Ласковые игры

Шах промолчала. Это упрямое молчание несказанно разозлило Тибольда. Мужчина противно скривил тонкие губы и с оттяжкой ударил жертву по щеке. Та вздрогнула, прижав потные от страха ладони к жгучему алому следу.

– Вы меня не запугаете, – сдавленным шепотом ответила мучителю, за что тут же получила по второй щеке и тихо всхлипнула.

– Фи, как грубо, – брезгливо фыркнула Трисс, наморщив хорошенький носик.

– Люблю БДСМ, – одобрительно хохотнула Ханна, довольная получившейся шуточкой. – Можешь пытать ее, приятель, уважаю такое.

– А это идея, – мерзко заулыбался Тибольд, в водянистых глазах мужчины блеснули безумные огоньки. – Эй, девки, разведите-ка костер!

– Зачем еще? – недоверчиво поинтересовалась Трисс.

– У себя на ферме я клеймил каленым железом коров и кобыл, – он многозначительно продемонстрировал собравшимся здоровенную печатку-кольцо с изображением бычьей головы. – Вот мой фирменный знак! Хочу припечатать им задницу этой поганке, чтоб впредь умнее была.

– А ты мне нравишься все больше, – закусила губу садистка-Ханна, – идея отличная.

Вдохновленная перспективой жестоких развлечений Тибольда, она с непривычным рвением взялась собирать хворост и разводить костер. Трисс не разделила общего энтузиазма и решила как-то отвлечь мужчину от кровожадных мыслей, хотя бы на время.

– Обязательно сейчас клеймить? Я не люблю все эти крики, вопли… Даже ужастики обычно не смотрю. Гадость, бе-е-е… – тут блондинку осенило. – Смотри, Тибольд, у тебя даже член от возбуждения стоит, ты бы ее трахнул сначала? Потом-то возможности не будет?

Блондин задумался, облизнул губы. Шлюха права. После экзекуции девчонка наверняка вырубится, а то и вовсе копыта от болевого шока отбросит. Надо воспользоваться возможностью!

– Подруге огонь разводить помогай, чего сидишь? – грозно бросил Трисс Тибольд. – А ты, пошли!

Он схватил Шах за шкирку и поволок к соседним деревьям. Там бросил на землю, сам навалился сверху, одной рукой принялся расстегивать ширинку, а второй пропихиваться через плотно сведенные бедра своей жертвы. Тибольд давил девушку массой, больно, до синяков щипал за ляжки, но та зажималась и сопротивлялась с молчаливой решимостью. Разозлившись, мужчина навис над ней, приподнявшись на руках. От него мерзко пахнуло потом и мускусом:

– Уймись, тварь, и ноги раздвинь, живо! Я тебя, сучка, сейчас накажу! За все накажу! – он замахнулся на Шахерезаду увесистым кулаком, на котором блеснуло злополучное кольцо. – Начнешь рыпаться, я тебе морду в фарш разобью, а будешь хорошей девочкой – отделаешься хорошим сексом и красивым шрамом на заднице!

Шах зажмурилась, закусила губу, отвернула набок лицо. Положение безвыходное. Ее изнасилуют и изуродуют, или вообще убьют. Все ясно, как божий день, надежд никаких…

– Смотри на меня, тварь, смотри, – прорычал Тибольд, силой заставив Шахерезаду повернуться.

Она подчинилась, что толку спорить? Будешь противиться – насильника только разозлишь. Девушка подняла на мучителя пустые, безразличные глаза. Уже все равно… Все равно здесь, на Играх, у нее нет шансов на спасение. Нет и не будет… Зато Дина свободна, и совесть чиста!

Тибольд сладострастно заурчал, начал тереться о распластанную Шах членом и бедрами, но вдруг вздрогнул, резко дернулся всем телом. Его голова загнулась набок под неестественным углом и… отвалилась.

Девушка сдавленно пискнула, с ужасом глядя, как сочится кровью срез шеи с кольцом рассеченного горла и белым пеньком перебитого позвоночника. Отяжелевшее мертвое тело придавило ее к земле. Шах принялась судорожно вырываться из-под него, кое-как освободилась, перевернувшись на четвереньки, поползла к мелькающему за стволами костру, который Трисс и Ханна успели-таки разжечь. «Спасайтесь», – беззвучно, одними губами шептала Шахерезада, забыв о недавнем предательстве соседок по отряду, ведь то, что двигалось к ним, было самой погибелью…

Шах спешила, как могла. Позади мягко и тяжело звучали чьи-то шаги. Кто-то не торопясь шел за ползущей девушкой, уверенный и спокойный.

Предупреждение вышло запоздалым. На поляне уже стонала Трисс. Не от оргазма, как привыкла. По лицу блондинки стекала кровь. Оглушенная ударом в голову, она бессмысленно ползала по кругу. Рядом, в пламени костра, источая мерзкий запах горелой плоти, валялось тело Ханны.

От увиденного у Шахерезады закружилась голова. Она округлила глаза и, не помня себя, зашептала: «Я сейчас помогу… сейчас помогу вам». Исполнить желаемое ей не дали. Кто-то настойчиво придавил ногой поясницу девушки, заставил неподвижно распластаться на земле. Перед глазами ярко блеснуло – около носа Шахерезады в землю воткнулось лезвие огромного мачете. В гладкой, словно зеркало, стали, девушка увидела перекошенное от ужаса лицо – собственное отражение.

– Нет его тут, да? – прозвучало в вышине над головой. – Извините, ребята, обознался. Хреновый у меня сегодня день, да и у вас, похоже, тоже. Хотя, вы сами виноваты. Почему всегда ведетесь на этих оленей? На каждых Играх… Каждый раз…

Приглушенный мужской голос заставил Шах скорчиться от страха еще сильнее. Еще бы – его чудовищный обладатель покрошил в капусту половину отряда Майло. Сделал это так запросто, между прочим, и, судя по недовольству, искал вообще кого-то другого.

Нужно было молчать, лишний раз не раздражать убийцу, в надежде, что он уйдет прочь, но отбитые мозги Трисс сработали в другую сторону. Туда, куда не нужно.

– Не убивайте меня, – залепетала она, стараясь придать неровному голосу сладкие нотки. Получилось натянуто и дико. – Я сделаю все, что хотите, все что пожелаете. Я умелая любовница, вам понравится, обещаю.

Лихорадочно сверкая глазами, окровавленная девица подползла к незнакомцу и попыталась погладить его по ноге. Даже в момент смертельной опасности похотливая красотка свято верила наставлениям Инессы Стар, будто сексом можно решить и уладить все. Бывают в жизни ситуации, в которых секс оказывается неуместен…

Мужчина не повелся на страстные обещания, убрал ногу с застывшей камнем Шахерезады и отшвырнул блондинку к костру пинком под живот, как собаку:

– Суками не интересуюсь.

Трисс непонимающе вытаращила глаза, испуганно заскулила, корчась в пыли. Подумав секунду, убийца двинулся в ее сторону. Хладнокровно размахнулся – мачете опасно рассек воздух, – желая, видимо, снести неудачливой соблазнительнице голову.

Шах наконец смогла разглядеть жуткого незнакомца. Черные матовые доспехи охотника не узнать было сложно. Вскрик вырвался из груди сам собой, сдавленный, неконтролируемый, и палач вдруг передумал – опустил оружие, брезгливо махнул блондинке рукой.

– Вали отсюда в лес, чтобы я тебя не видел.

Трисс обалдело вылупилась на него, а потом, осознав всю полноту своей удачливости, спешно поднялась и на заплетающихся ногах поковыляла в чащу. Пока монстр в черных доспехах отвлекся, Шах попыталась отползти за смердящий костер, но не вышло – внимание охотника тут же вернулось к ней.

– Раздери меня Джа, ну и красота, сразу не рассмотрел! Откуда ты здесь, милая, среди этого сброда?

Ответить девушке не дали. Неожиданно из леса с ревом выбежал Руггл, лихо бросился на врага. В руках парня блестел нож, и Шах даже понадеялась на него, как на спасителя. На какой-то миг в ее голове мелькнула иллюзия: вдруг закаленный в уличных драках головорез сумеет одолеть кошмарного охотника? В этот же самый миг Руггл запнулся о распростертую на земле Шахерезаду. Спотыкаясь, он больно ударил ее по голове тяжелым ботинком. Девушка отключилась.

Сколько времени она так пролежала, понять было сложно. Придя в себя, Шах долго не решалась открыть глаза. Надеялась, как в детстве, что плотно сомкнутые веки могут сделать ее невидимой и спасти от любой беды. Она даже дышать почти перестала, слушая, как потрескивает горящий костер. Других звуков слышно не было, и девушка решила, что охотник ушел. Лучшим доказательством его отсутствия служило то, что Шах до сих пор жива… Досадное вышло заблуждение.

Шахерезада открыла глаза, ее сотрясла волна дрожи. У костра напротив сидел охотник и ворошил угли отрубленной рукой Руггла. То, что осталось от парня, кучей лежало в стороне вместе с обугленным телом Ханны, которое все еще чадило струйкой сизого дыма.

– Доброе утро, красавица, как спалось? Руку помощи?

Быстрое движение, и почерневшие мертвые пальцы издевательски качнулись перед носом. Шах не смогла ответить. Как выброшенная на берег рыба несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот. Голос пропал, девушка онемела от кошмара и безысходности происходящего.

Охотник ждать ответа не стал, безразлично швырнул конечность Руггла в огонь и вновь обратился к Шахерезаде.

– Знаешь, я уж было подумал, что облажался. Старею, видишь ли. Я, как дурак, притащился сюда за Свеном, а Свена-то и нет? Да хоть бы этого Майло вместо него поймать – так и того не нашлось. Как я так просчитался, – он коснулся пальцем виска, что-то щелкнуло, скрывающая лицо маска разошлась в стороны и втянулась в широкое кольцо на шее. – Я уж было совсем расстроился, а тут такая красота!

Из-под растрепанной гривы соломенных волос на девушку глянул единственный глаз, темно-карий, недобрый. Место второго глаза украшал уродливый шрам, посеченный бордовыми бугорками, оставшимися от стежков-стяжек. Взгляд незнакомца оказался таким пронзительным, что у Шахерезады прорезался голос:

– Вы… меня… убьете?

Лучшей фразы не нашлось, а этот вопрос полный надежды и благоговейного ужаса по крайней мере выглядел честным.

– Зачем? Я найду тебе более приятное применение. Красотки на дороге не валяются, тем более здесь, на Играх. Хоть какое-то утешение на сегодняшний вечер…

Охотник не договорил. На его запястье мигнул огонек переговорника. Мужчина поднес руку к лицу и принял входящий вызов. Из незаметного динамика сперва вылился длинный поток оскорблений и ругани, потом недовольный голос заявил:

– Какого хрена ты творишь, Холли-Билли? Договаривались же перед Играми, что ты забираешь «своих», а остальную массовку не трогаешь! Договорились же, черт возьми! Это ты на окладе сидишь, тебе пофиг, а у меня вся добыча на счету, у меня испытательный срок. И выключи, наконец, громкую связь! Достал…

– Не ори, Мотт, извини. Виноват, признаю, – с миролюбивым спокойствием перебил крикуна одноглазый, – случайно получилось, больше не буду. Вот только выловлю Свена, а потом пойду в Старый Город отдыхать, дам вам всем несколько дней форы, так уж и быть.

Не слушая, что ответит разъяренный Мотт, охотник отключил переговорник и пугающе улыбнулся Шахерезаде. Бедняжку накрыла новая волна страха. Живо вспомнился тренинг Инессы и ее предупреждение о тех, кому нельзя попадаться ни в коем случае… Холли-Билли… Похоже, надежд на спасение не осталось совсем.

– Ну что разлеглась, милая? Вставай, если не хочешь валяться тут в компании безголовых уродов. Давай-ка живенько, а я пока трофеи соберу…

Шах не рискнула ослушаться, поднялась быстро, как смогла. Она стояла посреди поляны, ссутулившись, на подкашивающихся ногах, синих от безжалостных щипков несостоявшегося насильника. Охотник тем временем прицепил к поясу головы Тибольда и Руггла. Поковыряв концом мачете тело Ханны, недовольно фыркнул:

– Это дерьмо даже брать не буду. Пошли.

Холли-Билли покинул место расправы над претендентским отрядом и направился в чащу. Шахерезада покорно посеменила за ним, стараясь сжать зубы так крепко, чтобы они не стучали на всю округу. Она не знала, куда идет охотник и чего ждать от «спасителя». Старалась вообще не думать о будущем. Жить одним мгновением, пока у нее есть такая возможность – жить…

– Какие же тупые идиоты приходят на Игры последнее время, – бормотал, продираясь через кусты, Холли-Билли, – невнимательные, ленивые. Сколько можно принимать меня за оленя? У меня что, на башке рога, а, милая?

– Нет, – дежурно шепнула Шах, боясь лишним словом разгневать охотника. С каждой секундой она все больше убеждалась, что этот человек… это существо не в себе. «Он же маньяк, сумасшедший», – думала девушка, слушая длинную тираду убийцы, который всю дорогу болтал о чем-то, не затыкаясь. Иногда он вел беседу с Шах, ожидая, когда она ответит на очередной бессмысленный вопрос «да» или «нет», иногда будто вообще забывал о спутнице и разговаривал сам с собой. С каждым новым шагом у пленницы на душе становилось все тяжелее: «Что этот безумец собирается делать со мной? Неизвестно. Что угодно может сделать. Лишь бы не пытал. Лучше пусть убьет»…

Холли-Билли остановился. Чащу резали две полосы – рельсы. Охотник и Шах прошли вдоль железной дороги до покосившейся полуразрушенной трамвайной остановки, от которой остался лишь заросший плющом навес. Охотник ждал. Шахерезада статуей застыла рядом. Спустя минут пять в чаще заскрежетало и загремело – к остановке сквозь переплетение ветвей пробился ржавый остов роботрамвая. Он привычно остановился перед бывшей остановкой, отъехала в сторону полуистлевшая дверь.

– Прошу на борт, красавица, – охотник склонился в поклоне, издевательски-галантном.

Шах послушно вошла внутрь. Холли-Билли уселся на одно из сидений, взглядом велел девушке занять место напротив.

– Садись. Система работает, как видишь. Этим роботрамваям много лет, а они до сих пор верно выслуживают свой долг.

Шах с готовностью кивнула. Трамвай двинулся, набрал ход, мерно застучали по рельсам колеса. Девушка обреченно посмотрела за окно. Что ждет ее впереди? Подумать страшно… Лучше не думать…

Дорога показалась Шахерезаде бесконечно долгой. Слава богу, Холли-Билли заткнулся и больше не пугал ее, не донимал странными вопросами. Наконец роботрамвай остановился и, высадив пассажиров, со скрипом уполз в темные заросли. Впереди до самого небо поднимались скалы, позади остался косматый темный лес.

– Нам туда, – словно прочитав мысленный вопрос спутницы, охотник кивнул на едва заметную тропку у основания каменной глыбы.

Пошли. Карабкаясь по камням вверх, Шахерезада немного отошла от шока – ощутила боль. Ныли синяки на ногах и обожженные ударами щеки. Вскоре лес остался внизу, открыв взору кроваво-красное солнце, по-вечернему ползущее к западному горизонту. Там, где крутой подъем завершился узкой площадкой, отороченной острыми камнями, охотник остановился.

– Пришли. Откройся, сезам.

В скале обнаружилась потайная дверь. Как по волшебству она отъехала в сторону, открыв темное помещение. Шах замешкалась, и Холли-Билли подтолкнул ее в спину. Как только пришедшие оказались внутри, дверь за их спинами вернулась на место, отрезав охотника и девушку от внешнего мира. Сам собой зажегся свет. Его давали тусклые гирлянды лиловых лампочек на потолке. Они не могли осветить все скрытое в скале помещение, поэтому в дальних его углах клубилась тьма. По левую руку вдоль стены тянулась засыпанная сухим льдом яма. Там что-то лежало, Шахерезада не сразу поняла что. Сообразила, лишь когда Холли-Билли отстегнул от пояса голову Тибольда и швырнул туда…

По правую руку стоял манекен в гостеприимной позе и наряде швейцара. Приглядевшись, девушка затрепетала от страха и омерзения. Манекен был вовсе не манекеном, а людским чучелом.

– Это Клаус, – представил швейцара Холли-Билли, скидывая ему на плечо ножны с мачете, – дрянной был человечишка при жизни, а сейчас, гляди, остепенился.

Охотник одобрительно похлопал чучело по щеке и направился к яме со льдом. Остановившись на краю, отцепил голову Руггла, поднял перед собой.

– Бедный Йорик! Ты сам виноват, уж извини. Я охотился не за тобой и даже не за твоим другом, – он кивнул на провалившиеся в лед останки Тибольда. – Мелковаты вы для меня, да что поделать? Вы, наивные глупцы, и вправду думали, что спрятавшись от правосудия на Играх, так вот запросто получите амнистию и начнете жить припеваючи? Правосудие хитрее вас. Именно поэтому вам и предложили вместо отсидки поиграть в качестве массовки на острове Хоппи, обещали дорогой контракт, полное списание грехов, так? Дураки.

Охотник небрежно швырнул второй трофей к первому, прошел вглубь помещения. Раздался щелчок. Доспехи на его теле задвигались, телескопические тонкие пластины начали друг за другом втягиваться в черное кольцо на шее… Шах выдохнула – под облачением у Холли-Билли не оказалось тентаклей, когтей, демонской чешуи или каких-то еще чудовищных причиндалов. Перед девушкой стоял обычный человеческий мужчина в серых штанах и белой футболке, хотя назвать его обычным язык как-то не поворачивался. Пожалуй, во всем организме Холли-Билли имелось лишь два изъяна – изуродованный глаз и совершенно отмороженные мозги. Все остальное выглядело безупречным: высокий рост, широкие плечи, разметанные по ним светлые волосы, рельефные мускулы под белой тканью… На миг Холли-Билли развернулся к Шах боком, явив взгляду совершенный профиль – страшная половина лица исчезла из поля видимости, идеальная картинка завершилась…

Охотник двинулся в конец зала, там остановился на границе тьмы и света, повернулся, разрушив красивую иллюзию в прах, и обратился к Шахерезаде:

– Ну, вот мы и дома, будем приятно проводить время?

Шахерезада безвольно опустила на грудь голову, сил бояться и сопротивляться не осталось совсем:

– Хотите насиловать – насилуйте. Только не пытайте, прошу, лучше убейте сразу.

Услышав такое, охотник нахмурился, смерил девушку пронзительным взглядом и заявил:

– Чем приятным можно заняться с девушкой на Играх? На Играх, где ВСЕ убивают и насилуют, насилуют и убивают? – повисла неловкая пауза. – Можно как-нибудь вечерком пригласить девушку в бар, выпить и поболтать с ней в свое удовольствие. По крайне мере это будет оригинально, так ведь, милая?

По щелчку пальцев в конце зала зажегся свет. Там и вправду находился бар с зеркалами, полками, посудой под алкоголь и мощной дубовой стойкой.

– Садись, – Холли-Билли невозмутимо указал девушке на высокий стул.

Шах послушно села. Приподнявшийся подол испачканной кровью и грязью юбочки задрался неподобающе сильно. Взглянув на открытые бедра девушки, охотник недовольно покачал головой, подошел к яме с головами, зачерпнул две горсти льда и не слишком аккуратно хлопнул их на Шахерезадины синяки.

– Так пройдет быстрее, – сделал вывод. – Тепло ли тебе, девица?

Шах обратила внимание на то, что в зале действительно очень холодно. Она здорово окоченела в свой юбчонке, от чулок тоже было мало толку.

– Замерзла, спрашиваю? – повторил вопрос Холли-Билли.

Девушка кивнула. Охотник сунулся куда-то вниз и вынул из-под стойки мужскую куртку, заляпанную пятнами крови. По камуфляжной раскраске Шах сразу поняла – раньше этот предмет гардероба принадлежал кому-то из Претендентов. В ней бедолага, похоже, и встретил свой конец.

– Надень, – раздался приказ, а потом на молчаливый протест Шахерезады прозвучало доходчивое пояснение. – Лучше надень, а то сам тебя погрею. Выпить хочешь?

На этот раз понятливая Шах отказываться не стала, о чем сразу пожалела. Холли-Билли снова заглянул под стойку и, к ужасу девушки, вынул оттуда два черепа. Оба черепа служили кубками. Их отшлифовали, начистили до блеска, заключили в витиеватые узорные подставки из дерева.

– Этот я сделал для Цернунноса, – гостеприимный хозяин подтолкнул Шахерезаде один из черепов, украшенный помимо резьбы россыпью драгоценных камней, – он цацки блестящие любит. Я хотел с ним помириться, но у старого вредного козла характер, как у вздорной бабы, не взял, сволочь, мой подарок.

Шах бы тоже такой подарок не взяла. Ни за какие деньги! Она непроизвольно отодвинулась, стараясь не смотреть на сверкающую драгоценностями мертвую голову. Холли-Билли будто не заметил ее испуга, сняв с полки матовую бутыль, наклонил ее над кубком пленницы-гостьи. Заструилось что-то алое, мутное.

– Что это? – посмела спросить девушка.

– Кровь.

– Не надо, пожалуйста.

– Пей!

Приказ прозвучал жутко, отразился эхом от стен. Единственный глаз Холли-Билли сверкнул кровавым бликом, и перепуганная Шахерезада трясущимися руками вцепилась в кубок чтобы, давясь, отхлебнуть несколько глотков. От неожиданности она поперхнулась и закашлялась, роняя на себя капли кошмарного напитка. Боясь ослушаться, девушка собралась выпить еще, но пальцы охотника сомкнулись на ее запястье и заставили вернуть кубок на стойку.

У крови был странный вкус.

– Что это? – дрожащим голоском спросила Шах.

– Вино. Я пошутил про кровь, – мирно развел руками Холли-Билли, и на губах его появилось подобие улыбки. – Ты ведь не хотела пить? Зачем пила?

Шах пожала плечами, не зная, что ответить… как ответить правильно. Он ведь сам прекрасно знает ответ? Сам приказал пить. Она – его жертва, бессловесная, бесправная, и ее единственная цель – не разозлить его. Именно поэтому…

– Почему ты такая послушная? – словно в издевку поинтересовался Холли-Билли. – Надо быть жестче. Здесь, на Играх, таких тихонь ждут большие неприятности.

– Я не умею жестче. Здесь все так страшно. Страшно и несправедливо.

– Справедливо, – не согласился с ней охотник, – но в твоем случае дело не в Играх. Ты ведь и по жизни такая покорная – видно сразу. С этим надо что-то делать.

Он еще раз задумчиво оглядел Шах с ног до головы, слез со стула, подошел вплотную: