Дневник Доры

Дора сидела какое-то время с очень грустным видом, потом зачем-то проверила свои зубы бессознательным движением.

– Мы обсудили все с Лемом. Он предлагает поговорить с Ларией. Я этого не хочу. Но я понимаю, что надо. Просто я хотела, чтобы он дал мне время морально подготовиться. С этой проклятой дверью я становлюсь какой-то зашуганной и сознание сужается. Надо бы выбраться в люди.

Глава VII

19 ноября. Двадцать восьмой день

Дора включила настольную лампу в форме неоновой надписи "Life". За окном было почти полнолуние. Она сидела в домашней футболке и штанах, зачем-то обнимала подушку. Стала рассказывать:

– Съездили к Манише и Каю. Те пригласили Гретту. Отлично вместе посидели, поиграли в "Войну фей". Я думала, просто развеемся. А потом Лем отвел в сторонку и предложил все рассказать Каю. Я сказала, что раз ему расскажем, значит, и Манише тоже. Почему я согласилась? Может, мы изголодались по социуму? Они выглядели такими милыми и понимающими.

Как начать диалог, мы не знали, поэтому ждали, когда Гретта станет собираться домой. Она уехала, и Лем начал этот кошмар. Они, конечно, смотрели на нас квадратными глазами. Поскольку никто не пил, никто нам и не поверил.

Я думала уже бросить это дело, но Лем настоял, чтобы они поехали с нами. Сейчас вот все им показали. Они держались молодцом. Правда, за Манишу я больше беспокоюсь, потому что она только недавно преодолела свои навязчивые состояния. Как она будет спать после такого? Чего мы добивались? Показали им записи сделанные с помощью машинок. По правде, я надеялась, что мы подведем их к двери, откроем ее, и там будет кладовка. Но увы, – Дора щелкнула языком, – Так бы психотерапия обошлась бы нам с Лемом дешевле. Это было бы что-то понятное и решаемое.

– Они сказали, что нам нужно звать ученых и журналистов. Напрячь какие-нибудь связи. Я не представляю, какие. У нас нет знакомых из этой сферы.

Они хотели прямо сейчас кого-нибудь вызвать, но я настояла, чтобы подождали. В итоге, поссорились. Лем, как всегда, встал на мою сторону из принципа, хотя еще вчера сам торопил меня. Они с Каем чуть не подрались. В общем, надеюсь, они не будут ничего предпринимать, не предупредив нас.

Но вообще они правы насчет ученых.

Дора потянулась в бок и взяла остывший чай, стоящий на тумбочке за кадром, отхлебнула.

– Ведь к этому все вело. Но тоже дело не легкое. Вся жизнь изменится. Что тут сказать? С другой стороны, она уже хоть как изменилась бесповоротно. Остается только это осознавать с каждым днем все лучше. Выбирая из двух зол, разговор с умершей показался мне уже не таким страшным. Все-таки, будет правильным сделать это прежде, чем трубить об этой аномалии в масштабе человечества. Вдруг, дело реально касается только меня? Ведь дверь нас как бы преследовала здесь и в отеле. Значит, есть вероятность, что у мертвых вопросы только ко мне. Может, я могу что-то сделать, и все решится без публичного освещения. Хоть бы так. Хоть бы было так.

Глава VIII

20 ноября. День двадцать девятый.

– Добрый день, дорогой Клод!

В кадре появилась Дора с простодушной улыбкой.

– Мы договорились с Лемом, что сегодня я отдохну, прежде чем… черт…

Она сморщила брови на переносице и открыла пошире окно съемки с камеры, которую они повесили напротив двери. Ее бровь снова дрогнула. Лицо отражало испуг и злость одновременно. Картинка погасла.

Через полчаса съемка возобновилась.

Дора уже была одета в костюм химзащиты, только без шлема и перчаток. Она стала торопливо пояснять:

– Она снова там стоит. Лария. Мы ведь так и не поняли, по какой закономерности она там появляется, так что придется действовать сейчас. Вот Лем купил костюмы. Ей богу, выглядит словно погружение. Это могли быть и водолазные костюмы. Сходим с ума, как умеем. Потому что лично я не знаю, что придумать. Все эти меры ради самоуспокоения. А что взять на разговор с мертвым? Оружие, как берут в фильмах? Пакет соли? Нам с Лемом показалось, что надо подстраховаться, если нас начнет затаскивать внутрь. Может, это не остановит старение, но хотя бы замедлит. И вот. Альпинистское снаряжение, веревка. Привяжем себя за пояс и закрепим на стене гостиной.

Было заметно, что Дору бьет легкая дрожь, и жесты дерганные. Она приблизилась к столу, взяла в одну руку два листка, показала их камере – на них шел список вопросов к Ларии.

Далее она стала настраивать передачу изображения с камеры основного коридора на компьютер, чтобы сразу сохранялось на облако.

Теперь было видно только Ларию – в длинном подпоясанном бесцветном платье старого фасона, с широкими рукавами, сужающимися к запястьям. Ее поза лучше всего характеризовалась, как ожидающая, словно она сама стоит в очереди в окошко какой-нибудь кассы. Но пространство и время вели себя иначе на границе двери, и Лария выглядела на экране более тусклой, затемненной, замедленной.

Спустя бесконечное количество секунд на экране появились два человека в спецодежде: Дора и Лем. Они медленно подходили, ползли, уперевшись спинами в стену, пока не остановились напротив Ларии. На ее лице растянулась улыбка.

– Здравствуй, Дора, – послышалось в динамике камеры. Голос звучал также, как и ранее при записи голосов мертвых: будто бы из-за стены, через подушку или ватное одеяло в дождливую погоду. Дора не успела заметить, как Лария открыла рот. Ее сердце пропустило удар. Но вот Лария его открывает, и снова это всё произносит беззвучно. Тут до Доры дошло, что звук и движение рассинхронизированы.

Также в интонации присутствовал акцент. Акцент «мертвых» – подумала Дора. Не то, чтобы Лария неправильно произносила слова. Но возникало ощущение, что ее рот забыл, как произносить буквы, как бывает у детей или пожилых, и поэтому проявляются неточности.

– Здравствуй, – ответила Дора как-то высоко, сдавленно. Она постаралась сказать это громко, но задним числом предположила, что ее могли не услышать сквозь систему фильтрации шлема. Она умоляюще посмотрела на Лема, уже готовясь снять шлем, как вдруг Лария ответила:

– Я долго тебя ждала. Дора.

– Чего ты хочешь? – теперь Дора нарочно спросила тихо, чтобы проверить свою теорию.

Лария мягко улыбнулась, а потом преждевременно зазвучал ее голос:

– Я хочу сделать кое-что. Мне нужно, чтобы ты жила счастливо.

Похоже, Лария прекрасно все слышала, и ее слух не зависел от пространства. Губы Ларии стали проговаривать последнюю фразу без звука.

Доре показалось что она неправильно поняла ответ. И она обернулась на Лема – посмотреть, как услышал он. Тот тоже выглядел растерянным. Лария повторила сообщение.

– Счастливо? – переспросила Дора в смятении. – Но зачем появилась эта дверь?

– Она напомнит тебе о смерти.

– Но, я итак знаю… Я, эм.. Мы знаем о существовании смерти.

– Знать и чувствовать – не одно и то же.

Дора молчала. Ей вдруг очень сильно захотелось плакать, как в детстве. От полной беспомощности. Или как на экзамене, где она не выучила ни одного билета. Лария будто висела в проеме, чересчур неподвижная, потому что любое движение казалось замедленным и почти несуществующим. Она снова заговорила:

– Ты боишься?

– Да.

– Это должно тебе помочь жить, Дора. Ты увидела достаточно. Ты заглянула в мой дом, видела очереди нерожденных. Увидела, как много душ хотят жить. Это мой подарок тебе.

Дора все-таки почувствовала, как по ее щекам покатились слезы, но вытереть их сквозь шлем пока не представлялось возможным.

– Почему именно мне?

– Мы похожи. У нас похожая судьба. В твои годы я не ценила жизнь.

– Но вы там живете! – неожиданно вставил свое слово Лем, – Жарите свои пирожки, читаете газеты. У вас там своя жизнь! И она неплохо продолжается!

Лария неотрывно смотрела на Дору, словно Лема не существовало, и все же ответила:

– У нас нет физических ощущений. Ни вкусов, ни запахов, ни чувства прикосновений.

– Почему ты не выйдешь? – спросил Лем.

– Не хочу. Я только хочу проверить свою теорию.

– Ты не можешь выйти, – торжественно сказал Лем.

Лария развернулась всем корпусом к нему и в ее взгляде появилось недоброе.

– Если я выйду, я займу тело Доры. Это будет сильным нарушением. Но я не хочу отобрать жизнь, я хочу подарить.

– Как благородно…

– Лария, – обратилась Дора, – Если я все сделаю, то дверь исчезнет?

– Да.

– Что надо делать?

– Жить счастливо.

– Но… я не знаю. Я уже была счастлива.

– Этого было недостаточно, – с нажимом сказала Лария, – Я надеюсь, последние события подарят тебе больше фантазии и идей, как проживать жизнь за сотню людей.

– Зачем ей жить за сотню людей? – возмутился Лем. – Бред! Как мы узнаем, что она достаточно счастлива? Когда ты все это прекратишь?

– Мы все это почувствуем. Я обязательно вам сообщу, когда цель будет достигнута.

– Но что, если это невыполнимая цель?

Лария сжала кулаки и как будто выше поднялась над полом, но платье оставалось все таким же «вросшим» подолом в пол.

– Это подарок. Подарок. Вы очень невнимательны. Даже если у нее ничего не получится, она будет стараться, и станет жить хоть насколько счастливее, чем жила. Всем это выгодно со всех сторон, Дора.

– Нет! – крикнул Лем и неосознанно загородил Дору. Та схватила его за плечо, взяла за руку.

– Лем, стой. Погоди. Мы должны все обдумать.

– Что если она откажется? А? Лария?

– Это будет ее выбор. Но я не изменю своего решения. Ее жизнь пройдет в присутствии дверей. В ее силах либо использовать это как силу, либо страдать. На сегодня все.

– Стой!

Лария источала уверенность. Вначале послышались быстро удаляющиеся шаги, а потом она действительно развернулась и ушла во тьму коридора.

Дора и Лем сняли шлемы одновременно, секунд десять смотрели друг на друга с досадой. Потом Дора также ушла в свою часть коридора к спальне. Камера переключилась на спальню, на миг захватив ее заплаканное лицо, и выключилась.

Глава IX

22 ноября. День тридцать первый.

– Здравствуй, Клод.

Дора села в кресло, показала перед камерой бумажный самолетик, постучала им о стол. Он выглядел окаменевшим и тяжелым, как булыжник. Внутри просвечивало содержание: рукописный текст. Она показательно попыталась его развернуть, обломала ноготь в процессе, но не смогла. Пожала плечами демонстративно и с раздражением почти что кинула его к другим странным предметам на столе.

Она поправила на себе растянутую майку, на которой красовалось пятно толи от моркови, толи от овощного супа.

– Мне нужно поразмышлять вместе с тобой. Я до сих пор не могу отойти от разговора с Ларией. Наша беседа поставила точку: она как бы меня убила. Не физически, но она похоронила мое будущее. Какими бы добрыми мотивами Лария ни руководствовалась.

Дора тяжело вздохнула.

–Я еще не делилась с тобой, но меня всегда пугала идея смерти. Мне казалось, что жизнь слишком чудесна, многогранна, и я просто не успею познать ее полностью и во всех проявлениях, как бы долго ни жила. Поэтому, каждый раз, как я думала, что умру, мне становилось очень-очень страшно и грустно. Я не могу передать все отчаяние, которое меня охватывает. Я надеялась, что дверь закроют. Да, кстати… прости за сумбурность. Мне стоило начать с другого.

На днях мы пригласили Эника Штрауса из университета, это знакомый Маниши, работает в лаборатории нашего университета в области физики. Он позвал коллег, и они вместе наведались вчера утром к нам разгоряченные, с камерами, измерительными приборами, и даже священником.

Вначале просмотрели наши видео-записи, потом день ходили, исследовали, измеряли. И так продолжалось до полуночи. Нас они почти сразу стали игнорировать, поглощенные процессом, и нам с трудом удалось получить внятный ответ, как со всем этим быть.

Эник сказал, что, определенно, дверь нужно оставить. Что наука еще не достигла соответствующего уровня. Что это невероятный феномен, который надо всячески изучать. Мы спросили, есть ли у них идеи, как закрыть дверь, и он заржал как конь, ей богу. Он сказал, что это исключено.

Мне они безопасность тоже никак обеспечивать не собираются, и с сомнением относятся к тому, что дверь появилась только из-за меня. Они хотят проверить и этот вопрос самостоятельно. Перед отъездом они объявили, что в самое ближайшее время добьются разрешения на проведение научно-исследовательских работ, и оформят феномен как объект государственной важности. И получат право когда угодно наведываться в наш дом для его изучения. Лем сказал, что мы тогда переедем в другую страну, и двери исчезнут. Эник на это растерялся, но почти сразу же нашелся – говорит, «Войдите в наше положение. Отложите переезд. Мы хотим убедиться, что двери следуют за Дорой и тогда уже решим. Я думаю, что мы с вами в любом случае договоримся.» Сволочи.

Они там совсем поехали.

Дора опустила голову, облокотилась на стол и помяла затылок, основание шеи, поднялась.

– Раз ученые не помогут, получается, я в тупике. И, да, конечно, это будет на мне сказываться! Надежда на избавление от двери ободряла меня, но перспектива такого пожизненного соседства внушает ужас. Ни о какой нормальной жизни тут уже не может идти речи, если будет этот фоновый стресс. Ведь правда? Сколько я еще не успела… Но как я буду радоваться жизни, когда рядом это? Как я буду получать опыт материнства, когда придет время? Смогу ли я спокойно смотреть фильмы вечером и легкомысленно хихикать, как раньше? Буду ли я чувствовать запах экзотического блюда, если эта ситуация будет подтачивать мне нервы где-то на задворках сознания?

Конечно, люди ко всему привыкают. Может, я себя недооцениваю. Подумаешь, какая-то аномальщина, которая всегда с тобой. И ведь, казалось бы, она не угрожает, а просто напоминает о себе. Но как про такое забыть? Как? Это… – Дора повертела неловко руками в разные стороны, – Это ведь как-то надо встроить в свое представление о мире. Внушить себе, что все в порядке. Всего лишь дверь на Тот Свет, и из нее никто не собирается выходить. И утаскивать тебя никто не собирается. Отец всегда учил меня подходить к проблеме системно. Поэтому я проговорю – стоит задача – привыкнуть, что дверь в мир мертвых будет рядом со мной всегда. Осталось только сделать это.

Но сегодня у меня нет моральных сил объять эту задачу.

Еще теплиться надежда что-то предпринять. Я только хочу сказать, что ненавижу Ларию. Какая наглость! Какая самоуверенность. И в таком бреде! – вскричала Дора в сердцах и треснула кулаком по столу, а потом потерла тыльную сторону руки, – И еще эта ее фраза «У нас похожие судьбы». Ой, пусть только не рассказывает мне про похожие судьбы! Мы не одинаковые! Вряд ли она была на моем месте, и даже вставать на мое место не собирается. Если бы у нее была похожая судьба, она бы никогда не придумала идею пытать кого-то таким изощренным образом. В фильмах все призраки, как призраки – просто хотят убить. А эта прикрывается желанием помочь. Что я думаю, так это то, что она крайне эгоистична. Но что я могу знать о психологии мертвых?

У Доры даже дыхание сбилось от злости и ноздри раздувались. Внезапно выключился свет во всем доме, но компьютер продолжал освещать ее лицо. Она коротко выругалась и встала с кресла.

Глава X

7 декабря. Сорок седьмой день.

Камера показала картинку: изменившийся интерьер. Пространство, более вытянутое вдаль. Теплый свет настенных ламп. Металлическая полка с контейнерами для вещей. Дора, сидящая в теплом свитере крупной вязки с красным носом и носовым платком в руках. Она выглядела похудевшей.

– Много новостей. – начала она, – Постараюсь по порядку. Вначале мы сожгли дом. Не могу сказать, что это было импульсивное решение. Мы взвесили все «за» и «против», и пришли к выводу, что надо это сделать. Мы пробовали договориться со всякими сомнительными личностями, кто проживает около нас. С магами там, с экзорцистами, или как их называют?

Бабка Арга готова была приехать с другого конца страны, чтобы какими-то вениками все из дома вывести. Вообще у нее было много идей, как поступить, но, боюсь, что я не смогу ей довериться. Ей семьдесят лет, и выглядит она не очень здоровой. Общалась с нами по скайпу, который ей настроил ее внук. И, к тому же, она постоянно повторяла через каждое слово «дай бог». Дай бог, дай бог. Интуиция мне тут подсказывает, что увы.

Еще было сообщество «Сверхъестественного», там люди с полной серьезностью все это изучали. Но все, что они нам предлагали, мы и сами нашли через поисковик, просто вспоминая мифы и легенды о паранормальном.

На связь также вышли два добровольца, которые хотели зайти внутрь, хотя мы несколько раз повторили о том случае с моей рукой. Я тоже не поверила, что они будут помогать закрыть дверь, если они так рвутся внутрь.

В, общем, дом сожгли аккуратно. Подстроили, будто бы проводка загорелась. И она там у нас действительно была старая. Поскольку днем у нас было не протолкнуться, постоянно ошивались научные работники, мы сделали это ночью. Собрали вещи, вышли, подстроили пожар.