Дневник Доры

Я понимаю, что дверь будет преследовать меня в других квартирах, но существовала небольшая вероятность, что вся эта потусторонщина существует, привязанная к месту, которое было родным для этих умерших, для Ларии. И если бы дома не стало, все бы закончилось.

Но, как видишь, я тут сижу, значит… Значит, все продолжается.

Прежде чем сжигать дом, – Дора приложила палец к виску, – Вот видишь? Хотела по порядку, а мысли путаются. Прежде чем сжигать дом, мы нашли могилу Ларии, и уничтожили содержимое гроба. Темное время моей жизни. Никогда бы не подумала, что буду таким заниматься.

Сегодня меня температурило. Подхватила то ли простуду, то ли что-то посерьезнее. Иммунитет, видимо, сдал. Не удивительно. Ведь у меня уже несколько недель мучает бессонница. Засыпаю только через три часа после того, как легла. Просыпаюсь от каждого шороха. Мы сюда переехали, но тоже на время, потому что Эник обязательно будет нас искать. Вообще, может, они подключат полицию, хотя у них нет оснований. Наши с Лемом сбережения закончились, но ведь не грех влезть в кредит, когда не знаешь, что ждет тебя завтра?

В общем, о чем я? Последнее время трудно держать фокус внимания. После всех этих манипуляций проклятая дверь все равно прорезалась здесь, в прихожей. И я приняла кое-какое решение. Есть еще несколько приемов, которые нам подсказал интернет и эзотерики. Но для этого нужно вызвать Ларию и совершить все это на ней непосредственно. И я хочу сама это сделать. Лем, как и ожидалось, категорически против. Он предлагает пожить здесь месяц и подумать, поискать другие варианты. Может быть, я не смогу столько ждать, и мне придется это сделать в тайне от него.

Дора быстро поднесла платок к носу и вытерлась, глаза покраснели.

– Я уже сильно расклеилась. Куда еще тянуть? Я хотела написать завещание или собственный некролог, типа того. Хотела написать отцу и брату что-то, ну, знаешь, прощальное, что ли. Если все выйдет из-под контроля. Но, пожалуй, не стану. Просто не верю, что это станет для меня концом. Странно, но мне кажется, будто если я что-то подобное напишу, или скажу кому-то о том, что рискую умереть, то шансы на плохой исход повысятся. А пока это только предположения. Всё мне хочется верить, что я просто неправильно поняла ситуацию, и есть лазейки.

Глава XI

5 января. Семьдесят шестой день.

Включилась камера небольшого вертикального формата.

Изображение тряхнуло, качнуло в сторону, и в центре появилось лицо Доры крупным планом.

На фоне звучало равномерное пиканье – похоже, медицинских приборов. Лицо у Доры выглядело очень бледным, губы сухими, и, ярким ореолом лежали вокруг ее лица растрепанные волосы – полностью седые, разбросанные по подушке, на которой она лежала, снимая себя на телефон. А камера телефона засвечивала все белое. Изображение иногда вздрагивало. Похоже, Дора прислонила телефон к подоконнику, но придерживала, чтобы он не упал. Других деталей палаты было не видно.

– Прошел месяц. – сказала она немного охрипшим голосом, ровно и медленно, – Все это время мы искали варианты и кое-что пробовали. Мы нарисовали Ларию тушью, карикатурно, как идиоты прочли заклинание, и сожгли рисунок. Еще мы выходили с ней на связь – я спросила, в чем источник жизни мертвых, как бы парадоксально это ни звучало. Конечно, она не ответила. По ней было понятно, что она знает о наших попытках, и ей это не нравится. Но все же она была вполне спокойна, как воспитатель в детском саду. Словно знает, что сила на ее стороне, так сказать.

Мы разговаривали с Офусом, ее отцом, когда он приходил к ней гостить – через бумажные сообщения. Мы хотели узнать, как у них все устроено. Узнать, можно ли закрыть дверь. Он только написал, что дверь – это результат намерения Ларии.

Кроме того, кстати, у нас пропал балкон в номере. На этот раз Лем это тоже запомнил, потому что выходил туда покурить. Там не лежало ничего важного.

Еще я запускала внутрь мышь. Везла на машинке кусок сыра в зазеркалье, а мышь бежала за куском. Она вышла там из номера и добралась до лифта, а дальше я не сообразила, как нажать кнопку, чтоб он поехал вниз. Пока я медлила, выяснилось, что мышь скончалась. Еще три, нет, четыре мыши я так запускала. И одну удалось вывести из здания и перевести через дорогу. Но рано или поздно все умирали. По их трупикам мало что можно было сказать, кроме того, что все они стали белыми, прямо как я, и под конец бежали гораздо медленнее, чем вначале.

В общем, я купила термобелье, гидрокостюм, надела все последовательно, а сверху спецодежду. Полный маразм, – Дора попыталась перевернуться на бок и у нее вырвался стон от боли; поморщилась. Потом ее губы съехали в одну сторону: она ухмыльнулась.

– Но до чего же странно все это рассказывать. Особенно, если представлять, что это когда-нибудь кто-то посмотрит. Я еще ничего не сказала, а уже лежу тут больная, хромая. – Дора на пару секунд развернула камеру, взяв в кадр стоящее у кровати инвалидное кресло. Палата была оформлена в белых тонах, чистая и пустая, только на прикроватном столике мелькнула тарелка с недоеденной кашей.

Дора продолжила рассказ, она вспоминала:

– Я вызвала Ларию с помощью машинки часа в три дня. Лема не было. Он уехал в торговый центр. Обстоятельства совпали, и я решила действовать. Зашла в зеркальную квартиру, вышла в гостиную, и на пороге в спальню стояла Лария. Я выстрелила в нее зарядом соли из ружья. Это ружье Лем еще в ноябре приготовил, но планировал использовать позже. Соль ее толкнула; она отшатнулась, и почти сразу стала идти на меня. Тогда я бросилась к ней и схватила ее за запястье. Я была почти уверена, что не получиться, что мои руки провалятся сквозь нее, но нет. В нескольких слоях костюма было сложно понять, но она имела плоть. Она была плотной, ощутимой. Я потащила ее в обратном направлении, к выходу. Она кричала, вырывалась.

Я почти ничего не видела из-за маски и регулятора. Рассинхронности в ее голосе не было. И сбоев во времени я тоже не замечала, словно все происходит в той же самой квартире – в настоящей. Мы прошли половину коридора до моей двери. Она ударила меня со спины; с меня слетел капюшон. Я развернулась, прижала ее к стене. Потом она как-то оказалась в стороне от меня. Да, были моменты, когда я упускала из виду происходящее. Полсекунды и ситуация немного другая, как во сне или в фильме, где заминка кадров происходит. Я взяла ее за шею и стала душить, – Дора поднесла свободную руку ко лбу, прикрыв глаза.

– Чего я хотела? Она выглядела испуганной. Ее горло было таким мягким, чувствовались кости, ключицы. Казалось, все очень реально. И я имею дело с таким же живым человеком. Будто бы ей действительно угрожает какая-то опасность. Вопреки логике. Я хотела ее убить, и боялась ее убить. Все очень запутанно. Вдруг я что-то не так поняла, и она живая? Ей было сложно дышать, но дышала ли она на самом деле? Я не знаю. Может, она мне подыгрывала.

Я достала нож и махнула им, попала ей по руке, но не успела заметить, был ли какой-то эффект. Потом я ударила им вперед, ей в живот, и вроде бы попала. Мы были очень близко друг другу, я видела только ее лицо, глаза. Взгляд был глубоко разочарованный. Одной рукой я так и держала ее за шею. Второй вытащила нож и снова ударила. Что-то навалилось на меня сзади, потом я решила, что мне показалось. Я отошла от Ларии, чтобы увидеть ее живот, и споткнулась, опрокинулась на пол.

Она нависла надо мной и негодующе мотала головой из стороны в сторону. Потом меня куда-то потянуло по коридору. Маска слетела. Я рыскала по полу руками, чтобы ее найти, но что-то меня толкнуло со спины, и вышибло вперед. Я ударилась о стену и долго приходила в себя. Потом выяснилось, что я лежу в нашем коридоре. То есть, она меня спасла? Я не ощущала там времени и совершенно забыла следить за ним.

Когда Лем вернулся, я так там и лежала в этом снаряжении напротив двери на тот свет.

Он все понял и помог мне все снять. Вообще, я чувствовала себя хорошо, если не считать глубокого потрясения. Лем молчал как рыба. Чувствовалось, что он в полном бешенстве. И я не понимала почему, если все обошлось. Но, когда я дошла до ванны, то увидела, что у меня все волосы стали седые. Но я не чувствовала, чтобы состарилась. Кожа была в порядке. И все же к полуночи мне сделалось очень плохо. То ли давление, то ли обезвоживание. Как вставала, охватывало головокружение. И все время – сильная-сильная слабость. Лем вызвал скорую.

С тех пор я лежу здесь, в стационаре, на капельницах. Получается, уже два с половиной месяца. Авитаминоз, нарушение работы гормональной системы, мигрень, что-то еще. Никакого конкретного диагноза мне не поставили. Лечения выбирают, основываясь на анализах.

Кстати, нас нашли коллеги Эника и наведываются каждый день, чтобы изучать дверь здесь. Они нашли ее около моей палаты. Маскировалась под кладовку.

Мне дают снотворное на ночь. Я, наконец, начала спать и высыпаться. Но по-прежнему не могу ходить самостоятельно. Не могу сейчас думать, как поступить с дверью. Сейчас придет медсестра, ставить уколы. Я хочу завтра просить меня выписать.

Глава XII

3 декабря. Четыреста восьмой день.

Дора включила камеру. Ее седые волосы были собраны в низкий немного растрепанный хвостик. Под глазами пролегли еле заметные морщинки, а сами глаза Дора подчеркнула бирюзовой подводкой. На ней была футболка с мышкой Джерри.

Вопреки грустному лицу Доры, одежда нехарактерно для нее заявляла о игривости. Она как бы утопала за столом, поскольку сидела на инвалидном кресле. Перед руками – бумажный листок. И она с карандашом в руке, что-то штрихует на нем, но сложно понять, поскольку лист лежит в перспективе лицом к ней. Дора заговорила:

– Вчера я решила перестать сопротивляться. И мне грустно. Кажется, я перепробовала всё. Но в общей сумме вся эта ситуация продолжается больше года, и, оборачиваясь назад, мне неприятно думать, что столько времени было потрачено на борьбу. И сколько времени я жила в ненависти и отрицании. Я знала, что рано или поздно пора будет прекращать.

В последние месяцы мы много говорили с Ларией. Она всегда была готова поддержать разговор, и ждала меня с распростертыми объятиями.

По первому требованию она объяснила мне появление в доме аномальных предметов, которые я находила. Зубы там всякие и свернутые вилки. Странно, что мне не пришло в голову раньше спросить ее об этом. Лария объяснила, что открытие портала на Тот Свет может вызывать некоторые сбои в работе физических явлений, которые и порождают такие странности.

Также я много узнала о прежней жизни Ларии. К сожалению, мне пришлось согласиться, что мы в чем-то, может быть, и похожи.

Она умерла, не успев сделать ребенка со своим возлюбленным. Ее жизнь была такой же затворнической и тихой. Но она находила большое удовлетворение в своей работе литературного редактора. Она отлично ладила с окружающими, и близкие ее любили. Она совершала регулярные поездки к побережью каждый сезон. И все же, не смотря на все это, есть главное отличие: я полностью была удовлетворена таким положением вещей, а она – нет. Что-то ей мешало считать, что она счастлива. Возможно, дело было в обществе, которое не одобряет затворников. Или в образе жизни ее друзей, которые постоянно звали ее в путешествие по стране, а она всегда отказывалась. Много было житейских моментов, ничего фантастического.

Но Лария при жизни заедала себя чувством вины, и оно отравляло ее молодую жизнь.

Она скончалась от инфаркта – сердце начало ее беспокоить за несколько лет до этого. И не смотря на предупреждения врачей, Лария не нашла в себе сил устроить свою жизнь нужным образом.

Все это она мне теперь рассказывала с некоторым торжеством, желая научить меня чему-то. Будто бы и правда она хочет сделать из своей жизни урок и наставление для меня. И в этом она теперь найдет успокоение. Все мои попытки что-то доказать она пропускала мимо ушей. Трудно говорить о психологии мертвых, но вряд ли их психика куда-то развивается. Скорее всего, она застряла в мировоззрении, которое ей было свойственно в последние моменты жизни, и она не может увидеть других вариантов.

Получается, я жертва психа. Это довольно банально. И ее не переубедить.

Не смотря на это, я пыталась применять манипуляции. Я предлагала ей разные условия. Например, что она будет открывать дверь каждую пятницу, или каждый Хэллоуин. Или пусть она откроет дверь, если я стану несчастнее, чем сейчас. Ее ничто не убедило, и она осталась стоять на своем. Упрямая тварь, – сказала Дора без особой злобы в голосе.

– Вообще, я стала очень плаксивой в последние две недели. Слезы стоят в глазах постоянно. Я ее ненавижу, и при этом испытываю сожаление. Мне так жаль, что она упустила свою жизнь. Я не хочу также. Поэтому я переживаю очень острый момент сейчас.

Вот. Мне пришла идея нарисовать кое-что, хотя я не делала этого со школы. – Дора подняла листок над столом и развернула к камере.

Любительский рисунок карандашом изображал, по всей видимости, Дору и Ларию в черном платье. Дора нарисовала их обеих в полный рост, держащимися за руки. Их руки, сцепленные вместе, Дора прорисовала детальнее всего. Так что рисунок в этом месте был сильно перегружен и затемнен. Единственное пятно, которое могло с ним конкурировать – это платье Ларии. Причем Лария по росту выходила на порядок выше или крупнее Доры, отчего создавалось впечатление, будто мать ведет дочь за руку. Множество печатей с красными сердечками заполняло свободное пространство рисунка.

– Ничего особенного, – прокомментировала Дора. – Я просто хочу проникнуться более положительными чувствами к ней. Еще вчера мне идея этого рисунка казалась безумием, но вот я его нарисовала, и стало гораздо легче.

Дора уложила листок обратно перед собой мягким движением. Она подняла глаза к камере.

– Я пойду к Ларии сейчас, и скажу ей, что сдалась.

Глава XII

31 декабря. Четыреста тридцать пятый день.

Неспешно лилась ненавязчивая рождественская мелодия. Темную комнату освещали мигающие огни гирлянды с улицы. В коридоре горел свет, а в проеме вдруг появилась стройная женская фигура в красном колпаке помощника Санты, с густой кудрявой белой бородой.

Она развела руки в разные стороны в варежках и стала подходить к камере, пританцовывая под музыку. Силуэт обтягивало черное платье, по фасону – почти точная копия платья Ларии. Когда девушка приблизилась, и экран монитора осветил ее лицо, она сдвинула бороду на подбородок, и стало понятно, что это Дора. Она еще немного подурачилась, напевая:

“… O what fun it is to ride

In a one-horse open sleigh!”

Бодрая мелодия сильно подчеркивала ее очертившиеся от худобы скулы. Закончив петь, она сняла бороду и уперла одну руку в бок, а второй оперлась о стол.

– Чудо, к нам пришло чудо! С чего же начать? – она огляделась по сторонам с улыбкой, взяла миску с мороженным с тумбочки и отчерпнула ложечкой часть с вареньем, съела, зажмурилась, открыла глаза, густо накрашенные тушью.

– Радостная новость для тебя, Клод. Похоже, это последняя запись, поскольку смысл этого дневника теряется. И сейчас я объясню почему.

Четвертого декабря я действительно отправилась к Ларии, чтобы признать свое поражение. Пошла в гидрокостюме, как и полагается, во всей амуниции. Лария сразу стояла в двери. Так совпало, что мы обе хотели увидеть друг друга. Тем не менее, она предоставила мне слово, и я в страстных выражениях оформила ей всё то, что преследовало меня последние месяцы.

Я извинилась перед ней, что никак не могла осознать ее желания. И я сказала, что теперь всё будет иначе. Я сказала, что больше не буду ее беспокоить, и что буду пытаться осуществить ее замысел.

Я согласилась, что дух смерти со мной будет всегда, и я его принимаю в себя. На том бы я и закончила, но что-то заставило меня внимательнее взглянуть в лицо Ларии.

Ее взгляд поощрял меня к тому, чтобы обняться с ней. Она словно кивала. Я шагнула к ней, обхватила за плечи, и прижала к себе, как любимую сестру. Я почувствовала в ней нечто пронзительно родное и доброе. В конце концов, разбил мое сердце именно тот факт, что Лария хотела для меня всего самого лучшего, как любящий родитель.

Я поняла, что ее уверенность в убеждениях была выражением той самой искренней любви, ведь она хотела лучшего для меня.

Меня охватила просто космическая благодарность.

Я расплакалась в ее объятиях и уходила с нашей встречи полностью наполненной и в то же время уязвимой. Я не просто возвращалась в мир живых. Я шла в новую жизнь. Можешь мне не верить, но я действительно была готова соседствовать со смертью всю оставшуюся жизнь, и находила в этой мысли некое очарование.

Дора быстро зажгла на столе свечу, а потом тут же потушила ее пальцем.

– Не поверишь, – сказала она вполголоса, и новогоднюю музыку на фоне тоже словно кто-то убавил незаметно, – Но на следующей день двери не было. И на следующей. Прошел месяц, но дверь так и не появилась.

– У меня есть догадки, почему она ушла. Потому что мы проникли друг в друга. Я впустила ее в свое сердце, – Дора приложила руку к своей груди, – Теперь Лария живет там. И во снах. Во снах дверь всегда есть. Во снах я всегда без проблем могу найти зеркальную часть нашего дома, и встретиться с Ларией, когда захочу. Могу с ней поговорить. Дверь исчезла, но… – Дора задумалась, – но только потому, что Лария стала одной из сторон моей личности. Можно сказать, что смерть все равно будет сопровождать меня. Я буду помнить о близости смерти без дверей, и без Ларии. Но это больше не вызывает во мне конфликта.

Дора еще какое-то время смотрела в камеру настойчиво, а затем стала надевать обратно бороду Санты, не сводя взгляда с камеры. В последний миг, прежде чем борода скрыла ее лицо, можно было заметить ухмылку. Громкость музыки усилилась. Она надела перчатки, повторно спела часть куплета и пошла пританцовывая спиной к выходу, словно в обратной перемотке, пока не скрылась в коридоре. Камера выключилась сама.