Помоги проекту - поделись книгой:
В соответствии с новым течением мысли в 1872 г. Маркс начал работу над вторым изданием первого тома «Капитала». Если первое издание изобилует гегелевской философской лексикой, то второе избавлено от нее почти полностью, так что осталось совсем немного ее следов. Более того, в послесловии ко второму изданию Маркс пишет, что ранее он всего лишь «кокетничал характерной для Гегеля манерой выражения», подразумевая, что для его работы философский элемент не является структурообразующим. Здесь же он воспользовался возможностью отметить глубину понимания его теории, проявленную Зибером[237]. В 1872 г. началась работа над французским переводом «Капитала», для которого Маркс переписал несколько разделов, избавившись от остатков философской лексики. Более того, он постарался не допустить даже мысли о том, что матрица экономического развития Англии была обязательной для всех стран (как автор полагал прежде)[238].
Зибер, трудившийся в то время над своей диссертацией, конечно же, не имел представления о заботах Маркса. У него под рукой было только первое издание «Капитала», листая которое он изучал подход автора к вопросу о ценности. Предметом диссертации Зибера была заявлена рикардианская теория ценности, но сам Рикардо был одним из многих экономистов, воззрения которых рассматривались в работе. Диссертация начиналась с исторического обзора, посвященного тому, как рассматривали ценность Рикардо и его предшественники, такие как Т. Мальтус, Н. У. Сениор, Дж. Милль, Дж. Маккуллох, Ф. Бастиа, Г. Кэри, Ф. Буагильбер, А. К. Шторх и множество других авторов. Особенность работы Зибера в том, что она показывает потрясающую осведомленность ученого в экономической литературе. По знаниям в этой области его можно сравнить с Марксом, что позволило Зиберу легко поместить труды Маркса в контекст экономистов-предшественников. Зибер, подобно Марксу, полагал, что Адам Смит и его школа ошибались, утверждая, что ценность – это внутреннее свойство товара, в то время как она представляет собой продукт общественных отношений. Зибер (вновь заодно с Марксом) упрекал экономистов-классиков за то, что их концепции основывались на индивидуальной, а не на общественной хозяйственной деятельности; вследствие этого они не увидели социальной значимости феномена ценности. По мнению Зибера, среди всех представителей классической школы Рикардо был лучшим выразителем теории ценности, ведь он исходил из того, что ценность товаров создается трудом.
Центральную часть диссертации Зибера составляла большая по объему глава, посвященная теории ценности Маркса. Идеи последнего позволили внести необходимые коррективы в концепции Рикардо и других экономистов-классиков. В частности, идеи Маркса о ценности и деньгах придали теории Рикардо более полный и законченный вид, а равно подтвердили ее достоверность новыми доказательствами[239]. В рассматриваемой главе подробно и довольно четко излагается первый раздел первого тома «Капитала», посвященный товарам, обмену и товарному фетишизму[240]. Если сопоставить главу из диссертации Зибера, посвященную теории ценности Маркса, с первым немецким изданием «Капитала», легко увидеть, как будущий магистр подходит к ее изложению. Он берет приложение «Форма стоимости» и объединяет его с материалом из главы I, представляя последовательное доказательство. Зибер писал: «Это краткое извлечение из первой главы сочинения К. Маркса и дополнения к ней, приложенного в конце книги, содержит, если не ошибаемся, наиболее существенные черты учения автора о ценности и общих свойствах денег»[241].
Еще одно изменение Зибера, по сравнению с оригинальным текстом Маркса, было более существенным: он систематически полностью устранил философское измерение. В зиберовской главе не осталось ни следа от гегелевской лексики, столь характерной для первого издания «Капитала». В диссертации Зибер кратко упоминает об этом, объясняя, что форма изложения Маркса становится препятствием для понимания ценности вклада автора в экономическую мысль: «Своеобразный язык и довольно сжатый способ выражения в значительной степени затрудняют понимание его мыслей и в некоторых случаях ведут к обвинению автора в том, что он употребляет по отношению к ценности метафизические приемы исследования. За исключением отдельных мест главы, где высказывают положения, быть может, действительно несогласные с истиною, обвинение это кажется нам несправедливым. Насколько речь идет собственно о
По просьбе Маркса в декабре 1872 г. Даниельсон отправил ему книгу Зибера. Она произвела глубокое впечатление на Маркса. Его единственное несущественное замечание касалось критики узкоспециализированного порядка. Зибер упоминал о защите Буагильбером стабильных цен, отметив очевидное противоречие в воззрениях автора, который обязан был указать, что, в общем, уровень цен играет незначительную роль. Здесь Маркс написал: «Зибер забывает, что на самом деле Буагильбер говорит о повышении сельскохозяйственных цен, вызванном фискальными мерами и т. д.»[243].
Второе издание «Капитала» должно было доставить Зиберу огромное удовольствие. С одной стороны, чтобы прояснить изложение, Маркс отказался от приложения «Форма ценности» и включил этот материал в первый раздел, как это ранее сделал Зибер. К тому же Маркс почти полностью удалил из своей работы философское измерение, прямо заявив в послесловии, что использовавшийся в первом издании гегелевский лексикон имел не структурное значение, а был конкретной формой выражения идей автора. В этом важнейшем аспекте интерпретации «Капитала» зиберовский подход был оправдан самим Марксом. Наконец, более всего Зиберу должно было польстить упоминание его диссертации в послесловии. Маркс писал: «Еще в 1871 году г-н Н. Зибер, профессор политической экономики в Киевском университете, в своей работе „Теория ценности и капитала Д. Рикардо“ показал, что моя теория стоимости, денег и капитала в ее основных чертах является необходимым дальнейшим развитием учения Смита – Рикардо. При чтении этой ценной книги западноевропейского читателя особенно поражает последовательное проведение раз принятой чисто теоретической точки зрения»[244].
По словам Маркса, его книга была очень плохо понята и его несправедливо обвиняли в приверженности метафизическому подходу. В свою защиту автор вновь цитирует Зибера, заметившего по этому поводу: «Насколько речь идет собственно о
Под влиянием благоприятного отзыва Маркса на его работу, а также изменений, внесенных во второе издание «Капитала», в 1874 г. Зибер начал публикацию в журналах «Знание» и «Слово» цикла статей, призванных ближе познакомить русскую публику с идеями Маркса. Первая статья этих циклов называлась «Экономическая теория Маркса» и была посвящена той же теме, которая подробно рассматривалась в диссертации Зибера, а именно теории ценности. В ней он объяснил, что из личного опыта ему известно: немногие люди способны понять идеи Маркса только потому, что последний избрал трудный для понимания способ выражения. Зибер отметил: «На пути к выяснению существа вопроса часть людей – и их большинство – „натыкаются“ на учение Маркса о формах ценностей; другие – на трудный, говоря откровенно, несколько схоластический язык, которым написана бо́льшая часть книги; другим вновь мешает непривычная сложность предмета и тяжеловесная аргументация, заключенная в непроницаемую броню гегелевских противоречий»[246].
В своей статье Зибер попытался, во-первых, объяснить значение Маркса как оригинального экономиста и, во-вторых, представить его «теории ценности, денег и капитала в форме, освобожденной от метафизических тонкостей, чтобы избавить читателя от вызываемых ими затруднений»[247]. Если в своей диссертации (1871) Зибер весьма осторожно пытался решить вторую задачу, то теперь он был преисполнен уверенности, зная о поддержке его стараний Марксом.
По мнению Зибера, присутствие «гегелевских противоречий» пагубно повлияло на понимание основного научного труда Маркса, поскольку немногим читателям удавалось «отличить действительно важное от малозначимого, провести различие между ключевыми элементами или каркаса всего теоретического здания от деталей, предназначавшихся для его украшения»[248]. По Зиберу, многие читатели Маркса пребывали в заблуждении, полагая, что гегелевская терминология была структурным элементом, а не декоративной деталью. Наконец, пониманию книги Маркса препятствовала неспособность многих читателей отличить новый вклад автора от того, «что, напротив, принадлежит не ему, но его предшественникам»[249]. Зибер же, обладавший обширными познаниями в истории экономической мысли, имел возможность поделиться ими с читателями (еще одна из многих ценных особенностей его статьи). Например, он заметил: «Не является оригинальным аспектом учения Маркса и редукция меновой ценности к количеству труда. Локк, Петти, Буагильбер, Франклин, Стюарт, Адам Смит и особенно Рикардо давно обратили внимание на то обстоятельство, что в обмене меновые пропорции товаров зависят от того или иного количества труда, содержащегося в товарах»[250].
При всем восхищении трудом Маркса Зибер сохранял критическое его восприятие. По его мнению, Маркс неудачно расположил материал «Капитала», что могло вызвать неправильное понимание идей ученого. Зибер писал: «Если бы Маркс, вместо абстрактных понятий ценности и потребительной ценности, с самого начала показал общие основы более простого хозяйствующего общества, или, что то же самое, ту сторону вещей, которая является общей для человечества в целом, тогда <…> его исследования, несомненно, обогатились бы новыми важными воззрениями. Как бы то ни было, исследование реальных отношений должно предшествовать анализу абстракций, а
В качестве примера глубоко ошибочного понимания теории ценности Маркса Зибер приводит вопрос немецкого рецензента «Капитала» Карла Росслера, который попросил автора объяснить, почему пища в желудке рабочего является источником прибавочной ценности, а трава, которой питаются лошадь или корова, – нет. Возражая на это, Зибер указывает, что предметом исследования Маркса было человеческое общество, а не общество домашних животных; отсюда его интересовала только та прибавочная ценность, которая производилась людьми[252].
Через своих русских знакомых Маркс получил экземпляр статьи Зибера в феврале-марте 1875 г.[253] Он довольно внимательно ознакомился с ней; к счастью, сохранились заметки Маркса на полях. Учитывая в какой-то степени критический настрой статьи Зибера, эти заметки, возможно, более примечательны тем, чего они не касаются, чем тем, о чем в них говорится прямо. Маркс оставляет без внимания слова об использовании «гегелевских противоречий», о месте, которое отводит ему Зибер в истории экономической мысли, и не пытается оправдаться за использование абстракций в самом начале «Капитала». Он не находит ошибок и в изложении Зибером теории ценности. Маркс обращает внимание на неправильный ответ Зибера на вопрос Росслера о пище в желудке лошади. Автор «Капитала» дает следующий комментарий: «Ответ, так и не найденный Зибером, заключается в том, что в одном случае пища производит человеческую рабочую силу (людей), а в другом – нет. Ценность вещей есть не что иное, как отношение людей друг к другу, отношение по поводу того, чем они обладают как выражениями израсходованной человеческой рабочей силы. Ход мыслей г-на Росслера, очевидно, таков: если лошадь работает дольше, чем это необходимо для производства ее лошадиной силы, то она создает ценность точно так же, как рабочий, который трудится 12 часов вместо шести. То же самое можно сказать о любой машине»[254].
В 1879 г. прозвучала, вероятно, самая громкая похвала Маркса в адрес Зибера. Комментируя учебник по политической экономии Адольфа Вагнера, Маркс заметил: «Г-н Вагнер мог бы как из „Капитала“, так и из
Другими словами, Маркс поставил комментарий Зибера вровень с самим «Капиталом». В его искренности не может быть никаких сомнений; не тот он был человек, чтобы раздавать похвалы без разбора, тем более если это касалось его собственных экономических теорий.
В 1885 г. Зибер опубликовал пересмотренное издание своей диссертации (1871) под названием «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях». Это был гораздо более обширный комментарий первого тома «Капитала», так как в книгу был включен материал из двух циклов статей, посвященных теории Маркса, опубликованных в 1874–1878 гг. в журналах «Знание» и «Слово». Кроме того, Зибер использовал в нем аргументы, выдвигавшиеся в защиту Маркса в более ранней полемике с его критиками Жуковским и Чичериным. В свете изменений, сделанных Марксом во втором издании «Капитала», у Зибера появились основания сказать, что если принятый в первом издании способ выражения значительно затруднил понимание мыслей автора, то второе издание было избавлено от этого недостатка[256].
Работая над книгой почти через полтора десятилетия после защиты диссертации, Зибер не мог не заметить, что за это время изменилась сама основа интерпретации теории Маркса: «После публикации „Капитала“ авторы экономических трудов начали „подкладывать соломку“, дистанцируясь от экономистов-классиков, которым они до сих пор слепо следовали»[257]. Итак, Зибер был свидетелем и того, как началось изучение идей Маркса вне контекста экономической мысли того времени, и того, как концепция «трудовая теория ценности Маркса» стала общеупотребимой.
Н. И. Зибер как защитник Маркса
В 1877 г. Зибер выступил в защиту «Капитала» Маркса от критики со стороны Ю. Г. Жуковского и журнала «Вестник Европы». Жуковский выдвинул несколько возражений. У него сложилось впечатление, что в области методологии Маркс находился под очень сильным влиянием Гегеля, следствием чего стал формальный подход к исследованию; Маркс рассматривал предмет с точки зрения философских категорий, особенно в первой главе, не уделяя должного внимания актуальному содержанию экономических отношений, «материальных условий вопроса»[258]. Особое внимание Жуковский уделил главе о первоначальном накоплении. По его мнению, точка зрения Маркса на происхождение капитализма, экспроприацию крестьянских земельных владений и формирование пролетариата ничем не обосновывалась, носила якобы анекдотический, случайный характер; Марксу не удалось представить развитие капитализма как «естественный процесс»[259]. Он проследил возникновение капитализма в Европе вплоть до безземельного освобождения крестьянства; однако это явно подразумевает, что там, где крестьяне оставались в зависимости, развитие капитализма должно было бы остановиться. Кроме того, Жуковский задался вопросом: не допустил ли Маркс ошибку, интерпретируя экспроприацию крестьянства как причину развития капитализма, не принимает ли он само явление за его причину? В этом случае истинные причины происхождения капитализма лежат гораздо глубже и являются более сущностными[260].
Ответ Зибера появился в журнале «Отечественные записки» в ноябре 1877 г. Касательно критики Жуковским марксистского философского подхода Зибер признал, что «некоторое сокращение диалектической стороны представления»[261] ничуть бы не повредило Марксу. С другой стороны, он подчеркивал необходимость применения метафизического подхода к анализу ценности, поскольку она воспринималась в капиталистическом обществе метафизически, и подход Маркса должным образом отражал этот факт. Далее Зибер объяснял, что меновая ценность представляла сущностное единство человечества через призму разделения труда и раздробленности общества[262].
Зибер опровергает и обвинение Жуковского в том, что Маркс представил происхождение капитализма скорее как случайный, а не как естественный процесс. Зибер цитирует из русского перевода «Капитала» один из немногих оставленных Марксом пассажей о необходимости и неизбежности развития капитализма: «Мелкое (средневековое) производство предполагает раздробление земли и остальных средств производства. Этот способ производства исключает как концентрацию этих последних, так и кооперацию, разделение труда внутри одного и того же производственного процесса, общественное господство над природой и общественное регулирование ее – одним словом, оно исключает свободное развитие общественных производительных сил. Он совместим лишь с узкими первоначальными границами производства и общества. Но на известном уровне развития он сам создает материальные средства для своего уничтожения. С этого момента в недрах общества начинают шевелиться силы и страсти, которые чувствуют себя скованными этим способом производства. Последний должен быть уничтожен, и он уничтожается. Уничтожение его, превращение индивидуальных и раздробленных средств производства в общественно концентрированные, следовательно, превращение карликовой собственности многих в гигантскую собственность немногих, <…> образует пролог истории капитала»[263].
По мнению Зибера, из этого отрывка следуют три вещи:
(1) Маркс ни в коей мере не рассматривает капиталистическое развитие как случайное или происходящее по неизвестной причине, но как «необходимое следствие общественной кооперации»;
(2) по мнению Маркса, несмотря на раскол в обществе, возникающий в условиях капиталистического производства, оно является «не реакционным, но прогрессивным общественным явлением»;
(3) Маркс, очевидно, рассматривал экспроприацию мелких землевладельцев и социализацию рабочих как явления одного порядка; отсюда в поиске некоей более глубокой причины, которая одновременно определяла бы капиталистический строй и экспроприацию, не было никакой необходимости; капиталистический строй подразумевает экспроприацию, но он же ведет к социализации рабочих.
Зибер настолько хорошо понимал идеи Маркса, что он мог точно воссоздать его первоначальное намерение, несмотря на то что автор «Капитала» почти полностью удалил из опубликованной работы соответствующие явные указания. Зибер совершенно верно воспринимал капитализм как всеобщее отношение производства и понимал, что его развитие предполагает разрушение всех предшествовавших общественных и экономических форм. Более того, поскольку капитализм ведет к социализации рабочих и созданию социалистического общества, его развитие должно рассматриваться как прогрессивное явление. Остается только присоединиться к Марксу, указавшему на впечатляющее понимание Зибером его теории. Проблема заключалась лишь в том, что к тому времени, когда статьи Зибера вышли в свет, Маркс уже отказался от некоторых фундаментальных аспектов теории, на защиту которых встал его русский сторонник. Однако известно об этом стало только в 1888 г., когда впервые было опубликовано датируемое 1877 г. письмо Маркса в редакцию «Отечественных записок» о статье Н. К. Михайловского, вышедшей одновременно со статьей Зибера в ответ на критику «Капитала» Жуковским.
Михайловский писал, что русский последователь Маркса вынужден принять парадоксальную установку, в соответствии с которой для достижения желаемой цели – социализма – он обязан потворствовать развитию капитализма, забывая о сопутствующих «муках для женщин и детей». Маркс чувствовал себя обязанным обратиться к редакции журнала с протестом. По Марксу, у него нет никакой «историко-философской теории» о всеобщем пути, а глава «Первоначальное накопление» в «Капитале» относится исключительно к Западной Европе, Россия имеет возможность избежать капиталистической стадии, а социализм может основываться на крестьянской коммуне. Однако в то время письмо Маркса осталось неопубликованным; поэтому сложилось впечатление, что его учение предсказывает России неизбежное капиталистическое будущее.
Нападки на Маркса продолжались. В 1878 г. либеральный историк, философ и политический мыслитель Б. Н. Чичерин опубликовал в журнале «Сборник государственных знаний» критическую статью о «Капитале»[264]. Она начиналась с высмеивания наблюдения Маркса в послесловии ко второму изданию, согласно которому для того, чтобы открыть рациональное зерно гегелевской диалектики, скрытое под мистической оболочкой, ее следует перевернуть с головы на ноги. Чичерин писал: «После этого можно было бы предположить, что диалектика Гегеля должна отрицать реальность, а диалектика Маркса, напротив, восстанавливает ее. Но нет, все наоборот»[265]. Далее Чичерин, избегая серьезного анализа «Капитала», все время пытался поймать Маркса на противоречиях, упражняясь в наборе очков в этом споре. Отвечая Чичерину в журнале «Слово» в феврале 1879 г., Зибер проявляет удивительное терпение, разбирая статью своего противника едва ли не построчно и опровергая выдвигаемые им возражения. В своем ответе Зибер оригинально перефразирует Маркса, показывая, что он способен отходить от источника. Например, по вопросу о метафизическом характере меновой ценности Зибер заметил: «Людям представляется, что вещи обмениваются на другую только потому, что они обладают меновой ценностью и т. д., и что труд, воплощенный в вещи, предлагаемой к обмену, отражается в полученной вещи. В этом и заключается вся безосновательность возражений г-на Чичерина, а до того и г-на Жуковского, ведь ни тот, ни другой не смогли или не захотели понять, что Маркс представляет читателю учение о ценности и ее формах не от своего имени, а как своеобразный способ, посредством которого на данной стадии общественного развития люди с необходимостью понимают свои взаимные отношения, основанные на общественном разделении труда. На самом деле каждая меновая ценность, каждое ее отражение или выражение и т. д., представляет собой не более чем миф; фактически же существует только общественно разделенный труд; принуждаемый единством человеческой природы, этот труд стремится к единообразию и находит его в странной и чудовищной форме товаров и денег»[266].
Маркс, несомненно, читал ответ Зибера Жуковскому, потому что он упоминает об этом в письме Даниельсону от 18 сентября 1878 г. В нем говорится: «Я получил из Петербурга несколько печатных произведений, за которые Вам очень благодарен. Из полемики
Скорее всего, Маркс познакомился с полемикой Зибера и Чичерина, так как в письме от 5 (17) февраля 1879 г. Даниельсон упоминает о том, что приобрел для него экземпляр «Слова» с упомянутой выше статьей[268]. Однако ни в одной из статей в защиту «Капитала» Маркс не упоминал о дебатах в России.
Н. И. Зибер о первобытной экономической культуре
В конце 1870-х гг. в круг научных интересов Зибера входит исследование первобытных общин. Вероятно, на это повлияли его комментарии экономической теории Маркса, особенно тех частей «Капитала», которые были посвящены кооперации, давно вызывавшей у Зибера интерес. Он объясняет уместность изучения примитивных коммун для экономической теории Маркса в статье «Теория общественной кооперации», опубликованной в журнале «Слово» в 1876 г. (впоследствии эта публикация легла в основу главы книги Зибера «Давид Рикардо и Карл Маркс»). По мнению Зибера, экономисты уделяли недостаточно внимания тому факту, что теория кооперации в широком смысле этого слова была теорией самого общества. Это означало, что кооперация перевешивала по важности все остальные экономические вопросы[269].
Отмечая, что в рассмотрении Марксом капитала отсутствует историческое измерение, Зибер заметил: «Но можно пожалеть, что автор „Капитала“, не рискуя выйти из пределов своей задачи, должен был ограничиться изучением форм сочетания труда и движением этих форм среди одного только капиталистического общества. Вот почему мы не находим у него изображения общественной кооперации на предыдущих ступенях экономического развития, и самый даже феодально-ремесленный строй, породивший собою капиталистическую мануфактуру, почти совершенно оставляется им без внимания. А между тем именно знакомство с этим строем и представляет громадную важность для надлежащего понимания капиталистических порядков последующей эпохи. Будем надеяться, что кто-нибудь другой возьмет на себя благодарный труд, придерживаясь в общих чертах программы Маркса, пополнить надлежащим образом как этот, так и все другие пробелы, которые оставлены этим последним в великой цепи изменения форм общественной кооперации»[270].
Зибер даже высказывает предположение об источниках, которые могут быть использованы для достижения этой цели. «Какая масса материала, – замечает он, – имеющего отношение к этому предмету, а также к распорядкам производства у народов охотничьих, рыболовных и кочевых, лежит еще под спудом в бесчисленной литературе путешествий»[271]. Материалы такого рода намеревался использовать и сам Зибер, когда он начал изучать докапиталистические формы общественной кооперации. Результаты его изысканий были представлены в «Очерках первобытной экономической культуры», опубликованных в 1883 г.
К тому времени, когда Зибер начал серьезные научные изыскания, необходимые для написания книги, он мог опереться на значительное количество исследований первобытных и крестьянских общин, появившихся в предшествующем десятилетии. Пионерами в этой области были барон Август фон Гакстгаузен и Людвиг Маурер. Материалы, собранные этими исследователями, легли в основу влиятельной книги сэра Генри Самнера Мэна (Мэйна) «Деревенские общины на Востоке и Западе» (1871). Работа Мэна вдохновила молодого русского ученого М. М. Ковалевского на исследования в этой области. Мэн лично помог Ковалевскому получить доступ в архивы британского Министерства по делам Индии. Маркс впервые встретился с Ковалевским в 1874 г. и упомянул о нем в письме к Даниельсону как об одном из своих «друзей только по науке»[272]. Ковалевский помогал Марксу, изучавшему эволюцию крестьянских коммун, особенно в связи с истоками капитализма. Именно он познакомил Маркса с книгой американского ученого Льюиса Генри Моргана «Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (1877), пролившей свет на эволюцию первобытных сообществ из более ранних форм родовой организации. Впоследствии, после смерти Маркса, Ф. Энгельс использовал его подробный конспект книги Моргана при написании своей работы «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884). Отметим, что она не имела никакого отношения к вопросу об обращении капитала, подтолкнувшего Маркса к изучению первобытных сообществ. Кроме того, Маркс сделал обширные выписки из работы самого Ковалевского «Общинное землевладение» (1879), в которой рассматривались первобытные общины Южной Америки, Индии и Северной Африки[273]. Эти заметки дают ценное представление о том, как Маркс рассматривал возможную реакцию аграрных сообществ на обращение капитала[274].
Конечно же, Зибер использовал не только работы Ковалевского и Маркса. Он изучил огромное количество других источников, включая упоминавшиеся выше рассказы путешественников о племенах, живущих первобытной жизнью. Следует упомянуть и о пионерских исследованиях эволюции семьи Иоганна Якоба Бахофена и Джона Фергюсона Мак-Леннана. Итогом усилий Зибера явился обширный научный труд, в котором прослеживается история общественной и экономической организации от кочевых охотников и собирателей до истоков капиталистического общества. «Очерки первобытной экономической культуры» примечательны тем, что в них Зибер предвидит и направление дальнейших исследований Маркса. Очерченная в этой книге схема общественного и социального развития отражена в черновиках ответного письма Маркса к Вере Засулич. В первом письме, написанном в 1881 г., Засулич спрашивает: действительно ли России придется пройти через капиталистическую фазу развития? Возможно, в то время Зибер повлиял на идеи Маркса, так как они почти наверняка обсуждали исследование русского ученого во время его упоминавшейся выше поездки в Лондон в 1880 г.[275]
Вместе с тем между воззрениями по рассматриваемому вопросу Маркса, с одной стороны, и Ковалевского и Зибера – с другой, существует важное различие. Ковалевский и Зибер исходят из того, что крестьянские коммуны повсюду в конечном итоге распадаются, а это приводит к появлению капиталистического общества. Не то – Маркс. По его мнению, крестьянские коммуны обладают огромной жизнеспособностью и, скорее всего, выживут, если их не постараются намеренно разрушить, как это было в Индии в период британского правления или в Алжире, когда страна была французской колонией. В этом отношении Маркс нашел в книге Ковалевского подтверждение своей точке зрения, сформировавшейся к 1868 г. и выраженной в письме в редакцию «Отечественных записок» в 1877 г. и в письме к Вере Засулич в 1881 г.[276]
Н. И. Зибер и диалектика
Книга Энгельса «Анти-Дюринг» вышла в свет в 1878 г. Маркс подарил один ее экземпляр Ковалевскому, из рук которого он, в свою очередь, перешел к Зиберу[277]. На следующий год Зибер опубликовал перевод отрывков из произведения Энгельса в журнале «Слово» под названием «Диалектика в ее применении к науке». Энгельс воспользовался полемикой с Е. Дюрингом, чтобы описать свою концепцию диалектики как имманентных законов движения, управляющих природой, человеческим обществом и мыслью. В последующие годы «Анти-Дюринг» послужит источником, из которого будут выводиться множество философских концепций, приписываемых Марксу.
Книга Энгельса не очень впечатлила Зибера. По его мнению, полемический характер этого произведения заставил автора представить материал без какой-либо системы. Зибер считал, что Энгельсу не удалось адекватно воспроизвести философские и экономические воззрения Дюринга, заслуживавшие гораздо большего внимания. Переводчик полагал, что полемический аспект книги, скорее всего, до смерти утомит русского читателя, и постарался свести его в своей статье к минимуму. В общем, по мнению Зибера, русской читающей публике были бы интересны лишь несколько фрагментов «Анти-Дюринга».
Соответственно, публикация Зибера состоит из двух переведенных отрывков. Один из них относится к разделу «Философия» и посвящен истории философии, второй – к разделу «Политическая экономия», и в нем рассматривается эволюция военных кораблей (от деревянных двух- и трехпалубных к броненосцам). Другими словами, в переведенных Зибером отрывках полностью игнорируются вопросы диалектики, составлявшие центральный элемент книги Энгельса. Они не дают ни малейшего повода для предположения, что диалектика имеет хотя бы косвенное отношение к экономическим идеям Маркса, которые тоже обсуждаются в «Анти-Дюринге».
Отношение Зибера к книге Энгельса полностью соответствует принципу изложения идей Маркса – систематическому удалению того, что русский ученый воспринимал как сопутствующий им метафизический элемент. Во введении к статье Зибер дистанцируется от концепции диалектики Энгельса, но пытается сохранить хоть что-то из нее посредством перенесения из области метафизики в современную научную теорию. Переводчик начинает с того, что отдает книге Энгельса должное там, где, по его мнению, она того заслуживает: «Книга эта заслуживает особенного внимания как ввиду последовательности и цельности проводимых в ней философских и общественно-экономических понятий, так и потому, что для объяснения практического приложения методы диалектических противоречий она дает ряд новых иллюстраций и фактических примеров, которые немало способствуют ближайшему ознакомлению с этим столь сильно прославленным и в то же время столь сильно унижаемым способом исследования истины. Можно сказать, по-видимому, без преувеличения, что в первый еще раз с тех пор, как существует так называемая диалектика, она является глазам читателя в таком реальном освещении»[278].
В то же время Зибер отказывается видеть в диалектике ничего, кроме теории эволюции Ч. Дарвина, подразумевая, что ко всему выходящему за ее рамки следует относиться как к бессмыслице. Зибер продолжает: «Впрочем, мы со своей стороны воздерживаемся от суждения о годности этого метода в применении к различным областям знания, а также и о том, представляет ли оно собой или не представляет – насколько ему может быть придаваемо действительное значение – простое видоизменение или даже прототип метода теории эволюции и всеобщего развития. Именно в этом последнем смысле рассматривает его автор или, по меньшей мере, старается указать на подтверждение его при помощи тех истин, которые достигнуты эволюционной теорией, и нельзя не сознаться, что в некотором отношении здесь открывается значительное сходство»[279].
Зибер едва ли осознавал, что этот конкретный отрывок сыграет роковую роль с точки зрения его репутации перед будущими поколениями.
Н. И. Зибер и Н. К. Михайловский
В начале 1880-х гг. русские последователи Маркса были убеждены (чему немало способствовали публикации Зибера), что Россия должна пройти через капиталистическую стадию развития. В 1881 г., отвечая на письмо Веры Засулич, в котором был задан вопрос, соответствует ли это убеждение воззрениям самого Маркса, автор «Капитала», ссылаясь на французское издание, ответил, что капиталистическая стадия не является обязательной. Однако ответ Маркса на письмо Веры Засулич был опубликован лишь в 1924 г.[280] Таким образом, убеждение в неизбежности капиталистической судьбы России оставалось неоспоримым. Более того, по мнению Плеханова, положение о необходимости прохождения России через капиталистическую фазу было сущностью марксизма.
В то же время представители господствующего течения русской социалистической мысли придерживались мнения о том, что у России либо будет возможность избежать капиталистического пути, либо ее экономические условия не позволят развиваться капиталистическим отношениям. В частности, так оценивал «Капитал» Маркса в своем обзоре, опубликованном в 1877 г., представитель этого течения социалистической мысли Николай Константинович Михайловский. В 1888 г. было опубликовано письмо Маркса в редакцию «Отечественных записок», а в 1891–1892 гг. в России разразился страшный голод. Под влиянием этих событий Михайловский резко выступил против русских марксистов, которые в силу черствости души закрывали глаза на страдания, которые приносит простым людям экономический прогресс. В качестве основной цели нападок Михайловский выбрал Зибера, который в то время был ведущим защитником идей Маркса в России. К тому же в 1877 г., отвечая на выпады Жуковского, Зибер наиболее четко сформулировал положение о том, что Россия обязательно должна будет пройти через капиталистическую стадию. Михайловский писал:
«Письмо Карла Маркса» было опубликовано только в 1888 г., и я не знаю, как отнесся бы к содержащимся в нем объяснениям покойный Зибер. Но тогда, в 1878 г., он твердо стоял на общеобязательности сформулированного Марксом процесса[281].
Далекое от объективности отношение Михайловского к Зиберу объяснялось его участием в полемике и стремлением, насколько это было возможно, дискредитировать точку зрения оппонента. Вспоминая ответ Зибера на статью Жуковского, Михайловский задается вопросом: «На чем основывается универсалистская концепция капиталистического развития?» Правильный ответ на этот вопрос мог бы состоять в том, что Зибер точно восстановил первоначальное намерение Маркса. Или в том, что Зибер пришел к этому выводу независимо от своих исследований эволюции крестьянской коммуны. Михайловский говорит совсем другое: Зибер руководствовался универсалистской концепцией капитализма, выведенной из гегелевской философии. Ссылки на работы Зибера отсутствуют; вместо этого Михайловский упоминает о разговоре с Зибером в 1878 г.: «Лично познакомился я с Зибером, помнится, в начале 1878 года, когда он был временно в Петербурге; во всяком случае это было вскоре после появления статьи г. Жуковского о Марксе и наших на нее возражений. Превосходный специалист по своей части, Зибер производил на меня впечатление настоящего неофита в философии, в которую был вовлечен Гегелем через посредство Маркса и Энгельса. Помню, так сказать, аппетит, с которым он развивал известные иллюстрации к трехчленной гегелевской формуле, обаятельность которой я на себе испытал в юношеские годы: „Возьмите пшеничное зерно, посейте – семя даст росток, который есть отрицание семени, так как разрушает его, но затем дальнейшее развитие этого отрицания ведет к его, в свою очередь, отрицанию, представляющему вместе с тем возвращение к первой стадии: стебель оканчивается колосом, скоплением, обществом семян“. И тот же, дескать, процесс происходит во всем сущем, в том числе и в области людских отношений»[282].
Иллюстрация гегелевской триады на примере эволюции ячменного зерна (о котором упоминал Михайловский[283]) была заимствована из «Анти-Дюринга» Энгельса. Мы знаем, что в это время Зибер работал над переводом отрывков из этой книги для обзора в «Слове». Однако в публикации он весьма скептически отозвался о концепции диалектики. Как бы то ни было, на протяжении всей своей научной деятельности Зибер последовательно избегал любых ассоциаций с диалектикой, гегелевской философией или любой другой «метафизикой». Следовательно, то, что говорит Михайловский, крайне маловероятно, тем более что статья, опубликованная в 1877 г., не имеет никакого отношения к книге Энгельса, вышедшей в свет через год. Тем не менее Михайловский продолжает: «В качестве неофита гегельянства он был беспощаден, и история пшеничного зерна, отрицающего себя в стебле, чтобы вновь отринуть это отрицание в колосе, была для него прообразом русской, как и всякой другой, истории. Добрый человек, наверное, никому в жизни не сделавший зла сознательно, он не смущался, однако, тем множеством скорбей и страданий, которыми сопровождается вторая ступень гегелевской триады, – они неизбежны и сторицею окупятся на заре новой жизни. „Пока мужик не выварится в фабричном котле, ничего у нас путного не будет“, – говорил Зибер.
Отстаивая этот тезис, он употреблял всевозможные аргументы, но при малейшей опасности укрывался под сень непреложного и непререкаемого трехчленного диалектического развития»[284].
Ни в одном из опубликованных произведений Зибера вы не найдете ничего даже отдаленно напоминающего слова о крестьянах, которые должны вывариться в фабричном котле, приписываемые ему Михайловским. Однако в последующие годы они рассматривались как подлинное выражение взглядов Зибера.
Н. И. Зибер и Г. В. Плеханов
Вероятно, надлежащий ответ на высказывания Михайловского мог бы заключаться в том, чтобы оспорить их. Например, достаточно было назвать главу и раздел, в котором Михайловский пересказывает якобы доктрину Зибера о желательности «выварки» крестьянства, и указать, что сообщение о вещах, ставших известными из частного разговора, относится скорее к злонамеренным проискам. В любом случае оно должно рассматриваться как свидетельство, опирающееся на слухи. Для того чтобы опровержение было более эффективным, следовало бы упомянуть о том, что Зибер постарался «вычистить» из произведений Маркса и Энгельса всю гегелевскую диалектику (заслужив полное одобрение Маркса). Можно было бы заметить, что сместился и фокус внимания дебатов о возникновении капитализма – на смену абстрактным рассуждениям пришел конкретный вопрос об эволюции и возможном распаде крестьянских общин. Наконец, можно было бы обратить внимание на явную ошибку Михайловского, попытавшегося накрепко связать Маркса с гегелевскими триадами, потому что, как убедительно показал Зибер, экономические идеи, содержавшиеся в «Капитале», могут быть поняты и без ссылок на философию Г. Гегеля.
Однако реальным ответом Михайловскому стала работа Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» (1895). При этом ее автор не использовал ни одного из перечисленных выше возможных доводов. Плеханов едва ли мог обратиться к аргументу о том, что марксизм не имеет ничего общего с гегелевской философией, поскольку, согласно его высказываниям, философия Гегеля является ключевым элементом «диалектического материализма», «философии марксизма». Действительно, книга «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» содержит полное и систематическое изложение «диалектического материализма», в которой на воззрения таких его критиков, как Михайловский, наклеивается ярлык «субъективной социологии». Неудивительно, что защита Плеханова носила двойственный характер. С одной стороны, он настаивал, что Михайловский неправильно воспринимал воззрения Зибера. С другой стороны, основная ошибка Михайловского, по мнению Плеханова, была в том, что первый приписывал Зиберу глубокое понимание диалектики. Плеханов отметил, что он несколько раз беседовал с Зибером и ни разу не слышал от него ссылок на «диалектическое развитие». Вполне правдоподобно. Тем не менее Плеханов продолжает: Зибер «не раз сам говорил, что ему совершенно неизвестно значение Гегеля в развитии новейшей экономии»[285]. В действительности Зибер просто полагал, что Гегель не имеет ни малейшего отношения к развитию современной экономической теории. В доказательство своего утверждения о том, что Зибер не знал диалектики, Плеханов цитирует отрывок из его обзора книги Энгельса, где диалектика приравнивается к теории эволюции Дарвина[286]. Таким образом, ответ Плеханова на критику Михайловского только дискредитировал Зибера. Впоследствии триумф в России плехановской интерпретации марксизма сопровождался упрочением его представления о Зибере как о популяризаторе экономических идей Маркса, но не вполне марксисте, не понимавшем диалектики.
Вслед за Плехановым в своей истории марксизма в России, впервые опубликованной в 1908 г., В. В. Воровский говорит, что, несмотря на усилия по популяризации экономических идей Маркса, Зибер оставался «односторонним» марксистом, не понимавшим «критической и революционной» стороны этого учения. В качестве доказательства Воровский использовал приводившуюся Плехановым цитату из статьи Зибера, посвященной «Анти-Дюрингу» Энгельса[287]. В статье о Зибере, опубликованной в том же году, Воровский для пущей наглядности писал: «Эти слова не оставляют ни тени сомнений. Диалектический метод, даже его теоретическая сторона, оставался для Зибера закрытой книгой»[288]. Советские авторы на протяжении многих лет повторяли эту интерпретацию работы Зибера. Они не жалели усилий, чтобы показать ошибочность зиберовского понимания идей автора «Капитала», умаляя или игнорируя высказывания самого Маркса, свидетельствовавшие об обратном[289]. В дальнейшем интерпретация советских авторов перекочевала в труды западных ученых. Например, в биографии Плеханова, принадлежащей перу Сэмюеля Барона, автор отмечает: «В середине семидесятых годов Н. И. Зибер опубликовал в России исследование „Давид Рикардо и Карл Маркс и их общественно-экономические исследования“, в котором была изложена основная экономическая теория Маркса и даны положительные комментарии. Зибер пропагандировал экономические идеи Маркса и с профессорской кафедры в Киеве, и в статьях в журнале „Слово“»[290]. Далее Барон предупреждает читателя, что «до наступления 1880-х годов в России не было ни одного истинного марксиста». Восприятию Зибера в этом качестве, по всей видимости, мешало то, что «полностью принимая теорию Маркса», он «оставался либералом в политике»[291]. Эта цитата иллюстрирует не только предоставление неточной информации о Зибере[292], но и то, насколько успешно Плеханову удалось его дискредитировать. Плеханов предпринял данный маневр для того, чтобы пионером марксизма в России был признан он, а не Зибер.
Этому поспособствовала и ранняя смерть Зибера – любимый комментатор Маркса уже не мог оспорить плехановскую интерпретацию марксизма. К тому же Марксу не удалось завершить работу над вторым и третьим томами «Капитала» так, как он изначально задумывал, то есть включить в них результаты исследований истории крестьянских коммун. Разумеется, одним из основных факторов, обеспечивших господство плехановского варианта марксизма, была поддержка со стороны В. И. Ленина. Именно он сформулировал вытекающий из него подход к экономической теории Маркса, заметив: «Нельзя вполне понять „Капитала“ Маркса, и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей логики Гегеля»[293]. Вся научная и просветительская деятельность Зибера была направлена на опровержение этой точки зрения. Кстати, он пользовался всяческой поддержкой Маркса.
Цитата из Ленина – ключ к пониманию того, почему Зибер оставался малоизвестной фигурой. Ленин, Сталин и более поздние сторонники советской идеологии восприняли плехановскую мысль о том, что идеи Маркса невозможно понять без гегелевской философии. Аналогичной позиции придерживался Дьердь Лукач и другие представители так называемого западного марксизма. Комментаторы советской и западной ветвей марксизма, их сторонники и оппоненты – все они были согласны с тем, что идеи Маркса произрастают из гегелевской диалектики. На этом предположении базируется огромный корпус литературы. Однако развитие пошло в этом направлении только потому, что на обочине оказался комментатор, заслуживший не одну похвалу Маркса. Более того, в трудах Зибера нашла отражение интеллектуальная эволюция Маркса после публикации «Капитала». К тому же они проливают свет на специфический процесс возникновения русского марксизма и истинную роль его «отца», которым принято считать Плеханова.
Зибер о Рикардо
Р. Скацциери[294]
Николай Иванович Зибер – одна из выдающихся фигур в развитии классической политической экономии после Давида Рикардо. Научная деятельность Зибера в области экономической теории была направлена на поиск «первопричин» единства и согласованности открытий его великого предшественника. Данный подход объясняет, почему зиберовская интерпретация учения Рикардо столь сильно отличается от стандартного «рационального воссоздания» классической экономической теории, сформировавшегося после выхода в свет «Принципов» Джона Стюарта Милля.
В частности, определение классической политической экономии Зибера основывается скорее на принятой в классической школе трактовке разделения труда и структурной взаимозависимости, чем на принципе стоимостной оценки товаров в зависимости от издержек. Однако в исследованиях Зибера классическая традиция в целом приобретает новую форму, а ее внутреннее развитие описывается так, что оно неизбежно привлекает внимание к направлениям исследований, по большей части находившимся вне сферы внимания других ученых. Это открывает Зиберу возможность подхода к классической политической экономии как к внутренне непротиворечивой интеллектуальной традиции, охватывающей период от Пьера Буагильбера и французских физиократов до первого тома «Капитала» Карла Маркса, включая среди других произведений большое количество публикаций представителей немецкой исторической школы.
Первый раздел этого очерка посвящен рассказу о жизни Зибера и его работам. Во II–IV разделах рассматривается первая важнейшая теоретическая работа Зибера – «Теория ценности и капитала Д. Рикардо» (Зибер, 1871). В разделе II представлено воссоздание Зибером методологических принципов, лежащих в основе трудов Рикардо, а также описываются основы собственной теоретической позиции русского экономиста. Раздел III посвящен обсуждению общей концепции экономической жизни, на которую опирается зиберовский анализ отношений между ценностью, трудом и полезностью. В разделе IV описываются результаты исследования Зибером отношений капитала и ценности, а также обсуждается критика воззрений Рикардо, согласно которому разделение капитала в различных пропорциях ассоциируется с исключениями из закона ценности.
Жизнеописание Н. И. Зибера и его произведения
Николай Иванович Зибер родился 10 марта 1844 г. (по старому стилю) в крымском селе Судак Таврической губернии в семье швейцарцев, незадолго до этого переселившихся в Россию. После окончания Симферопольской гимназии Зибер поступил на юридический факультет Киевского университета (1864). Культурная жизнь Киева оказала заметное воздействие на интеллектуальное развитие молодого человека. В частности, за время учебы и работы в Киевском университете у Зибера сформировалось характерное для его экономических трудов собственное понимание отношений между различными аспектами общественной жизни.
Во время учебы профессор государственного права Александр Васильевич Романович-Славатинский безуспешно пытался убедить Зибера посвятить себя исследованиям в области юриспруденции. Его неудача объяснялась тем, что в университете Зибер быстро попал под влияние профессора по кафедре политической экономии и статистики Николая Христиановича Бунге. В 1866 г. Зибер окончил университетский курс законоведения и получил соответствующую степень «кандидата». Отчасти благодаря покровительству Бунге выпускник был назначен на должность мирового посредника в Волынской губернии. Впрочем, перерыв в академической карьере Зибера был коротким: через 8 месяцев он по предложению Бунге продолжил научные изыскания в области политической экономии в Киевском университете. К этому времени относятся его первые опубликованные работы, посвященные исследованию кооперативных обществ (Зибер, 1869) и классической теории ренты (Зибер, 1870).
В 1871 г. Зибер закончил работу над своей магистерской диссертацией, посвященной теории ценности и капитала Рикардо, изучавшейся «в связи с позднейшими дополнениями и разъяснениями» (как указывается в самом ее названии) (Зибер, 1871). В диссертационной работе представлены тщательно воссозданные молодым ученым классические теории ценности и капитала и проводится их сравнение с последующими теоретическими изысканиями как в «классической», так и в «субъективистской» традициях (см. ниже).
Кроме того, Зибер предпринял попытку оценить вклад Карла Маркса (представленный в первом томе «Капитала») в рикардианское экономическое учение. Диссертация Зибера была опубликована в издававшихся в Киеве «Университетских известиях» (в номерах 1–2 и 4–11 за 1871 г.) и очень быстро привлекла внимание Маркса, который упомянул о ней во втором немецком издании первого тома «Капитала»[295].
Развитие рикардианской теории Зибером, а также его критическая оценка подхода к определению цены исходя из спроса и предложения на товар, оказали огромное влияние на развитие экономической теории в России[296]. На какое-то время теоретические исследования Зибера завоевали высокую репутацию у экономистов континентальной Европы, о чем свидетельствуют две ссылки на его произведения в работе Луиджи Косса Saggio bibliografico sulla teoria del valore («Библиографический обзор публикаций, посвященных теории стоимости») (Cossa, 1895)[297] и различные ссылки и цитаты в трудах Ахилла Лориа[298].
После получения степени магистра Зибер был направлен в научную командировку в Западную Европу, где он находился около двух лет, побывав за это время в Германии, Швейцарии, Бельгии и Англии и посещая экономические курсы в ведущих университетах (таких как Гейдельбергский и Лейпцигский). Кроме того, он посетил множество фабрик и заводов, кооперативных обществ, статистических учреждений, а также на собственном опыте узнал о социальных условиях, существовавших в то время в наиболее развитых странах Европы.
В 1873 г. Зибер возвратился в Россию, где он был избран на должность доцента по кафедре политической экономии и статистики Киевского университета. Как преподаватель Зибер должен был три часа в неделю читать лекции, а его научная работа предполагала исследования в области политической экономии (Зибер, 1873a, б; 1875a) и экономической статистики (Зибер, 1874; 1875б).
Однако культурная и политическая атмосфера, царившая в то время в Киеве, быстро разочаровала Зибера. Более всего он был огорчен изменениями в академической среде. Зиберу казалось, что большинство его коллег заинтересованы исключительно в улучшении своего материального положения, что резко противоречило его собственной установке на науку и исследования.
В 1875 г. Зибер увольняется из Киевского университета и оставляет страну, переехав на жительство в Берн, где он прожил несколько лет, занимаясь исследованиями в области экономической теории, прикладной экономики, социологии и экономической антропологии (во второй половине жизни он посвятил большие усилия научным изысканиям в этой области). Особое его внимание привлекали следующие вопросы:
i. Общественные институции и проблемы современной промышленной экономики (Зибер, 1876a; 1877a; 1880; 1881; 1882a; 1883a, б; 1886).
ii. Экономические и социальные условия современной России (Зибер, 1876б).
iii. Экономическая структура первобытных общин (Зибер, 1878; 1881а, б; 1882б, в).
iv. Классическая (и марксистская) политическая экономия, в особенности в их связях с правовыми институциями и экономической антропологией (Зибер, 1877б; 1876–1878; 1879–1880; 1881; 1882 г; 1883в).
Время от времени ученый публиковал статьи, посвященные текущим политическим противоречиям (Зибер, 1878в; 1879a, б) и общим методологическим вопросам (Зибер, 1879в).
Кроме того, Зибер занимался редактированием издания трудов Рикардо на русском языке, которое он снабдил обширными комментариями (Зибер, 1882 г). В 1883 г. он опубликовал книгу «Очерки первобытной экономической культуры» (Зибер, 1883) – первый научный труд в области экономической антропологии и сравнительной (экономической) организации. В ней Зибер излагает общую теорию первобытных экономических систем, исходя из предположения, что их изучение позволяет пролить более яркий свет на общинные структуры как основу более современных и «сложных» типов экономической организации.
В 1884 г. резкое ухудшение здоровья (дегенеративная болезнь нервной системы) заставило Зибера вернуться на родину к семье. Вместе с матерью и сестрой он поселился Ялте (находится на южном побережье Крыма), где продолжил свои научные изыскания. В 1885 г. вышла в свет книга Зибера «Давид Рикардо и Карл Маркс», в которой магистерская диссертация ученого была дополнена результатами его исследований марксистской теории. (Название книги отражает убеждение Зибера в том, что теоретические воззрения Рикардо и Маркса должны рассматриваться как взаимодополняющие аспекты единой научно-исследовательской программы.)
Несмотря на уход родных и мягкий климат Ялты, болезнь Зибера прогрессировала. Русский экономист и обществовед ушел из жизни 28 апреля 1888 г. Если говорить о Зибере как о личности (в которой сочетались приверженность рациональным принципам и тревожная установка по отношению к жизни и исследованиям), то вот как отзывался о своем бывшем студенте профессор Киевского университета Романович-Славатинский: «Это была натура нервозная, глубоко впечатлительная, с которой не всегда мог справиться его уравновешенный, довольно положительный ум. <…> Чистокровный идеалист, он не способен был ни к какой сделке и компромиссу; брезгливо и нетерпимо он относился ко всему, что не подходило под его чистые пуританские требования» (Русский биографический словарь, 1897, т. 7, с. 372).
Метод Давида Рикардо
Изучение Н. И. Зибером теоретических воззрений Рикардо основывается на рациональном воссоздании его методологии, что позволяет оградить оригинальный подход Рикардо от попыток умолчания о его отличиях от Адама Смита и критики со стороны приверженцев «субъективистско-утилитарного» подхода[299].
Это рациональное воссоздание осуществляется посредством обсуждения ряда методологических вопросов, в ходе которого Зибер проводит четкое различие между позицией Рикардо и других экономистов.
Обоснование данного подхода излагается в предисловии к «Теории ценности»: «Мы нашли необходимым избрать в своем исследовании средний путь между сравнительной и безотносительной оценкой теории ценности и капитала Рикардо и его последователей. Поступая таким образом, мы руководствовались тем соображением, что при нынешнем состоянии экономической науки, с одной стороны, слишком велика еще область вопросов спорных, при рассмотрении которых неудобно уклоняться от сопоставления различных и часто противоречащих одно другому мнений экономических писателей; с другой стороны, по весьма многим вопросам не высказано еще последнего слова и, следовательно, понятна необходимость проводить параллель между тем или другим существующим решением вопроса и возможным его решением» (Зибер, 1871, предисловие).
Исходными пунктами воссоздания метода Рикардо являются констатация факта («слишком велика еще область вопросов спорных») и методологическое убеждение («понятна необходимость проводить параллель между тем или другим существующим решением вопроса и возможным его решением»). Метод Рикардо «воссоздается» посредством сравнения его воззрений с альтернативными экономическими теориями. Выбор в пользу этого подхода объясняется четким пониманием проблемы несовпадения значения в экономической теории (см., в частности, обсуждение различных значений «ценности» в главе I) и связан с попыткой Зибера раскрыть специфические черты стратегии исследования Рикардо.
Согласно Зиберу, то обстоятельство, что Джон Стюарт Милль и Генри Фоссет изменили порядок изложения, принятый всеми экономистами-классиками от Смита до Маккулоха, и рассматривают ценность не прежде, но после анализа производства и распределения, по всей видимости, является следствием «той теоретической схемы, на основании которой производство признается основным хозяйственным фактом, обмен же второстепенным, подчиненным» (Зибер, 1871, с. 3). В настоящее время эта теоретическая схема «в общем смысле <…> совершенно верна и гораздо и гораздо более способствует разъяснению целого ряда экономических явлений, чем отождествление обмена с производством (Маклеод), построенное на поверхностной аналогии» (Зибер, 1871, с. 3–4). В то же время Зибер указывает на ошибочность подхода, исповедуемого Миллем и Фоссетом. Фактически сторонники идеи об изучении производства и распределения до рассмотрения ценности и обмена пренебрегают тем обстоятельством, что организация производственной деятельности на общественном уровне, а также возникновение вопросов распределения в принципе предполагают существование разделения труда: «Прежде чем делать разрез производственных и распределительных отношений хозяйств,
Порядок изложения теории, которому следовали первые экономисты-классики (и полностью измененный Джоном Стюартом Миллем) признает примат разделения труда перед другими категориями политической экономии (Смит делает это явно, а другие авторы неявным образом).
В общем случае в экономической литературе разделение труда связывают с обменом, как если бы первое было необходимым условием второго. Зибер рассматривает это как результат исторического процесса, который привел к появлению политической экономии: «…Систематическая наука об общественном хозяйстве сложилась в такое время, когда меновые интересы стали представлять господствующую форму народно-экономических интересов. <…> Неудивительно, что вследствие такого воззрения на экономические отношения, само учение о ценности приурочивалось к обмену гораздо сильнее, нежели сколько имело на это право» (Зибер, 1871, с. 2–3).
Фактически, по Зиберу, политическая экономия предполагает разделение труда и систему ценности, но не обмен: «Меновые отношения немыслимы без ценности, но ценность мыслима и без меновых отношений» (Зибер, 1871, с. 3).
Такие авторы, как Милль и Фоссет, равно как и «каталлактические» экономисты (такие как Бастиа и Маклеод), исходили из идеи, согласно которой разделение труда с необходимостью связано с обменом. Приверженность этой идее объясняет, почему Милль и Фоссет рассматривают производство и распределение независимо от ценности[300]. С другой стороны, Бастиа и Маклеод сводят производство к обмену, в соответствии с допущением о том, что «…обмен составляет всю политическую экономию» (Bastiat, 1850, р. 93). Зибер не согласен ни с первой, ни со второй позициями, утверждая, что ценность предполагает разделение труда, а значит, в политической экономии изучение ценности (но не обязательно обмена) должно предшествовать рассмотрению производства и распределения.
Данная позиция позволяет Зиберу анализировать теорию Рикардо с оригинальной точки зрения, когда внимание исследователя сосредоточено скорее на «макросоциальных» законах, управляющих обществом, основанным на разделении труда, чем на аллокативном (относящимся к назначению использования ресурсов) критерии, обеспечивающем взаимную согласованность индивидуальных действий.
Внимание Зибера привлекла идея, предложенная Ламбер-Адольфом Кетле. Как утверждал последний, в политической экономии метод исследований должен принципиально отличаться от метода изучения экономического поведения отдельных хозяйств. Большое впечатление произвело на него следующее высказывание Кетле: «Внимательно изучая их [социальные законы] с близкого расстояния, мы утрачиваем возможность понимания этих законов, так как находимся под впечатлением от бесчисленного множества деталей. Даже если бы отдельные люди
Поскольку Зибер принимает эту позицию, он высказывает ряд критических замечаний относительно используемых в политической экономии методов исследования. Во-первых, ученый критикует отождествление Смитом «общественного хозяйства с частным» и «уподобление первого второму» (Зибер, 1871, с. 13). В частности, Зибер замечает, что сосредоточение внимания на отдельных хозяйствах не позволяет полностью осознать преимущества сотрудничества в обществе в целом: «Чем большее число лиц соединено в том или другом хозяйстве, <…> тем с большим правом можно переносить результаты некоторых наблюдений в нем на хозяйство целого общества» (Зибер, 1871, с. 14). По мнению Зибера, еще одна ошибка идеи Смита заключается в том, что «естественная система свободно действующих частных интересов ведет к наиболее гармоническому соотношению хозяйств между собою и к установлению всеобщего благоденствия» (Зибер, 1871, с. 14). В действительности это справедливо только в том случае, если хозяйства обладают равными силами: система взаимодействия хозяйств отдельных лиц «с известными ограничениями, конечно, может прийти в некоторое равновесие, преследуя каждое свои специальные цели» (Зибер, 1871, с. 14). Однако реальная экономическая система не способна достичь этого результата, так как «общественное хозяйство состоит отнюдь не из одних таких единичных хозяйств, а также и в гораздо большей степени из хозяйств, составляющих бо́льшие или меньшие группы лиц» (Зибер, 1871, с. 14–15).
Наконец, традиция обобщений, которые переносятся на экономику в целом, начиная с рассмотрения поведения отдельных людей, подвергается критике на том основании, что общая взаимозависимость частей системы во многих случаях заставляет ее реагировать на любое отдельное событие иначе, чем любая из ее частей. Примером ошибки такого рода является убеждение, что необходимым условием образования капитала является сбережение: «Сберегать, то есть воздерживаться от потребления полезных вещей, может только то или другое лицо в частности, а никак не все владельцы таких вещей. В последнем случае пришлось бы допустить, что производство целого общества, или, по крайней мере, 9/10 такого производства, снабжает общество предметами роскоши. Иначе где бы взяли все капиталисты предметы для своего потребления?» (Зибер, 1871, с. 16)[301]. Еще одно ошибочное обобщение обнаруживается в теории государственных финансов. Зибер выступает против идеи, в соответствии с которой «пользование кредитом для государства есть учет труда будущего» (Зибер, 1871, с. 16), утверждая, что «для отдельного хозяйства это, без сомнения, так. Для общественного же… есть вопрос второстепенный – кредит влечет за собой простое перемещение имущества, сегодня из рук A в руки B, завтра наоборот. В результате нет никакого учета, а есть только потребление наличного имущества» (Зибер, 1871, с. 16–17).
В ходе обсуждения экономической методологии Зибер поднимает важный вопрос, связанный с трактовкой экономической динамики. По мнению ученого, статический анализ требует, чтобы был «избран
Таким образом, основными инструментами, используемыми Зибером при рациональном воссоздании метода Рикардо, являются критерий «среднего момента» вместе с идеей о том, что законы политической экономии не могут выводиться из индивидуального поведения.
Поделиться книгой: