Неотения

В квартире верёвки, да и вообще ничего такого, чем можно было бы что-нибудь привязать, не находится. Однако на балконе, где мать вывешивала на сушку бельё, верёвка всё-таки есть.

Он режет её тупым ножом до тех пор, пока свободный край не отправляется вниз. «Как же мне её теперь снять? Один конец ведь внизу. Что делать?» – спрашивает он у себя самого. «Можно привязать верёвку на шею, и тогда голова точно не улетит!» – наконец решает Максим.

Верёвка тяжёлая, словно к ней привязали мешок с цементом, может быть, и два. Мышцы просто разрываются, однако, несмотря на это, он всё-таки вытаскивает верёвку из пропасти за балконом и падает в изнеможении. Но это не мешает ему тут же завязать тугой узел на шее.

Раздаётся звонок, не понятно как уцелевший в его квартире.

– Иду! – кричит Максим.

Возле прихожей его неожиданно останавливает какая-то непреодолимая сила. Он не может двинуться ни на шаг, что-то держит его, сдавливая шею. «Сейчас, сейчас!» – хочет прокричать он, но из горла вырывается жалкий хрип. В дверь звонят ещё раз. Мир медленно расплывается перед его глазами, он задыхается. Последнее, что он запоминает перед тем, как потерять сознание, это непрекращающаяся мелодия звонка.

Сашка вернулся из Германии вчера. Но поезд из Москвы пришёл поздно, поэтому он не стал никому звонить, даже Максиму. Утром за завтраком, когда он расспрашивает мать о новостях, она рассказывает ему о том, что его лучший друг стал наркоманом.

– Я пойду к нему.

– Пустое. К нему уже ходили все. Он никого не слушает и не слышит, – грустно отвечает мама.

– Но это же болезнь! Его надо как-то лечить!

– Да, болезнь, – устало произносит мать. – Такая болезнь, которая лечится, только если человек сам этого хочет.

– И что, он не хочет?

– Никто теперь не знает, чего он хочет.

– Я всё равно пойду.

– Иди. Только ты ему не поможешь. Помочь себе он может только сам, – обречённо вздыхает мать.

Пока Сашка идёт, в голове крутятся слова, которые он должен ему сказать. Им движет чувство вины, ведь это он дал Максиму в первый раз попробовать план. Кто же знал, что это может привести к таким последствиям? Что же сказать ему? – думает Сашка. Мысли путаются, теряются, он не понимает, зачем вообще нужны наркотики. Ну, попробовал пару раз для разнообразия, и все. Наверное, он не может этого понять по одной простой причине, что сам он никогда ни на что не подсаживался – ни на сигареты, ни алкоголь, ни интернет, ни на что. Просто он такой человек. Но когда он звонит в дверь, мысли неожиданно испаряются, в горле пересыхает, и он понимает, что не знает, что же ему сказать.

Вначале за дверью слышится чьё-то копошение, потом знакомый и одновременно незнакомый голос произносит: «Сейчас, сейчас», а дальше Саша слышит какой-то хрип и звук, словно что-то упало. Потом наступает тишина. Он перестаёт звонить. Запасные ключи есть у соседки, тёти Нади, хорошо знающей Сашку, который без проблем получает звенящую связку.

Когда он открывает дверь, то просто не верит своим глазам. Перед ним предстают совершенно голые стены пустой квартиры. А на полу, на пороге комнаты, скрючившись, лежит человек с затянутой на шее верёвкой, конец которой тянется к балкону. Когда Сашка поднимает его, то не сразу узнаёт того, кого он помнил как Максима, теперь превратившегося в сухофрукт со вздутыми, исколотыми венами и тупым безразличным взглядом.

– Максим, – зовёт он его, – Максим, Максим, это я – Сашка!

Ответа нет. Тогда он трясёт это чужое незнакомое тело, которое украло его лучшего друга. Голова Максима безвольно болтается, неожиданно его взгляд становится осмысленным.

– Дельфины…Почему здесь так много дельфинов? – и он конвульсивно дёргается, пытаясь вырваться из рук друга.

– Какие дельфины, Максим?

Ответа нет. Тогда Саша слегка шлёпает его по щеке, но Максим не реагирует. Сашка отпускает ему оплеухи справа и слева, пока у него не начинают болеть ладони. Несмотря на всё это, Максим смотрит на него пустыми глазами, а руки его безвольно висят вдоль туловища. Он даже не пытается защититься. Сашка перерезает верёвку, отхватив от неё кусок, которым, на всякий случай, связывает руки Максу. Переносит его на диван, единственный предмет в пустой комнате, и ждёт, когда закончится действие наркотика.

Сашка понимает, что нужно что-нибудь придумать. Он встаёт и ходит по комнате взад и вперёд. Однообразность движений помогает ему сконцентрироваться, и он начинает разрабатывать план действий, которые нужно предпринять для того, чтобы помочь Максиму.

Максим на берегу реки. Туман стелется над водой. Противоположного берега нет.

«Почему, как я оказался здесь?» – возникает вопрос в его голове.

Тёмное небо висит так низко, что кажется, сейчас оно рухнет. Невдалеке, сквозь туман, виднеется уходящий в воду мост. На том берегу слышатся голоса, среди них он узнаёт голос мамы, и его неудержимо тянет туда.

Вода черна, как ночь. С того берега доносятся стенания, полные печали. Он всматривается в воду, и дрожь бежит по его телу. Оказывается, что не туман висит над водой, а тёплый воздух остывает от её холода. Из темноты воды и пелены тумана доносится тихий размеренный плеск. И по тому, как звук повторяется, он понимает, что это гребёт человек в лодке. Неожиданно усталость заполняет каждую его клеточку, хочется сесть, свесив ноги в воду. Но за мгновение до того, как он собирается так поступить, из черноты воды выныривает дельфин. Вскоре из воды уже выглядывает не один, а где-то с десяток.

Плеск вёсел с каждой минутой становится всё отчётливее. Дельфины волнуются все сильнее, а затем, глядя на Максима, пронзительно кричат, заглушая даже стоны на той стороне. Ему становится страшно, и он медленно отступает назад.

Затем что-то щёлкает в его голове, и он бежит от берега. Вслед ему громко кричат дельфины. Вода закипает от их тел. «Дельфины, почему здесь так много дельфинов?» – почти беззвучно шепчет он до тех пор, пока не теряет сознание.

Прошло полчаса. Он очнулся и увидел, что лежит на диване со связанными за спиной руками. Всё немного плывёт перед глазами Максима. Он пытается встать, но ноги не слушаются. На кухне кто-то моет посуду. Он прислушивается к голосу, который подпевает радио:

Мёртвых дельфинов танцующий крик

Нас возвращает из царства теней.

Хочешь узнать, как прекрасны они?

Вспомни ушедших за ними людей1.

И Максим вспоминает этот голос из своей прошлой жизни, голос оттуда, где он когда-то жил и знал, чего хочет. Это голос Сашки.

Щёлкает замок входной двери. Максим остаётся один в закрытой квартире. Сашка развязал его и ушёл за продуктами. В доме не осталось ничего, что может облегчить его страдания. Он подходит к окну третьего этажа и смотрит на улицу.

За окном голубое небо, в котором когда-то хотелось утонуть. Такое, какое бывает только весной. Неторопливо плыли в этом бездонном море белые фрегаты облаков, и казалось, что жизнь только начиналась.

Сумасшествие и безудержная весёлость царили везде. Весна поселилась во всём. И изменялось не только небо, но и всё вокруг. Каждая частичка существа напевала какой-то известный с детства мотив, и это звонкое многоголосие складывалось во что-то единое и целое, что-то неподвластное объяснению, но движущее всеми мыслями и поступками.

Хотелось смеяться, делать самые невероятные вещи, и его просто переполняло от той бесшабашности, которая струилась в жилах, казалось, что сходишь с ума от радости и всеохватывающей любви к окружающему миру. Может быть, так и было когда-то, но не теперь, когда кровь его бежит ненасыщенная дурью, он видит всё совсем по-другому…

За окном отвратительная картина: вверху – жутко чужое небо, внизу – грязь, мусор, разбросанный по двору, и собачье дерьмо, оголившееся после таянья так красиво всё прикрывающего снега. Там, под окном, суетятся люди, повылазившие из своих нор. Видно, они тоже почувствовали всё то, что нельзя описать словами, но чему можно дать простое и ёмкое определение – весенняя дурь, царящая везде. Максим отводит взгляд и чувствует продолжающее нарастать отвращение ко всему этому безумию и к безумцам, охваченным авитаминозом и гормональным выплеском. Новая волна безысходности накрывает его с головой, сопротивляться ей бессмысленно, она только разъяряется ещё больше.

Максим ложится на диван и пытается уснуть, чтобы не чувствовать всего того, что происходит сейчас внутри него…

Что-то тёмное и страшное поднимается из глубин его сознания, оно неподвластно разуму, но именно оно руководит всеми мыслями и поступками. В душе пустота и всепоглощающая тоска.

Максим снова поднимается и идет в ванную комнату, где непослушной рукой открывает кран с горячей водой. Медленно разрушив плен одежды, он погружается в ласковую колыбель жизни: сладостная дрожь охватывает тело, глаза закрываются, и порча, которая скрывалась в нём, уходит, растворяясь в нежной и всеочищающей воде. Чувство, охватывающее его, подобно катарсису. И когда он переводит кран в раковину, и рука скользит уже обратно на своём пути в безмятежность, она встречается с чем-то и непроизвольно хватает это. Не задумываясь, жадно тянет к глазам, которые нехотя открываются. В его руке бритва. И тут в него снова возвращается отвращение к окружающей пошлости и грязи, от которой хочется бежать куда угодно. Но только теперь он знает куда. Вода из лучшего друга превращается в злейшего врага, и то, что растворилось в ней, снова входит в него.

Хорошо, тепло. И уже за гранью сознания он ощущает, как переворачивается за край чёрной бездонной пропасти, начиная своё медленное падение в вечность.

Ему кажется, что уже нет ничего. Но неожиданно пустота становится осязаемой, а потом следует резкий толчок…

Кран перевёрнут в раковину, и из него бежит вода. В ванне лежит безвольное тело в красной воде. Почему в красной? – возникает неожиданный вопрос. Почему? Почему в красной? Ванна с горячей водой медленно заполняется кровью. Зачем? Какая-то часть Максима наклоняется, чтобы рассмотреть, кто же это такой, и видит руку, разрезанную бритвой в продольном направлении. Максим понимает, что тот, кто это сделал, сделал всё так, чтобы возврата назад быть не могло. Он заглядывает в его лицо и узнаёт себя.

Какой-то его части становится холодно. Это вода остывает и густеет. Максим понимает, что всё кончилось, но где-то внутри ещё теплится надежда на то, что он сможет вернуться. Внутри? Хотя какое внутри? Его уже нет. Всё кончилось. Как же глупо. Почему всё получилось так? События, которые он переживал совершенно спокойно, откладывались где-то в уголке сознания, и в тот момент, когда он был меньше всего готов к этому, кто-то словно приоткрыл дверцу, рука неожиданно ощутила бритву и…

Теперь он ждёт, когда процесс станет совершенно необратимым, и тогда он уже не сможет вернуться в своё тело. Он кричит:

– Люди, помогите! – и неожиданно чётко понимает: он умер, никто не поможет, не услышит и не войдёт… Ещё, он понимает, что умер не сейчас, а тогда, когда впервые попробовал дурь, а может быть ещё раньше, когда решил отпустить маму, потому что сдался сам или, может быть, он родился уже мертвым…

Каждая минута, секунда… Как же четко он ощущает их теперь. Почему же раньше он не чувствовал ни секунд, ни минут, ни восторга от жизни, перестал удивляться и, наверное, именно тогда перестал жить?

Он превратился в заводную игрушку, и сегодня завод кончился. Вспомнилось, как когда-то давно он встретился с молодым человеком, который повесился. Повесился совершенно без повода. А может, всё-таки повод был – жизнь? А теперь он сам лежит в ванне, и вместе с кровью из него вытекает жизнь…

Для того чтобы понять ценность жизни, необходимо попасть в такую ситуацию, когда жизнь может уйти. Уйти словно незнакомец, у которого ты спросил дорогу, а потом тут же забыл. И Максим, находясь в ванне с разрезанной рукой, понимает это как никто другой. Жизнь его разворачивается перед ним так же быстро, как разворачивается, разрывается подарочная упаковка на день рожденья, и он понимает, как много ещё не сделал, но кровь вытекает из него, и черные круги пред глазами превращаются в прошлое…

Самое яркое и горячее воспоминание одной из его ранних вёсен запечатлелось в памяти особенно. Это его день рожденья. Как всегда бывает в таких случаях и в таком возрасте, день рожденья почему-то отмечают с тобой не лучшие друзья из садика, а дяди и тети, которых видишь один раз в году. При этом все они говорят о том, как он вырос, треплют за волосы и вручают подарки не ему, а маме. Но он уже знает, что все радости, которые есть в его жизни, например, сахарная вата, шоколадное мороженное и такой редкий, но оттого, может быть, и такой желанный напиток «тархун» покупаются за деньги. И он терпит всех этих взрослых в надежде на то, что всё это скоро закончится, и они усядутся за стол, и наконец-то будет торт…

Снова весна. Максим ждёт того момента, когда мама уйдет на кухню, и начнутся приготовления ко дню рожденью, но почему-то именно в этот раз все происходит совсем не так, как в прошлом году. Мама почему-то не идет в магазин за продуктами и тортом, и он понимает, что, наверное, что-то случилось. Может быть, кто-то отменил все дни рожденья? Но за окном так ярко светит солнце, что очень хочется на улицу. Ведь уже созрела зелёная кашка на клёнах, которую можно есть, и его лучший друг и одноклассник Сашка уже, наверное, во дворе. И он подходит к маме, такой высокой, но близкой, и просит разрешения погулять, но в ответ почему-то слышит, что сегодня ещё нагуляется. В голове сумбур, и Максим не знает, что происходит, ведь день рожденье, про который он уже забыл, потому что на улице есть дела поважнее, все-таки, может, будет?! И мама объясняет, что скоро придут гости, и все вместе пойдут в лес, где и будут отмечать его день рожденья. «И что, никакого торта?» – разочаровано спрашивает он?! «Не в этот раз» – отвечает мама.

И этот день рожденья уже для него – ни день рожденья, потому что не будет ни торта, ни Лимонада или Мальвины и точно уж не будет Тархуна, а будет компот, который мама закрутила прошлым летом. И ещё, скорее всего, это будет не самый вкусный, потому что все самые вкусные, по его просьбе, уже принесли из подвала, а он выпил их, не думая о будущем и о том, что именно абрикосового компота ему будет так не хватать на день рожденья.

Взрослые собираются. Они все радуются, и только ему почему-то грустно, может быть, потому что играть опять будет не с кем, и ему придется самому себя развлекать.

Лес. Снег, которого в городе уже практический нет, здесь еще доживает свои последние дни. И среди деревьев лежит он, старый и умирающий, под яркими лучами весеннего солнца.

В лесу Максиму так не привычна тишина, которой не услышать в городе, что пение птиц с их звонкими голосами поначалу разрывает перепонки…

Городской ребенок, он не привык к лесу. Ему трудно смириться с отсутствием асфальта и звуком машин, но потихоньку он привыкает, и лес, поначалу казавшийся чужим и враждебным, превращается в друга. Что-то зовет его в глубину леса, ему неожиданно становится понятно, что нет ничего лучше и интереснее леса. Он ощущает себя его частью, и ему уже не хочется в город…

Когда Сашка выходит из дома, какое-то странное чувство охватывает его, словно он что-то забыл сделать. Он никогда не был так рассудочен, как его лучший друг, пытающийся всё анализировать, подчинить какой-нибудь логике и вогнать в систему, он привык доверять своим чувствам. Именно поэтому Сашка торопится. Что-то словно подгоняет его, хотя никаких объективных причин для этого, вроде бы, нет. Обычно он ходит медленно, но сейчас что-то подсказывает ему, что он должен спешить. Секунды и минуты кажутся короче, чем обычно. Он слишком часто смотрит на часы, но потом понимает, что это только тормозит его, и перестаёт это делать.

Сашка возвращается в квартиру Максима…

ГЛАВА 5

Бывают сны, в которых ты знаешь, что это всего лишь на всего сон, но не можешь понять, почему тебе сниться именно он, и не можешь проснуться. В такие сны почему-то входишь постепенно, сначала появляется что-то одно: цвет или запах, потом что-то другое: звук или осязание, а потом в этом сне появляешься ты. Именно так было и у него.

Вначале он почувствовал кожаную оплетку руля в своих руках, потом увидел салон машины, дальше почувствовал ноги: левая лежала на выступе крыла левого колеса, а правая плавно давила на газ. Он не удивился тому, что был за рулем. Машину он купил недавно, но ездил уже довольно много, и, как всегда бывает в таких случаях с полезными вещами, которых у тебя вначале не было, они почему-то затем становятся незаменимыми.

Как только он полностью осознал, где находится, начала проявляться асфальтовая дорога, по которой он ехал. Асфальт был немного странный, не такой, как обычно бывает в городе или на трассе, а недоделанный, словно не прошел последней важной стадии, и вкрапления щебенки скалились острыми краями на протекторы шин машины. От этого звук был особенный, не похожий на тот, что бывает на обычном асфальте. На этом странности не кончались, потому что кроме дороги и крыс он больше ничего не видел. Да, крысы, они появились неожиданно, он ехал и вдруг увидел каких-то серых животных на дороге. Он понимал, что не мог их увидеть, но в голове почему-то четко отпечатались их жирные тела, и длинные розовые хвостики, и носики с усиками, которыми они так забавно и в тоже время страшно шевелят. А потом… потом началось то, от чего он проснулся: крысы пропали, а на дороге появились разбросанные куски их мяса и пятна крови, размазанные тут и там. Но самым страшным было не это, а хруст, который стоял, пока он ехал по этим ошметкам неживой плоти …

Кто-то звонит в дверь. Он смотрит на часы и понимает, что выспаться перед сутками у него, видимо, не получится. Он открывает дверь, за которой оказываются его лучший друг Сашка и их одноклассник Андрей. Они молча обмениваются рукопожатиями.

– Ты один? – спрашивает Сашка.

– Да, – отвечает он, протирая заспанные глаза.

– Что, только проснулся? – интересуется Андрей.

– Да.

– Ты сегодня на все вопросы отвечаешь: «Да»? – уточняет Сашка.

– Да, – отвечает в очередной раз он.

– Слушай, может мы у тебя зависнем?

– Да заходите уже.

Андрей садится в кресло перед телевизором и методично начинает переключать каналы. Сашка разваливается на диване. Максим идёт на кухню и ставит чайник.

Разговор как-то не клеится, ребята не могут настроиться на общую волну, и по «ящику» ничего интересного нет.

– Может, за водкой сгонять? – предлагает Андрей.

– Да, можно бы, – поддерживает его Сашка.

Ребята сбрасываются на общаг, и Андрей, быстро обувшись, идёт в магазин.

Оставшись вдвоем, ребята легко находят общий язык. Их связывает не то что бы тайна, а тот кошмар, который они пережили вместе, пока Максим выбирался из наркотической зависимости.

– Ну как, больше не тянет? – спрашивает Сашка.

– Не тянет.

– Что с учебой?

– Восстановился на заочное отделение. А ты?! – спрашивает Максим.

– Ищу работу по специальности, но пока что-то никаких перспектив, везде требуется опыт работы. А откуда его взять, если я институт через два месяца закончу.

– А институт не трудоустраивает?!

– Ага, разбежался. Трудоустроит он тебя. Пока бумажку не принесешь, что трудоустроен, диплом не выдают. Вот тебе и стопроцентное трудоустройство по специальности.

– Да, дела. Я вот на стройке работаю, и платят нормально.

– Да, вижу, что нормально. Квартира уже на дом становится похожей, а не на сарай.

– Ну да, вот машину же еще купил бэушную, на работу ездить.

– Макс, не в обиду тебе, но меня больше всего бесит, что ты учишься пять лет, получаешь высшее образование, а какой-то простой рабочий получает в три раза больше тебя. Тогда не понятно, зачем я учился, для чего?!

– Для того, чтобы у тебя был диплом о высшем образовании.