Ласковые игры

– Трахаться со мной будешь? Жестко, глубоко, до потери пульса?

– Да, я сделаю все, что вы хотите, только не мучайте меня, – зажмурившись, пискнула Шахерезада, на что услышала недовольное:

– Нет. Стоп. Так не пойдет. Что ты должна была ответить сейчас?

– Не знаю…

– Ты должна была ответить: «Пошел ты на хрен, Холли-Билли!»

– Не могли бы… вы… меня оставить, – заикаясь, промямлила Шах.

– Не так.

– Пошли… вы… на хрен!

Холли-Билли не слишком удовлетворенно качнул головой, пробормотал себе под нос:

– Н-да, дрессировали тебя лучше, чем пуделя в цирковой школе, – вдруг он просиял и приблизил свое изуродованное лицо совсем близко к Шахерезаде, так, что глаза их оказались напротив друг друга. – Ударь меня.

– Что?

– Ударь. Бей!

Окрик охотника прозвенел в ушах, как щелчок бича. Шах взвизгнула и отвесила собеседнику пощечину, почти невесомую, такую ударом-то не назовешь.

– Молодец. Неужели это так страшно, дать по роже мужику, который тебе омерзителен?

– Я не так воспитана, – принялась оправдываться Шахерезада.

И это была абсолютная правда. Она родилась в интеллигентной, но весьма консервативной и религиозной семье на юго-западе Аски. Отец –сектантский пастор, – с детства учил ее во всем принимать главенство мужчины. Мужчину нужно уважать, мужчине нельзя перечить, мужчине нельзя отказывать, с мужчиной нельзя спорить. Поднять на мужчину руку – святотатство, грех и позор! Мать пыталась тайно объяснять дочери, что все это слишком утрировано и старомодно, но жесткий, властный отец пресекал подобные разговоры. Вскоре он вообще изгнал мать Шах из семьи за самовольство – та тайно вела бизнес! Неслыханный позор для благовоспитанного мужа. Воспитание дочери продолжилось. Шах выросла и познакомилась с Жаком. Она безумно боялась представлять избранника отцу, но тому жених дочери неожиданно понравился – рыбак рыбака видит издалека…

– Да уж, ты меня удивляешь, – Холли-Билли тоскливо вздохнул, отошел от Шахерезады и уселся на соседний стул, – но ты мне нравишься. Ты похожа на мою мать. Наверное, все это от сентиментальности – годы берут свое. Мне ведь уже тридцать пять, злость уже не та… Я с пятнадцати на этих долбанных Играх, двадцать долгих лет…

Последовала новая длинная тирада о славном игровом прошлом, в котором Холли-Билли с невероятной жестокостью вершил расправы над своими жертвами. Шах ежилась, молчала и уже ничему не поражалась. Лишь в одном моменте слова охотника удивили ее. Тридцать пять лет – разве это много? Ей самой в этом году должно было исполниться тридцать. И почему-то казалось, что после тридцати жизнь только начнется по-настоящему. Что она станет самостоятельнее, увереннее, разберется со своими внутренними проблемами, избавится от неуверенности и найдет, наконец, общий язык с мужем. Мысль про Жака больно кольнула сердце.

Вино оказалось хватким, быстро смягчило краски и обволокло пьяной дымкой жуткую реальность. Захотелось забыться, выпить еще. Шах невольно взглянула на оскаленные зубы черепа-кубка. Пить сразу расхотелось, ведь для этого пришлось бы коснуться губами белой кости. Холли-Билли заметил ее взгляд и протянул девушке бутылку, позволив глотнуть из горла.

– У алкоголя есть чудесное качество: он может растворить мир и обратить его в сон. Кстати, я ведь до сих пор не знаю, как тебя зовут.

– Шахерезада.

Услышав имя собеседницы охотник неожиданно оживился:

– Отличное имя. Оно подсказало мне одну идею. Теперь я знаю, чем заняться с тобой грядущей ночью. Отличная мысль, просто отличная! Ты будешь рассказывать мне занимательные истории.

– Тысяча и одну ночь? – заплетающимся языком уточнила Шах.

– Что ты, милая, столько времени на Играх у нас не будет. Ночей тридцать в лучшем случае.

– Но я не знаю даже тридцати сказок, разве что детские, совсем простые про кофейного человечка и волчье эхо.

– Сказок не нужно, – отмахнулся Холли-Билли, – ты будешь рассказывать мне о своей жизни, мне кажется, она гораздо интереснее любой сказки.

– Вам кажется, – мотнула головой девушка, – в моей жизни не происходило ничего захватывающего.

– Стоп. Стоп! – охотник приложил к губам гостьи палец. – Во-первых, не пора ли нам перейти на «ты»? А во-вторых, я одно тебе скажу: каждый человек в этом мире рождается независимым и свободным. Ты тоже когда-то была такой, как минимум при рождении. Но что я вижу теперь? Вижу женщину, которую сломали и превратили в смиреннейшее, запуганное существо. Мне интересно узнать, как такое могло произойти?

Шах поняла его и согласно кивнула:

– Тогда слушайте…

– Слушай.

– Слушай. Меня зовут Шахерезада Дельвинь, в девичестве Арамэль. Я родилась на юго-западе Аски, в Малавии в 3982 году по общему летоисчислению. Детство я провела в Светлороге – закрытой общине протерианцев…

– Протерианская секта, серьезно? – переспросил Холли-Билли и брезгливо поморщился, – эти ребята умеют выламывать мозги и души, чтоб их Джа в клочки разодрал. Как тебя туда занесло, милая?

– Мой отец был пастором в церкви Святого Протери. Я училась в прихрамовой школе, пела в хоре, занималась с наставницей вышиванием, пекла по воскресеньям сдобные пирожки и состояла в девичьем кружке для будущих жен.

– Какая жесть, – с сочувствием покачал головой Холли-Билли, а Шахерезаде стало странно, чем безобидные пирожки так возмутили ее ужасного собеседника. – Кружок для будущих жен? Чему же вас там учили?

– Многому, – уклончиво ответила Шах и отвернулась смущенно.

– Ты так покраснела, милая, что мне сразу захотелось расспросить обо всем поподробнее.

– Там ничего особенного не было, – принялась оправдываться девушка, – нас учили этикету, матушки-телесницы рассказывали о женских обязанностях и правах, заставляли зубрить кодекс благочестия. «В обязанности жены входит послушание мужу, молчание пред мужем, согласие с мужем, выполнение долга перед мужем, совершенствование для мужа, забота о муже… – Шах попыталась процитировать кодекс наизусть, но сбилась и, кажется, что-то пропустила, поэтому завершила попытку последней фразой о правах, – у жены есть единственное право – быть любимой».

– Звучит красиво, как реклама соевой колбасы.

Шах непонимающе взглянула на мужчину. Ей показалось, что в его взгляде промелькнуло сочувствие. Да что такое она рассказала? Обычная жизнь обычной женщины. Алкоголь придал смелости, и она самостоятельно дотянулась до бутылки, чтобы влить в себя еще немного спасительного дурмана. Щеки запылали жаром, в груди стало тепло, даже обледенелые коленки, кажется, отогрелись. Язык перестал слушаться и стал нести то, что не нужно.

– А еще нас учили ублажать мужа в постели. С двенадцати лет. Сначала показывали картинки, потом приносили макеты сам понимаешь чего и заставляли лизать и ласкать их…

Неприятные воспоминания. Шах никогда не делилась ими ни с кем, но сейчас ее будто прорвало:

– С тех пор я не люблю секс. Поэтому меня бросил муж, он нашел себе другую, а меня послал сюда.

Выговорившись, она резко замолчала. Несмотря на расслабляющее действие алкоголя, Шахерезада была крайне взволнована и напряжена. Последние воспоминания вспыхнули в памяти живо, болезненно. Конечно, насчет секса она слукавила. После того, как дочь пастора покинула родной Светлорог и отправилась учиться в университет (удалось это ей, надо сказать, практически чудом), неприятные последствия женского обучения временно забылись. Что там говорить – первые месяцы с Жаком показались ей раем. Он быстро покорил девочку из провинции, быстро на ней женился. Девственность Шах потеряла в первую брачную ночь, как путная. Получив отцовское одобрение, первое время она летала, как на крыльях, пока не заметила, что мужа после брака будто подменили. С каждым днем он становился все требовательнее и грубее. Он стал критичен и несдержан. Он начал оскорблять и поучать ее, унижать лично и при свидетелях. Отношения в постели тоже поменялись. Мнение Шах перестало учитываться. Теперь Жак брал ее без ласк и прелюдий, обыденно, буднично, утилитарно. Он делал это тогда, когда было удобно ему, превращая секс в рутину. Вскоре эта рутина начала казаться Шахерезаде неприятной обязанностью, не приносящей совершенно никакого удовольствия. Жак не учитывал ни мнение, ни состояние жены. Бывало, он приходил с работы раздраженным и тут же, прямо в коридоре прижимал благоверную к стене со словами – «мне надо». Время шло. Сексуальный эгоизм Жака действовал на жену угнетающе. Постоянные домогательства вконец утомили и отвратили ее от близости. Бедняжка с болью вспоминала время, когда они с Жаком вожделели, жаждали друг друга. Как ни крути, секс не должен быть в тягость, он не должен превращаться в обязанность! Пару раз Шахерезада пыталась это объяснить, но Жак будто не слышал ее, продолжая требовать, чтобы жена была доступной для него в любом настроении и состоянии, в любое время дня и ночи. Постепенно Шах поняла, что Жак использует совокупление для того, чтобы глушить собственные тревоги, вместо наркотиков или алкоголя. Девушка впала в депрессию. Вместе с осознанием пришла обреченность – так есть, будет и ничего изменить нельзя…

– Так ты самоубийца? – настойчивый вопрос Холли-Билли вернул ее к реальности.

– Нет, что вы… ты.

– Самоубийца. Это называется «я такая несчастная, бедная, добейте меня кто-нибудь, кому не жалко».

– Вам… тебе не понять, – горестно произнесла Шах, отворачиваясь. Садист! Мучитель! Как он может насмехаться над ее чувствами, бедами? Она слишком долго пыталась изменить собственную жизнь. Жак всегда этого требовал, говорил, что жена просто обязана совершенствоваться. И она совершенствовалась, только все оказалось тщетным…

– Может, хватит себя жалеть? – разгадав мысли гостьи, предложил охотник. – И винить тоже. Хотя, давай-ка поспим, иначе рискуем поссориться. Ты здорово устала, перенервничала, да и у меня с утра запланировано кое-какое важное дельце.

Шах уже не слышала его. Вино сработало, словно мина замедленного действия. Сперва вроде ничего, а потом – раз – и все. Девушка так и уснула на полу-мысли, сидя, плотно скрестив на груди руки и уронив голову на стойку бара.

***

Бешеный бег. Лес по одну и скалы по другую сторону. Дина напрягала глаза, нюхала воздух, шарахалась от каждой тени. Пару раз она чуть не налетела на кого-то из участников, но вовремя услышала звуки и избежала возможной встречи. Скорость и тишина стали лучшими союзниками.

Отбежав на безопасное расстояние, зверолюдка остановилась и отдышалась. Она надеялась, что Майло Сальварес не погонится за ней – проще поймать новую жертву, чем бегать по полигону за старой, но вышло так, что Претендента она недооценила… или переоценила.

Узнав о побеге своей личной добычи для утех, Майло потерял разум от ярости и досады. Избалованный тем, что все всегда вершится по его плану, он не мог признать промах, пусть и чужой, поэтому решил плюнуть на все и догнать наглую девку во что бы то ни стало.

Несмотря на ослепляющую злобу, Сальварес полностью разумения не потерял. Оставив лагерь на Тибольда, остановился поодаль и быстро сверился со сканером. На экране мелькнуло несколько бледных точек массовки. Претендент потыкал пальцем в экран – умный прибор тут же прочертил к точкам линии движения – откуда бегут, куда. Теперь отследить Дину не представлялось большим трудом. Конечно, зверолюдка сильно отдалилась от преследователя и продолжала движение с завидной скоростью и упорством, да вот только вынужденные петляния вышли боком – девчонка сбилась с предыдущего курса и теперь двигалась рядом с рекой. Майло довольно улыбнулся, кивнул сам себе – перед светлой точкой тянулась черная линия скал. Зверолюдке придется вскарабкаться на них и существенно замедлиться, либо вообще повернуть назад. Скорее всего хитрая тварь попытается спрятаться в какой-нибудь пещере или норе, но у Майло и это предусмотрено! Обычные сканеры местности теряют цели, если те уходят глубоко под землю или прячутся в глубоких каменных гротах. На такой случай новомодный гаджет Майло оснастили специальным приложением, которое помечало место, где нужный объект исчезал из поля зрения. Просто и хитро!

Дина не знала про все эти технические премудрости, но она и так была осторожна. Когда неподалеку хрустнула ветка, зверолюдка замерла. Звук напугал и насторожил ее. Подождав немного, девушка хотела бесшумно прокрасться к зарослям, что росли по правую руку от нее, но в тот же миг из леса вылетели две собаки – черно-белые лайки в ошейниках с логотипами Ласковых Игр. Лайки! Хуже не придумаешь! Они быстры и неутомимы, их укус – щелчок дырокола. Они не станут входить с загнанной жертвой в клинч, будут носиться вокруг, будто пчелы, «жалить» за бока, зад и ноги, отщипывая добычу по кускам…

Дина напряглась вся, забегала глазами, стараясь уследить за обеими собаками сразу. Пропустишь – укусят, уследишь – есть шанс отбиться, наподдать ногой по зубам.

Собаки принялись носиться вокруг зверолюдки. Они подскакивали к ней по очереди, пытаясь схватить. Пару раз получили ногой в челюсть, пару раз увернулись, потом одна из лаек, та, что поменьше – видимо, сука, – изобразила ложный выпад, заставив Дину замахнуться и потерять равновесие. В тот же миг второй пес цапнул девушку за ногу, на которой та стояла, и отскочил, рыча. Зверолюдка пошатнулась. Черная ткань леггинсов промокла, первые капли крови упали на утоптанную траву.

Обреченная, загнанная в угол, она затравленно посмотрела на собак и вдруг зарычала по-звериному. Лайки встали, как вкопанные, и изумленно навострили уши. В их глазах читалось недоумение. Маленькая сука даже вильнула хвостом, а потом, заскулив, развернулась и виновато потрусила прочь, второй пес отправился следом.

Опасность миновала, но поводов для радости особенно не прибавилось. Рана, зияющая чуть выше щиколотки, сильно болела. Дина мысленно выругалась – бежать дальше не получится, – но сдаваться она не собиралась. Плотно замотав укус половиной оторванной штанины, она, хромая, побрела к скалам. Их острые серые камни поднимались над округлыми вершинами лиственного леса.

Прошло не так много времени, когда на место битвы с лайками явился Майло. Заметив вытоптанную траву и красные следы на ней, довольно ухмыльнулся. Что может быть проще и приятнее, чем преследовать жертву по кровавому следу? Претендент приложил экран сканера к алому пятнышку, мятые стебли озарила вспышка – прибор считал нужную информацию. Теперь никаких неточностей, можно гнать свою девочку даже по подземным лабиринтам глубоких пещер – ее кровь, сочащаяся из раны, будет лучшим ориентиром.

А Дина тем временем уже карабкалась на скалы. Там, решив передохнуть, забилась в щель, между камнями. Передышка стала роковой. Она слишком поздно заметила Майло. Момент для незаметного побега был упущен, но Дина не собиралась сдаваться, решив во что бы то ни стало оторваться от преследователя. Забыв о раненой ноге, она полезла по скале вверх, но отравленный дротик нагнал ее.

Майло подскочил к подстреленной добыче, быстро вынул из ее спины тонкую иголку и, порывшись в поясной аптечке, извлек оттуда крошечный шприц с блокиратором яда. Если ввести такой, жертва не умрет, но некоторое время будет вести себя заторможенно.

Он сделал девушке укол, после чего невозмутимо закинул на плечо и задумался. Вернуться в лагерь? Ненадежно. С добычей идти тяжело, неудобно, а если по пути нарвешься на врагов и потеряешь вожделенный груз – вся погоня пойдет насмарку. Поразмыслив, Майло взглянул на небо, там серебристой точкой висел один из дирижаблей обозрения. У такого на борту сотни камер, от которых на открытом пространстве полигона спрятаться сложно. Но Сальваресу и не хотелось прятаться – даже наоборот. Он получит неплохую прибыль за красочное представление, которое устроит с пойманной зверолюдкой. Насилие на камеру – тренд последнего сезона. А Майло того и надо!

Определившись с дальнейшим планом действий, Претендент поднялся на небольшую площадку среди угловатых глыб. Решив, что лучшего места не сыскать, снова проявил бдительность и внимательно проверил карту окрестностей. Чисто и тихо. Даже собаки не бегают.

Сбросив с плеч вялую Дину, он уселся на землю, привалившись к жертве спиной, довольно похлопал ее по заду.

– Вот видишь, крошка, как бесполезно спорить с настоящим мужчиной! Ты дикая и необузданная – это плюс, знаешь ли. Я сам такой. У меня у самого внутри зверь, так что мы подходим друг другу, – пленитель самодовольно ухмыльнулся, наслаждаясь красотой и пафосом собственных слов. – Мой внутренний зверь выбрал тебя! Ты – моя добыча, так что можешь не рыпаться…

Монолог оборвался неожиданным писком переговорника. Майло недовольно поморщился, принял вызов. Из динамика донесся мужской голос.

– Майло, наконец-то я нашел тебя, дружище! У меня то ли сканер хреновый, то ли сигнал кто-то глушит… Надеюсь, ты не забыл, что мы договорились о встрече?

– Видеосвязь включи, – вместо приветствия потребовал у незнакомца Претендент, – хочу видеть твое лицо. Эти охотники умеют менять частоты передатчиков и подделывать голоса. Покажись, и полумаску сними, – экран засветился, Майло удовлетворенно кивнул. – Теперь я вижу, что это ты. Ты сейчас где?

– Двинул на восток, а ты?

– У Леших Скал.

– На юге? Недалеко ушел.

– Нормально, – немного обиженно буркнул Майло, он не терпел критики в свой адрес. – Я тут пока разминаюсь, так сказать, с девками развлекаюсь, отдыхаю. Вдруг потом времени не найдется? Это вы, нищеброды, денежки потерять боитесь, а я человек богатый, я здесь ради славы и адреналина.

– Ясно, – в голосе по ту сторону переговорника прозвучал скепсис, – а сейчас чем занят?

– Да вот, поразвлечься, собственно, и собрался, – Претендент хвастливо развернул экран к лежащей рядом Дине, – как тебе девочка?

– Фу-у-у, зверолюдка. И не противно тебе? Они же мерзкие твари!

Дина, хоть и ощущала себя недвижной глыбой, беспомощно дернулась и злобно зарычала в ответ. Голос нашелся, проснулся в легких, с бульканьем вырвался наружу через едва приоткрытые губы. И вовсе не оскорбительный тон дружка Майло заставил помутневшие от яда глаза зверолюдки блеснуть лихорадочно и опасно. Другое. Такое, отчего сердце в груди стало набирать обороты, а грудная клетка разве что не раскалилось от бушующей в сердце ненависти. Звериная память крепка – человека, что брезгливо кривил губы по ту сторону экрана, девушка помнила с детства. Таких не забывают. Таких ненавидят! Таким не прощают… Дик Вончес – мелькнули в голове ненавистные имя и фамилия. Дик Вончес должен умереть!

Дина нашла в себе силы дернуться, чем несказанно удивила Сальвареса. Он грубо ткнул ее локтем в бок, чтобы не рыпалась. Претендент не знал, что в голове зверолюдки в ту секунду все переменилось, встало с ног на голову. Обреченное безразличие к собственной судьбе сменилось желанием жить. Жить, чтобы отомстить старому врагу, встретить которого на Играх она не рассчитывала… Дина собрала в кучу расплавленные ядом мысли, временно погасила назревшую в душе яростную бурю и принялась думать…

– Зато строптивая и нетронутая. На Играх невинность встречается нечасто, – играл бровями Майло, пытаясь хоть как-то впечатлить приятеля. – Ладно, Дик, какие у тебя планы?

– Пойду в центр полигона, к Мертвограду.

– С ума сошел? Там же Цернуннос?

– Зато народу мало, а старый паук Цернуннос ловит лишь тех, кто сам лезет в его логово. Я туда соваться не буду, поброжу по окрестностям, может, отыщу пару-тройку левых тайников.

– Ладно, брат, понял тебя, встретимся в центре карты, а сейчас, извини, меня ждут приятные дела, пока, – Майло отключил переговорник и, жадно оглядев Дину, облизнулся, как волк. – Ну что? Будем развлекаться?

В ответ Дина слабо зашипела. Сил сопротивляться почти не было, но страшный яд начал отпускать. Зверолюдка почувствовала, как по ногам и рукам, будто после онемения, ползут колючие мурашки. И все равно нормально сопротивляться не выходило. Поэтому девушка с молчаливой ненавистью ждала, пока Майло стащит с нее одежду и тяжелым мешком навалится сверху.

Когда губы мужчины скользнули по ее шее, по ключицам, похотливо и влажно сместились на грудь, ей захотелось кричать от омерзения, но голоса не было. Майло жадно облизывал бархатистую, покрытую чуть заметным диким крапом кожу, вожделенно забирал губами темную ореолу соска, потом тянул и сам стонал от накала ощущений. У зверолюдки было шикарное тело, просто созданное для того, чтобы дарить наслаждение мужчине! Больше этого прекрасного тела Претендента вдохновляла ее беспомощность – как же приятно вот так, физически наказать своенравную нахалку, проучить, замучить.

Некоторое время Майло облизывал, гладил, ласкал зверолюдку, терся об нее зудящим от желания членом, целовал безжалостно, до красных засосов. Он не торопился брать ее сразу – растягивал удовольствие, то и дело оглядываясь, не пропал ли из поля зрения видео-дирижабль. В паху все ныло, член срочно просился наружу из штанов, но мужчина смирил-таки либидо, решив придать процессу красочности.

Майло нехотя слез с распластанного на камнях тела, порывшись в сброшенном рюкзаке, вынул оттуда длинную веревку. Развлекаться связыванием его научила одна из многочисленных любовниц, помешанная на экзотических сексуальных практиках. Теперь Претендент собрался вспомнить старые навыки и применить их.

Через несколько минут руки Дины были надежно скручены за спиной, ноги подогнуты в коленях и тоже связаны. Часть веревки оказалась пропущена у девушки между ног. Она вжималась прямо в промежность, чтобы при любом нежелательном движении впиться в самые нежные места.

Беспомощная зверолюдка задыхалась от ярости и бессилия, а Майло тем временем избавился от штанов и присел возле ее лица, так, чтобы окаменевший член оказался прямо перед глазами несчастной жертвы.

– Нравится? – мужчина с гордостью кивнул на свое достоинство и провел по нему рукой вверх-вниз. Возбуждение стало еще сильнее. – Сначала я засуну его в твой поганый рот, потом в задницу, только потом порву тебя, чтобы сделать своей сучкой. Только своей!

Зверолюдка молчала. Глаза ее уже не горели, казались темными впадинами. Безысходность. Конец. Что делать, когда не можешь двинуться, не можешь дать отпор негодяю?

Дина устало закрыла глаза. На темной стороне сомкнутых век возник улыбающийся образ наставника Майка. «В уличной драке лучший прием тот, который тренируешь и оттачиваешь всю жизнь. И не надо придумывать для нее что-то особенное…» – прозвучало, словно из небытия. Потом жизнерадостный румяный Майк исчез, и мысленному взгляду предстала картинка из детства, где Дина, маленькая, злобная, с костлявой мальчишеской фигуркой, лезла в барсучью нору и мертвой хваткой вцеплялась в глотку засевшему там барсуку, а сестры с дружным улюлюканьем тянули ее за ноги наружу, чтобы потом, смеясь и визжа, протащить по лесу до реки и швырнуть с обрыва в воду. Ледяная вода попадала Дине в нос, в уши, отрезвляла, гасила неконтролируемую ярость, заставляла успокоиться и выпустить добычу, отнять которую у маленькой охотницы получалось лишь подобным варварским образом. Потом сестры вытаскивали ее из воды и несли вместе с задушенным барсуком к матери домой. Мать брала добытчицу на руки, принималась обрабатывать лечебным отваром искусанное зверем лицо. Дина вспомнила свое детское лицо, все испещренное белыми и красными шрамами – следами барсучьих и лисьих зубов… Все шрамы бесследно исчезли после пятнадцати, когда в организме юной зверолюдки произошел гормональный бум. В отличие от людей, зверолюды взрослеют стремительно. Дина сама не поняла, как и почему ее тоненькое хрупкое тельце так резко изменилось! Первое время она казалась себе страшно жирной, неповоротливой и тяжелой. Норной охотой больше не занималась – не приходилось и мечтать о том, чтобы протиснуться под землю с неудобными новообретениями: округлившимся задом и существенно попышневшей грудью…

Детское видение ушло. Девушка открыла глаза, вновь встречаясь с неумолимой реальностью. Где-то далеко, на задворках сознания прозвучал вдруг голос недавнего странного знакомца, Джозефа: «Давай, животное! Мне нравится твой настрой». Дина встрепенулась, медленно разомкнула губы, чтобы еле слышно прошептать:

– Позволь… мне…

– Что-что? – Майло удивленно заломил бровь и приблизил к зверолюдке лицо. – Ты что-то хотела?

– Позволь мне… тебя поцеловать…

– Ты уже завелась, я смотрю? Горячая штучка! Можешь не только поцеловать, сразу обсосать! – мужчина мазнул по иссохшим губам своей жертвы сочащейся от возбуждения головкой.

– Позволь… поцеловать… тебя… в губы… – прозвучало в ответ, и Майло не устоял.