– Даже не знаю. Но вы пока можете заниматься своими делами, – я ткнул подбородком в сторону двери.
– Да. Конечно.
Эрик вылетел в приёмную, а я развернул шоколадку и с удовольствием надкусил. Очевидно, в таком лихорадочном состоянии работать он не сможет, ну и ничего. Пусть поволнуется. В другой раз подумает, прежде чем людей убивать.
Допив кофе, я забросил в рот мятную жвачку, одёрнул китель и эффектно распахнул дверь кабинета, явившись на пороге как суровый командир, храбро глядящий в лицо неминуемой смерти – за ошибку в хозрасчётах. Судя по встревоженному взгляду Эрика, поза трагического героя вполне удалась – хм, если бы я не пошёл в армию, мог бы попробовать себя на актёрском поприще.
Эрик вскочил из-за стола, шагнул ко мне – а вот голос у него неожиданно спокойный:
– Можно я пойду вместо вас? Это моя ошибка, и я должен за неё ответить, а вы тут ни при чём. Да и на трибунале не надо было вам лезть – я знал, что делаю. У поступков есть последствия.
Вообразив, как мой помощник ворвётся на совещание по годовому плану и выдаст что-нибудь пафосное вроде: «Убивайте меня, я готов!» – может, ещё и китель на груди рванёт, – я аж слюной поперхнулся.
– Я ценю ваше рвение, но субординация превыше всего. Вызвали меня – пойду я.
Он подозрительно вгляделся в моё лицо.
– Вы ведь не будете больше так делать? Выгораживать меня?
– А вы против моей помощи?
– Нет, но… – его физиономия стала упрямой. – Я ценю, конечно, но это неразумно.
– А, ну с вашим представлением о разумности я уже ознакомлен. Почему оно каждый раз сводится к тому, что вас нужно убить?
Он было раздражённо сжал губы, но всё-таки ответил:
– Пожалуйста, не надо. Я способен отвечать за себя. А то, что теперь на мне висит ответственность за вас, – ещё хуже, чем если бы меня просто казнили.
– Ваша будущая жена обрадуется, когда услышит подобные рассуждения. «Дорогая, извини, но я предпочту смерть, чем ответственность за кого-либо».
– Вы хоть когда-нибудь говорите серьёзно?
– Конечно. Я совершенно серьёзно прошу вас посмотреть, достаточно ли я красив для казни. Вдруг шоколад где-нибудь на лбу? – я натянул маску, поправил ровнее и покрутил головой перед Эриком.
Помощник оглядел моё лицо, покачал головой.
– Отлично. Значит, я божественно прекрасен, и я полетел. А вы не вздумайте засиживаться – как пять стукнет, сразу закрывайте кабинет. Это приказ.
Совещание было предсказуемо скучным: Главный бухтел на одной ноте, озвучивая нескончаемое количество цифр, я на автомате записывал вперемешку с каракулями и цветочками – смысла в этом нет, всё равно всем раздали в письменном виде, но хоть какое-то занятие.
А когда этот ад наконец-то закончился – у меня уже глаза сонно закатывались, Главный ещё и сказал мне задержаться.
– Что, младший капитан, как твой волшебный помощник? Стоило того?
– Вполне. Он отлично управляется с площадью стен, объёмом краски и прочими стратегически важными расчётами. Враг не пройдёт.
– Ладно, хватит зубоскалить, – проворчал Главный в меру раздражённо. – Или ты хочешь гулять по оранжевым коридорам?
– Никак нет.
– Ну так и отлично. Считайте. И кстати… Новый год скоро. Алкоголь, хлопушки бьют в голову…
– Я не замечал, чтобы он пил.
Генерал выдал авторитетно, как он любит:
– На новый год пьют все, кто от радости, кто от горя, – Сикорски выдержал многозначительную паузу и продолжил: – Блэйк, я скажу один раз. Если он что-нибудь выкинет, сразу оформляй увольнение задним числом – я подпишу, а дальше – меня не интересует, что и как, но он не должен выйти за ворота. Мы не можем выпускать на улицы всяких уёбков. Но и смыть свою жизнь в унитаз за хуй пойми кого я тебе не позволю. Хотя следовало бы – после таких твоих выебонов на трибунале. В общем, ты меня понял.
– Так точно.
Конечно, какая мне высшая мера – а кто будет считать краски, швабры и прочее, что взбредёт ему в голову? Хорошо быть полезным сотрудником.
Главный помялся, словно хотел сказать что-то ещё, но потом всё же кивнул на дверь. Наконец-то.
Коридоры уже опустели. Рабочий день полтора часа как закончился, все разбежались по домам, местные – по комнатам, один я прусь в кабинет только ради того, чтобы оставить документы. Такое у меня правило: держать рабочие бумаги исключительно там – спасибо, в моей комнате они мне не нужны, должен же я хоть где-то отдыхать от этого всего.
Вышел я из-за угла неподалёку от кабинета и сразу увидел Эрика – сидит на полу рядом с дверью.
– Лейтенант! Почему без букета?
– Что?
– Ну, обычно… – я хотел было объяснить, что столько времени можно ждать только девушку, которой хочешь сделать предложение, но решил, что сейчас неподходящий момент для шуток, Эрик весь на нервах. – Неважно. Что вы тут, а не там?
– Вы сказали закрыть.
– А-а-а…
Как я и говорил, исполнительность – отличное качество для армии.
В кабинете, бросив папку с бумагами на стол, я встал в позу и торжественно объявил:
– Генерал, конечно, был недоволен, но в итоге разрешил сделать дополнительную смету.
Помощник выдохнул с явным облегчением и расплылся в такой счастливой улыбке, что мне даже как-то неловко стало.
– Сейчас сделаю.
Не-не-не. Рабочий день закончен. Посчитаем всё завтра, на свежую голову. И ещё – он ясно дал понять, что не стоит злоупотреблять на новый год.
Эрик нахмурился непонимающе. Пришлось пояснить:
– Праздник. Алкоголь.
– Мне? Я и не собирался. Я вообще ничего не отмечаю.
– Это похвально.
Хотя что «похвального» в том, что в его жизни нет праздников? Вот так ляпнешь что-нибудь на автомате, а потом думаешь – что сказал-то?
Чтобы хоть как-то объяснить эту странную логику, я добавил:
– Ну, я тоже.
– У вас нет семьи? – Эрик сразу напрягся.
– Да нет, почему. Есть. Но я как-то…
– Мм… – он кивнул рассеянно, явно занятый какой-то мыслью.
– Ладно, спрашивайте, что хотели.
– Это личное, – помощник качнул головой.
– Ну так и спросите. Я ведь могу не отвечать?
Помявшись, он выпалил:
– А у вас родители родные или приёмные? Извините.
Я даже улыбнулся в ответ на его смущение – такое непривычное на фоне армейской бесцеремонности.
– Родные.
– То есть они…
– Ага, мутанты.
– Мм. Мои вроде были нормальные.
– Мои вообще-то тоже.
– Вы же сказали…
– У меня нормальные родители. Хоть и мутанты.
Когда до него дошло, щёки тут же покрылись бледно-розовым румянцем.
– Извините, я… Я не это имел в виду.
– Ничего страшного. Так и что? Ваши – обычные? Есть предположения, что вызвало мутацию?
– О… Я не знаю. То есть мне так кажется. Ну, всегда ведь отказываются.
У меня наконец-то щёлкнуло в голове – все детали встали на место. Действительно, частое явление, когда у обычных людей рождается генномодифицированный ребёнок – есть разные теории почему, но всё это на уровне предположений, – и они тут же пишут отказ.
Сто двадцать лет назад, когда всё началось, большинство таких детей убивали. Потом стало помягче: оставляли где придётся, иногда даже не в безлюдном месте, а на пороге церкви или больницы, хотя не факт, что там бы такого взяли. В Данбурге все крупные улицы названы в честь благотворителей, которые объявляли вознаграждение за младенцев «с отклонениями» и устраивали для них специальные приюты – почти все действуют до сих пор. Впрочем, я так думаю, что на самом деле меценатов было больше, но – многие исчезли втихаря, и никак не узнать, зачем они собирали детей. Главное, что платили, а остальное никого не волновало.
В наше время шанс, что ребёнок окажется генномодифицированным, остался прежним: одиннадцать процентов вероятности у обычных людей, сто – у двух мутантов, и восемьдесят два, если генномодифицированный только один из родителей. При этом следует учитывать, что не все способны иметь детей и далеко не все мутации совместимы с жизнью, так что засилие «уродов», как пишут в листовках борцов за чистоту человеческого вида, планете не грозит. Хм, как же нам повезло жить в цивилизованное время, когда нас уже официально признали отдельной расой с такими же правами, как у других. Можем стоять с Эриком посреди кабинета и спокойно разговаривать вместо того, чтобы прятаться по катакомбам от радикалов с топорами.
Интересно, что поначалу, когда изобрели генетические карты, они безошибочно показывали наличие мутации, даже на ранних сроках – началась волна абортов, люди вздохнули с облегчением, – но потом перестали. Конечно, прессу тут же наполнили истеричные статьи. Объяснения шли в двух направлениях: или мутации каким-то образом осознают себя, скрываются от уничтожения (вплоть до того, что все генномодифицированные – это рой с общим разумом), или же процесс контролирует некто со стороны – гениальный злодей, а то даже дьявол. В общем, стандартные броские заголовки.
Но это и в самом деле странное явление: посмотрит врач на результаты обследования, скажет, что всё нормально, а по факту рождается мутант. Вот я, например, первое время выглядел совсем обыкновенным малышом – пока не начали расти крошечные острые зубки. Моя-то маман была счастлива – это её наследство, но вот обычным людям, думаю, зубастый младенец не показался бы особенно милым. У нас в школе многие выглядели обычно до подросткового возраста, а затем – у кого вдруг цвет кожи менялся, у кого внутренние органы перестраивались. Но тут, в Данбурге, изначально было ясно, что они генномодифицированные, а если нет? Конечно, подобные перемены становились неприятным открытием для родителей, которым обещали нормального ребёнка. Многие подавали в суд – и на клинику, и на врача, – но для аборта уже поздновато.
В случае с Эриком, думаю, всё было понятно сразу – с такой-то внешностью. И если от него отказались сразу после рождения, то это почти наверняка значит, что родители были обычными. Мутанты как правило детей не бросают – многие ещё помнят времена, когда выживать нам было слишком трудно.
– Вы жили в гетто?
– Нет.
Прозвучало слишком резко – как знак, что этот разговор стоит прекратить.
С детства жить одному среди людей – наверняка это было хреново. Подумав, я так и не решил, высказать ли сочувствие – может, его это заденет, – поэтому решил свернуть беседу.
– Кхм. Ну ладно, завтра нас ждёт новый марш-бросок по территории стройматериалов, а пока – давайте отдыхать.
глава 8
Другой вопрос, который не давал мне покоя после трибунала, – как Эрик умудрился выстоять против шестерых? Даже если он не такой уж ягнёночек, парни там были крепкие – ума с гулькин хрен, зато занятия в спортзале не пропускали.
Раньше, давно, я сам проводил тренировки у своих парней, но вскоре бросил это дело. Мне приходилось постоянно сдерживаться, всё-таки человеку против мутанта трудно, – а без личного участия, просто так наблюдать – скучно. В последние годы ходил на тренировки только изредка, проконтролировать, что они не совсем уж там балду пинают, а в основном следили сержанты.
Но тут – я потопал сам. Смотреть на Эрика.
На первый взгляд уровень у него так себе. Одного – точно. Двоих – маловероятно. Троих – определённо нет. Но как-то же он это сделал?
Однако чем дальше, тем больше мне казалось, что лейтенант Смит дерётся без особого энтузиазма, чтоб не сказать поддаётся. Аккуратненько так, ненавязчиво… Если не приглядываться – народу-то много, – так и не бросается в глаза. А вот если смотреть только на него, можно заметить, что он не только подставляется, но и в последнюю секунду успевает чуть отодвинуться. Вроде и удар, но даже синяка не будет. Н-да, я как-то не задумывался, что мутантскую быстроту реакции можно в таком ключе использовать.
Посмотрел я на это его показательное выступление и побежал в раздевалку, переодеться.
Сказал помощнику подойти. Дал ему в челюсть. И говорю: «Давайте, лейтенант Смит. Только без вот этого “настроения нет, и голова болит”».
Но он всё равно – и со мной попробовал в поддавки играть. А потом я ему по носу пару раз стукнул, и он быстренько передумал. Облизал кровь с губ, прищурился – тут у меня внутри всё сладко замерло в предвкушении, – и как даст лобешником тоже в нос, аж в черепе хрустнуло. Я тоже разозлился – по-хорошему так, – и понеслась.
Я на равных, с мутантом, не дрался, небось, с самой юности, ещё когда в Данбурге с друзьями развлекались. Ох, какое это чувство… Когда ощущение силы и свободы переполняет – даже чёрт с ней, с победой, не в ней дело. А потом прилетит тебе так, что звёзды из глаз и кровь на языке, а ты не сдаёшься. Вот в этом суть. Как бы ни было больно, как бы ни кружилось всё перед глазами – но ты можешь продолжать. Я ради этого ощущения и в пехоту пошёл, от артиллерии отказался. Хотя где-то и просчитался, конечно, – по факту хорошенько подраться мне здесь не с кем.
Не было до того момента.
Самая неожиданность была, когда он с ходу скрутил меня за шею – это вот тот Эрик, который только что лениво махал руками и поддавался обычным людям! – и принялся дубасить коленом в солнечное сплетение. Вот же сучёныш, до этого ноги вообще не использовал! Прикидывался, будто и вовсе не знает, для чего они, кроме ходьбы, нужны, а тут – разошёлся, отбивную из меня делать!
И вырваться оказалось не так-то просто – от чего я, конечно, вообще в восторг пришёл. Пришлось бухнуться на пол, прокатиться – ага, по нему, – и только после этого хватка Эрика ослабла, так что мне удалось перебросить его через голову – он там приземлился на кого-то из парней, но нам обоим уже было похер на окружающих. У кого мозги есть – догадаются отойти.
Эрик хоть и худой, но если облапить его под балахонистой футболкой – весь жилистый и неожиданно твёрдый. И быстрый – держался наравне со мной, а у меня вообще-то ускоренная реакция даже по меркам мутантов. Точно тренировался. Но не в армии. А где?
Хотя вскоре – наверное, когда у Эрика злость из-за разбитого носа схлынула – у меня опять возникло ощущение, что он поддаётся, поэтому я и бросил драку на полпути. Мне такой победы не нужно.
Разошлись мы, кровавые сопли вытираем, смотрю – а парни на тренировку плюнули, вокруг нас столпились, любуются. Ну, прикрикнул я на них и ушёл в душ – больше для того, чтоб не светить довольной мордой: давно так хорошо не развлекался.