли.

Я задумалась, замолчала. Моя подружка тоже как-то погрустнела. Мы закурили.

– Слушай, Настюха, а что там на самом деле произошло? Я у них несколько раз в гостях была, вместе в кафе Новый год и дни ро ждения отмечали – Лизка всегда веселой была.

– Да знаешь… Это с виду так. А на самом деле… Я как зайду в гости – кумовья всё же, так старуха мамаша с этой молодой ведьмой Мартой сидят на кухне и невестку будущую обсуждают: оливье не так нарезала, крошки не в ту сторону со стола смела, к Марте не тем боком повернулась. А она ведь целый день на работе крутилась, приходила уставшая, замученная.

– А Ян как же?

– А что Ян? Он, как и его отец, против баб не попрет.

– Получается, сожрали они ее?

– Ну да… Раньше Ян у их на подхвате был, все их команды выполнял, а как Лизка появилась, ее стал на руках носить, лелеять, тряпки покупать, цветы там всякие… Вот и сожрали.

– Ясно.

На следующий день Ян явился на работу опухший, с разбитой бровью. Сказал, что погулял с друзьями в ресторане. Я не стала делать вид, будто ничего не произошло.

– Где Лиза?

– Я ее домой отвез, к родителям.

– Ян, скажи мне честно: ты ее любишь?

Он отвел глаза, скривился.

– Не знаю, думал, что люблю. А теперь вот… не знаю.

– Ты же ее с места сорвал, она из-за тебя работу бросила, клиентов потеряла, дочь оставила на родителей. Ты же о чем-то думал? Или твои родственницы думают за тебя?

Ян злобно взглянул на меня, будто ножом по глазам полоснул, и не ответил. Таким я его увидела впервые. Стало неприятно, будто неосторожно прикоснулась к тем самым пресловутым «потемкам» чужой души, о которых так много говорят и пишут, но мало кто их видел воочию. Это была всего секунда, но мне стало страшно, будто повеяло от доброго уютного Яна нестерпимым ледяным холодом. И с этого момента я, как ни грустно, стала его опасаться. Что-то необъяснимое почувствовала своим женским чутьем. И просто приняла к сведению.

– Ладно, придешь в себя, выходи на работу. А сейчас домой, нечего клиентов пугать, – я говорила резко, до такой степени кипела в душе злость – за Лизкину безобидность, за мое разочарование в том, кто мне до этого момента так нравился.

Как ни странно, через некоторое время всё наладилось. Ян повеселел, по-прежнему ездил в город-улей на работу и даже встречался с Лизой, передавал от нее приветы. Через несколько месяцев он уволился, и я потеряла его из виду. Потом я узнала, что он сделал в ее квартире ремонт, иногда приезжал к ней на выходные и даже несколько раз возил их с дочкой на море.

Так прошло два года. И за эти два года его жизнь повернула совсем в другую сторону. Когда-то мягкий, обаятельный, Ян загулял, стал менять любовниц, превратился в самоуверенного нагловатого мужчину с презентабельной внешностью и при помощи начальственных подруг матери устроился на хорошую должность. Однажды мы с ним встретились в супермаркете. Он стал солидным, заматерел. Его обаяние, казавшееся раньше легким и светлым, приобрело оттенок превосходства, замешенного на тонко отточенном хамстве. Начальствующим дамам среднего возраста такое отношение, возможно, нравилось. Мне – нет. И я, пообщавшись накоротке, постаралась о нем забыть навсегда.

А Лиза так и осталась влюбленной «соломенной вдовой», цель жизни которой теперь сосредоточилась на ожидании Яна. Вдруг заедет? А может, и ночевать останется? Ювелиры города, когда-то обожавшие свою «золотую принцессу», не простили ей отступничества – им Ян стразу категорически не понравился. Старый Бекир его вообще «фигляром» обозвал, да так эта кличка к возлюбленному Лизы и прилепилась. Но она этого старалась не слышать. Серьезную работу ей больше не поручали, держали на подхвате. Как говорится, «свято место пусто не бывает». Гранатовые лилии давно научились делать ее бывшие ухажеры-конкуренты, и делали успешно.

