Помоги проекту - поделись книгой:
Другой буржуазный исследователь, проф. Миклашевский, объявил Зибера «родоначальником русской социал-демократии». В другом месте он называет Зибера «родоначальником русского марксизма»[122].
Родоначальником марксизма в России и «правоверным-последовательным» марксистом считает Зибера также и Овсянико-Куликовский[123].
М. Грушевский в исследовании о социалистическом движении на Украине провозглашает Зибера основоположником украинского марксизма. О Зибере и его роли в социалистическом движении Украины Грушевский пишет: «Я вважаю його началоположником украiнського марксiзму, Зiбер почав свою дiяльнiсть в цiм напрямi безпосредньо по виходi Марксового „Капiталу“ i, без сумнiву, дуже багато зробив в цiм дiлi»[124]. Основоположником «русско-украинского марксизма» считает Зибера и проф. Слабченко[125].
Этот взгляд на Зибера как на основоположника марксизма в России и на Украине позаимствовал у Грушевского, Слабченко и других проф. Яворский. Так, М. Яворский свою работу «Нариси з історіі революційноі боротьби на Украіні» (т. II, ч. 1.), вышедшую в 1928 г., посвящает «пам’яти Миколи Iвановича Зібера, основоположника марксізму на Украіні». Вслед зa Яворским и П. Демчук считает Зибера основоположником марксизма. Он заявляет: «Не Плеханів, a тільки Зібер перший підніс прапор марксізму, і саме наукового марксізму в Росіі і на Украіні»[126].
Начало революционного марксизма в России связывалось с именем Плеханова, который был одним из организаторов группы «Освобождение труда», этой первой организационной ячейки российской социал-демократии, и который первый достаточно четко формулировал значение марксизма как теории пролетарской революции и роль пролетариата как основной революционной силы.
П. Демчук оспаривает это общепризнанное значение Плеханова и отдает пальму первенства – вслед за Миклашевским, Овсянико-Куликовским, Грушевским и Яворским – Зиберу.
Конечно, можно отстаивать точку зрения, идущую вразрез с господствующими в литературе взглядами, если для этого есть достаточные основания, если обнаружены новые факты, новые данные, позволяющие эту новую точку зрения обосновать. Имеет ли это место в данном случае? Рассмотрим этот вопрос более подробно.
Прежде всего нужно условиться, что следует понимать под «правоверным марксистом» и кого можно считать основоположником марксизма. Если проф. Миклашевский и другие буржуазные исследователи объявляют Зибера основоположником марксизма в России и на Украине, то они не понимают, в чем заключается сущность марксизма. По их мнению, всякий сторонник трудовой теории стоимости, теории эксплуатации, всякий экономический материалист является «правоверным» марксистом. С точки же зрения революционного марксизма настоящим марксистом не является тот, кто не понимает и не признает учения о классовой борьбе, роли пролетариата как основной революционной силы, не видит в марксизме учения о пролетарской революции и диктатуре пролетариата.
Естественно, что развитие марксизма в его правильном понимании может иметь место только там и тогда, где и когда есть объективные условия для возникновения и развития рабочего революционного движения, где учение Маркса может быть воспринято как классовое учение.
Понятно далее, что действительным марксистом может быть только тот, кто становится на точку зрения пролетариата, кто в марксизме видит, прежде всего, теорию революционной борьбы пролетариата.
Конечно, и в бывшей России, и на Украине, как и в других странах, развитие марксизма проходит через ряд этапов, выкристаллизовавшись как революционная теория, как могучее орудие победоносной борьбы пролетариата зa социалистический строй в ленинизме.
На первых порах своего появления и развития марксизм в России и на Украине еще не свободен от некоторых пережитков мелкобуржуазного, домарксистского социализма. Тем не менее с того момента, когда была осознана и выдвинута роль рабочего класса в революционном движении и понято учение Маркса как учение о классовой пролетарской борьбе, с того момента, как это учение признавалось приложимым и к России, можно говорить о возникновении в России и на Украине революционного марксизма; и те, которые впервые эти положения поняли, формулировали их и проводили в жизнь, и могут быть признаны основоположниками марксизма в России или на Украине.
До этого момента можно говорить лишь о приверженцах и пропагандистах отдельных частей Марксова учения, можно говорить о распространении среди представителей «образованного общества» идей марксизма, об интересе к Марксу и его произведениям и т. д. Можно назвать, с рядом оговорок, таких приверженцев и пропагандистов марксистами. Но нельзя считать основоположниками марксизма тех, которые не видели и не понимали в марксизме его революционной и классовой сущности, которые в марксизме видели продолжение и усовершенствование классической политической экономии – и только. Конечно, это нисколько не умаляет огромной исторической заслуги и значения тех, которые первые пропагандировали экономическое учение Маркса, это не лишает их весьма почетного места в истории развития марксизма; но, излагая и освещая исторические факты, необходимо давать им правильную оценку, сохранить правильную историческую перспективу.
М. Яворский, провозгласивший Зибера основоположником марксизма на Украине, не понимая, что такое марксизм, и не изучив работ самого Зибера, пытается обосновать свою оценку Зибера как основоположника марксизма на Украине на основании исследования роли Зибера в рабочем революционном движении Украины семидесятых-восьмидесятых годов. Он при этом сообщает целый ряд весьма любопытных и интересных сведений о революционной деятельности Зибера. Однако эти сведения носят скорее характер гипотез и предположений автора, чем научно установленных фактов.
Так, М. Яворский утверждает, что Зибер основал в Киеве в 1870 г. марксистский кружок, которым он руководил[127], что Зибер защищал идею самостоятельной роли рабочего класса в процессе капиталистического развития России[128], что Зибер «знав і засвоів собі й теорію Маркса про боротьбу кляс та про ролю пролетаріяту в цій боротьбі»[129], что Зибер не ограничивался теоретической пропагандой учения Маркса, но «він не менше послідовно, не тільки принагідно, брався й за практичну пропаганду цього вчения»[130]. Далее проф. Яворский декларирует, что не только Драгоманов и все члены киевской и одесской «Молодой громады» вышли из школы Зибера, но эта же школа Зибера «міцно захоплювала собою й робітничі маси, починаючи з того часу, коли Зибер став працювати серед киівського та, околишнього робітництва»[131].
Как видим, М. Яворский сообщает о Зибере и его деятельности такие сведения, которые действительно дают основания объявить Зибера революционным марксистом и руководителем рабочего движения на Украине. В самом деле, оказывается, что Зибер был не только последователем и пропагандистом экономической теории Маркса, но он прекрасно понимал значение практической революционной борьбы, знал, что основной революционной силой при капитализме является пролетариат; сам Зибер организовывал рабочий класс Украины и руководил его революционным движением. Зибер, оказывается, основал целую марксистскую школу на Украине; все рабочие организации, которые возникали в Киеве, Одессе и Харькове, сформировались под непосредственным влиянием и руководством Зибера и т. д. и т. д. И тов. Демчук, принявший на веру все эти «откровения» проф. Яворского, имеет как будто все основания негодовать по поводу того, что некоторые исследователи рисуют Зибера человеком нереволюционного действия[132].
Однако когда любознательный читатель новых «откровений» М. Яворского интересуется узнать, откуда же Яворский почерпнул такие интересные сведения, на чем он как исследователь-историк базирует эту характеристику Зибера как революционера, читателю приходится только разводить руками и сожалеть, что источник этих сведений является секретом «изобретателя». Проф. Яворский не счел возможным поделиться с читателями, откуда он почерпнул такие интересные и важные факты. Но в науке, особенно исторической, верить на слово автору как будто не принято.
Справедливость требует сказать, что М. Яворский приводит и некоторые доказательства своих утверждений, он указывает некоторые источники, откуда он почерпнул интересующие нас факты и материалы. В качестве доказательства того, что Зибер понимал роль рабочего класса в революционном движении, защищал эту идею и пропагандировал ее среди рабочих Киевских железнодорожных мастерских, не будучи при этом, правда, свободным от некоторых пережитков лассальянства, М. Яворский приводит тот факт, что Зибер организовал в 1868 г. Киевское потребительское общество. Проф. Яворский так и пишет: «Як зразок тіеі пропаганди (пропаганды среди рабочих идеи самостоятельной роли пролетариата. –
Однако подобное доказательство нисколько не содействует возрастанию доверия читателя к открытиям М. Яворского, а вызывает еще больше недоумений. В самом деле, с каких пор историки стали трактовать участие в организации потребительских обществ как проявление пропаганды идей самостоятельной роли пролетариата в революционном процессе? Проф. Яворскому, как историку Украины, должно быть известно, что первое потребительское общество на Украине было организовано в Харькове в 1866 г., что пионерами потребительской кооперации на Украине были М. Баллин и В. Козлов. Почему же и их не объявить тоже основоположниками марксизма на Украине? М. Яворский далее просто спутал производственные ассоциации и потребительские общества. Лассаль отстаивал, как известно, идею рабочих производственных ассоциаций, а не потребительских кооперативов; видеть же в организации потребительского общества пропаганду идей самостоятельной роли рабочего класса в борьбе за его освобождение по меньшей мере странно.
Проф. Яворскому, как исследователю революционной деятельности и роли Зибера, должны были бы быть известны печатные работы Зибера, по крайней мере те, в которых он высказывает свое отношение к тем событиям, о которых М. Яворский пишет. Речь идет в данном случае о статье Зибера «О потребительских товариществах», напечатанной в «Киевском телеграфе» за 1869 г., № 22 от 19 февраля. В этой статье, в которой Зибер критикует устав Киевского потребительного общества и излагает свою точку зрения по вопросу о политике цен и распределении прибылей потребительного общества, он ни слова не говорит ни о Лассале, ни о производственных ассоциациях, ни о значении потребительных обществ для рабочих. Вместо этого он говорит о практике рочдейлских пионеров, о практикуемой в Англии и Германии политике кооперативных цен, o выгодах потребительского общества для пайщиков и покупателей и т. д. Иначе говоря, Зиберу, как это видно из его статьи, и в голову не приходило связывать организацию потребительского общества с марксизмом, с лассальянством, с пропагандой марксизма или лассальянства среди киевских рабочих; речь шла у Зибера об организации обыкновенной «потребиловки», которые на Западе в то время были уже довольно распространены и интерес к которым был уже в тогдашней России среди широких групп так называемого культурного общества достаточно велик. Достаточно указать, что уже с 1860 г. в русской периодической печати появляется ряд статей о кооперации, что еще до организации Киевского потребительского общества подобные общества были созданы в Риге, в Харькове, в Николаеве.
Совершенно непонятно далее, откуда Яворскому известно, что Зибер имел в виду втянуть в Киевское потребительное общество не только киевских рабочих, но и рабочих из других городов.
Из статьи Зибера этого совершенно не видно; он в этой статье ни слова не говорит о рабочих; из истории же развития кооперации на Украине известно, что Киевское потребительное товарищество по своему уставу и составу членов никогда не было рабочим кооперативом. Непонятно далее, как это случилось, что Зибер, имевший в виду втянуть в потребительное общество рабочих Киева и других городов и ставший для этого председателем правления общества, вдруг в один прекрасный день увидел, что в обществе нет рабочих, что оно заполнено интеллигенцией. Ведь для того, по Яворскому, Зибер и стал во главе правления, чтобы проводить определенную линию на организацию вокруг «потребиловки» рабочих; почему же это он сгруппировал вокруг нее не рабочих, a интеллигенцию? Не гладко как-то выходит…
Не меньшее недоумение вызывает и заявление М. Яворского, что хотя под влиянием неудачи с организацией рабочих вокруг потребительного общества в Киеве у Зибера и исчезли идеи лассалевской кооперации, но что он к этим идеям как будто еще раз вернулся в восьмидесятых годах, «пишучи, статтю про фабричне законодавство Великобританіі та одночасне „Возражение на экономическое учение Лассаля“»[134]. К сведению проф. Яворского, доводим, что статьи «Возражение на экономическое учение Лассаля» Зибер никогда не писал. М. Яворский, очевидно, спутал Лассаля и Джона Стюарта Милля, так как Зибер действительно написал статью «Возражение на экономическое учение Джона Стюарта Милля». В статье же Зибера «Фабричное законодательство Великобритании» ни одна строчка не дает повода говорить о приверженности или неприверженности Зибера к идеям Лассаля.
Что касается действительного отношения Зибера к лассалевской идее производственных ассоциаций, то Зибер в своей статье «Немецкие экономисты сквозь очки г. Б. Чичерина» определенно отрицательно высказывается по поводу этой идеи. Зибер совершенно правильно критикует в этом вопросе Лассаля, замечая, что в условиях капитализма производственные ассоциации рабочих должны будут подчиняться всем экономическим законам капитализма; такие ассоциации либо погибли бы, не будучи в состоянии конкурировать с частнокапиталистическими предприятиями, либо превратились бы сами в чисто капиталистические предприятия с наемными рабочими[135]. Это критическое замечание Зибера показывает, что по вопросу о производственных ассоциациях никаких «остатков лассальянства» у него не было.
Как на литературные источники, откуда Яворский черпает данные о революционной деятельности Зибера, он ссылается на воспоминания Драгоманова о Зибере и на вступительную статью проф. Слабченко к «Очеркам первобытной экономической культуры» Зибера. На основании воспоминаний Драгоманова Яворский и пишет о марксистском кружке Зибера и o школе Зибера. Из статьи Слабченко Яворский, очевидно, заимствовал данные о революционной работе Зибера среди киевских рабочих.
Так, проф. Слабченко пишет: «По-видимому, Н. И. (Зибер. –
Проф. Слабченко говорит о слухах и сведениях, не подтвержденных фактическими данными; Яворский же эти самые слухи выдает за исторические факты. Вообще проф. Яворский, заимствовавший из этой статьи проф. Слабченко ряд сведений о деятельности Зибера, оказался в данном вопросе гораздо менее осторожным в своих выводах, чем проф. Слабченко. Так, проф. Слабченко приводит факт участия Зибера в организации Киевского истребительного общества в качестве доказательства того, что «Зибер не отказывался от общественной деятельности». Проф. Яворский этот самый факт, как мы видели, рассматривает как подтверждение того, что Зибер отстаивал точку зрения самостоятельной революционной роли пролетариата и что он вел революционную работу среди рабочих.
Что касается воспоминаний Драгоманова, дающих основание М. Яворскому писать о марксистском кружке Зибера и о школе Зибера, то в данном случае Яворский также сделал несколько поспешный вывод. Драгоманов действительно рассказывает о том, что Зибер читал в кружке реферат о «Капитале» Маркса. Однако из этого никак нельзя сделать вывод о существовании в то время в Киеве марксистского кружка и о руководстве Зибера этим кружком.
Действительно, Драгоманов в своей автобиографии рассказывает, что студенческие беспорядки, имевшие место в 1869 г. в Петербурге, нашли отклик также среди киевского студенчества. Началось движение в пользу требований студенчеством корпоративных прав и в пользу организации касс, столовых и т. д. Драгоманов старался воздействовать на студенчество в направлении отвлечения его активности от интересов политической жизни на путь организации кружков самообразования и изучения Украины. Драгоманов дальше сообщает, что киевское студенчество решило не подавать никаких петиций о студенческих корпоративных правах, a организованные тайные студенческие корпорации занялись больше кассами и столовыми, чем самообразованием и изучением родного края. Но все же с того времени появилось несколько кружков, преследовавших цели самообразования и изучения Украины. В один из таких кружков был приглашен и он (Драгоманов. –
Как видим, сообщение Драгоманова не дает никакого основания говорить об этом кружке как о марксистском так же, как и о руководстве Зибера этим кружком. Объявлять этот кружок марксистским и участников этого кружка – учениками… школы Зибера можно только при наличии… необычайно богатой фантазии, когда вымысел принимается за быль и действительность, и при полном непонимании, что такое марксизм.
В цитируемой нами работе М. Яворского, в которой он уделяет очень много места Зиберу и которую посвящает памяти Зибера, Яворский не указывает больше никаких источников, откуда он черпает данные о революционной деятельности Зибера. Однако ему известны и другие материалы, рисующие роль Зибера в революционном движении Украины того времени. На один из таких источников он ссылается, правда, не в связи с выяснением роли Зибера, a в другой своей работе – в статье «Емський акт 1876 р.», напечатанной в журнале «Прапор марксизму» № 1 за 1927 г. и № 1 зa 1928 г. Источник этот – показания Веледницкого, Курицына, Богославского и Гольденберга, на основании которых III отделение и дает характеристики ряда деятелей того периода. В своих показаниях Веледницкий и Богославский, между прочим, сообщают, что с 1874 по 1876 г. член Киевской громады Волков содержал «коммунистическую квартиру», которая была «питомником нигилизма». В этой квартире Зибер читал перед аудиторией – «молодежью обоего пола» – «курс социалистической политической экономии по Карлу Марксу, сочинение которого переведено им с этой целью на русский язык»[138].
А на основании сообщения провокатора Курицына департамент полиции так характеризует Зибера: «Принадлежит к числу видных деятелей социально-революционной партии за границей»[139].
Эти данные как будто дают действительное основание говорить о марксистском кружке Зибера и об активном участии Зибера в революционном движении Украины того времени. Однако этот источник вряд ли может быть признан в данном случае хоть в какой бы то ни было мере доброкачественным. И действительно, авторы примечаний к этой записке, напечатанной в «Былом», – А. А. Русов и Ф. К. Волков, видные деятели Старой громады и украинофильского движения вообще, – указывают на ряд небылиц и неточностей, сообщаемых в этой записке. Эти небылицы они объясняют следующим образом: «Веледницкий, совершенно глупый болтун, никогда не бывавший в сколько-нибудь близких сношениях не только со Старой громадой, но и с украинской молодежью, показывал все, что когда-нибудь урывками слышал от других, без толку, все путая и перемешивая»[140].
О Богославском авторы примечаний говорят, что он давал свои показания в виде «откровенных признаний», которые от него – приговоренного к смертной казни – охранники требовали. Он давал свои показания в чрезвычайно преувеличенно компрометирующих красках, особенно о лицах, которые находились уже «вне черты досягаемости». Ввиду всего этого авторы примечаний характеризуют эту записку как документ «чрезвычайно односторонний, с явной тенденцией выставить деятельность известных лиц в возможно более ярком свете и приписать им то значение, какого они в действительности не имели»[141].
И действительно, по поводу тайной «нигилистической квартиры», о которой говорит записка департамента полиции и где Зибер читал курс социалистической политической экономии, авторы примечаний, Русов и Волков, замечают, что это была попытка устройства частных женских курсов. На этих курсах Волков читал физику и химию, Драгоманов – всеобщую историю, Зибер – политэкономию и Антонович – историю Украины. Как видим, этот «питомник нигилизма» представлял собою культурницкую организацию в духе культурнического характера деятельности Старой громады, состоявшей, по свидетельству авторов примечаний – Русова и Волкова, из университетской и вообще учено-литературной среды, по большей части, – по характеристике авторов примечаний, – из катедер-социалистов.
Таким образом, М. Яворский не подтверждает своей характеристики Зибера ни фактами, ни ссылками на источники. И мы никак не можем согласиться с проф. Оглоблиным, который, правда, указывает, что ряд утверждений Яворского им не обоснован, но в то же время считает, что материал, собранный Яворским, свидетельствует, что Зибер был активно связан с рабочим революционным движением и был руководителем рабочего движения Украины семидесятых годов.[142]
К сожалению, вопреки мнению проф. Оглоблина, таких данных М. Яворский как раз и не приводит, и поэтому все его утверждения об участии Зибера в рабочем революционном движении носят характер догадок и предположений автора, a не вытекают из фактического материала.
Следует вообще указать, что историк Украины, «марксист» Яворский в области изучения истории марксизма на Украине обнаружил необычайную беспечность. Яворский не ограничивается «откровениями» вроде того, что Зибер был основоположником марксизма, организатором и руководителем рабочего революционного движения на Украине. Он с не меньшим «знанием дела» и с не меньшей решительностью заявлял, что и… Антонович, и Драгоманов были марксистами и пропагандировали на Украине марксизм с университетских кафедр. Так, он писал: «Пропагандистами марксизма из университетских кафедр являются в Киеве Антонович и Зибер в Харькове. Рядом с ними выступает Драгоманов, учитель Зибера»[143].
Такого невежества Яворского в области знаний истории марксизма не мог стерпеть даже такой «марксист», как профессор М. Слабченко. Слабченко разъясняет Яворскому, что Зибер никогда в Харьковском университете не работал и, следовательно, не мог пропагандировать марксизм в Харькове с университетской кафедры; что Антонович был очень далек от марксизма, a Драгоманов «лише наближався до революційнэго марксизму»[144]. Утверждение Слабченко, что Драгоманов «наближався до революційнэго марксизму», так же верно, как и утверждение Яворского, что Антонович пропагандировал марксизм с университетской кафедры. И эти утверждения Яворского показывают, что он не понимает, что такое марксизм, что он искажает действительную историю марксизма и рабочего движения на Украине.
Извращение со стороны Яворского исторического хода развития марксизма на Украине, так же как и хода развития классовой борьбы и революционного движения на Украине, не являются случайными ошибками и результатом только недопустимой научной неряшливости и незнания фактов, о которых он пишет. Эти извращения связаны со всей схемой Яворского и вытекают из его антипролетарской, антимарксистской идеологии, из его кулацко-шовинистической концепции исторического процесса на Украине. Яворский во что бы то ни стало хочет изобразить откровенных идеологов украинской буржуазии марксистами, точно так же как в его изображении украинская буржуазия выступает гегемоном в революции 1905 и 1917 гг.[145]
Если М. Яворский не приводит материалов, подтверждающих его характеристику Зибера, то в то же время ряд фактов и источников говорит как раз противоположное утверждению М. Яворского, a именно, что Зибер не понимал и не признавал значения классовой революционной борьбы пролетариата, не принимал участия в этой борьбе, как и не понимал революционного содержания марксизма.
Мы уже видели, что Плеханов характеризовал Зибера как не социал-демократа, то есть не революционера, не сторонника классовой революционной борьбы пролетариата. Еще резче отзывается о Зибере как революционере Л. Дейч на основании фактов, сообщенных ему Фесенко, Плехановым и др. Так, в своей характеристике И. Фесенко Л. Дейч рассказывает о встречах Фесенко с Зибером в Киеве. Фесенко был знаком с произведениями Маркса, был страстным проповедником взглядов Маркса, но оставался народником в своей практической революционной деятельности, возлагая очень большие надежды на революционность сектантов, которых он считал наиболее восприимчивыми к социалистической агитации. Очутившись в 1874 г. в Киеве, Фесенко часто вел беседы с Зибером, но между ними были большие разногласия, о которых Фесенко и сообщал Дейчу. Эти разногласия происходили между ними по вопросу о практической революционной деятельности. Зибер, по словам Дейча, основанным на рассказах Фесенко, отрицал необходимость практической революционной борьбы, так как, по его убеждению, капиталистический процесс сам собою неизбежно должен привести к его собственной гибели. Зибер поэтому не придавал никакого значения ни классовой борьбе пролетариата, ни деятельности рабочих партий. Исходя из отрицания практической революционной борьбы, Зибер относился иронически к «хождению в народ»[146].
Такую же характеристику Зибера дает Л. Дейч и на основании сообщений Плеханова. Рассказывая о встречах Плеханова с Зибером за границей, в Берне, в 1882 г., Дейч сообщает, что из своих встреч и бесед с Зибером Плеханов вынес неблагоприятное отношение к Зиберу; об этом Дейчу рассказывал впоследствии Плеханов при встрече с ним в Женеве. Это неблагоприятное отношение Плеханова объяснялось отрицанием Зибером практической революционной борьбы. Зибер считал, что, достигнув известной степени развития, капитализм сам собой падет и будет заменен социализмом. Поэтому он отрицал всякую классовую борьбу пролетариата, не признавал необходимости развивать самосознание рабочих и высмеивал революционную деятельность[147].
Эта характеристика, данная Зиберу двумя разными лицами в разные периоды его деятельности, в основном совпадает; она рисует Зибера, как катедер-марксиста, не признававшего революционной борьбы пролетариата и не принимавшего в ней участия. Аналогично отзывается о Зибере и П. Б. Аксельрод в воспоминаниях о своих встречах с ним. В своем письме к Плеханову от 30 февраля 1903 г. Аксельрод пишет, что впервые он услышал вполне определенное осуждение народнических взглядов на капитализм и общину из уст Зибера. Однако Зибер ничего не мог сказать ему по вопросу, что же должны делать русские социалисты? «Вывод, – пишет Аксельрод, – получается такой: крестьянство предоставить на волю исторической стихии, а самим сделаться либералами или же совсем сидеть сложа руки. Такой вывод, разумеется, ничего общего с марксизмом не имеет»[148]. Если этот вывод и сделан самим Аксельродом, a не Зибером и носит на себе, безусловно, следы субъективной оценки взглядов Зибера Аксельродом, то во всяком случае из этого письма видно, что Зибер не противопоставлял народническому социализму революционный марксизм как теорию и программу практической революционной борьбы пролетариата, a отвергал народничество, исходя, очевидно, из тех же положений, из которых исходили впоследствии легальные марксисты.
Что Зибер вообще не принимал непосредственного участия в революционном движении, свидетельствуют также воспоминания Овсянико-Куликовского, близкого друга Зибера. В своих воспоминаниях Овсянико-Куликовский рассказывает о том, что Зибер в 1881 г. собирался ехать в Россию, но боялся репрессий со стороны царского правительства. Встретившись с Овсянико-Куликовским в Париже в 1881 г., Зибер и высказал ему опасения, что в случае его возвращения в Россию его могут посадить в тюрьму, a то и повесить. Овсянико-Куликовский передает следующий происходивший между ними по этому поводу диалог. По поводу опасений Зибера Овсянико-Куликовский возразил ему: «За что, помилуйте: ведь вы не революционер, не эмигрант, ни в чем не замешаны». «Да просто за направление, за образ мыслей, за дружбу с Драгомановым, за знакомство с эмигрантами», – ответил ему на это Зибер[149].
Этот диалог свидетельствует, что Зибер ни во время своего пребывания на Украине, ни за границей не был непосредственно связан с революционным движением, не принимал в нем участия, a связь его с революционными кругами ограничивалась только личными знакомствами. Об этом свидетельствует указание Овсянико-Куликовского, что Зибер не революционер и ни в чем не замешан, а также и ответ самого Зибера. Если б утверждения М. Яворского о роли Зибера в революционном движении семидесятых-восьмидесятых годов на Украине хотя бы в некоторой мере соответствовали действительности, опасения Зибера были бы достаточно основательны и приведенный диалог был бы совершенно невозможен.
Можно, наконец, сослаться еще на один источник, вполне заслуживающий доверия в данном вопросе, источник, который также указывает на то, что Зибер не был человеком революционного действия; этим источником являются письма Драгоманова. В одном из своих писем к Малышинскому – инициатору и организатору «Вольного слова» – Драгоманов весной 1882 г., сообщая о согласии Куликовского, Жебунова и др. сотрудничать в газете, пишет, между прочим, о Зибере следующее: «Вот с Зибером беда! Писать-то он обещал, да так неопределенно. Первое – что он-таки боится (он вообще ужасно мнителен), боится скомпрометироваться перед правительством, a второе – он вообще ужасно субъективен – никак не может войти сразу в положение, которое сложилось не под его глазами, a третье – теперь он как-то совсем расстроен нервами, так что все эти пороки дошли до максимума»[150].
Эта боязнь Зибера скомпрометировать себя в глазах царского правительства своим участием в «Вольном слове» свидетельствует, несомненно, о том, что, по мнению самого Зибера, он не был скомпрометирован как революционер перед правительством своей прошлой деятельностью, иначе говоря, что ему нельзя было предъявить обвинение в активной революционной деятельности.
Таким образом, отсутствие данных об участии Зибера в революционном и рабочем движениях (ведь нельзя же считать данными слухи, o которых пишет проф. Слабченко, и предположения проф. Слабченко и Яворского), целый ряд указаний лиц, близких к Зиберу и сталкивавшихся с ним, o неучастии Зибера в революционном движении и о его отрицательном отношении к нему – все это подтверждает наш вывод, сделанный на основании исследований его литературных работ, что Зибер не был марксистом-революционером, что он не связывал марксизм с практической революционной борьбой, что он воспринимал марксизм крайне односторонне, что из марксизма он выбросил его революционный материалистически-диалектический метод, его революционно-классовое содержание, оставив экономическое учение Маркса только как исправленное и усовершенствованное рикардианство.
Такова была в семидесятых годах социально-экономическая обстановка в России и на Украине, что непосредственно применять марксизм как теорию практической революционной борьбы не было необходимых условий. К тому же Зибер и по натуре своей не был революционером, человеком революционного действия. Зибер – типичный ученый академического типа. Таким рисуют Зибера хорошо знавшие его профессора Романович-Славатинский и А. И. Чупров.[151] «Зибер, – пишет Чупров, – представлял собою чистейший тип ученого. Все его работы и помыслы были сосредоточены исключительно на изучении любимой науки и на учено-литературных трудах». И вопреки утверждению М. Яворского и др., в истории марксизма и рабочего революционного движения на Украине Зибер не занимает места основоположника марксизма, организатора и руководителя первых марксистских рабочих кружков. Зибер занимает в истории марксизма совершенно другое место: ему принадлежит роль первого легального марксиста бывшей России, предтечи легальных марксистов 90-х гг.
Было бы, однако, неправильно отрицать огромное значение Зибера в истории марксистской экономической мысли на Украине и в России. Зибер – этот выдающийся ученый с крупным аналитическим умом – посвятил всю силу своего ума и таланта, всю свою научно-литературную деятельность исследованию и пропаганде марксистской экономической теории. Одно это, особенно для семидесятых-восьмидесятых годов прошлого столетия, имеет огромнейшее значение и является величайшей заслугой Зибера перед марксизмом.
Н. И. Зибер – Микола Зiбер – Niclaus Sieber. Швейцарец как первопроходец марксизма в России
А. Каппелер[152]
«Зибер, Николай Иванович, магистр политической экономии, доцент по кафедре политической экономии и статистики, надворный советник, сын швейцарского подданного, православного исповедания, родился в Таврической губернии в 1844 г.» – такую характеристику Зибера находим в Биографическом словаре профессоров и преподавателей Киевского университета, изданном в 1884 г.[153]«Экономист, сын швейцарского подданного и малороссиянки» – так начинается обстоятельная статья о нем в русском Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1894). Далее в ней указывается, что Карл Маркс «нашел себе в З.[ибере] лучшего истолкователя и популяризатора в русской литературе»[154]. «Известный экономист… избран доцентом Киевск. ун-та, а в 1873 г. профессором по кафедре политич. экономии. <…> Один из первых марксистов в России» – так кратко сообщает о нем биографический словарь «Деятели революционного движения в России» (1930)[155].
Во всех трех изданиях Большой советской энциклопедии можно найти следующие характеристики Н. И. Зибера: «Радикальный публицист и экономист, первый в России популяризировавший Маркса. <…> Оставаясь по существу бурж. радикалом, З. занимает, однако, видное место в истории русского марксизма…» (1-е изд. 1933 г.); «Известный русский экономист. В 1873–75 был доцентом, затем профессор кафедры политич. экономии и статистики Киевского университета. <…> Не будучи марксистом и революционером, З. высоко оценивал экономич. труды К. Маркса, стремился изложить их и популяризировать» (2-е изд. 1952 г.); «Русский экономист, один из первых популяризаторов и защитников экономического учения К. Маркса в России… профессор… Киевского университета… революционная сущность марксизма осталась чуждой З.[иберу]» (3-е изд. 1972 г.)[156].
«Выдающийся экономист и социолог швейцарско-украинского происхождения, видный деятель украинской общественной жизни 1870–1880 гг. Член Киевской громады… Профессор политической экономии Киевского университета» – так пишет о Зибере Энциклопедия украиноведения, вышедшая в 1959 г. на Западе[157]. Наконец, в краткой энциклопедии Украины, изданной в 1971 г. в Канаде, указывалось: «Первый университетский профессор-марксист не только на Украине и в России, но, вероятно, во всем мире. Украинофил…»[158].
Начиная с его времени и вплоть до современности поражает то постоянство, с которым Зибер упоминается в энциклопедиях самых разных направлений, причем чаще всего в положительном смысле, несмотря на все революции и переоценки ценностей. Только в швейцарских энциклопедиях он не упоминается. С другой стороны, достойно внимания то, как различно он характеризуется. Был он русским, украинцем или швейцарцем? Указания на его национальную принадлежность в энциклопедиях менялись со временем: от донациональной точки зрения в 1884 г., до национальной в 1894 г., а потом интернациональной в 1930 и 1933 гг. и в конце концов до определения его русской национальности в 1952 и 1972 гг. или украинской в 1955 и 1971 гг.
В общем, все были едины только в том, что Зибер был экономистом. Но был ли он профессором или доцентом политической экономии? И что еще важнее, был ли он марксистом, или буржуазным радикалом, или даже украинским националистом? Кем же был этот Николай Иванович Зибер (или Микола Зiбер, или Niclaus Sieber)?
Вначале я хочу на основе имеющихся неполных материалов обобщить все то, что известно о его жизни и затем дополнить это некоторыми замечаниями о его научных трудах.
I
Н. И. Зибер, или, согласно метрической книге общины Флунтерн под Цюрихом, Никлаус Зибер [Niclaus Sieber], родился 10 марта 1844 г. по старому стилю в Судаке в Крыму[159]. Его отец Иоганнес Зибер (1791–1860) – химик по образованию, житель Флунтерна, эмигрировавший в 1830-х гг. в Россию, жил сначала в Нижнем Новгороде, а затем перебрался в Таврическую губернию, которую предпочитали заселять немецкие и швейцарские колонисты. Что касается матери Зибера Анне Фирфорт [Anne Fierfort], то уже среди современников не было единства взглядов на ее национальность. Была ли она украинкой или «полуфранцуженкой, полурусской»[160]? Во всяком случае, согласно упомянутой выше метрической книге, она была французской гражданкой и, вероятно, ее мать была украинкой. Видимо, она была православной, потому что ее сын также был православного исповедания, хотя в течение всей своей жизни он оставался швейцарским подданным.
Никлаус Зибер окончил гимназию в Симферополе и с 1864 г., получив стипендию, учился на юридическом факультете Киевского университета. Будучи студентом, он обратил на себя внимание известного специалиста по государственному праву и истории права А. В. Романовича-Славатинского как «аккуратнейший посетитель всех его лекций», всегда сидевший на первой скамейке против кафедры[161]. В 1866 г. (по другим данным в начале 1867 г.) он окончил юридический факультет и получил степень кандидата законоведения, после того как «блистательно» защитил кандидатское рассуждение «О незаконнорожденных»[162].
Так как не оказалось вакантной стипендии для продолжения обучения, то после окончания юридического факультета он прослужил в течение восьми месяцев мировым посредником при Волынском по крестьянским делам присутствии. Как отметил А. В. Романович-Славатинский, «швейцарскому подданному пришлось служить великому русскому делу освобождения крестьян»[163]. Его любимый киевский университетский преподаватель Н. Х. Бунге, профессор политической экономии, ставший позднее министром финансов и председателем Комитета министров Российской империи, выхлопотал для него стипендию и с 1 ноября 1868 г. до 1 ноября 1871 г. Зибер состоял «стипендиатом для приготовления к профессорскому званию»[164]. В 1871 г. он представил диссертацию «Теория ценности и капитала Д. Рикардо в связи с позднейшими дополнениями и разъяснениями», за которую был удостоен степени магистра политической экономии. Заключительная ее часть – «позднейшие дополнения и разъяснения» – частично опиралась на Маркса. Правда, при защите магистерской диссертации учение Маркса удостоилось лишь скудного упоминания официальным оппонентом и при обсуждении была оставлена в стороне практическая сторона учения Маркса[165]. Но как раз на устном магистерском экзамене Бунге предложил Зиберу изложить теорию Маркса, которая тогда была новинкой. «Я помню, – писал Романович-Славатинский, – как разгорелись щеки Зибера, когда он стал излагать теорию, которой он сделался таким горячим последователем»[166]. В конце 60-х и начале 70-х гг. Зибер также выступал в киевских студенческих кружках с докладами о Марксе и его «Капитале», рукописный перевод которого он сделал[167]. Кроме того, он был членом Киевского потребительского общества. Теме потребительских обществ была посвящена его первая, самостоятельно написанная работа, опубликованная в 1869 г.[168]
После сдачи экзамена Киевский университет направил молодого магистра в научную командировку за границу. Он покинул Киев в конце 1871 г. и в начале 1872 г. посетил сначала Гейдельбергский университет[169]. В летнем семестре 1872 г. он записался в качестве слушателя в Цюрихский университет. В своем отчете о пребывании за границей, опубликованном в 1873 г., он сначала описал лекции, которые он слушал в Цюрихском университете у известного философа Фридриха Альберта Ланге (логика и социально-моральная статистика) и у профессора политической экономии Виктора Бемерта[170]. В то время как лекции Ланге Зибер удостоил подробного, хотя и некритического пересказа, лекции Бемерта по социальному вопросу показались ему малоинтересными. Зато профессор политической экономии организовал экскурсии с целью ознакомления студентов с хозяйственной практикой, которые привели Зибера на такие цюрихские фабрики, как машинная фабрика Эшера – Висса или бумагоделательная фабрика на реке Зиль, на газовый завод, в тюрьму; Зибер посетил и народное собрание в кантоне Гларус. В отчете он также подробно описал фабричное законодательство в Швейцарии, деятельность Цюрихского потребительского общества и производственных ассоциаций рабочих.
Ничто не указывает в официальном отчете Зибера на то, что Цюрих мог бы быть привлекательным для него не только из научных соображений. Он решил выбрать Цюрих еще и потому, что как раз в это время город стал центром притяжения для студентов и революционных эмигрантов из России. В 1872 г. в Цюрихе иногда долго, иногда коротко жили Кропоткин, Бакунин, Лавров и Нечаев, чей арест в августе и высылка в Россию в октябре привлекли особое внимание[171]. Во время летнего семестра 1872 г. в Цюрихском университете учились 70 подданных Российской империи (из них 53 женщины и 61 на медицинском факультете), к этому надо добавить 9 слушателей и 35 обучающихся в Политехникуме (c 1912 г. – Швейцарская высшая техническая школа). В зимнем семестре их число в университете увеличилось до 130 (89 – женщины, 96 – студенты-медики), дополнительно к этому было 5 слушателей и 34 студента в Политехникуме[172]. Среди многочисленных студенток-медиков из России числились не только будущие известные революционерки, такие как Софья Бардина или Вера Фигнер, но также и будущая свояченица Зибера Екатерина Шумова и, наконец, его позднейшая жена Надежда Шумова, правда, не записавшаяся в число студентов университета. Зибер познакомился с ней в Гейдельберге, и вполне вероятно, что обе сестры Шумовы хотели продолжить обучение медицине в Цюрихе и Зибер присоединился к ним[173].
О том, чем еще занимался Зибер, кроме научной деятельности, известно немногое. Кулябко-Корецкий, который также закончил юридический факультет Киевского университета, пишет, что он часто встречал Зибера в читальне основанной в 1870 г. русской библиотеки на улице Платте, где с ним и с Подолинским, известным последователем Лаврова, которого Зибер знал еще по Киеву, он «делил многие счастливые часы в беседах по экономическим и социальным вопросам»[174]. Трое молодых выходцев с Украины предприняли общую экскурсию в Мюльхауз, чтобы посетить там рабочие поселки. Очевидно, что Зибер участвовал в политической жизни русской колонии в Цюрихе. Во вспыхнувшей зимой 1873–1874 гг. борьбе вокруг русской библиотеки между старыми ее «членами» и новыми «читателями», которые в целом обозначались как «бакунинцы» и «лавристы», и приведшей к ее «разделению», по свидетельству Кулябко-Корецкого, Зибер играл определенную роль, выступив вместе с «лавристами» Софьей Бардиной и Подолинским за предоставление права участия в управлении библиотекой всем ее читателям. Кроме того, как сообщает украинский студент Котов, в это время Зибер также участвовал вместе с Лавровым и Кропоткиным в общем собрании русских студентов в Цюрихе, обсуждавшем перспективы «хождения в народ» в России[175]. Как и Зибер, был командирован Киевским университетом за границу Драгоманов, который и по просьбе Подолинского послал в феврале 1873 г. в Цюрих статью для чествования Тараса Шевченко, а летом 1873 г. сам приехал в Цюрих. Он указывал, что его знакомые Подолинский и Зибер ввели его в русско-украинскую цюрихскую колонию и Зибер вместе с Драгомановым выступали перед «колонистами» с докладами[176]. Хотя на время зимнего семестра 1872–1873 гг. Зибер перебрался в Лейпциг и больше не числился в Цюрихском университете, однако представляется, что он по крайней мере иногда появлялся в Цюрихе, где продолжили обучение его свояченица, а также его жена.
Трудно сказать, какое значение имело для Зибера время его пребывания в Цюрихе. Оно не привело его, в отличие от многих других, на путь революционной деятельности. Однако встречи с учащейся молодежью, революционными эмигрантами и с украинскими кругами, а также его первый контакт со швейцарской действительностью не могли пройти для него бесследно.
Осенью 1873 г. Зибер по представлению своего университетского учителя Бунге был избран штатным доцентом по кафедре политической экономии и статистики Киевского университета. Однако профессором он никогда не был, вопреки многочисленным противоположным мнениям[177]. С января 1874 г. он читал лекции (три часа в неделю) по статистике, в следующих двух семестрах – по политической экономии для юристов и историков[178]. Его лекции скоро распространились в радикальных кругах, и один из его слушателей рассказывал, что он приехал в Киев в 1874 г. потому, что Зибер являлся тогда «единственным во всем цивилизованном мире преподавателем, который открыто с кафедры проповедовал учение Маркса»[179]. Наряду с этим Зибер начал публиковать статьи в русских либеральных журналах.
В это же время Зибер стал членом основанного в 1873 г. в Киеве Юго-Западного отдела Русского географического общества и вошел в состав трех его комиссий[180]. Ядро Юго-Западного отдела образовала группа интеллигенции, которая выступала за культурное просвещение украинцев. Вождями этой Киевской громады были два историка, и оба были коллегами Зибера по университету, но В. Антонович занимал умеренную позицию, а Драгоманов – более радикальную. Как правило, к членам Громады наряду с протагонистами украинского национального движения, такими как Ф. Вовк, П. Чубинский, С. Подолинский и М. Русов, причисляют также и Зибера. Как установила полиция, «украинофилы-социалисты» собирались на квартирах для заслушивания и обсуждения докладов, и среди докладчиков был Зибер, который прочел доклад о «социалистической политической экономии по Карлу Марксу»[181]. Однако эти кружки преследовали только национально-культурные и общепросветительские цели, а в деятельности революционных кружков, которые в то время также существовали в Киеве, Зибер участия не принимал[182]. Печатным органом Юго-Западному отделу РГО служила либеральная газета «Киевский телеграф», которая скоро вступила в острую полемику с реакционной газетой «Киевлянин». Наряду с Драгомановым, Подолинским и Вовком Зибер входил в круг основных авторов газеты, написал для нее много статей по социальным вопросам и опубликовал вместе с Драгомановым брошюру, в которой защищал украинское движение от клеветы «Киевлянина»[183]. Полемика становилась все более резкой, и 30 июля ряд сотрудников «Киевского телеграфа», среди которых был и Зибер, опубликовали заявление об их выходе из редакции[184]. Драгоманов более других попадал под огонь реакционной критики. От него потребовали подать в отставку с должности доцента, он отказался и был уволен 7 сентября. В ответ на это Зибер также попросил об отставке, и в начале 1876 г. они оба эмигрировали в Швейцарию[185].
Решающую роль в отставке Зибера с должности доцента играла его солидарность с Драгомановым, с которым он в течение многих лет вместе работал в Киевском университете и был его «близким другом». Поэтому, по мнению Кулябко-Корецкого, Зибер выразил «своею отставкою из университета как бы протест против несправедливого увольнения Драгоманова»[186]. Романович-Славатинский дополняет, что Зибер «бросил университет», так как по своему характеру «не боец с ударами жизни», к тому же не хотел мириться с атмосферой бюрократизма, наживы и приспособленчества в университете[187]. Другой, хотя и вторичный, мотив нужно искать в частной сфере: Надежда Шумова, на которой Зибер женился в 1874 г., вместе со своей сестрой начала учиться в Берне с зимнего семестра 1874–1875 гг., поэтому не случайно, что Зибер обосновался в Берне в 1876 г.[188] Приглашение занять кафедру политэкономии и статистики в Одесском университете Зибер отверг[189].
У нас мало информации о восьми годах (1876–1882), которые Зибер прожил в Швейцарии. С большой энергией он занялся своей многосторонней научной деятельностью. В русских либеральных журналах («Отечественные записки», «Вестник Европы», «Русская мысль», «Слово» и др.) стали выходить одна за другой его многочисленные работы. Он поддерживал личные контакты с представителями интеллигенции из России, которые посещали его и его жену в Берне, например П. Аксельрод в 1878 г., Н. Кулябко-Корецкий в 1876 г. и Д. Овсянико-Куликовский. С другими он встречался в Париже, как с Лавровым в 1878 г., или в Лондоне, где он работал в библиотеках[190]. В Лондоне в январе 1881 г. он был в гостях у Карла Маркса и впоследствии он еще многократно встречался с Марксом и Энгельсом[191]. Плеханов также писал, что ему «приходилось не раз беседовать» с Зибером[192]. Сохранялись у Зибера и контакты с его другом Драгомановым.
Несмотря на эти разнообразные контакты, Зибер принимал мало участия в активной политической жизни, которую вели в Швейцарии все русские эмигранты – от народников до террористов, ранних марксистов и украинских федералистов – во второй половине 70-х и начале 80-х гг. Как пишет Драгоманов, Зибер оставался в изоляции[193]. Русские власти считали его политически неблагонадежным, и он подлежал аресту сразу по пересечении границы Российской империи[194]. Тем не менее мне не известно что-либо о его политической активности, кроме, скорее всего, случайного участия в демонстрации в Париже в 1877 г. и его сотрудничества в журнале «Вольное слово», который одно время издавался Драгомановым и финансировался из темных, вероятно, близких к русскому правительству источников[195]. Драгоманов жаловался весной 1882 г. на Зибера, что он не сдержал своего обещания написать статью для этого журнала. Причиной этого Драгоманов считал страх Зибера скомпрометировать себя в глазах русского правительства. Он был «ужасно напуганным» и «нервно заторможенным»[196]. Овсянико-Куликовскому также бросилось в глаза чувство страха у Зибера. Зибер слишком близко принимал к сердцу растущие с 1881 г. репрессии и заявил ему: «Хоть я швейцарский гражданин, но это ничуть не помешает русскому правительству посадить меня в тюрьму, а то, пожалуй, и даже повесить»[197]. Зибер производил на своих собеседников впечатление человека в угнетенном и болезненном состоянии. Очевидно, что его уже тогда поразило нервное заболевание, которое полностью проявило себя в 1884 г. Он вернулся в родной Крым, где его мать владела домиком, и прожил там еще четыре года под наблюдением его матери и сестры. Сто лет назад, 28 апреля 1888 г., он умер в Ялте в возрасте 44 лет.
Его жена Надежда осталась в Берне и начала там свою научную карьеру как ассистент известного профессора физиологической химии Марцеллия Ненцкого, выходца из Польши. Когда его пригласили в Петербург в 1891 г., она вместе с ним вернулась в Россию и работала сначала как ассистент, а после смерти Ненцкого в 1901 г. стала начальником химического отделения и первой женщиной – действительным членом Института экспериментальной медицины[198].
II
Научное и публицистическое творчество Зибера впечатляюще по объему и по тематической широте[199]. В данной статье речь может идти только о том, чтобы показать некоторые узловые проблемы его творчества. Наибольшую известность Зиберу принесли его статьи по экономической теории. В его уже упомянутой диссертации 1871 г. и опубликованной в 1885 г. в расширенном и переработанном виде Зибер впервые в России анализирует различные западные теории цены, ценности и капитала и вступает в полемику с первым томом «Капитала» Маркса – еще до его публикации на русском языке в 1872 г. Он очень высоко оценивает английского экономиста Рикардо, работу которого он перевел на русский язык, и пытается доказать, что теория этого ученого оказала сильное влияние на Маркса[200]. В своих многочисленных статьях про «экономическую теорию Маркса», опубликованных после 1874 г., он начинает, как Даниельсон писал Марксу, «популяризировать его теорию и критически ее анализировать» и защищает Маркса от его русских либеральных критиков – Ю. Г. Жуковского и Б. Н. Чичерина. Первым в России откликается Зибер и на книгу Энгельса «Анти-Дюринг»[201].
Карл Маркс очень рано обратил внимание на Зибера и 12 декабря 1872 г. просил своего корреспондента Даниельсона прислать ему указанную диссертацию. Он ее получил 18 января 1873 г. (эти даты являются хорошим свидетельством быстроты почтовой связи Петербург – Лондон) и высказался одобрительно о работе Зибера в послесловии ко 2-му изданию «Капитала», датированному 24 января 1873 г.[202] Также Маркс с интересом следил за упомянутыми дискуссиями в русских журналах[203].
В России Зибер быстро стал популярным благодаря его книге и статьям. Радикальная интеллигенция часто знакомилась с «Капиталом» Маркса по работам Зибера. Так, проживавший в Санкт-Петербурге болгарский социал-демократ Д. Благоев писал в 1883 г., что диссертация Зибера была единственной книгой, доступной в тогдашней России для знакомства с марксизмом. Книга фигурировала в списках для чтения и в библиотеках революционных кружков. Большинство первых русских марксистов, начиная с Плеханова через П. Аксельрода, П. Струве и заканчивая Н. Федосеевым и Лениным, но также и народник Н. К. Михайловский оставили одобрительные высказывания о Зибере[204]. Его главное произведение и его статьи укрепили его репутацию среди современников как одного из первых распространителей марксизма в России.
Второй основной задачей теоретических работ Зибера была разработка проблем структуры собственности в общине и в первобытном обществе. Он опубликовал многочисленные исследования по правовым и экономическим аспектам этой темы. Частично они углублялись далеко в историю, частично касались неевропейских обществ или таких архаических форм в современной Европе, как швейцарская альменда. Результаты он обобщил в своей опубликованной в 1883 г. монографии, в которой попытался доказать, что формы коллективной собственности являются повсеместно распространенными феноменами, связанными с определенными историческими стадиями. Тем самым снимался вопрос об особом положении русской общины. Следовательно, книга была направлена против русских народников, аграрный социализм которых основывался на своеобразии и преемственном развитии общины. Зибер противопоставил им точку зрения, согласно которой распределительная община является лишь пережитком прошлого, который с развитием капитализма исчезнет[205].
Другие работы Зибера были в меньшей степени теоретически ориентированными и рассматривали такие актуальные социально-политические проблемы Западной Европы и России, как фабричное законодательство в Великобритании, в Швейцарии и в России, гигиенические условия в народных школах кантона Берна, жилищные отношения в Берлине, Киеве и Петербурге. Его статистическая программа, опубликованная в 1875 г., считается важной основой для русской земской статистики[206].
В некоторых статьях он касался современных ему дискуссий. Наряду с упомянутой защитой «Капитала» и «украинофильского» движения следует назвать его критику народников, которым он противопоставил свое убеждение в неизбежности капиталистического развития в России, выразившееся в приписываемой ему и часто цитируемой фразе, что «из русского мужика не выйдет никакого толку, пока он не выварится в фабричном котле»[207]. В полемике с народниками ответ Зибера, как это верно подметил Плеханов, «убедительный по своему содержанию, был мягок по форме». И Овсянико-Куликовский подчеркивал, что «никогда не выступал он печатно против наших социалистов и революционеров» «по чувству деликатности… а также из опасения «сыграть в руку реакции»[208].
Научные работы Зибера по теории цены и ценности и о формах коллективной собственности были высоко оценены как современниками, так и советскими экономическими историками[209]. О том, что интерес к научным работам Зибера не прекратился после его ранней смерти, свидетельствуют переиздания его двух основных трудов («Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях» в 1897, 1937 и 1959 гг. и «Очерки первобытной экономической культуры» в 1899, 1923 и 1959 гг.), а также двукратное издание его избранных произведений в 1900–1901 и 1959 гг.[210] Его значение состояло в том, что он выступил посредником и распространителем теорий и идей западноевропейских мыслителей, среди которых были Маркс и Энгельс. Выступив в роли распространителя этих идей, он выполнил одну из главных функций, которыми обладали иностранцы в многонациональной Российской империи на рубеже веков.
III
Я возвращаюсь к вопросу, поставленному в начале статьи: был Зибер швейцарцем, русским или украинцем? Являлся он марксистом, либералом или националистом?
По вопросу его национальной принадлежности у нас имеются немногочисленные свидетельства современников, но при этом отсутствуют собственные высказывания Зибера по этому вопросу. Его учитель Романович-Славатинский противопоставляет его своему другому ученику, «настоящему русскому» А. Е. Назимову и характеризует Зибера как «чистокровного идеалиста», «неспособного ни к какому компромиссу…». При этом он апеллирует к стереотипу «аккуратного немца», описывая сознательного студента, посещавшего все лекции. Но это выделение Зибера из русских противоречит тому, что подчеркивает сам Романович-Славатинский: Зибер после своего переселения в Швейцарию остался «в душе русским»[211]. Овсянико-Куликовский характеризует Зибера сходным образом как человека «неуклонной моральной требовательности», который, несмотря на свое швейцарское происхождение, был «психологически и по национальности коренной и типичный русский человек. Для него все русское было родной стихией, Россию он считал своим отечеством и любил ее мучительною любовью русского интеллигента»[212].
Если не принимать во внимание спорные и противоречивые этнопсихологические характеристики, тогда эта оценка может быть близка истине, во всяком случае если не исходить с узконациональной точки зрения. Тогда «россиянин» [
Совершенно сходным образом обстоит дело с его мировоззренческой принадлежностью. Для одних современников и потомков Зибер – «последовательный, „правоверный“ марксист», был «основателем русского или украинского марксизмов»[214]. Однако уже Плеханов указывал на то, что Зибер, несмотря на свои качества экономиста, не понимал марксистской диалектики[215]. Воровский характеризовал его как «эволюциониста», а Овсянико-Куликовский подчеркивал его отстраненность от всех утопий и радикальных идей революционного социализма и его критику либеральных экономистов разных школ и направлений[216]. В противовес этому некоторые украинские марксисты, например М. Яворский, указывали в 1920-х гг., что Зибер оказал сильное влияние на рабочее движение на Украине, даже активно в нем участвовал[217]. В более поздней советской литературе, например в энциклопедических статьях, процитированных в начале или в книге лучшего знатока наследия Зибера А. Реуэля, резко критикуется его недостаточное понимание марксизма, его пренебрежительное отношение к роли пролетариата и к классовой борьбе. Он якобы пропагандировал эволюционное, мирное развитие буржуазно-капиталистического строя в сторону социализма, хотя и оставался идеологом радикального буржуазного реформизма[218]. Однако в послесталинское время Зибер оценивался значительно благосклоннее, что противоречило анахронистической оценке Реуэля, и роль Зибера в контексте 1870–1880-х гг. рассматривалась как прогрессивная. Правда, Зибера продолжали упрекать за то, что он «не усвоил ни диалектического, ни исторического материализма» и «не стал подлинным марксистом»[219].
В мировоззренческой области также наблюдается определенная противоречивость оценки. Представляется, что Зибер сам страдал от конфликтов между научным познанием и общественной ответственностью, между теоретической работой и политической практикой, между притязанием и реальностью. Однако не была ли именно эта противоречивость типичной для многих интеллигентов в тогдашней России? Зибер был открыт для марксизма, украинского национального движения. Он был одновременно русским, украинцем и швейцарцем. Зашоренное мышление является изобретением идеологов различных политических лагерей, которые оказали такое сильное воздействие на наш век. Подобное одностороннее видение нельзя прилагать к такой сложной личности, как Зибер, и к миру российской интеллигенции второй половины XIX в.
Николай Зибер – первый русский марксист
Дж. Уайт[220]
Николай Иванович Зибер родился 10 марта 1844 г. (по старому стилю) в крымском селе Судак, в самой южной из губерний Европейской России – Таврической. Его отец был швейцарцем по происхождению, переселившимся в Россию, и Зибер всю свою жизнь оставался гражданином Швейцарии. О национальности его матери известно меньше; коллега ученого профессор И. И. Янжул полагал, что она была украинкой[221], а его биограф Л. М. Клейнборт – что она происходила из русско-французской семьи[222]. Большинство украинских авторов согласны в этом вопросе с Янжулом, поскольку тем самым у них появляются некоторые основания рассматривать Зибера как украинского, а не русского ученого[223]. Но литературный критик Д. Н. Овсянико-Куликовский, знавший его лично, категорически настаивал, что, несмотря на происхождение из немецких швейцарцев, Зибер полагал себя русским, а Россию – своей родной землей[224].
Детство Зибера прошло в Ялте. Он окончил Симферопольскую гимназию и в 1863 г. поступил на юридический факультет Киевского университета. В то время в российских университетах экономическая теория преподавалась как один из курсов в рамках программы на получение степени в области права; так начались и экономические штудии Зибера. Ему посчастливилось, что учителем в области экономики стал не кто иной, как Н. Х. Бунге, впоследствии занимавший должность министра финансов (1882–1886), а позже – пост председателя Комитета министров (1887–1895). Сам Бунге был приверженцем школы Адама Смита и Давида Рикардо, но пристально следил за новейшими веяниями в экономической мысли. Он оказал сильное влияние на Зибера, поощряя интерес студента к экономике. Зибер окончил университет в 1866 г. и под влиянием Бунге решил начать академическую карьеру со специализацией на изучении политической экономии. Однако поступление в магистратуру пришлось отложить на год в ожидании финансовой поддержки. Он уехал на Волынь, где 8 месяцев работал мировым посредником, а затем вернулся в Киевский университет[225]. В это время основные внеакадемические интересы Зибера были связаны с ролью, которую он сыграл в создании в Киеве кооперативного общества. Он написал устав, подбирал его членов, а также был избран первым председателем кооператива. Кроме того, Зибер написал цикл статей, посвященных потребительским кооперативам, которые были опубликованы в «Киевском телеграфе» – прогрессивной газете, новым владельцам которой он оказал немалую помощь. Неудивительно, что первой опубликованной работой Зибера была книга, посвященная кооперативному движению под названием «Потребительные общества», вышедшая в свет в 1869 г. в Киеве[226].
В 1868 г. Зиберу предстояло сдать экзамен в магистратуру. На этом устном испытании экзаменатор (им оказался Бунге) попросил Зибера вкратце охарактеризовать экономическую теорию Карла Маркса, книга которого была опубликована совсем недавно. Зибер явно усвоил идеи Маркса и оставил о себе хорошее впечатление на экзамене. В магистратуре он продолжил работу над диссертацией, в которой показал развитие Марксом идей экономистов-классиков. Она называлась «Теория ценности и капитала Д. Рикардо в связи с позднейшими дополнениями и разъяснениями: Опыт критико-экономического исследования». Диссертация была представлена к защите в 1871 г. и в том же году опубликована в Киеве[227]. Эта работа увидела свет за год до публикации на русском языке первого тома «Капитала» в переводе Н. Ф. Даниельсона и Г. А Лопатина; таким образом, Зибер первым познакомил русскоязычную публику с идеями Маркса.
После возвращения из зарубежной научной командировки Зибер продолжил работу в Киевском университете, где в 1873 г. начал читать лекции по политической экономии и статистике. Но его пребывание в должности доцента оказалось коротким – уже в 1875 г. ученый подал в отставку. По воспоминаниям Овсянико-Куликовского, он сделал это в знак протеста против увольнения одного из своих коллег, а по мнению историка М. П. Драгоманова, ученый отстаивал право на украинскую идентичность[228]. Однако один из бывших преподавателей Зибера в Киевском университете А. В. Романович-Славатинский дает совсем другое объяснение поступку своего бывшего студента. Академическая среда, в которой оказался Зибер, была несовместима с принципиальным, бескомпромиссным и аскетическим характером молодого ученого. Романович-Славатинский объяснял: «Зибер не мог оставаться в той университетской среде, которая сложилась в половине семидесятых годов, когда стали господствовать совместительство и нажива, когда достаток предпочитали таланту, когда научные интересы побледнели и самым ценным качеством человека признавались хитрость и практическая изворотливость»[229].
Зибер уехал из России в Швейцарию и поселился в Берне, где он продолжил научную деятельность. Свои статьи он отправлял на родину для публикации в российских периодических изданиях.
Зибер был плодовитым автором, высказывавшимся по широкому кругу экономических и социальных тем[230], но более всего он известен комментариями экономических идей Маркса. В 1874–1878 гг. ученый опубликовал цикл статей под общим названием «Экономическая теория Карла Маркса» сначала в журнале «Знание», а затем в «Слове». В начале марта 1874 г. Даниельсон в письме к Марксу сообщил адресату об этом цикле, процитировав слова Зибера о том, что он поставил перед собой задачу «популяризации экономических теорий автора и их критического анализа». Даниельсон обещал передать эти статьи Марксу через Лопатина. Первую из них Маркс получил в марте 1875 г., внимательно ознакомился с ней и сделал соответствующие заметки[231]. Статьи Зибера были продолжением его диссертации и содержали подробный комментарий к первому тому «Капитала» Маркса. Впоследствии они были включены в расширенный вариант магистерской диссертации Зибера, опубликованный в 1885 г. под названием «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях». В 1877–1878 гг. Зибер применил свои знания экономической теории Маркса, участвуя в полемике с враждебно настроенными к ней русскими критиками Ю. Г. Жуковским и Б. Н. Чичериным.
В конце 1870-х – начале 1880-х гг. Н. И. Зибер заинтересовался экономическими системами докапиталистических обществ. Он опубликовал ряд статей на эту тему, включая исследование процесса перехода от общинной к частной собственности на землю в таких далеких друг от друга местах, как Швейцария и Голландская Ост-Индия. Результаты изысканий были опубликованы в книге Зибера «Избранные экономические произведения» (в переводах она во многих случаях выходит под названием «Очерки первобытной экономической культуры»). Во время ее написания Зибер побывал в Лондоне, чтобы поработать в библиотеке Британского музея. Он воспользовался случаем, чтобы лично познакомиться с Марксом. Русский экономист Н. А. Каблуков писал в мемуарах: «Во второй половине 1880 г. я жил в Лондоне и каждый день бывал в библиотеке Британского музея, где провел некоторое время в обществе Н. И. Зибера, работавшего в то время над своей книгой „Очерки истории первобытной экономической культуры“, о которой мы много говорили. Вместе с ним мы несколько раз посещали К. Маркса и Ф. Энгельса, радушно принявших нас и познакомивших со своими семьями»[232].
Об этих встречах упоминал и Маркс. В письме Даниельсону от 19 февраля 1881 г. он писал: «В прошлом месяце у нас было несколько русских посетителей, между прочим профессор Зибер (он сейчас поселился в Цюрихе) и г-н Каблуков (из Москвы). Они целыми днями работали в Британском музее»[233].
Зибер не участвовал в русском революционном движении и довольно пренебрежительно относился к членам революционных групп, с которыми он был знаком (в частности, с последователями П. Л. Лаврова, М. А. Бакунина и П. Н. Ткачева). Овсянико-Куликовский вспоминал, что Зибер говорил: «Люди они хорошие, но в научном социализме и в политической экономии ровно ничего не смыслят от А до Z! Невежды! Утописты!»[234]. Зибер питал отвращение к террору, но понимал, почему люди прибегают к нему. С другой стороны, он был крайне обеспокоен политической реакцией в России, последовавшей после убийства Александра II. Даже будучи далеко в Швейцарии, Зибер ощущал опасность. Нападки на социализм приводили ученого в гнев, и он полагал должным встать на его защиту. Этим чувством и была вдохновлена полемика Зибера с Жуковским и Чичериным[235].
В 1884 г. Зибер заболел неизлечимой дегенеративной болезнью нервной системы. Он вернулся на родину в Крым и умер в Ялте в 1888 г.
Н. И. Зибер как комментатор Маркса
Понимание роли Зибера как комментатора экономической теории Маркса будет более глубоким, если мы рассмотрим ее на фоне эволюции идей самого автора. Первое издание первого тома «Капитала» еще не вышло из типографии, а Маркс уже пришел к пониманию необходимости пересмотра своего первоначального плана работы над остальными частями. Последующие черновики «Критики политической экономии» показывают, что Маркс задумал вывести категории политической экономии подобно тому, как Г. Гегель вывел категории философии своего времени в «Науке логики». Так же как Гегель, начавший с категории «бытия», пришел к «абсолюту», Маркс намеревался показать, что само существование элементарной формы капитализма – товара – подразумевает функционирование мирового рынка и что «тенденция к созданию мирового рынка дана непосредственно в самом понятии капитала»[236]. В разделе, посвященном обращению капитала, он предполагал показать, что в своем круговороте капитал будет преодолевать все возникающие перед ним препятствия, все более и более подчиняя требованиям рынка существующие социальные и экономические институции. Одним из следствий этого процесса будет пространственное расширение рыночных отношений, так что в конечном итоге капитализм распространится по всему земному шару. Тем самым он достигнет пункта, в котором на смену капитализму придет более высокая форма социальной и экономической организации.
Однако к 1868 г. Маркс пришел к пониманию того, что эта матрица не соответствует кругообороту капитала в реальном мире. Капитал далеко не всегда разрушал традиционные сельские общины, но сосуществовал с ними, как в случае родной для Маркса Вестфалии, где все еще сохранялась древняя немецкая система земельной собственности. Это открытие вынудило Маркса отложить работу над завершением и публикацией второго тома «Капитала» и взяться за изучение того, как в действительности происходит кругооборот капитала, ведь у него имелась уникальная возможность исследовать это явление на примере современной ему России, где крепостное право было отменено совсем недавно, и страна начала делать первые шаги в направлении, которое, как ожидалось, выведет ее на путь капиталистического развития. Соответственно в 1870 г. Маркс начал учить русский язык и с помощью Даниельсона, Лопатина и других русских знакомых, таких как Лавров и Ковалевский, получил материалы, необходимые для исследования экономических процессов в пореформенной России и в первую очередь их воздействия на крестьянскую общину.
Поделиться книгой: