Идеальный помощник

Он подвинул красную плитку обратно к краю стола – а мне два раза предлагать не нужно. Довольный, я половину сжевал сразу, а вторую оставил к чаю.

На следующий день лежащая рядом с кофеваркой плитка шоколада стала приятным сюрпризом – я уже успел забыть об этом разговоре.

А в ближайший понедельник – целых три, потому что Эрик и за выходные притащил.

Остановился я, значит, в приёмной с полными руками шоколада – одну грызу, на остальные любуюсь – и дверь в кабинет изучаю.

За спиной хлопнуло – Эрик откуда-то вернулся.

– Что-то не так?

– Да нет. Я просто прикидываю, может, уже сейчас оформить смету на ремонт. Нужно расширить дверной проём.

– На сколько? – встав рядом, он тоже принялся изучать дверь. – Тогда нужно шкафы менять, здесь впритык, да и с вашей стороны тоже.

От неожиданности этого делового тона я перевёл взгляд на него – ну да, физиономия такая сосредоточенная – и, не выдержав, начал ржать.

– Я что-то не так сказал?

На самом деле манера общения у Эрика мужиковатая, где-то даже грубая – не в том смысле, что он собеседников херами обкладывает, а просто без намёка на сюси-пуси, – но когда он вот так распахивает глаза в растерянности – ни за что не скажешь. Такой очаровашка! Даже забавно, насколько его внешность не совпадает с характером.

Не удержавшись, я выпалил:

– Знаете, с таким лицом вам нужно не в казарме штаны протирать, а моделью работать. Я гарантирую, что девушки бы в очередь выстраивались, чтобы вас потискать.

Но Эрик нахмурился так оскорблённо, что я поспешил хлопнуть его по плечу со всей силы – напомнить, что сейчас он вовсе не в модельном агентстве.

– Да ладно, расслабьтесь. Я всего лишь имел в виду, что скоро перестану пролезать в дверь – с такой-то кормёжкой.

– Вы же сказали…

– Ну да, спасибо. Но это не отменяет того, что придётся объединить кабинет с приёмной и я буду кататься туда-сюда.

– Я могу не приносить, – он искоса оглядел мою фигуру.

– Нет! – я возмущённо махнул шоколадиной. – Непременно приносите! Ради такого дела я готов пойти на жертвы. Тем более, женщины любят милых пухлячков.

В общем, так оно и пошло: Эрик обеспечивал меня дополнительной порцией сладкого, и каждый раз, попивая кофе с шоколадкой, я радовался, как мне наконец-то повезло с помощником. Есть всё-таки справедливость на свете, и не зря я столько времени мучился с лейтенантом Фрэнком!

глава 6

Раньше я на долгие выходные ездил домой, в Данбург, но чем дальше, тем реже – очень уж лень переться через пустыню. Днём там адская жара – даже какой-то рекорд фиксировали, а ночью я не поеду – в одиночку скучно, боюсь заснуть от однообразного пейзажа.

Конечно, есть ещё поезд, там можно всю дорогу с книжкой проваляться, но он тащится настолько медленно и таким кругом по краю пустыни, что это невозможно терпеть. Все эти разговоры… Конечно, я специально переодеваюсь в гражданское, но всё равно догадываются. Да ясно, если заходишь на нашей остановке – значит, работаешь или в части, или в штабе. Или это у меня звание уже на лбу написано.

Женщины сразу делятся на два лагеря. Одни стреляют глазами и просят помочь им донести чуть ли не дамскую сумочку: «Она такая тяжёлая, а вы такой сильный…». Другие ударяются в политику: «А почему при штурме в Балибо застрелили гражданского? Я понимаю, что это не вы, но это же ваши, военные! Сначала стреляете, а потом думаете! А ещё маршал такой-то очень непрофессионально высказался в последнем интервью, так ведь нельзя! Что вы думаете?». Да нихера я не думаю! Мне работы на работе хватает, чтобы ещё в поездах пресс-конференции проводить.

Мужики сначала держатся в стороне, но потом и их пробирает: «А вот я когда служил, нам патронов на стрельбы давали так мало, не то что сейчас, а прапор наш подошёл и говорит – куда вы целитесь, уроды нахохленные»… Ну, и понеслась – что там в стародавние времена говорили какие-то неведомые прапоры. Звание это уже сто лет как отменили, я только в учебке их и застал, но в народной памяти они живее всех живых.

Как итог – я предпочитаю долгие выходные проводить в части. Иногда, под настроение, даже работаю все четыре дня, но конкретно в то утро у меня был другой план – отоспаться и к девочкам. Взять две бутылки шоколадного ликёра – классика, в любом борделе котируется, – побольше рома, закрыться в номере на весь день и как следует наиграться в пиратов.

Однако только я направился к выходу из корпуса – в столовую, на завтрак, – расслабленное состояние как рукой сняло.

Слишком много людей. Откуда они взялись, если накануне все разъехались на выходные? Значит, что-то случилось – очень приметное и, скорее всего, хреновое. Не дойдя до выхода, я на всём ходу развернул обратно, к кабинету Главного. Мне кажется, или на меня косятся?

Стоило потянуться к ручке кабинета, как дверь распахнулась, и Сикорски выскочил прямо на меня – в парадном мундире с орденами. Гаркнув: «За мной!», он рванул по коридору в сторону лестницы, а я последовал за ним – неторопливым шагом, чтобы ненароком не обогнать запыхавшееся начальство. Главный очень переживает, если к нему относятся без должного почтения, а если учесть, что он невысокий, мне приходится вдвойне тяжело – ходить рядом с ним медленно и уважительно смотреть на него сверху вниз. Дело осложняется тем, что с высоты моего роста прекрасно видно лысеющую шевелюру генерала, насчёт которой он комплексует, поэтому – смотрим исключительно в глаза.

Между пролётами лестницы Сикорски притормозил, зажал меня в угол и принялся грозно шипеть:

– Не вздумай выкинуть какой-нибудь хуйни, Блэйк! Сиди и кивай. Понял?!

Угу. Тут я, конечно, догадался.

Поскольку я знал, что искать, то сознание Эрика почувствовал ещё перед дверью. Тяжёлое чёрное облако.

В парадный зал, где проходят преимущественно награждения и изредка – трибуналы, мы зашли чинно, благородно, как и положено руководству. Народу полный зал – быстро сбежались. На обвиняемого я не смотрел – и так всё понятно, не стоит одному мутанту бросаться к другому будто курица-наседка, это не порадует обычных людей, – просто занял своё место в первом ряду перед столом трибунала.

Но когда дошли до обвинения, я не выдержал и покосился на Эрика. Рехнуться можно, шесть человек! Нет, ну я понимаю – одного убить случайно, ну двоих – можно не рассчитать силы, особенно если ты мутант. Но переломать кости шестерым – при этом одному из них вырвать сердце и съесть, что за больная херня?! – это нужно умудриться.

Вспомнил нашу с ним первую вылазку. Хм, в принципе, я-то сам не давал ему шанса проявить себя – рассудил, что он тихоня, которого нужно опекать, и требовал не высовывать носа из-за моей спины. А он, видимо, не такой ягнёночек, каким выглядит. Точнее, сейчас он выглядит вообще как чёрт знает что – я даже отсюда чувствую запах крови.

Свидетелей нет, камер в общей спальне, конечно, тоже нет. На записи из коридора видно, что мой помощник заходит в помещение, вскоре за ним – те самые шестеро, известная компашка, на каждые выходные вляпывались в неприятности, – а через некоторое время выходит один Эрик, перемазанный кровью. Судя по тому, что сейчас лицо чистое, он умылся, но растрёпанные белые волосы тут и там склеены тёмным – видимо, убирал их окровавленными пальцами.

И вместо того, чтобы сбежать, он пошёл и сдался.

Очевидно, официальная версия такова: чёртов мутант съехал с катушек, чего ещё от них ожидать? Неофициально, само собой, не один я понимаю, что существует такое явление как «расовая дискриминация» – настолько постыдное, что в нашей образцовой части его нет. Впрочем, внезапный съезд с катушек тоже не стоит сбрасывать со счетов.

Однако – в обвинении не упомянуто, что Эрик пил их кровь. Странно, это как раз больше бы вписалось в образ кровожадного – во всех смыслах – мутанта. Может, Главный решил замять этот момент – то ли чтоб на меня не косились, то ли в целом не хочет затрагивать щекотливую тему…

Или в самом деле не пил? Почему?

Ладно, хватит думать о ерунде, что делать-то? Я же не могу посреди трибунала пойти к обвиняемому и начать с ним шушукаться, выясняя, псих он или как. А когда объявят приговор, будет уже поздно.

Поразмыслив, я вдруг сообразил, что генномодифицированные способны не только чувствовать друг друга, но и разговаривать мысленно – не все, это как повезёт, но ведь его сильные эмоции я замечаю, а значит, конкретно между нами связь есть. Конечно, в этом нужна привычка – я давно ни с кем не общался, да и желательно потренироваться, чтобы настроиться друг на друга, но – лучше сделать хоть что-то, чем ничего.

Я мысленно позвал помощника. Ощущение отчаяния колыхнулось – значит, услышал, – но больше ничего. Ишь, какой упорный, решил сдохнуть молча и пафосно.

Хорошо, сделаем по-другому: не обращая внимания на речь Главного, я полностью сконцентрировался на сознании Эрика. Если я даже невольно чувствую его эмоции, значит, связь сильная. Да, влезать вот так человеку в голову невежливо, нужно спросить разрешения, но раз такая ситуация, то уже не до этикета.

Настроился было прилагать усилия, потому что в первый раз, но – получилось неожиданно легко. Может, это связано с тем, что недавно я пил его кровь? Что, если это и есть та самая «близость»?

Отчаяние Эрика врывается как цунами, сметая мои собственные эмоции. Страх, ожидание смерти, тоскливое чувство одиночества… Даже удивительно, как под оболочкой сидящего неподвижно человека скрывается такая буря.

Но мне нужно другое. Недавнее прошлое. А, вот этот образ: Эрик на полу, вокруг возвышаются смутные фигуры. Видимо, те самые шестеро. Картинка совсем неразборчивая, лиц не видно, зато ярко чувствуются эмоции и боль от ударов. Злость. Растерянность, сомнение – что делать. Ярость. Наслаждение от ощущения собственной силы – о да, знакомое чувство…

Его сознание ясное – вполне вменяем. И то, что он сделал, он сделал в ответ на их действия, а не по собственной прихоти. Мне этого достаточно.

Память тут же напомнила о годах в учебке. У нас тоже не было расовой дискриминации, ни в коем случае! Нельзя было даже заикнуться о подобном – иначе руководству будет проще выкинуть одного тебя, чем всех тех, кому ты не нравишься. И потому я тоже когда-то прошёл этот путь. Хотя, между нами говоря, я прошёл его гораздо более скрытно – да, я знаю, что меня считают импульсивным и открытым нараспашку, этим и воспользовался: никому не пришло в голову, что я также умею терпеть и планировать. Но дело в том, что если я чего-то хочу – а я очень хотел попасть в армию, – то я это получаю.

Поэтому с моей репутацией всё в порядке, и вот я оказался сейчас в почётном первом ряду.

А на скамье подсудимых – мой помощник. Исполнительный, ответственный, умный. Я понимаю – шесть человек… И я знаю Эрика не так уж хорошо… Это, может, даже имя ненастоящее, а фамилии и вовсе нет… Шесть или сколько, семь месяцев? Достаточно этого, чтобы доверять человеку?

Я решил, что достаточно.

И вот представьте. Парадный зал. Главный в красивом мундире – весь в серебре, увешан орденами так, что еле места хватает. Все спокойны, всё ровно катится к смертному приговору. И тут поднимаюсь я и громко говорю:

– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого.

Ох, нет, эту прекрасную сцену даже вообразить нельзя, это нужно было видеть! Все посмотрели на меня. Даже птицы за окном остановили свой полёт и уставились на меня, повиснув в воздухе. Отчаяние Эрика лопнуло в моём сознании как чёрный мыльный пузырь, оставив лишь полное недоумение. Глаза генерала в буквальном смысле полезли на лоб.

Повернув голову к секретарю, глядящему на меня с открытым ртом, я чётко повторил:

– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого. Внесите в протокол.

Секретарь вопросительно хлопнул глазами на Главного. Тот посмотрел на него, на меня, прочистил горло и, вопреки всем правилам, спросил:

– Капитан-майор, вы подтверждаете, что принимаете на себя ответственность за убийство шести человек? – при этом он страшно пучил глаза и отрицательно качал головой в рамках той миллиметровой амплитуды, которая была дозволена ему уставом.

И, глядя прямо в эти его ошалевшие глаза, я ответил:

– Да, подтверждаю. Готов выслушать приговор.

На красной морде Главного очень чётко и по буквам отразились все ахуительно нецензурные слова, которые ему захотелось выдать в мой адрес, но – нельзя. Поэтому он замолчал, видимо, решив произнести их хотя бы мысленно, чтобы не взорваться от возмущения.

Зато в моей голове раздался голос Эрика: «Что вы делаете?..». Я мысленно фыркнул: «Проверяю, насколько хватит моих заслуг перед отечеством». Приговор должен быть равнозначен для всех обвиняемых, а Сикорски не даст высшую меру нам двоим. Испугается скандала. Если бы я промолчал и подписал документы – вопросов бы не было. Но если пойдут разговоры, что один мутант подвергся нападению на почве расовой дискриминации, оказал сопротивление, второй – а у меня орденов тоже хватает – встал на его защиту, и их обоих казнили, то правозащитники уничтожат любого.

Поиграв в гляделки ещё немного, Главный перевёл взгляд в бумаги, пожевал губу и встал. Все тоже поднялись. Ну и хорошо, а то что это я один тут стою посреди этого цирка?

Генерал Сикорски имеет множество достоинств, но иногда мне кажется, что главное среди них – его громовой голос. Он легко и непринуждённо может орать на весь плац, доводя новобранцев до ужаса, а уж наш небольшой парадный зал, кажется, и вовсе способен обрушить своими децибелами. И несмотря на то, что за много лет я привык к генеральским воплям, тут даже у меня печень упала в пятки. Мало ли… Вдруг всё же даст высшую…

Продолжая сверлить меня негодующим взглядом, Главный взревел:

– Приговор! Младший лейтенант Смит лишается возможности получения повышения, выслуги и дополнительных выплат на десять лет с этого момента. Капитан-майор Блэйк разжалован в младшие капитаны, лишается выслуги и боевых наград, а также лишается возможности получения дополнительных выплат на пять лет с этого момента. Испытательный срок – год. Если в течение испытательного срока любым из обвиняемых будет совершено нарушение, подлежащее рассмотрению трибунала, обвиняемые подлежат казни без права обжалования.

Я не выдержал и широко улыбнулся Главному. Чёрт с ней, с выслугой – обидно, конечно, снова скатиться на базовую ставку жалования, вдвойне обидно лишиться наград, – но зато он оставил Эрика в офицерах. Мог бы скинуть до рядового – без права получить повышение, – и тогда я бы потерял помощника, потому что на этой должности могут быть только офицеры. А Главный оставил мне его. Хороший он всё-таки мужик. Понимающий.

Из зала я выходил победителем. Радовался так, словно меня наградили, и, когда впервые за сегодняшний день посмотрел в глаза своему помощнику, даже незаметно подмигнул. Эрик же в ответ глянул на меня как на психа. Да и чёрт с ним. Сейчас у него шок, а вот позже – дойдёт, что он мог бы быть уже мёртв.

глава 7

Впрочем, скоро меня самого отпустил восторг по поводу того, что моя безумная затея оказалась успешной, и я прочувствовал, что вообще-то могу влететь за чужой проёб. Ощущение было неприятным и давило на нервы.

С одной стороны, в нашей части несильно придираются к дисциплине, в этом направлении можно – почти – не бояться. Конечно, Эрику я этого не сказал. Убил он толпу народа, посмотрите на него! Нет уж, пусть теперь понервничает, пусть каждую пуговицу на кителе проверяет, каждую пылинку с ботинок вытирает, а то ощущение безнаказанности даже приличным людям крышу сносит.

Но что, если он и в самом деле слетел с катушек? Или наконец-то проявил истинную сущность маньяка-убийцы? Мне не улыбается попасть под трибунал за психа, который в один прекрасный день притащит на рабочее место ту самую красивую маленькую сковородочку с котлетами из сослуживцев. При мысли об этом я всякий раз тут же строил суровую морду и рявкал ему что-нибудь про документы, которые нужны мне НЕМЕДЛЕННО! Эрик сразу подрывался выполнять, упавшим голосом извинялся за задержку, да и вообще постоянно смотрел на меня таким виноватым взглядом, что я вскоре бросил это дело. По ходу он и правда переживает.

Через месяц произошли события, которые окончательно меня успокоили.

В тот день я попал в собственный кабинет только к обеду – Главный приказал заменить его на двух установочных занятиях у новобранцев, а это три часа ора на плацу. У меня глотка не такая лужёная, как у Сикорски, так что после подобного развлечения в горле першит и весь день приходится насасывать леденцы с шалфеем.

И вот, значит, с этим самым леденцом во рту открываю я дверь – а Эрик шагает по приёмной, что вообще-то ему не свойственно, обычно он сидит за компьютером или в крайнем случае отирается где-то у стенки: в шкафу роется или кофеварку чистит. В общем, не любит отсвечивать. А тут – мечется туда-сюда.

Чуть я зашёл, он подхватил со стола какую-то бумагу и сунул мне. Официальный вызов на совещание. Ну да, декабрь, из штаба прислали разнарядки на следующий год, то есть Главный обязан отчитаться, что довёл их до сведения всему командному составу: сначала все расписываются, что получили вызов, затем подтверждают присутствие на совещании, потом – что были ознакомлены… Обычная бюрократия.

Я спокойненько взял бланк, буркнул сквозь леденец: «Спасибо» и ушёл к себе.

Весь день просидел за изучением каталогов стройматериалов. Ремонт дошёл до нашего корпуса, и Главный не придумал ничего умнее, чем повесить на меня все эти шпатлёвки и покраски, потому что хозотделу не доверяет: в смете на пятый корпус они перепутали аж три цвета, не говоря о том, что заказали краску не эконом, а люкс, с «роскошными оттенками», как заявлено в описании, и не менее роскошными ценами. Ну, насыщенно-фиолетовые стены в общих душевых – ещё ладно, хоть и смахивает на бордель, а вот когда Сикорски увидал весёленькие жёлтые спальни казармы – вообще с цепи сорвался. Орал про детский сад «Ромашка», брызгал слюной в лицо начальнику хозбригады и напоследок объявил, что сметами в нашем, шестом, корпусе будет заниматься – конечно, «младший капитан Блэйк», кто ж ещё – таким тоном, что возражать точно не стоило.

Я проверял артикулы, а Эрик считал количество – и всё это в дополнение к нашим основным обязанностям. Везёт же кому-то в этой жизни быть безответственным идиотом: твою часть работы перекинут на кого-нибудь другого, ты будешь лодыря гонять и всё равно получать зарплату, а тот, типа умный, будет корячиться вместо тебя. Тоже за стандартную зарплату. Так, погодите, что-то я не понял, кто из нас всех тут идиот?..

Когда время подошло к четырём, я наконец-то закончил, потянулся и решил выпить кофе, после чего топать на совещание – Главный обожает ставить их на вечернее время и задерживать сверхурочно. У самого уже дочки взрослые, с женой не ладится, вот он и развлекается работой. Я-то ладно, у меня тоже семьи нет, а многие бесятся от этой генеральской манеры.

Не успел я подумать об этом, как в дверь постучали.

Эрик. С подносом: кофе и две шоколадки. Хо, как раз вовремя.

Я привык, что помощник в моём кабинете не задерживается, а тут – замер надо мной и явно хочет что-то сказать. Облизывает губы, набирает воздух – но молчит, обдавая меня волнами беспокойства.

– Лейтенант?..

И тут он выпалил:

– Я неправильно посчитал все сметы.

Снова замолк. Пришлось мне поощрительно покрутить ладонью – быстрее, мол.

– Я вчера перечитал то сопроводительное письмо – помните, к распоряжению прилагалось, а там написано, что под краску нужно основу в два слоя. Потому что стены тёмные. А я везде посчитал только один.

Ох ты ж ребёнок… Забыл письмо из хозотдела… А вот лейтенант Фрэнк даже не стал бы его читать, а лучше вообще потерял – чтобы и никто другой не смог узнать, что там было написано. Как же мне повезло с помощником…

Но показывать свои чувства я, конечно, не стал. Начальник я или где?

– Да, как же вы так…

Он опустил голову и, помявшись, пробормотал тихое:

– Может, всё-таки вам не дадут? Это же моя ошибка, я скажу, что вы тут вообще ни при чём… Нет, я понимаю, дисциплина, – Эрик вскинул глаза, и его голос возмущённо поднялся, – но ведь не могут же они на самом деле дать высшую меру за какую-то… краску! Или могут?..

О-о-о, мало того, что он читает сопроводительные письма – да половина помощников, которых я видел, ими разве что в сортире подтирается, записка из какого-то хозотдела, чего? – он ещё и думает, что нас убьют за то, что не сошлись цифры в ведомости. Это так наивно, что даже мило. Если бы оно так было, тут бы уже людей не осталось, Главному пришлось бы самому все бумажки заполнять, а напоследок – застрелиться, потому что у него бы тоже не сошлось, я гарантирую.

– Не знаю. Попробую поговорить с генералом.

– А это совещание… Это предварительное или уже объявят официально? Но это же ещё не трибунал, да? Или как?

Тут до меня наконец-то дошло, почему он психует весь день. Обычно ему звонит помощник Главного и передаёт всё устно, а тут – официальный бланк, с гербом и блестяшками. Видимо, Эрик решил, что кто-то внимательно посмотрел на его смету – ха! – пересчитал цифры – ха-ха! – и ошибка стала поводом вызвать меня на ковёр.

Я поджал губы и покачал головой.