…Моя жизнь была слишком стремительной, чтобы тратить время на воспоминания. Близились очередные новогодние праздники. Заказы, подарки, маленькие дорогие сюрпризы женам, любовницам и подругам – всё это нужно было клиентам срочно, практически «вчера». Офис работал по двенадцать часов в день, пришлось даже нанять еще одну машину для доставки товара. Предприниматель не выбирает время для заработка, он под него подстраивается. И вот, когда витрины магазинов ослепительно засверкали гирляндами, а веселая молодежь начала отмечать очередной наступающий Новый Год, ко мне в офис неожиданно явилась Лиза.

Она подурнела и поправилась, все время извинялась, виновато улыбалась, левый уголок ее рта часто подергивался. Подарив мне пакет с дорогим шампанским и роскошную коробку конфет, она сказала, что везет подарки для Яна и всех его родных. Была она похожа на больного чумкой спаниеля. Я испугалась за нее, бросила все дела, схватила за руку, затащила в ближайшее кафе, стала отпаивать кофе с пирожными и уговаривала не унижаться перед тем, кто ее бросил. Она меня не слышала и смотрела в одну точку, кивая в ответ, как механическая кукла. Тогда я расплатилась, заказала такси, отвезла ее на вокзал и посадила в автобус. На душе было мерзко. Думалось о том, что к Яну я когда-то тоже была очень расположена – настолько он казался теплым, уютным, своим. Рядом с ним было так же хорошо, как в старом обжитом доме с жарко растопленным камином. И почему-то не проходило чувство вины перед несчастной потерянной Лизой: они ведь познакомились благодаря мне.

…Прошло еще два года. Я несколько раз встречала Яна – он раздобрел, ездил на дорогой импортной машине цвета гнилой вишни, поседел. Видела несколько раз и Лизу. Она по-прежнему его ждала. Сказала мне, что, расставшись с очередной пассией, он предложил ей выйти за него замуж, но она ему отказала. Я ей не поверила, но поняла, что в их отношениях так ничего и не изменилось. Непонятно мне было только, зачем Ян к ней время от времени приезжал? Чтобы наслаждаться ее влюбленными глазами?

Это был сентябрьский день – еще по-летнему горячий, мятно-полынный, но уже одаривший золотыми гирляндами верхушки придорожных акаций. Небо над головой раскинулось синим бескрайним куполом, как бывает только в теплые осенние дни. Дорога казалась бесконечной узкой лентой, на которую моя машина нанизывала серые жемчуга километров. Я, наверное, уже в тысячный раз ехала в город-улей продавать свой товар. Ничего не изменилось в моем графике встречи с клиентами, меня по-прежнему ждали. Впрочем, как и моих конкурентов, которые тоже стали сюда заезжать по – другим дням.

Неожиданно впереди показалось скопление машин у обочины, водитель притормозил. В густой лесополосе, словно запутавшись в стволах акаций, лежала на крыше смятая новенькая машинка, что-то дымилось, вокруг суетились люди.

Я похолодела:

– Хоть бы живы остались…

Водитель, не отрывая взгляда от трассы, хмыкнул и с видом знатока аварий равнодушно добавил:

– Влетели только что, еще радиатор не остыл.

Когда я вернулась из командировки, мне сообщили, что за рулем пострадавшей машины была Лиза. К счастью, никто не пострадал, все остались живы, не считая нескольких царапин, но машина восстановлению не подлежала. Моя обеспокоенная сотрудница тут же ей позвонила узнать, как и что. Лиза отвечала храбро, что все в порядке, а потом тихо попросила, чтобы я не говорила об аварии Яну, если встречу в городе, как будто его это могло взволновать.

В этот момент я горячо возненавидела и ее, и Яна. Ярость затопила мою душу, словно цунами, и не оставила ничего живого ни от Яна, ни от Лизы. Как можно вот так жить? Зачем тогда вообще жить? Ради Яна, который полгода назад женился на претендентке, которую королевствующие на своем курином подворье старуха-мать и ведьма-сестра подобрали ему по принципу «нагулялся, пора и остепениться»? Но зачем тогда он дурочке Лизе столько лет голову морочит? Или она ему сама названивает и думает, что ему интересны ее проблемы?

Хватит, прочь! Оба!

…Через несколько месяцев, наступил очередной предновогодний декабрь – с его елочно-игрушечной суетой, закрытием долгов, спешкой и подготовкой к праздникам. В очередной раз Лиза неожиданно приехала ко мне в офис – и снова с подарками.

– Сюрпри-и-з!

Она разговаривала с моей сотрудницей, пока я готовила документы терпеливо ожидающему клиенту. А когда та уехала в налоговую, а клиент по своим делам, Лиза осталась пить чай. Видно было, что торопиться ей некуда. Я сделала себе кофе и села напротив, украдкой разглядывая ее лицо. Стала она совсем другой – очень худенькой, словно заболела, какой-то потускневшей, невзрачной. Красивый рот то и дело сводило судорогой – будто хотела улыбнуться, как раньше, и не могла. Глаза казались пустыми, неживыми. Я не могла выбросить из головы пакостную мыслишку, что передо мной сидит кукла – потрепанная, использованная, потерявшая весь свой лоск и выброшенная хозяином за ненадобностью.

Мы начали разговаривать. Лиза в глаза мне не смотрела, виновато косилась в сторону. Было у меня явное ощущение, что она ждала и боялась моих вопросов: собралась вся, напряглась и вместе с тем страстно хотела поговорить. Я не стала делать вид, будто не понимаю, и спросила о Яне, о чувствах к нему. Тут она широко, с облегчением улыбнулась, – будто вытащила на экзамене единственный выученный билет, – и с энтузиазмом фанатика-миссионера провозгласила:

– Надо отпускать, – лицо ее стало приторно-благостным.

– Лиза, о чем ты? Не отпускаешь ведь! – Я почувствовала поднимающееся, как накатывающая тошнота, раздражение. – Он же тебе жизнь поломал! У тебя сейчас ни работы, ни мужа, да и еще и машину разбила…

Она вскинула голову, резко отбросила рукой волосы со лба, в глазах острыми льдинками засверкало злобное упрямство:

– Вы ошибаетесь в отношении меня. Я отпустила. А вот вы сами его не отпускаете. Надо прощать! Нельзя вспоминать старое!

Мне вдруг сделалось тоскливо. Липкая лапа воспоминаний сжала сердце, в очередной, последний, раз выдавливая из него способность прощать и понимать участников этой запутанной истории. Зря она так неосторожно коснулась моих личных эмоций и чувств, это ей непозволительно, она всего лишь часть той посторонней жизни, свидетелем которой я невольно оказалась на своем трудном пути предпринимателя. Все они – клиенты, сотрудники, поставщики – давно стали для меня занавесом, за которым моя собственная жизнь глубоко спрятана от посторонних взглядов в гранитные короба самообладания и самоконтроля.

– Да, Лиза, мне он очень нравился. Я желала ему счастья и честной доброй жизни. Но он не стал защищать свою женщину – тебя! – от матери и сестры. Ну ладно, любовь у него прошла, и меня это не касается, но почему он до сих пор не порвал с тобой? Что он тебе обещает? Что это за такой странный, будто собачий, «поводок» из чувств? Прости, Лиза, но я не понимаю такие отношения. Он же использует тебя. Для своего удобства. Впрочем, мне всё равно. Это ты приехала поговорить.

Лиза отмахнулась от моих злых слов, лицо ее разгладилось, будто она хотела сказать, какой, на самом деле, хороший Ян. И единственный. Но вслух произнесла другое:

– У него на днях сын родился!

Сказала она это с такой гордостью, будто сама ему родила сына на днях.

Тут, к счастью, в офис зашли посетители, наш разговор оборвался, но остался такой осадок, будто мои внутренности обожгло кислотой. Подумалось, что дождалась-таки Лиза своего принца – только не на белом, а на «черном» коне лжи и предательства, уродливо замешанных на вечной потребности эфемерного женского счастья. И преданно любит, и будет жить его редкими звонками, приездами, и не будет у нее уже другой радости в пустой провинциальной жизни, кроме как улыбнуться в телефон серым постаревшим лицом и с улыбкой Джулии Робертс ответить трубке:

– Привет, Ян! Ты сегодня заедешь?

Дары фей, рассказ-фэнтези

Фея работала в одном из ювелирных отделов огромного супермаркета, первый этаж которого был заставлен витринами с золотом, бижутерией, кожей и парфюмами. Молодая женщина была невысокой, не более полутора метров ростом, – белокожая, с черными густыми волосами до плеч, замысловато уложенными в прическу каре. Трикотажное платье пастельно-кораллового цвета облегало рельефные бедра, словно плотная кожура яблока – созревший плод, и взбегало дальше, вверх, от тонкой талии к округлым женственным плечам. Ее ног ангел не видел, их скрывала высокая витрина, но подумал, что они также пропорциональны: с небольшими ступнями и тонкой щиколоткой.

Поразили глаза цвета перезревшей вишни и открытая белозубая улыбка, украшавшая лицо, словно чистейшей воды кварц изящной огранки – строгую серебряную оправу кольца. Глаза-вишни были грустными, будто подернутыми поволокой, – усталости или неясной тоски по давно покинутым садам с райскими птицами. «Да-а, курица не птица, баба – не человек», – в голове ангела непрошено всплыла известная в народе пошлая поговорка, и он отогнал ее от себя, как назойливую муху. Фея не была «бабой», но сама об этом вряд ли подозревала. Во всяком случае, выглядела потерянной. Интересно, за что ее сюда сослали, что она натворила в своих райских садах?

Сам ангел по собственной воле был заперт в человеческом теле, проживал свою жизнь никому не известным поэтом в этом сером, продающемся направо и налево мире. Ангельским крыльям расти запрещал. Не время еще. Фея внезапно всколыхнула в нем глубоко задавленную тоску по давно покинутой родине, стало невыносимо грустно. Боги великие, как же он сюда сегодня попал-то? В этот гротескный, с искусственным блеском ненужных, в большинстве своем, сокровищ, – зал? Неужели кто-то это покупает? А-а, вспомнил…

…Было много людей. Какое-то официозное и безумно важное литературное мероприятие в двухэтажном дворянском особняке – памятнике городской архитектуры. Притягивали внимание высокие потолки с хрустальными люстрами и встроенными в панели современными светильниками, облицованные мрамором стены и полы, вернисаж модного фотохудожника – высокого элегантного красавца с тщательно выстриженной бородкой, окруженного свитой юных учениц. Почему-то при нем были только последовательницы женского пола: красивые, нежные, талантливые и харизматичные в своей цветущей юности. Фотоработы ангелу не понравились – слишком модно, современно, авангардно. Обнаженные натуры девиц на фоне урбанистических пейзажей, серое низкое небо, бесцветные хризантемы – все это выглядело искусственным, неживым, надуманным.

Переливались блеском подвески люстр, лепнина на потолке отсвечивала замысловатыми тенями – как в те времена, когда ангел служил молодым гренадером при дворе императрицы. Тогда также играли скрипки, вел вторую партию сдержанный альт, виолончель добавляла бархата звучанию квартета. Но это светлое воспоминание не обрадовало: сейчас по мраморному мозаичному полу вышагивали не полные аристократичного достоинства князья и военные с дамами, а перепуганные донельзя поэты, приехавшие на фестиваль. И этот страх – одиночества, убийственного опасения быть непонятыми, неоцененными, высмеянными – сплетался в центре зала в угловатый дрожащий ком, словно там копошились мифические дементоры из параллельной реальности Гарри Потера.

Ангелу было глубоко безразличны и растерянные поэты, пугающиеся друг друга, и члены жюри, и дементоры, которых они притащили за собой. Ему не понравился этот призрачный клубок теней, сквозь который приходилось то и дело пробираться, словно сквозь ватную стену. Да еще какая-нибудь мерзкая тварь норовила прилепиться к широкому кожаному поясу выцветших джинсов своими размытыми членами.

Ангел вошел, как и все, в зал, устроился в красном бархатном кресле. Сзади нарочито громко смеялись и сплетничали две молодые женщины, демонстративно выражая полное равнодушие к происходящему. На сцене юная девушка, настраивая скрипку, трогала нежными пальчиками сливочные клавиши первой октавы дорогого немецкого рояля. По сцене то и дело озабоченно пробегала одна из организаторов действа – крупная блондинка в молочно-зеленых шелках. Ее лицо почти скрывали крупные очки в пластмассовой оправе. Ангел читал в интернете ее стихи, и они его тронули. Будто писала их не деловитая зелено-шелковая дама, нервно раздающая распоряжения, а тонкая, глубоко чувствующая женщина с взорванной и наспех зашитой спешащими, вечно уставшими хирургами-травматологами душой: «Ну, кто там следующий?..»

Потом участники фестиваля, попавшие в шорт-лист, выходили на сцену и читали свои стихи. Те, кто не попали, завистливо ерзали в своих креслах, презрительно хмыкали и перешептывались. Ангел не понимал: зачем победители читают свои стихи побежденным? Чтобы те почувствовали себя совсем скверно? Устав слушать, ангел ушел. С моря накатились сумерки, в городе стало тихо.

…Он медленно шагал, вдыхая свежий воздух, и чистый город бросал ему под ноги первые скукожившиеся листья сентябрьских платанов. Дементоры остались в блеске мраморного зала, вместе со своими хозяевами. Правда, встретилась на пути странная, застывшая изваянием старушка, остановившая неподвижный взгляд на расписании закрытой сберкассы. Она показалась ангелу напряженной и злобной, он насторожился. Но когда она, почувствовав его взгляд, обернулась, ангел увидел выцветшие голубые глаза в сетке глубоких морщин – неожиданно добрые и смертельно уставшие. Был еще повисший на толстом проводе, соединившем ствол платана и конек крыши, черный высохший клубок какого-то растения – возможно, дикого винограда, давно потерявшего жизненные соки. Клубок переплетённых веток, словно покинутое гнездо жуткой мифической птицы, ангела напугал. Старушка успокоила.

А потом на город опустился мягкий осенний южный вечер: полупрозрачный, уютный, наполненный зажигающимися огнями. Ослепительно сверкающие витрины магазинов чередовались с безликими ролетами, которые наглухо задрапировали конторы адвокатов, нотариусов и риэлторов. Действительно, зачем риэлтору теплый сентябрьский вечер? Ангел медленно брел по проспекту,  наслаждался сверкающими огнями, а мимо ролет старался пройти быстрее. Навстречу шли люди, катили коляски с младенцами, вели за собой детей постарше и тщательно вымытых расчёсанных собачек в блестящих ошейниках. Одна пожилая влюбленная пара гордо шествовала с такой же пожилой овчаркой, излучавшей особое собачье достоинство. Она дополняла своим присутствием пару, не только охраняя их душевный покой хозяев, но и как-то окончательно скрепляя их осознанное с возрастом единодушие.

Ангел этим трио залюбовался.

И тут его внимание привлекло длинное здание. Оно было непривычно облицовано черным гранитом и украшено по периметру цветущими сиреневыми мелколистными хостами. Это было красиво. Внутри, за чисто вымытыми витринами сновали люди. Ангел вдруг снова соскучился по суете, яркому свету, захотелось войти внутрь. На него надвинулись витрины с золотом, ядовито сверкающей в искусственном свете бижутерией, коробками с духами, бутылочками, флаконами и искусственными цветами.

– Где у вас серебро продаётся?

– Через три пролета направо.

– Спасибо.

Повернув направо в очередной ювелирный отдел, ангел увидел фею. Ее глаза-вишни были грустны, улыбка завораживала, захотелось остаться.

– Есть ли у вас что-нибудь необычное?

Ангел спросил просто так, чтобы завязать разговор. Фея оживилась, в глазах появились искорки интереса:

– А что вам нравится?

– А вот у меня есть волшебная рыба, очень дорогая, которая никогда никуда не уплывает, – ангел показал ей свой талисман на серебряной цепочке.

С виду это был обычный разговор продавца и клиента, но ангел почему-то выпустил из-под серой шерстяной водолазки свои белоснежные крылья и стал хвастаться и собой, и своей драгоценной рыбой, и серебряным кольцом с угольно-черным опалом. И тут же устыдился, покраснел, сложил крылья обратно и попросил разрешения примерить кольцо с ярким сочным малахитом. У феи заблестели глаза, лицо осветилось, будто пролетела мимо чудесная бабочка с сияющими крыльями.

– О, пожалуйста! Вы можете примерить абсолютно все!

– Я отвлекаю вас от клиентов, – ангел, конечно, покривил душой, потому что клиентов в этот вечерний час не было.

И вдруг фея, пока ангел рассматривал кулоны в виде аммонитов, отделанные тяжелым темным серебром, неожиданно произнесла:

– А знаете, здесь есть кольцо, которое я хочу купить уже целый год и не могу, дорого. Я каждое утро прихожу на работу и с ним здороваюсь. Глупо, правда?

Ангел всполошился:

– Кольцо, да еще целый год не продается? Это чудесно! Покажите мне его! Кстати, как вас зовут? Мы не познакомились…

Фея назвалась, и ангел тут же забыл ее имя, его взгляд остановился на серебряном кольце в форме распустившегося цветка. Необыкновенно чистый жемчужный блеск серебра оживляли вкрапления радостного жизнеутверждающего граната.

– Наденьте! – потребовал ангел, и фея быстро, словно весь год ждала именно этого приказа, продела свой изящный пальчик с розовым ноготком в серебряный круг с распустившимся на нем гранатовым великолепием. Ее тонкая, с узким запястьем, молочно-белая кисть показалась ангелу совершенной. «Странно, разве может кольцо так украшать?» А потом посмотрел на лицо феи и увидел, как мгновенно расправились морщинки под ее глазами, а кожа, слегка тронутая возрастным пигментом, стала светящейся, пятна исчезли. Ангел залюбовался ею.

– А почему вы его не купите?

Фея сморщила лобик, кончик ее аккуратного носика малодушно дернулся, морщинки и пигментные пятна вернулись на место.

– Дорого…

«Да, действительно дорого, что уж тут спорить», – подумал ангел, а вслух проговорил:

– Эти гранаты ждут вас целый год, кольцо никто не купил, хотя такая форма нынче в моде. Вы не подумали, что это неспроста?

Фея стала торопливо снимать кольцо, будто совершила ошибку, но ангел всполошился:

– Стойте, стойте! Оставьте. Побудьте в нем, пока я здесь.

И, решив ее отвлечь, попросил показать ему большой дымчатый кварц в серебряной огранке. Фея снова стала похожей на настоящую фею и достала из витрины кольцо с раухтопазом. Необычная огранка крупного камня поразила его множеством игольчатых бликов, взлетающих откуда-то из-под серебряного основания. И этих сверкающих игл было так много, что ангел восхищенно замер. Показалось, будто это источник вечного света, рождающегося из ниоткуда и освещающего тот самый волшебный сад, по которому уже столько жизней тосковал ангел.

– Я покупаю это кольцо.

Фея оторопела: