Неотения

Они громко чокаются. Андрей после рюмки кривится, но всё-таки выжидает паузу и только потом закусывает огурцом. Неожиданно он, словно вспомнив что-то, машет рукой:

– Твою мать! За упокой же не чокаются!

– Да хрен с этими традициями. Я тебе вот что скажу. Всё это ерунда. Всё должно от сердца идти. А не так, чтоб тебя бабки, которые раньше заядлыми атеистками были, одёргивали, говоря: так нельзя, сяк нельзя…

– Да всё понятно. Ладно, так как у тебя сейчас с Машкой?

– Да что, живём в моей квартире.

– И как тебе семейная жизнь?

– Да понимаешь, мы с ней видимся только вечером, перед сном. И всё. Ну, и по выходным ещё иногда, когда я не работаю.

– А чего ты хотел?

– Да нет, я всё понимаю. Только вот тут со мной такое дело произошло… В общем, я ей изменил с бывшей одногруппницей Иркой. И, ты знаешь, мы учились пять лет вместе, и ничего, а после той ночи… Я просто не знаю. Со мной ещё никогда такого не было. Это как раз перед Новым годом произошло, мы группой собирались. Сейчас она уехала к себе, но мы с ней каждый день созваниваемся и по часу говорим.

– Да… Вот это ты встрял. А с ребёнком-то что?

– Да ничего. У Маши сразу после свадьбы как раз выкидыш был. Вот теперь не знаю, что делать. К Маше я сейчас ничего не чувствую, а Ира… Я даже и не знаю, получится у нас что-нибудь или нет. И почему в жизни всегда так? Может быть, ты чего посоветуешь?

– Ой, только не надо этого. Ты просто хочешь, чтобы я одобрил твои действия и взял на себя ответственность за них. Я могу тебе сказать своё мнение, вот и всё. Знаешь, я бы на твоём месте не спешил разводиться. Может, это просто вспышка, которая скоро погаснет. И что тогда? Ну, а если это и правда любовь, то её, сам знаешь, никто не погасит, кроме того, кто её разжёг. Просто подожди хотя бы до весны, подожди.

– Спасибо, Андрей. Ты хоть какой-то вразумительный вариант предложил. Действительно, надо подождать. Я вот сейчас оглядываюсь назад, и вся жизнь моя выглядит как обрывки, какие-то несвязанные, непоследовательные, разрозненные части. И вот в чём дело-то, понимаешь, в целое они пока никак не складываются.

Помню, после школы хотел поступить в МГУ. Пролетел. Думал потом, – ну, ладно, в аспирантуру где-нибудь в Москве устроюсь. А теперь с женой – куда?

Они сидят всю ночь, вспоминая всех одноклассников по очереди. За это время Маша успевает достать Максима звонками так, что он вытаскивает аккумулятор из телефона.

ГЛАВА 7

Сон, вязкий, как кисель, звонок будильника должен был разрезать ножом, однако Максим просыпается раньше и лежит в темноте под тёплым одеялом. И хотя внутренне он был полностью готов к тому, чтобы встать, звонок раздаётся всё равно неожиданно.

Сумка с вещами была собрана с вечера. Он завтракает кашей быстрого приготовления и чашкой кофе. Потом чистит зубы и бреется. В прихожей он расстегивает сумку и складывает в неё щётку, пасту и бритвенный набор. «Ну что, посидеть что ли на дорожку? Дорога предстоит долгая» – раздумывает он, хотя сидеть-то особо не с кем.

До отправления автобуса остаётся ещё полчаса. Он ещё раз осматривает своё жилище: проверяет, выключен ли газ и свет. Из правого кармана достаёт ключи и закрывает дверь.

Маршрутка быстро довозит его до автовокзала.

На платформе холодно, но Максим всё равно дожидается автобуса именно здесь. Как не странно, но автобус не опаздывает.

В дороге поначалу он читает книжку, но после двух часов это надоедает. Тело немеет, а дорога нежно убаюкивает, и ему сняться сны о его прошлом…

– Я устал, Маша, понимаешь? Устал от тебя, от этой ситуации, от всего!

– Что ты хочешь сказать? – удивлённо спрашивает она.

Обычно скандалы всегда начинались с её реплики, но в этот раз всё иначе.

– Что я хочу сказать? Нет, это ты что хочешь сказать? Почему всегда я виноват, ты не задумывалась никогда, нет? Да потому, что ты меня не понимаешь, никогда не понимала и не хочешь понять, ты же думаешь только о себе.

И тут он, передразнивая, произносит, пародируя её голос и интонации:

– «Ну и что же мне завтра надеть? Эту блузку я уже надевала»… Ты мне жить не даёшь, ты это понимаешь? Почему, когда я не работаю, я должен сидеть дома и смотреть с тобой твои долбанные передачи?

– Потому что ты мой муж! – обиженно поджав губы, произносит она.

– Мне они не нравятся, понимаешь? Не нравятся! Как их можно смотреть? Объясни мне все эти шоу! Ты ведь уже их жизнью живёшь, у тебя же своей просто нет. Почему всё так? Объясни мне!

– Я не понимаю, что ты хочешь от меня? – уже со слезами на глазах спрашивает она.

– Что я хочу, что я хочу… – повторял он, словно пытаясь в этот момент на самом деле осознать, чего же он хочет, – Я хочу просто поговорить с тобой, поговорить, а не пускаться в обсуждение того, как развивается жизнь у кого-то по ящику, ты это понимаешь?

– Ничего я не понимаю. Ты что, снова был у Андрея?

– Не надо мне тут дурочку включать, ты всё прекрасно понимаешь. Просто скажи мне, где та девочка, которая мне так нравилась?

– Вот ты как заговорил, скотина. Да ты ведь сам её, своими руками, убил, своей чёрствостью и бессердечностью! Ты!.. – она бросилась на него, и её кулаки забарабанили по его груди, – Ты, ты! Тебе повод нужен, чтобы со мной развестись. Только знай, развода ты не получишь…

Максим просыпается оттого, что автобус останавливается.

– Отправление через десять минут, – устало произносит водитель.

Выйдя из автобуса, он с удовольствием вдыхает прохладный воздух. Тело, затёкшее от долгого сидения, расправляется, как пружина. На станции он покупает пирожок с повидлом и с удовольствием его съедает. В автобусе жарко. Его сосед ещё не вернулся. Он оставляет на стекле отпечаток ладони, через который ему предстоит ещё, как минимум, два часа созерцать неменяющийся пейзаж.

За окном мелькают покрытые подтаявшим снегом, кое-где уже с чёрными проплешинами поля, иногда сменяющиеся редкими берёзовыми посадками. Эти однообразные картины угнетающе давят на него. Такие же, как моя жизнь, – думается Максиму. Почему? Чего я хотел, к чему стремился? Всё постоянно уходило, как песок сквозь пальцы. Кто виноват? Наверное, я сам. Нет, всё-таки Андрей был прав, нужно было подождать. Он достаёт из сумки коробку с подарком для Ирки. Стеклянная бутылка, заткнутая пробкой, а в ней кораблик, плывущий по нарисованным волнам. Паруса его надуты попутным ветром, и он плывет с полной уверенностью в том, что скоро войдёт в свою гавань.

Он прячет подарок в сумку. Сейчас, когда ему некуда спешить, нечего делать, остается только думать. Мысли сами, без вмешательства, медленно складывают обрывки его жизни, предоставляя ему в очередной раз возможность понять: что, где и как он сделал не так.

Может быть, всё-таки Андрей был прав, и надо было подождать до весны, хотя нет, какой там, ведь на календаре уже весна, сегодня двадцать третье марта. Но взгляд за окно разубеждает его в этом.

А может быть, тогда, на стройке. Может, не надо было пробовать, когда Сашка предлагал косяк? Или, всё-таки, он ошибся тогда, когда Маша сказала, что она беременна. Не надо было врать. Нужно было честно признаться, что он её не любит, что встречался с ней только ради секса. И вообще, может быть, не стоило встречаться только ради этого?

Кроме Максима никто не может ответить на эти вопросы. А он боится и не хочет на них отвечать. Отпечаток ладони, прорезающий окно в другой мир, уже затянулся морозным узором.

Его словно кто-то выпил. И теперь, когда он собирается начать жизнь снова, не оглядываясь на то, что осталось за спиной, прошлое тянет назад.

За всеми этими мыслями время словно ускоряет бег. Возвращаясь в реальность, он видит, что его сосед вместе с остальными пассажирами выходит из салона автобуса. Пересадка.

Автовокзал встречает вечной суетой. Здесь его никто не ждёт. Чужой город, и чужой человек в нем – это он. До отправления остаётся два с половиной часа. В кассе он берет билет. Судя по цене, ехать предстоит ничуть не меньше. Наверное, часам к девяти и приеду, – думает Максим. Ему не хочется сидеть в зале с людьми, ожидающими отправления, и он идёт в город.

Такие же, как и везде, серые дома и уже постаревший снег встречают его. Он идёт без какой-либо цели, просто чтобы идти, скучающий взгляд скользит по людям, идущим навстречу, таким же незнакомым, как и в его городе, таким же безразличным и чужим.

Он заходит в кафе, обедает. В баре у него завязывается разговор с девушкой, поэтому он почти не замечает, как пролетает время.

Снова дорога, снова ладонь прижимается к стеклу, чтобы растопить ледяное безличие. Всё то же, всё так же. Ничего не изменилось, кроме автобуса и соседей. Он набирает номер телефона Ирки. Её голос, такой далёкий и близкий, возбужденно спрашивает:

– Когда ты приедешь?

– Где-то около девяти, ты встретишь меня?

– Да, конечно. Позвони за час до того, как будешь подъезжать, а то мне до автовокзала час добираться.

– Хорошо, до встречи, – отвечает Максим.

О своем обещании он вспоминает только тогда, когда опоздавший автобус уже останавливается. Максим набирает её номер. Фоном для её голоса слышна музыка и чьи-то весёлые голоса.

– Ты где?

– Я уже приехал.

– Всё, жди. Сейчас я возьму такси и буду.

– Да не стоит… – свою фразу продолжить он не успевает, потому что она уже отключает телефон.

После духоты автобуса воздух кажется ледяным, от чего его бьёт мелкой дробью дрожь. Чтобы согреться, он ходит вдоль автовокзала, но это не помогает, и он решает туда зайти. В здании ужасающе тихо и пусто, так, словно здесь нет никого, кроме него. «Куда я приехал?» – спазмом проносится мысль. Максим ждёт Ирку, и ему кажется, что ожидание никогда не кончится, что всё, что он сделал для того, чтобы увидеть её – напрасно и лишено смысла.

Звонит телефон. Это она.

– Ты где?

– В автовокзале.

– А я с другой стороны.

– Сейчас подойду, – отвечает Максим.

Снова вокзал. Снова утренний рейс. Снова дорога. Он словно старая губка, из которой выжали всё, и забыли выбросить. Снова пытается читать, снова это надоедает, и он засыпает…

Они гуляли по городу, держась за руки, как дети, и в этом было что-то такое наивное и романтичное, от чего ему было тепло и хорошо. Они на набережной. Ветер пытается сорвать с неё капюшон, но у него это не получается. Ему одиноко и грустно в этом чужом городе, несмотря ни на её присутствие, ни на новые впечатления. Сейчас, идя с Ирой, он ощущает с ней какую-то внутреннюю близость. Но на самом деле он понимает, что всё, что он понапридумывал (может, так же, как и она) о том, как они встретятся, о том, что произойдёт между ними – всего лишь пустые, глупые мечты. Он не мог подобрать точные слова, чтобы объяснить, откуда он это знал, просто, даже несмотря на духовную близость, они всё равно чужие друг другу. И секс, который был между ними, всего лишь яркая, ничего не значащая вспышка. Обманывающая и зовущая в темноту вспышка. А ещё Иру, да и Максима, слишком многое держит: её здесь, а его там, дома. Всё напрасно. Поворот снова оказался не туда. Ему казалось, что, если начать с нового листа, забыть те обрывки его прошлой жизни, всё будет хорошо. Однако прошлое нельзя отбросить так, словно его не было, потому что оно уже изменило его. Он оглядывается назад, а за спиной уже целая жизнь… Вчера ему казалось, он всё успеет, что всё получится, а сегодня… Сегодня уже наступило, но совсем не так, как он себе представлял. Жизнь, которая казалась такой непредсказуемой и интересной, уже неторопливо идёт по троллейбусным проводам на закат. А он и сам не понимает, когда же заскочил в двери, которые закрылись за его спиной.

За последние несколько лет многое изменилось. Всё меняется. У него была мама. У него была жена. У него был друг. Со временем друзья становятся такими далёкими, что даже незнакомые люди по сравнению с ними кажутся ближе.

Всё меняется, менялся и он. В худшую или лучшую сторону – покажет только время. А ему остаётся одно: продолжать, как и раньше, жить и меняться – изменяться.

Да, он уже не такой, как был раньше. А какой он был раньше, уже и не помнит. Помнит только, что не такой, как сейчас. А какой сейчас?

Изменился не только он, но и мир вокруг. Может быть, всё изменилось только потому, что изменился именно он? Парадоксально, смешно, необоснованно, недоказуемо… Но всё же, может быть, это так?

За окном автобуса весна, и снова мусор, и грязь, только в нём уже нет тоски и одиночества. Что-то новое шевельнулось в нем, и он не может дать этому определения, объяснить то, что кажется таким странным и непонятным. Всё смешалось и перепуталось в его голове. Мысли, как овцы, которых пытаешься сосчитать перед сном, когда мучит бессонница, но они почему-то разбегаются и теперь уже точно не соберутся. И только одно он понимает точно: он остался один. Но ему от этого почему-то совсем не грустно, может быть, потому что за окном на деревьях набухают почки, и он понимает, что он – точно такая же почка. Нужно просто подождать, пока потеплеет. И тогда можно попробовать снова жить, снова искать, любить, верить. А обрывки жизни, которые остались за его спиной – это то, что прошло, чего нельзя изменить и что необходимо оставить в памяти.

Встреча с Ирой оказалась очередным обрывком. А та прошлая семейная жизнь, может быть, – это было его. Возможно, он должен был смириться с обстоятельствами, а не искать неизвестно чего. Он печально вздыхает и смотрит в окно, через которое невозможно ничего разглядеть, кроме далекого и такого родного лица мамы…

ВЕРНОСТЬ

– Верность – это огонь, без которого холодно и который надо постоянно поддерживать. Без него ты не сможешь жить. Нужно во что-то верить. Без этого нельзя, иначе жизнь превращается в холодную ночь. Верность – это ведь от слова вера, ты понимаешь? Мне это тяжело говорить, но мы должны расстаться…

– Почему? Ведь мы же любим друг друга!

– Да, я тебя люблю, но я не могу жить с человеком, которому не верю.

– Но это была случайность, я была пьяная…

– И это, по-твоему, оправдание?

– Я тебя люблю. Прошу, прости меня. Прости, если ты меня действительно любишь.

– Я тебя простил сразу, но дело не в этом. Мне было чертовски тяжело, когда я узнал о том, что ты мне изменила. Нет слов, чтобы описать, что я почувствовал. Проблема не в любви, а в том, что я тебе не верю, понимаешь?

– Это больше никогда не повторится! Прошу тебя, заклинаю, прости меня!

– Мне смешно от того, как все это банально и пошло. Это похоже на какую-то мелодраму. Ты просто не понимаешь, что я тебе говорю, ты не слышишь меня, а повторяешь одно и то же: «Я тебя люблю! Не уходи!» Это не поможет. Так что прощай!

Я разворачиваюсь и иду по тёмной аллее домой. За моей спиной, на скамейке под фонарём, раздаются её рыдания. Как же всё это странно: здесь мы поцеловались в первый раз, и здесь же мне пришлось разорвать наши отношения. Жизнь полна парадоксов. Не знаю почему, но я останавливаюсь.

Если бы я действительно думал так, как говорил! Мне было больно не оттого, что Лена разрушила всё, а оттого, что, несмотря на случившееся, я продолжал её любить. Как бы я хотел, чтобы мы никогда больше не встречались с ней! На самом деле, я бы постарался забыть её измену, если бы не любил так сильно. От этой мысли становилось только больнее. Но самым глупым и парадоксальным в этой ситуации было то, что я её прекрасно понимал, просто мне не хватало сил перешагнуть через себя. А ведь когда-то я сам был на её месте…

Я проснулся весь мокрый от сна, который снился мне уже в который раз…

Я иду по лесу на зов голоса. Что-то знакомое слышится мне, но эхо искажает голос. Мне кажется, что если я узнаю того, кто меня зовёт, то сон больше не повторится. Но я этого не хочу. Не хочу, потому что дальше произойдёт… Впрочем, будет ли так и на этот раз? Эхо ведёт меня за собой всё дальше и дальше.

Вокруг туман, преграждающий мне путь. Кроме эха в лесу и хруста веток под моими ботинками, все звуки словно вымерли. Мне непонятно – зачем и куда я иду. В голове пульсирует только одна мысль: надо идти, остановка подобна смерти. Однако, вопреки этому, с каждой секундой мне все больше хочется остановиться. Ноги тяжелеют. Как же просто: нужно перестать идти, и тогда всё закончится. Сил, чтобы сопротивляться этому желанию, нет, да и не было их вовсе. Тяжело приваливаюсь к шершавой, покрытой мхом и лишайниками коре дуба.

Голос прекращает звать. А может, я просто не слышу его, потому что появляется она. Лицо её видится расплывчато. Вот она стоит рядом, снимает с меня мокрую одежду. Я ощущаю тепло её тела. Дыхание моё, и без того тяжелое, становится глубже, я весь горю. Так больше продолжаться не может, и я рву одежду на ней. Она только смеётся: «Ой, какой же нетерпеливый!». Тёплая похоть заполняет мое тело, я сам не соображаю, что делаю. Лицо её начинает обретать черты…

Но каждый раз я просыпаюсь раньше того момента, когда смогу её разглядеть.

Рядом со мной лежит Ленка, такая желанная, тёплая и улыбающаяся чему-то во сне. Тихо, чтобы не разбудить её, выскальзываю из-под одеяла и иду в ванную. Больше всего сейчас мне хочется смыть с себя пот, а вместе с ним и то тёмное, животное, что пробуждает во мне сон. Холодный резкий душ приводит меня в чувства.

На кухне часы показывают семь. Мне надо чем-то заняться, пока Ленка спит, чем-то таким, чтобы не разбудить ее.

Сковородка шипит и возмущается, пока я готовлю завтрак.

Заглядываю в спальню – Ленка ещё не проснулась. Я смотрю на неё, и больше всего сейчас мне хочется прикоснуться к ней, ощутить её рядом с собой.

Беру вчерашнюю газету, вытаскиваю из нее программку на следующую неделю и, от нечего делать, начинаю подчеркивать красной ручкой интересные программы и фильмы. Когда я заканчиваю эту процедуру, на очередь становится кроссворд, который я так и не успеваю разгадать, потому что ОНА просыпается.

С Ленкой мы познакомились на моей работе. В тот день я, как обычно, вёл приём в своем кабинете. Людей, как всегда, было море, к тому же изнуряющая духота и отсутствие медсестры, которая вчера попала в больницу с аппендицитом. Я уже давно вышел из того возраста, когда влюбляются с первого взгляда, поэтому, когда она вошла в кабинет и села, я всего– навсего отметил, что моя пациентка довольно симпатична.