Как нашли убийцу? Каждое тело оставляет след

У меня не оставалось никаких сомнений, что девушка и одеяло пролежали в этом дворе какое-то время, прежде чем ее закопали. Ее волосы, должно быть, распластались по земле. Сравнительные образцы, которые я затем взяла в саду, лишь подтвердили предварительный анализ. С высокой долей вероятности девушка лежала именно в этом саду и именно в этой его части.

Как я уже сказала, всегда случаются какие-то отклонения. В этом мире ничего не бывает идеальным. В саду нашлись следы растений, отсутствовавших в моем профиле, однако этого следовало ожидать, особенно в случае опыляемых ветром таксонов. В судебной экологии не бывает стопроцентной точности, однако вкупе с собачьим ошейником собранных мной доказательств оказалось достаточно, чтобы убийца признал свою вину. Это избавило родных жертвы от мучительного разбирательства и необходимости переживать последние секунды ее жизни в суде, однако я была уверена, что даже если бы он все отрицал, доказательной силы следовых улик хватило бы, чтобы его признали виновным.

Свои показания он неоднократно менял. Сначала говорил о несчастном случае, который якобы попытался скрыть; затем об убийстве в каком-то порыве, который он сам не мог объяснить. Поначалу утверждал, что зарыл девушку в лесу сразу же после убийства, однако затем выдал версию, которая казалась ближе всего к истине и о которой все это время свидетельствовали палиноморфы: после убийства, не зная, куда деть тело, он завернул его в мусорный мешок и одеяло, а затем спрятал под поддонами в саду. Должно быть, волосы жертвы коснулись земли, собрав на себя пыльцу, найденную впоследствии мной. Возможно, именно из-за этого он решил надеть ей на голову мусорный пакет и завязать его тем, что первым попалось под руку – ошейником одной из его собак. Возможно, ему было невыносимо смотреть на ее лицо, однако объяснить столь хорошую сохранность ее тела он никак не смог – да и кто бы ему поверил? Бирючина, тополь, бузина, тернослива, марь, крапива, споры сфагнового мха и экзотические садовые растения, которые мне даже не понадобилось идентифицировать, дали нам понять, где девушка провела свои последние часы, и помогли отправить за решетку убившего ее человека.

8. Красота смерти

Несколько лет я жила вместе со своей бабушкой и ее пожилыми двоюродными братом и сестрой в их большом доме в Риле, в Северном Уэльсе. Пространство под крышей с широким козырьком было настоящим раем для дикой природы. Я привыкла слышать возню и трепыхания крыльев облюбовавших его летучих мышей, и одной теплой приятной ночью состоялось мое первое знакомство с одной из них. Лето тогда выдалось особенно жарким, и окна в спальне были открыты настежь, а шторы немного раздвинуты. Я проснулась от шума: моя бабушка носилась по комнате со свернутым в трубочку журналом в руке, непонятно зачем размахивая им. Я уселась, протерла глаза и к собственному изумлению увидела, что она гоняется за летучей мышью. Бедняжка случайно залетела в окно и теперь застряла под декоративным сводом спальни, мечась с умопомрачительной скоростью между препятствиями, главным из которых было оружие в руке моей бабушки. В ее маленькой ручке свернутая газета была ничем не хуже дубины. Она ударила изо всей силы, и летучая мышь рухнула вниз. Я не знала, убила она ее или только оглушила. Бабушка молниеносно подхватила безжизненное тельце и выбросила из окна.

Успокоившись, она вернулась в тепло нашей огромной двуспальной кровати и вскоре уснула. Я лежала рядом с открытыми глазами, и мне было грустно. Почему она убивала все, что ей не нравилось? Теперь-то я понимаю, что, будучи рождена и воспитана в Австралии – где все может тебя убить, – она попросту не могла оставить летучую мышь летать по спальне. Наверное, бабушка была убеждена, что она пила бы нашу кровь, пока мы спим.

Сразу же после завтрака я со всех ног побежала вокруг дома к месту под окном нашей спальни. Летучая мышь лежала на земле неподвижно – она была мертва. Я нагнулась, чтобы потрогать, немного побаиваясь, так как никогда не видела летучих мышей так близко. Ее мех был невероятно мягким. Я приподняла крыло, и за кончик моего пальца зацепилась маленькая лапка с когтями. Меня поразило, что крыло летучей мыши – на самом деле «рука». Никаких перьев: между тоненькими и длинными пальцами натянута тончайшая темная кожа. Это животное было невероятно прекрасно, и его смерть вызвала у меня слезы. Я принесла мышь домой, обернула своими чистыми носками и спрятала в выдвижном ящике рядом с кроватью. Предыдущие несколько недель я старательно училась вязать, так что сейчас подбежала к своей шерстяной сумке, распустила вязаный квадрат, на который у меня ушла целая вечность, и принялась обматывать голубую шерстяную пряжу вокруг крохотного тельца, пока у меня не получился кокон наподобие мумии. Затем я в одиночку проводила летучую мышь в последний путь до живой изгороди из фуксии, где похоронила ее под качающимися багряными цветками, разрыв мягкую землю ложкой, которую спрятала в кармане. Беспричинная гибель этого чудесного крохотного создания навсегда осталась в моей памяти, и впервые в жизни я посчитала свою бабушку Веру Мэй не такой уж и идеальной.

То, что случилось с этой летучей мышью, лежащей в шерстяном саване в десяти сантиметрах под землей, произойдет с каждым из нас. Романтика смерти, которой столь пресыщено искусство и поэзия ушедшей эпохи, преисполнена лжи. Однажды и вас, и меня ждет участь этой летучей мыши: мы превратимся в безжизненную плоть, кровь и кости, и удивительно сложные процессы в нашем организме остановятся – наступит смерть.

Я родилась в то время и в том месте, где существование Бога и значимость религии не вызывали ни у кого вопросов. Девочкой я регулярно посещала часовню и не сомневалась, что Иисус Христос умер за наши грехи. Казалось, для всех остальных это тоже было неоспоримым фактом. Хорошие люди попадали в рай, а плохие отправлялись в ад. Но, столкнувшись в жизни со множеством других оттенков, я начала осознавать всю нелепость подобного деления на черное и белое. Ко мне постепенно приходило понимание, что жизнь – сложная, запутанная и определенно несправедливая штука, и я не видела никакого логического объяснения загробной жизни с вечным существованием моей души. По логике вещей, единственной формой жизни после смерти является передача своих генов потомству; однако, с другой стороны, бессмертия можно достичь, оставив после себя книги, произведения искусства или музыку. Я пришла к вере в то, что никакого бессмертия души не существует, и, хотя переход был постепенным и незаметным, я знаю, что закончу эту жизнь убежденным, возможно, даже фанатичным атеистом. Я твердо уверена, что наша жизнь полностью объясняется химией и физикой, и наша физическая сущность будет переработана природой так же, как это происходило всегда.

Ваше тело принадлежит только вам довольно небольшой отрезок времени: составляющие его элементы лишь одолжены из внешнего мира, и в конечном счете вам придется их вернуть обратно. Сущность, которую вы считаете собой, на самом деле сосредоточение экосистем, ставших домом для множества разных типов микроорганизмов. Когда ваш мозг и кровеносная система навсегда прекратят свою работу, вы умрете, однако полчища бактерий и грибов и даже клещи в ваших порах и черви в вашем кишечнике (если они у вас есть) какое-то время продолжат жить.

Вскоре после того, как кровь остановится в ваших сосудах, тело охладится до температуры места вашей гибели. Условия внешней среды окажут огромное влияние на то, что произойдет с вами дальше. Кровь в капиллярах и венах, больше не проталкиваемая биением вашего сердца, осядет и растечется, отчего цвет кожи изменится – появятся так называемые трупные пятна. Мышцы неизбежно застынут, сначала на лице, а затем и по всему телу, по мере того как будут слипаться ваши мышечные волокна. Так происходит мышечное окоченение.

Ваше тело не умрет все сразу. Лишенный доступа кислорода, мозг перестанет функционировать в течение трех-семи минут, однако остальному организму, чтобы за ним поспеть, могут потребоваться долгие часы. Клетки вашей кожи по-прежнему способны размножаться, и она будет продолжать свой рост еще двадцать четыре часа после прекращения всех функций мозга. Самые же большие изменения произойдут внутри. Миллионы микроорганизмов, населяющих ваши внутренности, поддерживая при жизни нормальную работу тела и в особенности кишечника, изменят все. Теперь, когда сердце больше не бьется, а легкие не дышат, перестав распространять кислород, эти микроорганизмы, зависящие от него, быстро используют все, что осталось. Они наполнят тело углекислым и другими газами. Ваши собственные клетки будут выделять ферменты, расщепляющие ткани – такой процесс саморазложения называется «аутолиз».

Тем временем анаэробные микроорганизмы – то есть те, для которых кислород не просто не нужен, а является ядом, – процветают и размножаются. Они пиршествуют на продуктах распада ваших клеток, постепенно распространяясь по сети кровеносных сосудов, представляющей для них удобную транспортную систему, разветвления которой доходят до всех ваших тканей и органов. Они питаются вашим телом, получая энергию и необходимые вещества из белков, углеводов и всех сложных соединений вашего организма, выделяя в процессе токсичные кислоты и газы наряду со многими другими продуктами своего обмена веществ. Зловонные газы, такие как сероводород, заполняют периферические кровеносные сосуды, внося свой вклад в отвратительный запах смерти. В ходе разложения в организме разрушаются удерживающие его вместе нити, связи между клетками растворяются, и ваши органы и ткани превращаются в единое месиво.

Процесс разложения зависит от множества разнообразных переменных, и на самом деле мы очень многого о нем по-прежнему не знаем. Моя работа раз за разом показывала, что, как в жизни двух одинаковых людей не бывает, так и в смерти мы тоже сильно отличаемся друг от друга. У одних тело разлагается медленнее, чем у других. Если на момент смерти вы принимали антибиотики, то велика вероятность, что разложение тела займет относительно долгое время: антибиотики от легочной инфекции, например, убивают и подавляют бактерии и микроорганизмы не только в грудной полости, но и в кишечнике. Если бактерии и другие обитатели вашего кишечника были истреблены лекарствами, то они не смогут участвовать в разложении организма изнутри.

Температура местности, где погиб человек или где его тело бросили гнить; влажность воздуха вокруг; плотность прилегания одежды; закопали тело на поверхности или глубоко в утрамбованной глинистой почве, а может, и вовсе в сухом песчаном грунте – все эти факторы повлияют на скорость разрушения тела. Постоянно предпринимаются попытки определить, что способствует ускорению или замедлению разложения, однако этот процесс зависит от столь большого числа факторов, что слишком рискованно делать какие-либо выводы, не зная подробностей об условиях среды на момент смерти. Порой даже погребенные на одном кладбище тела – в идентичных, казалось бы, условиях – могут разлагаться с разной скоростью, и никто толком не знает, почему так происходит.

В 1998 году, когда местного врача Гарольда Шипмана из Гайда под Манчестером арестовали по подозрению в убийстве своих пациентов, никто и предвидеть не мог всех всплывших в итоге ужасов и секретов. Шипману дали пожизненное за пятнадцать убийств, однако в ходе расследования были установлены личности 218 отдельных жертв, а по оценкам следователей всего на его счету более 250 трупов. Для расследования потребовалось провести эксгумацию нескольких жертв Шипмана для более тщательного изучения, и фотографии, которые сделали на вскрытии, просто поразили меня. Я отчетливо помню фото забальзамированного мужчины, все так же одетого в свой фрак с галстуком-бабочкой; он пролежал в земле многие годы, но его тело было практически нетронутым, и узнать его не составляло труда. Оставалось только гадать, разложится ли он когда-нибудь вообще, или же закачанная в похоронном бюро бальзамирующая жидкость сохранит его на тысячелетия, подобно египетской мумии. Содержимое других эксгумированных гробов сильно различалось: в одних вообще почти ничего не осталось, в других, захороненных намного раньше, останки весьма хорошо сохранились. Это было удивительно и необъяснимо.

В ряде университетов процесс разложения человеческого тела становится очень популярной областью исследования. Она определенно интересует студентов, поступающих на факультет антропологии, которые мечтают стать «тем самым» экспертом, к которому обычно обращается за помощью полиция. Конечно, было бы полезно уметь определять, сколько времени прошло с момента смерти человека, основываясь на степени разложения его тела, однако из-за огромного количества влияющих на этот процесс факторов вполне вероятно, что универсальная и хорошо прогнозируемая модель никогда не будет получена.

Интерес к этой теме начали проявлять в 1970-х, когда полиция раз за разом просила американского антрополога доктора Уильяма Басса посетить место преступления, чтобы определить, как долго там пролежал труп жертвы. В конечном счете ученый заявил полицейским, что ему приходиться тыкать пальцем в небо, и было бы гораздо проще делать свои предположения – которые, к тому же, получались бы куда точнее, – будь у него возможность наблюдать за разложением настоящих трупов в естественной среде. После долгих препирательств с местными баптистами и другими протестующими ему выделили участок земли рядом с университетом Теннеси в Ноксвилле, где Басс организовал свой полигон, в народе известный как «ферма трупов». Здесь на тела воздействуют осадки, и их изучают, чтобы понять, как окружающая среда влияет на разложение. Эту территорию, огороженную высоким забором с защитой от падальщиков и колючей проволокой, Билл Басс назвал «Акром смерти» в собственных мемуарах, и о ней стало известно во всем мире после выхода романа Патриции Корнуэлл, который так и назывался «Ферма трупов». Я с упоением читала ранние книги писательницы, и была готова отдать левую руку, лишь бы там побывать. В итоге, впрочем, мне не пришлось идти на такие жертвы: экскурсию в это место преподнесли мне на блюдечке.

Доктор Басс просил людей жертвовать свои тела для науки, чтобы помочь в исследованиях. Трупы подвергали различным воздействиям по всему полигону, и вместе со своими студентами Басс проводил тщательные наблюдения в надежде получить более точные знания о процессе разложения. Представьте ситуацию, когда полицию вызывают к обнаруженному телу. В реальном мире труп практически никогда не будет лежать на поверхности, ожидая, пока его найдут. Скорее всего, он будет частично или полностью закопан. Также он может быть спрятан в растительности либо погружен в воду. Может быть в одежде и без нее, связанный, с кляпом во рту или даже расчлененный, в виде разбросанных в разные места частей тела. С помощью пожертвованных тел на полигоне старались сымитировать как можно больше разных сценариев избавления от трупа. Их оставляли во всевозможных, порой весьма странных условиях, подробно записывая изменения состояния со временем. При достаточно частом повторении похожих сценариев можно построить базу данных, в которой будет описано, что происходит с телом в зависимости от тех или иных условий. А после того, как полигон Басса получил известность, многие аспиранты стали сами проводить исследования трупов, почвы под, над ними и вокруг них, а также изучали селящихся в них насекомых. Некоторые устраивали собственные эксперименты в попытке изучить всевозможные факторы, которые могут повлиять на характер и скорость разложения тела.

Возможность посетить полигон выпала мне в 2005 году, когда нужно было сняться в документальном фильме о моей работе. Поначалу мне эта идея не особо понравилась, и многие месяцы я отказывалась принимать участие в съемках. Тогда режиссеру Морису Мелзаку, самому настойчивому человеку, которого я только встречала, пришла в голову мысль снять часть сцен на полигоне в Ноксвилле. Месяцами он докучал мне, пускай и в очень вежливой форме, уговаривая снять фильм о моей работе. Он терпеливо сносил все мои отказы, пока в один прекрасный день не навязался ко мне на чай. Помню, как он сидел в моей залитом солнцем оранжерее и спросил: «Не хотели бы вы поболтать с Биллом Бассом и посмотреть на его работу?» Все-таки Морис нашел, за какую ниточку дернуть. Еще как хотела! Я слишком любопытна, чтобы упустить такой шанс. После слегка неприятного начала наших отношений он в итоге стал одним из моих лучших друзей.

Я не любитель путешествовать и попросту ненавижу все, что связано с международными аэропортами. Когда мы добрались до Ноксвилла, после трех самолетов, бесконечных очередей на паспортном контроле, всех этих хождений, спотыканий о чужой багаж и ревущих детей, я уже готова была кричать. Чтобы успеть на последнюю пересадку из Филадельфии в Ноксвилл, нам пришлось бежать со всех ног.

Наконец мы прибыли в университет Теннесси, где встретились с Биллом Бассом и его коллегами. Все были профессорами антропологии или археологии и, казалось, больше всего интересовались костями – тому, что с ними происходит при переломе, огнестрельном ранении или при хранении в различных условиях. Мы обошли кабинеты кафедры, вежливо кивая сотрудникам, которые поднимали головы и с улыбкой здоровались с нами, но тут же возвращались к своей работе. Одна девушка провела потрясающую демонстрацию методов определения входных пулевых отверстий, а также инструментов, соответствующих различным отверстиям в черепах. Я еще подумала, что ее работа имела огромную ценность для полицейских расследований, да и учитель из нее был весьма неплохой.

Билл Басс показался мне приземленным, жизнерадостным человеком. Рожденный в 1928 году, он начал свою исследовательскую карьеру с раскопок на местах индейских захоронений в 1950-х, однако большую часть жизни провел, помогая федеральной и местной полиции с опознанием человеческих останков. Это непростая задача: американские власти имеют огромные проблемы из-за размеров своей страны и большого количества убийств. Наверное, им так никогда и не узнать, сколько именно людей убивают у них ежегодно. У американцев очень разветвленная структура полиции, и многие управления не получают никакой поддержки и помощи от остальных. Постороннему человеку эта система кажется чрезвычайно сложной, и, судя по всему, у нее очень плохо с координацией информации. Как мне сказали, отдельные управления почти не поддерживают связь. Билл Басс оказывал содействие на всех уровнях, и основанный им в 1981 году полигон стал одним из главных его достижений.

По мере приближения к полигону я чувствовала нарастающее предвкушение, словно ребенок в ожидании подарков ранним рождественским утром. Когда мы прошли тщательно охраняемые ворота, я осмотрелась вокруг: это было прохладное место в тени деревьев с жидкой растительностью под ногами и четко обозначенными тропинками, ведущими в разных направлениях. Земля с одной стороны была застлана лианами пуэрарии. Это растение завезено из Юго-Восточной Азии и теперь считается самым вредным сорняком в южных американских штатах. Оно расползается и вьется, оплетая все на своем пути, так что любой предмет в итоге превращается в свой зеленый призрак.

Но это лишь одна из удивительных вещей, которые я увидела, когда мы прошли через ворота. Практически сразу я оказалась на открытом участке, где были представлены тела на различных стадиях разложения. Было любопытно проходить мимо трупов, расположенных вдоль прохода в разных позах. Одни были прикрыты частично, другие полностью, а третьи лежали обнаженными. Удивительно, насколько спокойно человек может воспринимать такое количество трупов. Меня ничто не шокировало, хотя порой и открывались зрелища, каких не увидишь ни в одном фильме ужасов. Единственным, что меня сильно поразило, было отсутствие цвета, по сравнению с многочисленными трупами, которые мне доводилось видеть по работе. Крови здесь не было; кожа, волосы, ногти – все разложилось до одинакового коричневого оттенка. Лишь свежие трупы казались настоящими.

Стадии разложения трупов на протяжении многих лет используются для оценки давности наступления смерти. Тела, которые жертвуют на исследование процесса разложения, неизбежно принадлежат белым мужчинам среднего или пожилого возраста, в связи с чем выборка не кажется репрезентативной. Люди в возрасте обычно пьют больше лекарств, что, разумеется, может оказывать влияние на скорость разложения. Доноры африканского и латиноамериканского происхождения – большая редкость, равно как и женского пола, и я уверена, что полигону ни разу не жертвовали тело ребенка. По какой-то причине темнокожие, латиноамериканцы и женщины меньше горят желанием лежать у всех на виду, становясь домом для всевозможных микроорганизмов и насекомых и предметом пристального наблюдения ученых. Однако, разумеется, ученые обходятся тем, что есть. Во время своей экскурсии я наткнулась только на одно тело темнокожего в лесу, и его судьба была весьма печальной. Родные не хотели платить за его похороны и подумали, что отличным выходом будет пожертвовать его тело Биллу Бассу. В другом случае человек был настолько ужасным при жизни, что семья решила «наказать» его после смерти. Весьма угрюмая история.

Пока мы шли, одна из старших научных сотрудниц сказала: «Да, лучше к лозе не подходить – там полно щитомордников». Я как-то слышала это название раньше и решила, что речь о каких-то бабочках. Как бы не так: щитомордник – это змея подсемейства ямкоголовые, и хотя ее укус редко приводит к смерти взрослых людей, он доставляет немало неприятностей. Об этих змеях я узнала один удивительный факт: в отсутствие самца самка способна производить потомство без его участия. Ее яйцеклетка дважды делится, образуя четыре клетки, две из которых объединяются в эмбрион! Таким образом, партеногенез возможен не только у беспозвоночных, но и у позвоночных! Возможно, я никогда бы и не наткнулась на эту информацию, не побывав в Ноксвилле, однако меня ждали и другие открытия о гадком зверинце этого «Акра смерти».

Я обратила внимание, что все работники университета носят с собой длинные палки. Позже узнала, что они сбивают ими паутины коричневого паука-отшельника. Эти пауки ядовиты и приводят в ужас большинство американцев, а у их укусов весьма серьезные последствия. В учебниках говорится, что они не такие уж и опасные, как думают люди. Скажите это кому-нибудь, кого они окружают на работе. У меня есть три страха, которые, думаю, я разделяю со многими: боюсь высоты, пауков и змей, и два из трех оказались теперь вокруг меня. Не беспокоили меня ни раздутые животы, лопающиеся от личинок; ни глаза и ноздри, настолько забитые яйцами, что казалось, будто их нашпиговали ватой; ни царящие там запахи; ни пустые глазницы, распахнутые челюсти, ни сползающие со скальпа волосы. Но меня определенно тревожила мысль о потенциальном тесном знакомстве с дикой живностью.

Ни змеи, ни пауки в конечном счете до меня не добрались, однако по иронии судьбы это определенно удалось безобидному с виду растению. На мне были тонкие укороченные хлопчатобумажные брюки, и, вернувшись в гостиницу, я обнаружила у себя на ногах красные пятнышки. Они чесались, словно блошиные укусы, и болели, и я попросту не могла оставить их в покое. Уже было подумала, что где-то подхватила бразильских земляных блох – кровососущих насекомых красного цвета, которые на личиночной стадии прогрызают в коже отверстия, всасывая «бульон» из плоти. На самом же деле, как подтвердили местные, это был ядовитый плющ (Toxicodendron radicans). Та ночь была одной из самых ужасных в моей жизни, и где-то в три часа я сорвала с себя пижаму, под которой на ногах оказались сочащиеся раны – всю ночь я расчесывала их ногтями. Руководствуясь интуицией, я приняла горячий душ, усердно растирая раны щеточкой для ногтей и гелем для душа, после чего подставила ноги под струю холодной воды из крана. Эта радикальная процедура, после которой я нанесла каламиновый лосьон (успокаивающий кожу), практически сразу же подарила моим ногам облегчение. Позже я узнала, что действующее вещество растения представляет собой масло (урушиол), которое прилипает к коже и одежде, и процесс заживления кожи начинается только после его удаления. Наверное, каждый американец с детства знает поговорку: «Три листочка видишь ты – близко к ним не подходи». На конце стеблей у ядовитого плюща растет по три листика. Я этого никогда не забуду: шрамы напомнят.

На следующий день мы вернулись на полигон, чтобы заснять аспирантку, которая выпускалась в том году, и поговорить с ней про ее исследования на фоне одного из трупов. В то утро нас заинтересовало свежее тело, которое привлекало в большом количестве мух, одними из первых наведывающихся полакомиться мертвой плотью. Аспирантка занималась изучением сменяющих друг друга сообществ насекомых с целью составить последовательный перечень тех, что используют гниющее мясо. Как правило, все начинается с синих мясных мух, таких как Calliphora vomitoria, и зеленых мясных мух вроде Lucilia sericata. Разумеется, в разных уголках мира в этом участвуют разные виды, однако в огромном количестве мест именно зеленые и синие мясные мухи первыми появляются на свежем трупе. Они могут найти тело за считанные минуты, и самки сразу же начинают откладывать яйца во все доступные отверстия. Они инстинктивно залезают в темные места и порой добираются до верхних носовых ходов.

Накопление любых знаний в науке происходит постепенно, однако, когда съемки фильма закончились, у меня сложилось четкое мнение, что какой бы инновационной и захватывающей ни была «ферма трупов» в Ноксвилле, это лишь одна веха на нашем пути к пониманию процессов разложения тела. Одно-единственное место в конкретном климате, на конкретной почве, в одном конкретном типе леса никогда не приведет к созданию всеобъемлющей модели разложения человеческого тела. Вот почему после открытия этого первого полигона в Теннесси в США были созданы еще шесть: по одному в Северной Каролине, Иллинойсе, Колорадо и Флориде и два в Техасе. Еще один исследовательский полигон есть в Австралии, под Сиднеем. Ученые в Великобритании тоже пытаются открыть свою ферму, однако всегда находятся люди, выступающие против подобных затей. По крайней мере, условия на существующих полигонах сильно отличаются: температурой, влажностью, составом почвы, микробами и падальщиками.

Потребуется очень много времени, прежде чем можно будет построить по-настоящему полезную прогнозирующую модель. Как бы то ни было, эти фермы трупов оказали значительную помощь в изучении процессов разложения человеческого тела, хотя к полученным результатам и следует относиться с определенной долей осторожности. На протяжении многих лет ученые и их студенты в Великобритании и других частях Европы использовали свиней в качестве аналогов человеческих трупов в своих исследованиях процесса разложения. За разложением свиньи любопытно наблюдать, и, опять-таки, между отдельными особями имеются различия, однако я всегда сомневалась в корректности использования свиных трупов вместо человеческих. Они во многом похожи на нас, и, судя по всему, мы даже на вкус одинаковы, но одной из преград в процессе разложения является кожа, а у свиней она гораздо толще и жестче, чем у нас с вами. Более того, у свиней, как правило, значительно больше подкожного жира.

Эти отличия влияют на состав падальщиков и микробов на ранних стадиях разложения. Подобно многим, мне доводилось закапывать свиней в разных местах в попытке объяснить определенные события; однако я делала это лишь применительно к конкретным делам, для известного типа почвы при известной температуре. Эта работа была весьма познавательной и определенно полезной в рамках конкретного дела. Мне удалось доказать, что жертва убийства, закопанная в достаточно кислом лесном глиноземе в рождественский сочельник, скорее всего, останется лежать, не обнаруженная собаками и лисами, до самого апреля. Используя традиционную методику идентификации самых крупных (самых взрослых) личинок на теле, привлеченный по этому делу энтомолог заявлял, что жертва скончалась в феврале, однако у следователей были иные сведения. Тогда-то меня и попросили проверить его результаты.

Я использовала трех свиней, незадолго до этого убитых для ветеринарных исследований, – их мне предоставила моя бойкая ирландская подруга Хелен О’Хара, изучавшая ветеринарию в Кембридже, и я никогда не забуду тот холодный, темный рождественский сочельник, когда мы вместе с Хелен и группой вызвавшихся помочь полицейских зарыли все еще теплые свиные туши на месте преступления. Результаты эксперимента показали, что жертва действительно могла быть закопана в сочельник. Я предоставила теоретическое обоснование, связанное со свойствами почвы, и опубликовала результаты в соавторстве с энтомологом из Королевского колледжа. Этот научный труд, похоже, стал классическим, на него часто ссылались в своих работах другие. Опубликовано множество исследований закопанных свиней, которые, как мне кажется, вряд ли смогут принести настоящую пользу. Эксперименты необходимо проводить в рамках конкретного расследования, как сделали мы. Из этого простого опыта нам удалось почерпнуть уйму информации, однако приходилось месяцами каждую неделю навещать похороненных свиней, а также постоянно считывать температуру почвы и воздуха с помощью подключенных к компьютеру термометров.

Было бы определенно полезно построить надежную прогнозирующую модель разложения человеческого тела. Проблема в том, что на этот процесс оказывают влияние множество всевозможных факторов, так что ждать ее, скорее всего, придется еще долго. Слишком уж велико число неопределенностей, из-за которых невозможно вывести какие-то общие принципы. Вот почему, как правило, мне не очень нравится, когда какое-то тело описывают как находящееся на «стадии гниения» или на «стадии трупного вздутия». Одни тела раздуваются на стадии гниения, другие и вовсе не раздуваются. Для оценки давности наступления смерти существуют методики, большинство из которых связано с наблюдением за последовательностью изменений, происходящих в тканях и жидкостях тела. Одна из таких методик включает химический анализ стекловидного тела глаза, другие основаны на изучении состава аминокислот, жирных кислот, летучих органических соединений, аммиака, мочевой кислоты, солей молочной кислоты и многих других соединений, образующихся по истечении определенного промежутка времени. Конечно, благодаря фермам трупов было получено огромное количество информации, однако наиболее любопытным мне кажется ее невероятное разнообразие. Что бы мы ни узнали о процессах, которым подвергается тело человека после смерти, единственной абсолютной биологической определенностью будет сама смерть.

Через несколько лет после моей поездки в Ноксвилл режиссер Морис Мелзак тяжело заболел раком – и какое-то время мы с Дэвидом за ним ухаживали. Неподалеку от нашего дома находилась специализированная онкологическая больница, куда мы положили Мориса, но постоянно забирали на ночь домой, окружая его домашним теплом и уютом не без помощи нашего черного кота Моди. Морису было всего шестьдесят три, когда его сгубила эта самая страшнейшая болезнь, и я до сих пор по нему скучаю. Он был изобретательным, хорошим человеком, любившим природу. Со временем и я его полюбила, со всеми его весьма эксцентричными манерами.

Поездка на полигон подарила мне друга. И после нее я стала глубже понимать, насколько мало мы знаем о том, что происходит с нашими собственными телами после смерти, а также сколько еще узнать предстоит. Как уже говорилось, вариантов – от гниения до мумификации – множество; и словно в доказательство этому мне в голову приходит одна история, возможно, из-за того, что случилась она в Уэльсе, рядом с местом, где я родилась.

Там была одна семья, жизнь которой строилась вокруг паба, которым она владела. Этот паб принадлежал семье очень давно и был в центре всего, происходящего в маленькой уэльской деревушке: местом встреч, общественных мероприятий, праздников и поминок. Рядом с ним стоял дом, где жили владельцы, и пристройка с мансардой, которая использовалась главным образом для хранения ящиков и бочек на нижнем этаже. На протяжении многих лет отец и мать этого семейства руководили пабом вместе, а затем их сын и невестка примкнули к общему делу. А потом пропала жена главы семьи, и все изменилось.

Люди пропадают постоянно. Практически всех этих людей в итоге находят, и большинство возвращается к своей жизни. Вместе с тем, всегда будут дела о людях, которые умерли или исчезли навсегда при каких-то странных обстоятельствах.

Когда пропала жена, владелец паба обратился в полицию, и там занялись формальными поисками. Полицейские связались с друзьями и родственниками, даже отдаленными, в тщетной надежде, что кто-то мог видеть пропавшую. По всему Уэльсу и за его пределами ответ был один: она никому не попадалась на глаза. По словам мужа, он был уверен, что она уехала за границу, потому что они не особо «ладили», и ему просто пришлось с этим смириться. Шли годы, от жены не было ни слуху, ни духу. Она словно растворилась в воздухе. Тем не менее в деревне были и те, кто не верил владельцу паба, и вокруг него ходили разные слухи и подозрения. Многие считали, что он «разделался» с женой, однако доказательств никаких не было. Поиски закончились, интерес в итоге пропал, и жизнь вернулась в старое русло. Про исчезнувшую хозяйку позабыли, и люди, включая владельца паба и его сына, просто продолжили жить своей жизнью.

Через 20 лет после исчезновения жены владелец паба скончался, и его сын захотел перемен. Вместе с женой они решили перестроить старый паб, сделать его еще популярнее и немного оживить бизнес. Хранилище бочек с неиспользуемой мансардой всегда ему не нравилось: казалось, что этому месту можно найти применение получше. Забраться на мансарду можно было лишь по старой лестнице, которая вечно стояла за бочками. Однажды в выходные, закрыв заведение, он решил взглянуть на состояние верхней части здания. Поднялся по лестнице, и когда его глаза поравнялись с полом мансарды, увиденное шокировало его настолько, что он чуть не свалился. Все-таки его мать никуда не сбежала.

Так случилось, что на момент обнаружения тела я была в Гвенте в гостях у своей матери и ее мужа – мужчины, за которого она вышла спустя многие годы после развода с моим отцом. Два дня я всячески старалась с ней не ссориться, и только обрадовалась звонку из полиции. Паб был не особо далеко, и я могла за несколько часов съездить туда-обратно.

Сын владельца нашел свою мать в мумифицированном состоянии, всего в паре метров от того места, где лестница касалась пола мансарды. Когда пришла моя очередь взбираться наверх, глазам предстал скалящийся череп, завернутый во что-то, похожее на старое покрывало. Казалось, он смотрел прямо на меня. Следом поднялся судмедэксперт. Мансарда выглядела заброшенной до безобразия. Плющ пророс сквозь дыры в крыше и стелился вдоль деревянных балок. Все было ужасно грязным и пыльным, прямо как в какой-то постановочной сцене из фильма ужасов.

В день своего исчезновения женщина, видимо, решила, что смысла жить больше нет. Забравшись на чердак, она легла и проглотила горсть таблеток. Пустая бутылка, выскользнувшая, должно быть, из ее безжизненных рук, лежала рядом с телом. Сбоку стояла бутылка из-под молока с широким горлышком, из тех, какие делали раньше, с мутными изнутри стенками. Где-то в метре от нее в грязи валялась вставная челюсть. Судмедэксперт предположил, что после всех этих таблеток и молока женщину начало сильно тошнить и вставная челюсть вылетела изо рта. Тело не было завернуто в покрывало – это оказалось шерстяное полупальто, а голова лежала на свернутом мешке. Очевидно, ей было не до удобства; просто хотелось свести счеты со своей непростой жизнью. Подобно раненому животному, она заползла в укромное место, чтобы незаметно умереть.

Несмотря на дырявую крышу, на чердаке было необычайно сухо, и его постоянно продувало ветром. Благодаря этому ее тело быстро высохло, не успев раздуться и разложиться. Женщина превратилась в высушенную мумию. Фермы трупов определенно предоставили уйму полезной информации, однако в жизни единственным предсказуемым фактом о трупах, казалось, была их полная непредсказуемость. После смерти тело этой женщины разлагалось совершенно не так, как другие жертвы в моей практике, брошенные в лесу, канаве или просто оставленные в своем кресле. Кишечная микрофлора умершей должна была способствовать разложению изнутри, однако позже нам удалось обнаружить останки внутренних органов. Мухи, судя по всему, до нее добрались, потому что вокруг тела валялись останки куколок, из которых уже давно вылупились взрослые мухи, навсегда улетев с этого чердака. Должно быть, вскоре ее тело высохло настолько, что перестало привлекать новых мух для откладывания яиц.

На следующее утро я пришла в больничный морг в Кардиффе на вскрытие мумифицированного тела найденной женщины. В ходе каждого вскрытия удается узнать разную информацию о жизни и смерти умершего человека, и в кои-то веки мне выпало работать над трупом, от которого не воняло. Вместе с тем, у этой истории о самоубийстве на чердаке есть мрачный эпилог. Когда тело вскрыли, судмедэксперт, не веря своим глазам, достал из грудной полости то, что принял за бусы. Я была потрясена увиденным не меньше его, хотя сразу поняла, с чем мы имеем дело. Это был высушенный кишечник крысы с оставшимися в нем фекальными комочками, отстоявшими на одинаковом расстоянии друг от друга, словно бусины на нитке, что придавало ему чуть ли не комичный вид. Поковырявшись повыше в глотке, я достала прекрасный маленький крысиный череп.

Мы можем лишь предполагать, что произошло. Возможно, объевшись человечины, которая к тому моменту была насыщена барбитуратами, грызун отравился сам и умер внутри своего кокона из плоти. По-настоящему странным было то, что больше никаких крысиных костей мы не нашли. Куда же делся весь остальной скелет? Неужели какой-то другой падальщик, возможно, кот, нашел крысу в грудной полости и скрылся со своей добычей, оставив на месте голову? Это было дело-матрешка, в котором одна драма скрывала в себе другую.

Процесс гниения может быть замедлен различными факторами, как естественными, так и искусственными. Яды вроде мышьяка и стрихнина способны затормозить разложение, равно как и антибиотики и другие лекарства, однако условия внешней среды на момент смерти тоже могут сохранить мягкие ткани. Естественно образовавшиеся мумии, подобные этой, способны при подходящих условиях сохраняться тысячи лет. В 1991 году два немецких туриста шли пешком вдоль австрийско-итальянской границы, через Эцтальские Альпы, когда наткнулись на мумифицированный труп в такой хорошей сохранности, что решили, будто он принадлежит недавно скончавшемуся альпинисту. Нижняя часть тела вмерзла в лед, однако выше торса мужчина остался практически таким же, как и в день своей гибели. Альпинисты связались с полицией, и местная жандармерия прибыла, чтобы забрать труп. Его доставили на обследование судмедэксперту в расположенном поблизости Иннсбруке – здесь-то и выяснилось, что телу по меньшей мере четыре тысячи лет.

Эцти, как прозвали этого мужчину, пролежал в горах со времен неолита. Это был человек каменного века. Низкая температура и сильные ветра сохранили не только его мягкие ткани, но и одежду и обувь, лук и стрелы, еду в его сумке, а также сухие грибы, которые он носил для розжига. Анализ содержимого желудка пролил свет на его последнюю трапезу; а в его лопаточной кости застряла стрела, которая, как было недавно установлено, послужила причиной его смерти.

Мы разлагаемся только при условии, что среда внутри и снаружи тела способствует росту и активности микроорганизмов. Если же их жизнедеятельность оказывается подавлена, может сформироваться мумия. Многие такие мумии были найдены в степях Азии и горах Южной Америки, где экстремальные условия препятствуют микробной активности.

Если для определения точного времени убийства человека нельзя полагаться на стадии разложения, то следует использовать какие-то другие признаки. И на этот случай экологи-криминалисты припасли в своем арсенале еще одно мощное оружие: целое царство микроорганизмов, появившихся на Земле задолго до рыб в океане, до насекомых в воздухе и животных с растениями на суше. Они повсюду – в почве, внутри и снаружи растений и животных, в наших садах и огородах, в наших домах, а также внутри нашего тела и на нем. Зачастую они оказываются источниками самой важной информации. Речь идет о грибах.

9. Друзья и недруги

Я училась на факультете ботаники в Королевском колледже Лондона, и больше всего мне нравились два направления – микология (наука о грибах) и бактериология. Долгое время было принято считать, что грибы включают в себя плесень, дрожжи, лишайники, различные возбудители болезней растений, слизевики, ну и конечно, грибы с крупными плодовыми телами, которые в обиходе и называют «грибами». Вплоть до совсем недавнего времени их изучением занимались ботаники, так как считалось, что грибы – это растения. За распространение этой колоссальной биологической ошибки ответственен шведский ботаник Карл Линней, опубликовавший в 1753 году свой двухтомный научный труд Species plantarum[8]. Обобщив различные группы известных живых организмов, он распределил их по категориям. Линней решил, что грибы относятся к растениям – и растениями они оставались следующие двести лет, вплоть до 1960-х. Лишь тогда концепция изменилась: грибы выделили в отдельное царство, а некоторых возбудителей болезней растений и слизевиков отнесли к водорослям и простейшим соответственно.

Грибы отделились от остального живого мира примерно полтора миллиарда лет назад, и современные молекулярные исследования показали, что они ближе к животным, чем к растениям. Питаются они определенно так же. Подобно животным, они способны употреблять только уже приготовленную пищу – главным образом растениями или организмами, питающимися, в конечном счете, растительным материалом. Кроме того, они похожи на некоторых животных еще и тем, что переваривают пищу снаружи своего тела. Поймав муху, паук заливает ее пищеварительным ферментом, который превращает незадачливую добычу в кашицу. Затем всасывает получившуюся жидкость, оставляя лишь оболочку насекомого. Грибы проделывают нечто подобное, и у некоторых из них, обитающих в почве, вырастают своеобразные арканы, которыми они ловят крошечных червей нематод. Грибы прорастают сквозь червя и выделяют ферменты для расщепления тканей своей добычи: ткани распадаются на молекулы и поглощаются грибом. Когда грибная спора прорастает, она образует тонкую нить (гифу), которая многократно разветвляется, становясь частью огромной сложной сети волокон, называемой мицелием. Преимущество грибов в том, что они могут проникать в свою пищу и проходить через нее, а также расти на ее поверхности. Они уж точно не растения: с помощью волшебной молекулы, хлорофилла, растения улавливают энергию солнца, преобразуя углекислый газ и воду в сахар. Но грибам, подобно всем остальным животным, для роста и размножения необходимо питаться живыми или мертвыми тканями других организмов.

Грибы действительно очень древние, однако они плохо сохраняются в окаменелостях. Тем не менее есть некоторые данные о грибоподобных организмах возрастом до 2400 миллионов лет. Примерно 542 миллиона лет назад и задолго до растений им удалось выйти из воды и заселить сушу. А в силурийском периоде, примерно 444 миллиона лет назад, они уже отличались большим разнообразием, занимая множество экологических ниш. Таким образом, грибы прочно обосновались на нашей планете где-то за миллиард лет до того, как появились первые динозавры.

Таксономисты сходятся во мнении: нам известны большинство видов растений и животных – за исключением нематод и отдельных групп насекомых, таких как жуки, количество известных видов которых продолжает постоянно расти. Однако с грибами ситуация более поразительная. Новые молекулярные исследования показали, что каждый описанный вид грибов, вероятно, состоит из пяти или большего числа отдельных видов. Так, недавно был проведен анализ одного вида грибов рода Aspergillus (который включает в себя ряд серьезных патогенов человека), и оказалось, что на самом деле он представлен сорока семью типами организмов, каждый со своим собственным потенциалом. Масштабы и разнообразие царства грибов невероятны, и на данный момент нам известно не более пяти процентов всех видов, с которыми мы делим эту планету.

Растения строят, а грибы расщепляют. Грибы – основные разрушители растительного материала. Только они способны разлагать лигнин, сложный полимер, делающий древесину твердой. Они играют роль в разложении всех мертвых тканей. Везде, где есть мертвая плоть, грибы процветают. Если бы не они, если бы не было никакого расщепления, все химические строительные кубики жизни оставались бы навсегда заперты в виде мертвых растений и животных, включая людей. В этом случае ничего нового рождаться бы не смогло, и жизнь зашла бы в тупик. Разложение – совершенно необходимый процесс для наличия жизни. Живые существа постоянно перерабатываются, и в конечном счете эта судьба ждет и нас с вами.

Вплоть до недавнего времени ученые-криминалисты были уверены, что грибы могут помогать лишь в расследовании дел, связанных с отравлением или незаконным использованием психотропных (галлюциногенных) видов. На самом же деле грибы представляют куда более богатый кладезь информации. Как и с какой скоростью они растут, какие узоры образуют – все это может быть зафиксировано и использовано проницательным наблюдателем, чтобы связать человека с определенным местом и моментом времени, чтобы оценить, насколько давно жертва испустила свой последний вздох, чтобы попытаться установить истинную причину смерти. Подобно пыльце, грибы оставляют свидетельства своего существования, где бы не росли.

Грибы могут быть микроскопически малыми и занимать невероятные пространства. Гифы прорастают из микроскопических спор, объединяются и образуют переплетающуюся, разветвленную сеть мицелия, которая постепенно разрастается. Эти нити может остановить только физический барьер или отсутствие пищи. Если никакой преграды нет и пища в изобилии, мицелий может разрастаться на мили в течение очень многих лет. Неоднократно сообщалось об огромных колониях грибов рода Armillaria (опята) в Северной Америке, однако рекордсменом является гигантский мицелий Armillaria ostoyae (опенок темный), обнаруженный в 1998 году в Национальном лесу Малер в Орегоне. Основываясь на текущей скорости роста, ученые оценивают его возраст в 2400 лет и предполагают, что он может достичь 8650 лет. Он покрывает территорию площадью почти четыре квадратные мили. Распространяясь от места прорастания микроскопической споры, он уничтожил деревья, надолго обеспечившие его пищей. Помимо погибших деревьев, его присутствие выдают симпатичные грибы со шляпками медового цвета, которые растут у основания древесных стволов.

Это один из самых обширных грибов в мире, однако черная плесень Cladosporium, растущая в швах между плитками в плохо проветриваемых ванных комнатах, – это тоже гриб, равно как и зеленые и белые пятна, появляющиеся на залежалом хлебе, или всевозможные оттенки зеленого, покрывающие недоеденный апельсин на дне вазы для фруктов. Дрожжи, которые смешивают с мукой и водой, чтобы выпечь хлеб, либо используемые для производства пива, также принадлежат грибному царству. Без грибов у нас бы почти не было антибиотиков, газированного лимонада, биологического стирального порошка, чая, кофе, деревьев, цветов, большинства продуктов, что лежат у вас в кладовой, а также множества других незаменимых в повседневной жизни вещей. Даже многие животные, которыми мы питаемся, не могли бы существовать без населяющих их кишечник грибов, да и сама трава, которой питаются они, попросту бы не росла. Грибы окружают нас со всех сторон, даже изнутри, и без них нам не выжить. Мы кормим их, а они кормят нас.

Грибы последуют всюду, где есть пригодная для них пища. В одной-единственной чайной ложке земли, зачерпнутой с поверхности, может содержаться более ста тысяч различных спор и крошечных частиц грибов, каждая из которых способна образовать новую колонию. Задумайтесь об этом, когда в следующий раз будете смотреть в окно – мир вокруг гораздо удивительнее и разнообразнее, чем может показаться на первый взгляд. Наше собственное тело, как и у большинства млекопитающих, покрыто дрожжевыми грибами, такими как Malassezia, которые обычно не причиняют никакого вреда, хотя один из видов является наиболее распространенным возбудителем перхоти. Ну и, разумеется, многим известен гриб-возбудитель кандидозного стоматита, Candida, который вызывает раздражение, однако в редких случаях может привести и к смерти в случае попадания в кровь и внутренние органы. Большинство людей в течение жизни сталкиваются с той или иной грибковой инфекцией. Если у вас когда-либо был микоз стопы, то его причиной стала колония грибов рода Trichophyton (трихофитон) или, возможно, Epidermophyton foccosum (эпидермофитон хлопьевидный). Они распространены в почве, так что имеет смысл защищать свои ноги, когда работаете на открытом грунте или просто по нему ходите, так как эти грибы могут вызывать сильный зуд и шелушение на стопах (как правило, между пальцами ног). Гриб Trichophyton также может образовывать круглые пятна, которые краснеют, зудят и шелушатся, на коже в какой-либо другой части тела, даже на скальпе, – эту болезнь называют «стригущий лишай», хотя, разумеется, никакого отношения к лишайникам как таковым она не имеет. От грибковых инфекций, как известно, крайне сложно избавиться, так как большинство лекарств, способных их убить, ядовиты и для человека. Бактериальные инфекции побороть относительно легко, потому что бактерии сильно отличаются от нас во всем, однако грибы имеют с людьми более тесную родственную связь, и мы одинаково восприимчивы к определенным токсинам.

Если живое человеческое тело с исправно работающими защитными механизмами и иммунной системой способно стать столь благодатной средой для грибов, то что же говорить про него после смерти? Для многих видов грибов человеческий организм представляет собой богатый источник всевозможных питательных веществ. И в одном конкретном деле, которое отложилось у меня в памяти, подтвердить личность убийцы помогли особенности роста и распространения грибов на ковре и диване убитого человека.

Представьте себе многоквартирный дом в мрачном и унылом шотландском городе Данди. Представьте дверь, вышибленную полицией после того, как кто-то сообщил об исчезновении своего друга. Перед вами на полу лицом к ковру распласталось тело мужчины со множеством ножевых ран – причина смерти не вызывает никаких сомнений.

Теперь вообразите кровь и другие физиологические жидкости, разбрызганные по мебели, впитавшиеся в нее, а затем сочащиеся оттуда, впитываемые ковром. Окна закрыты, а в квартире необычайно жарко из-за работающего центрального отопления. Следы крови обрамлены серыми, белыми, зелеными и коричневыми колониями грибов, споры которых, спящие повсюду в доме, были разбужены внезапно появившейся пищей. Вплоть до этого момента квартира оставалась запертой – труп был защищен от падальщиков и мух, которые в противном случае не упустили бы шанс отложить свои яйца во все возможные отверстия. Грибы распространяются повсюду, где им есть чем питаться – теперь же, когда кровь и физиологические жидкости высохли либо были полностью использованы, рост грибов прекратился. Их колонии подобны карте на ковре, где обозначены границы, до которых растеклась кровь убитого.

Такая сцена предстала перед моими глазами в 2009 году, когда мы с мужем Дэвидом вечернем рейсом прилетели в Данди и прибыли на квартиру жертвы. Один из полицейских слышал, что грибы могут быть использованы для оценки давности наступления смерти, и рекомендовал старшему следователю вызвать нас на место преступления.

Нам часто приходится решать необычные и прекрасные головоломки, и ключом к разгадке случившегося оказались масштабы распространения грибов, разросшихся в вытекшей из ран убитого мужчины крови. Первым делом было решено выбрать участки для взятия репрезентативных проб, сделать фотографии и начертить диаграммы грибных колоний. Затем я вырезала небольшие образцы диванной обивки и ковра, поместив их в стерильные пластмассовые контейнеры. По телефону заранее попросила отслеживать уровень влажности и температуру воздуха, и подробные данные по квартире уже были в моем распоряжении. Средняя температура составляла примерно 26°C, а относительная влажность – порядка 34 %. Достаточно тепло для роста грибов, однако слишком сухо – большинству грибов необходима относительная влажность не менее 95 %. Вы наверняка знаете об этом из своего личного опыта. Если крыша протекает, обои вскоре становятся черно-зелеными от разросшихся грибов. Там, где появляется плесень, неизбежно царит сырость. Таким образом, пока кровь убитого мужчины не разлилась по ковру, влаги было недостаточно, чтобы споры, дремлющие в ковре и мебели, хотя бы проросли. Затем они получили богатый источник пищи и воды.

Мы попросили у полицейских воспользоваться их криминалистической лабораторией, и, хотя специального оборудования для микробиологического исследования у них не было, нашелся отличный ламинар-бокс[9], способный защитить мои микропрепараты от загрязнения витающими в воздухе спорами. Как обычно, у нас было с собой все необходимое мелкое оборудование, и я обустроила в этом шкафу импровизированную установку для посева. Мне нужна была лишь горелка Бунзена для стерилизации и чашки Петри с питательной средой. В чашках Петри я тщательно вывела культуры нескольких колоний грибов.

К тому времени Дэвид уже долгое время был директором Международного института микологии в Кью, и большую часть его профессиональной жизни всю кропотливую техническую работу для него делали другие сотрудники – брали пробы, выращивали культуры и так далее. Но я обходилась без подобной роскоши и не теряла навыков практической работы в микробиологии – после того, как узоры разросшихся на тканях грибов были сфотографированы и зарисованы, определила репрезентативные участки для взятия образцов и измерила самые выраженные колонии на своих набросках. Затем вырезала образцы из ткани, вывела их культуры в отдельных чашках с агаровой средой и поместила образцы в стерильные контейнеры. После этого мы вернулись обратно на юг с нашими заплесневелыми кусочками ковра, диванной обивки и драгоценными колониями и взялись за проведение экспериментов, чтобы понять особенности роста грибов в той квартире.

Первым делом мы разместили заплесневелую ткань в термостате при той же температуре, что была в квартире. Четыре дня спустя колонии грибов выглядели точно так же, как когда мы вырезали их из обивки и ковра, и было очевидно, что их рост остановился – скорее всего, из-за отсутствия воды.

Чтобы подтвердить эту версию, мы намочили все виды ткани бычьей кровью и оставили в термостате на ночь. На следующий день наблюдался взрывной рост грибных колоний. Каждая из них распространялась, сражаясь за место, вытесняя другие где только возможно, и между ними не осталось свободного пространства. Теперь у нас была рабочая теория. Из-за тепла кровь в квартире высохла, и грибы просто не смогли расти дальше. Определив размер колоний на ковре, мы могли установить минимальное количество времени, которое тело пролежало там, зная скорость роста различных видов грибов.

Для этого нам нужно было взять каждую чистую культуру, подготовленную в Данди, и развести ее в новой чашке Петри с питательной средой. Так мы могли наблюдать за ростом грибных колоний, чем и занялись, измеряя через определенные промежутки времени размеры колоний в трех пробах, которые Дэвид определил как Mucor plumbeus, Penicillium brevicompactum и Penicillium citrinum. В термостате была установлена температура 26°C, и два дня спустя Mucor, будучи грибным «сорняком», покрыл практически всю чашку, как мы того и ожидали. Двум видам Penicillium понадобилось пять дней, чтобы достичь того же диаметра, что и на месте преступления. Это означало, что кровь забрызгала обивку и стекла на ковер как минимум за пять дней до обнаружения тела. Больше всего нас поразило, что убийца, которым оказался тот самый «друг» жертвы, позже признался в преступлении, рассказав, что совершил его ровно за пять дней до того, как сообщил об исчезновении убитого. Кстати, если бы окна были оставлены открытыми, внутрь могли залететь мухи, и полиция попросила бы оценить давность наступления смерти уже не нас, а энтомолога.

Грибы могут также стать и первоклассными первичными следовыми доказательствами или даже подкрепить ботанические или палинологические улики. Их особенность заключается в том, что они способны расти везде, где есть хотя бы капля крови – на стекле, бумаге, дереве, коже и даже пластике. У грибов множество разных видов жизнедеятельности. Они могут просто питаться органическим материалом, и именно благодаря им во фруктовом саду к весне не остается опавшей листвы, а могут паразитировать на другом организме и даже убить его, чтобы питаться его мертвым телом.

Некоторые грибы формируют тесные и взаимовыгодные отношения с растениями. Последние питают их сахаром, а грибы обеспечивают их фосфатами, водой и другими питательными веществами. По мере разрастания грибного мицелия в почве он, по сути, расширяет корневую систему растения. Еще более удивительным я нахожу то, что один такой гриб может вступать в подобные отношения сразу с несколькими растениями, и пища тогда передается по всей системе. Таким образом, растения могут быть связаны, и если одному из них не будет хватать пищи, оно сможет получать ее от другого через посредничество грибов. Если одно дерево процветает на окраине леса, а другое плохо растет в глубине, в тени, то первое может передавать ему пищу. Если учесть, что каждое растение может образовать такой симбиоз со многими видами разных грибов, всю растительность можно представить в виде единой сети, а не отдельных растений. Сейчас экологи все чаще говорят о «вселесной паутине». Как же удивителен и невероятен мир!

Не все грибы такие альтруисты, среди них много отъявленных убийц. Они не живут в гармонии со своими носителями, а захватывают их, убивают, поглощают и движутся дальше либо с помощью летающих в воздухе спор, которые оседают на листьях и стеблях, либо пробираясь по почве и атакуя корни. Грибы способны приносить как пользу, так и вред не только растениям, но и животным. Обитающие в их кишечнике колонии активно расщепляют неусвояемую пищу на простые молекулы, которые могут быть использованы организмом-носителем. Коровы, овцы и козы постоянно жуют свою жвачку, чтобы подготовить такую неусвояемую пищу, как трава, сено и листья к переработке огромным числом населяющих их кишечник микроорганизмов. Без них эти животные попросту голодали бы. Диким кроликам даже приходится поедать собственный кал, потому что участок, где микробы расщепляют пищу, находится в их кишечнике после того места, где всасываются питательные элементы. Бывают же у природы чудачества.

Другим поразительным примером симбиоза грибов и растений – а порой грибов, растений и различных видов бактерий – являются лишайники. Лишайники – это накипные, листоватые или кустистые наросты различных оттенков серого, зеленого и черного, которые встречаются на камнях, зданиях, стенах, древесных стволах, листьях и даже на асфальте. Они могут напоминать растоптанную жевательную резинку, и в месте их роста тротуар может казаться сильно загрязненным. Партнерские отношения лишайников сформировались невероятно давно – сотни миллионов лет назад. Они представляют собой чрезвычайно сбалансированные сообщества и способны переносить самые экстремальные физические и химические условия нашей планеты. Лишайники были найдены в Антарктиде и бесплодных пустынях, однако наибольшее их разнообразие наблюдается в жарких, влажных джунглях и смешанных лесах умеренного климата.

Лишайники – чемпионы по выживанию. Им удавалось уцелеть после падения космических ракет, когда землю обдавало пламенем от взрыва, а лишайник вида Xanthoria на протяжении полутора лет существовал снаружи Международной космической станции, пережив ультрафиолетовое излучение и космический вакуум.

Лишайники – древние и живучие создания, и каждый из них определенно не представляет собой отдельный организм (впрочем, как и мы с вами); это целое микроскопическое сообщество из гриба, одного или двух видов водорослей и бактерий. Подобно другим грибам, их можно использовать для оценки прошедшего времени. Даже геологи пытались с их помощью оценить скорость роста и таяния ледников. И так случилось, что несколько лет назад, когда мы с Дэвидом были на конференции по биологическому распаду в Манчестере, нас срочно вызвали по телефону. На тихом участке дороги, граничащей с лесом, в 190 милях от нас, водитель грузовика – остановившийся на обочине, чтобы облегчиться – обнаружил подозрительную сумку, в которой, как ему показалось, может находиться часть тела. В новостях тогда только и говорили про дело об убийстве, жертву которого расчленили, и общественность попросили сообщать обо всех подозрительных находках.

Нам обрисовали дело в общих чертах. Какие-то мужчина и женщина позавидовали финансовому положению своего партнера и решили его убить. Они завладели его домом и машиной, и их наивная вера в то, что все сойдет им с рук, просто потрясает. Несчастную жертву мастерски расчленили, и части тела разбросали в разных местах по обширной территории. Голова мужчины была найдена в Лестершире, туловище обнаружили внутри чемодана в реке в Хартфордшире, а руки и ноги – на отдаленных обочинах, в лесах и полях. Мне довелось поработать над частями его тела, включая голову, однако возможности ботаники и микологии, которые удалось продемонстрировать на одной ноге, произвели впечатление на многих.

В спешке мы с Дэвидом покинули конференцию и отправились на машине, насколько быстро позволяли ограничения скорости, через центральные графства, мимо Бирмингема, через все дорожные заторы, к месту, где была найдена нога. Полицейские установили оцепление, и когда мы прибыли, криминалисты уже забрали ногу в морг: мы опоздали минут на двадцать – по сей день я так и не поняла, почему, – и, сытые этим по горло, а также не имея возможности толком ничего сделать из-за сумерек, мы с Дэвидом отправились в гостиницу, совершенно измотанные после конференции и долгой поездки. На следующее утро, бодрые и свежие, мы вернулись на то место. Я начала с исследования растительности, прикинула возможные пути отхода преступника и взяла образцы почвы для сравнения с одеждой и обувью того или тех, кого могла арестовать полиция. Когда дальнобойщик нашел ногу, она была завернута в синий полиэтилен. Он заявил, что ни к чему не прикасался и сразу позвонил в полицию, как только понял, что имеет дело с чем-то подозрительным, однако, стоило мне взглянуть на землю, как сразу стало ясно, что он изрядно покопался вокруг свертка и сдвинул его примерно на метр. Как я это поняла? Определив изначальное положение ноги: грызуны успели порвать синий полиэтилен, а дождевые черви уже начали закапывать его своими экскрементами.

Несколько травянистых растений были явно примяты чем-то тяжелым, однако все еще оставались зелеными и уже начали восстановительный рост. Пережеванные кусочки полиэтилена и невысокие травы были примерно в метре от свертка: криминалисты аккуратно пометили место, где его нашли. Так что было очевидно, что водитель грузовика слегка исказил правду и что из-за его любопытства сверток сместился. Я сомневалась, что он пролежал там больше нескольких дней, поскольку изменение состояния растений и степень погребения кусочков измельченного полиэтилена были незначительными по сравнению с тем, что мне доводилось видеть в других делах. С каждым днем результаты полицейского расследования наводили все больше ужаса. Это была не единственная часть тела, найденная в отдаленной местности, и вместе с Дэвидом мы уже посетили одно место в Лестершире, где обнаружили голову жертвы, а также два разных места в Хартфордшире, где изучали его руку и вторую ногу. Полиция уже арестовала подозреваемых, и после допроса пришла к заключению, что убийство было совершено за две недели до того, как нашли последнюю часть – вторую ногу. Таким образом появилось предположение, что от всех частей тела избавились в одно время, примерно двумя неделями ранее.

Я сидела на корточках, внимательно изучая растения, примятые пакетом, когда Дэвид ткнул меня в спину и показал на ветку, лежащую на стебле одного из растений в том месте, где изначально находился сверток. Посмотрев туда, я увидела несколько обильных колоний Xanthoria parietina на прутике. Этот лишайник, когда растет на свету, ярко-желтого цвета с оранжевыми производящими споры образованиями, но в тени имеет серый цвет с оранжевыми вкраплениями – например, когда растет на обращенной к земле поверхности веток. Он чрезвычайно распространен на юге Англии, особенно рядом с дорогами, где его росту способствуют азотные соединения, выделяемые с выхлопными газами. Но здесь было любопытным не это. Грибные колонии на упавшем прутике действительно были желтыми, и Дэвид по опыту знал, что, если их накрыть, они зеленеют, хотя и неизвестно, насколько быстро это происходит. Мы решили, что это может быть важно, однако в тот момент и представить себе не могли, насколько. Мы подобрали с земли прутик, еще несколько близлежащих веток, и сопровождавший нас полицейский записал, что мы взяли образцы с места преступления.

Следующим шагом было отнести эти ветки домой, в наш сад. Мы живем рядом с одним из самых больших дубов во всем Суррее, и его опавшая листва постоянно досаждает под конец года, однако на этот раз она нам пригодились. Мы дали нашему маленькому саду разрастись, чтобы лисам и барсукам было где поваляться на солнце, за чем мы их частенько заставали. Кроме того, это позволяло устраивать небольшие эксперименты для проверки гипотез, так что мы решили проделать все именно здесь. Итак, на солнце лишайник имеет желто-оранжевую окраску, однако, оказавшись в тени, зеленеет и в итоге умирает. Определив скорость, с которой этот конкретный лишайник становится зеленым, мы могли установить, как долго отрезанная нога пролежала в лесу.

Из проволочной сетки мы смастерили небольшую клетку, чтобы исключить случайное вмешательство, и положили на землю толстым слоем дубовые листья, имитирующие лесной покров в месте, где выбросили ногу. Затем мы взяли три прутика, на каждом из которых был приличный образец лишайника, и положили их на листву. Первый прутик оставили на солнце, второй и третий накрыли синими полиэтиленовыми пакетами с песком, по весу соответствующими отрезанной ноге.

Теперь можно было только ждать. Два дня спустя мы убрали пакет с песком со второго прутика, а на третьем оставили еще на три дня. Результаты были весьма любопытными. Первый лишайник, который постоянно находился на солнце, стал даже еще более желтым, чем раньше. Он получал больше света, чем на месте преступления, и отреагировал соответствующим образом. Второй лишайник стал желтым с зеленоватым оттенком, а третий, лишенный света на протяжении пяти дней, был полностью зеленым. Вывод для нашего дела был очевиден. Если этот конкретный лишайник, будучи накрытым, позеленел через пять дней, а на месте обнаружения ноги он оставался в основном желтым, значит, нога не могла пролежать там больше пяти дней.

Когда мы с Дэвидом сообщили о результатах, полиция не поверила своим ушам: они были убеждены, что нога провалялась там две недели. Наша информация переворачивала с ног на голову общепринятую версию по этому делу, однако лишайник, как и многие другие вещи в природе, не врал. Расследование было не таким уж и гладким, как предполагала полиция.

Мы с Дэвидом продолжили помогать с этим делом о расчлененном трупе, которое прозвали «делом о пазле». В конечном счете, нашлось и туловище. Его завернули в синее полотенце, запихнули в дешевый чемодан и выбросили в реку в нескольких милях от места, где были найдены конечности. Пока доставали туловище, мы бродили в ледяном потоке и решили, что идеальным местом для его изучения будет морг. Это было лишь третье тело, с которым Дэвиду довелось столкнуться, занимаясь криминалистикой, а в морге он и вовсе оказался впервые в жизни. Я вспоминаю тот день с некоторым сожалением: кажется, я была слишком бесчувственной. Дэвид похож на меня так во многом, что я решила, будто он спокойно отнесется к атмосфере морга и всему, что там происходит. Я до сих пор вспоминаю его бледное лицо, когда спросила у него, хочет ли он измерить колонии грибов на туловище или убить личинок в горячей воде, чтобы подготовить их для энтомологов-криминалистов. Слегка заикаясь, он вызвался заняться личинками, и я помню, как он стоял в полной тишине в своем уголке у стальной полки с чайником и бутылками. Позже он признался, что ему было ужасно неприятно убивать этих извивающихся существ, особенно симпатичного жучка, которому не посчастливилось присоединиться к кормящейся массе внутри чемодана.

То, что началось с найденной на обочине ноги, в итоге вылилось в разоблачение настолько гнусного и ужасного преступления, что даже автору детективов с самым богатым воображением вряд мог прийти в голову подобный сюжет. Когда потерпевший предложил убийце снять комнату в своем доме, тот, позавидовав финансовому положению своего новоиспеченного арендодателя, сговорился со своей девушкой – проституткой, которая была намного моложе его и воспитывала двух дочерей, – убить его. Зарезав его ножом в спину во время сна, арендатор, который прежде был мясником, а также, как говорили, расчленял тела для преступных группировок в окрестностях Лондона, взялся за старое, разделав своего бывшего друга и разбросав части его тела по всей округе. Возможно, преступники решили, будто их никогда не поймают, однако, как я это раз за разом наблюдала, малейшая подсказка живой природы способна указать в нужном направлении, чтобы могла восторжествовать справедливость.

10. Последние вздохи

Наш организм – динамическая система, он постоянно меняется, непрерывно строится и разрушается различными биологическими процессами. Когда вдыхаем воздух и поглощаем пищу, мы принимаем окружающий мир в свое «святилище», проще говоря, берем то, что нам нужно, и выводим все нежелательное в виде пота, мочи и кала. Большинство людей не осознают, что в нашей пище и воде присутствует небольшой уровень радиации, которая накапливается в мягких тканях, костях, волосах и ногтях. Каждый уголок мира имеет свой собственный радиационный паттерн в виде различных форм изотопов, и благодаря этому мы можем отследить географические перемещения человека с момента рождения. Зубы расскажут о том, где он родился, бедренная кость поведает о путешествиях за последние десять лет, потому что костная ткань полностью меняется примерно каждое десятилетие, а волосы и ногти предоставят информацию о том, где человек был совсем недавно. За месяц ногти на руке отрастают примерно на одну шестую, на ноге – на одну двенадцатую, а волосы на голове удлиняются где-то на 1,3 сантиметра. Таким образом, можно отследить все перемещения с точностью до месяца.

Воздух обеспечивает нас кислородом, необходимым для высвобождения энергии из пищи, и с каждым вдохом и выдохом в организме остаются микроскопические следы того места, где мы дышали. Помимо радиоизотопов, в воздухе полно всевозможных частиц, а если вы когда-либо в этом усомнитесь, вспомните, как в сухой летний день начинают слезиться глаза, а из носа течет. Любой, страдающий сезонной аллергией, подтвердит, что в воздухе, которым мы дышим, полно пыльцевых зерен, растительных и грибных спор, а также других, неизвестных аллергенов.

Просто взгляните на солнечный луч, пробивающийся через окно, и вы увидите в нем огромное количество крошечных частичек, плывущих и кружащихся от любого возмущения. Обычно мы не думаем о них, когда вдыхаем воздух. В конце концов, одна из главных функций слизистых оболочек, выстилающих нос, заключается в том, чтобы улавливать все крупицы чужеродного материала, не давая им слишком глубоко проникать в носовые пазухи и легкие. Те же из нас, кто страдает повышенной чувствительностью или аллергией, определенно ощущают на себе влияние этих раздражителей. Длительное время они могут оставаться на слизистой носоглотки, в особенности на той, что выстилает носовые раковины – винтовые каналы, разделяющие наши носовые дыхательные пути, направляя вдыхаемый воздух равномерным потоком в легкие. Мы понятия не имеем, насколько долго чужеродные частицы могут там находиться, и выяснить это экспериментальным путем не представляется возможным. Редко когда выпадает шанс изучить скопившуюся в носовых раковинах пыльцу: в конце концов, количество трупов, которые можно разрезать для исследования, крайне ограничено. Тем не менее, во многом благодаря некоторым моим делам, исследование трупов на палиноморфы – как внутри, так и снаружи – постепенно становится общепринятой процедурой во время вскрытия. Случайно попавшие в наш организм частицы не раз обличали виновных, позволяя правосудию свершиться.

Отправимся на двадцать пять лет назад в город Магдебург, расположенный на реке Эльба в Саксонии-Анхальт, Германия. На протяжении своей истории Магдебург пережил бурных взлетов и падений больше, чем многие другие поселения такого же размера, и в 1994 году была открыта еще одна деталь его мрачного прошлого. Когда посреди города рыли фундамент для нового многоквартирного дома, было обнаружено массовое захоронение, содержащее тридцать два неопознанных скелета. На основании свидетельских показаний, а также плохого состояния зубов у жертв, было решено, что это советские солдаты; однако жители Магдебурга разошлись во мнениях по поводу того, кто нес ответственность за их смерть. Была велика вероятность, что неспокойной весной 1945 года гестапо провело массовый расстрел, однако противники этой теории утверждали, что, скорее всего, солдат убили агенты контрразведывательной организации Смерш, штаб которой в послевоенные годы располагался в Магдебурге, во время мятежа в 1953 году. Если это дело рук гестапо, то все должно было случиться весной, а мятеж, подавленный Смерш, произошел летом. Рейнхард Сибор из университета имени Отто фон Герике в Магдебурге решил, что если установить, в какое время года это случилось, тайна будет разгадана.

Раковины расположены высоко в носовых дыхательных путях и напоминают настоящий коралловый риф из очень тонкой кости, покрытой тончайшей слизистой оболочкой. Из-за липкости слизистой любые частицы, попавшие на нее, будут оставаться там, пока человек не высморкается. Сибор решил проверить, удастся ли ему различить весеннюю и летнюю пыльцу, попавшую в носовые раковины похороненных жертв, и продлившийся в течение года эксперимент, казалось, оправдал его ожидания. Он попросил одного их своих студентов высмаркиваться через одинаковые интервалы времени в течение всего года, а затем определить, какие пыльцевые зерна попали на его носовые платки. В результате Сибор и студент пришли к выводу, что по носовым платкам действительно можно отличить летнюю пыльцу от весенней. Они решили, что ольха, орешник, ива и можжевельник соответствуют весеннему сезону, а рожь, подорожник и липа преобладают в летний период. На основании своих наблюдений, а также результатов исследования содержимого носовых раковин жертв, Сибор пришел к заключению, что люди встретили свою смерть летом, а значит, пали от рук не гестапо, а Смерш.

Пыльца уже использовалась прежде для датировки археологических находок, однако Сибор стал первым, кто попытался извлечь ее из носовых раковин черепа. Он был убежден, что этот метод позволил ему продемонстрировать разницу между летней и весенней пыльцой, и меня весьма впечатлила проделанная им работа. BBC показали мне видеозапись демонстрации его методики, и, хотя меня и пригласили в студию, чтобы расхваливать работу Сибора в эфире популярной программы «Мир завтрашнего дня», увидев эту запись перед началом программы в гримерке, я сильно насторожилась. После просмотра у меня сложилось крайне скептическое отношение к идеальным результатам, о которых заявлял Сибор. Он не был ботаником и, казалось, совершенно не принимал в расчет ни возможное загрязнение образцов, ни вероятность наличия остаточных следов пыльцы. Если пыльца с одного сезона сохранилась в почве Магдебурга в течение более чем сорока лет, то с большой долей вероятности в ней должна была остаться пыльца и с других сезонов. Я долго и упорно трудилась в палинологии почв и знала, что в некоторых типах почв пыльца действительно может очень хорошо сохраняться, однако почвенная матрица, скорее всего, должна содержать все, что попало в нее в течение года, а также и пыльцу предыдущих лет. Обитающие в почве животные, в особенности дождевые черви и многочисленные крошечные членистоногие, перемешивают ее, так что в одном профиле непременно должны были присутствовать пыльцевые зерна разных сезонов. Таким образом, у меня возникли большие вопросы по поводу того, как Сибору удалось найти пыльцу лишь одного сезона в носовых раковинах, которые провели в почве более сорока лет и, скорее всего, были сильно ею загрязнены. Он заявлял, что ему прекрасно удалось провести различие, однако была вероятность, что его результаты могли оказаться чистой случайностью.

Как бы то ни было, несмотря на сомнения, я считала его идею гениальной. На мой взгляд, чрезвычайно необходимо исключить загрязнение носовых раковин от других частей черепа, а также изучить пыльцевые профили сравнительных образцов почвы. С тех пор при любой подвернувшейся возможности я промывала носовые раковины трупов, пытаясь получить полезные улики. Это определенно удалось мне в нескольких делах, а в 2000 году, спустя шесть лет после моих первых неуверенных шагов в криминалистике, такая методика помогла разгадать тайну убийства парня, задушенного в лесу Хэмпшира.

Морозным декабрьским утром 2000 года, через два дня после Рождества, один мужчина выгуливал собаку, сгоняя набранный за праздники жирок и наслаждаясь свежим зимним воздухом в лесу примерно в 12-ти милях к северо-востоку от Портсмута. Сейчас здесь в основном промышленные леса, однако местами остались участки древнего Королевского леса Бере. Благодаря многочисленным грунтовым дорогам и тропам, это один из самых легкодоступных лесов в Хэмпшире. Собака мужчины внезапно куда-то удрала, скрывшись за деревьями, и не реагировала на свист хозяина, что было для нее весьма необычно. Чуть дальше от края тропы густая растительность расступалась, открывая покатую лужайку, регулярно подравниваемую кроликами и оленями, которая вечно была влажной, о чем свидетельствовали торчащие то тут, то там стебли ситника и осоки. Это было идеальное место, чтобы пройти в лес, не пробираясь через колючие кусты и увядший орляк.

Мужчина остановился и прислушался. Слева от себя он уловил, как удрученно скулит его собака – тут-то он ее и нашел. На небольшой прогалине собака скребла лапами какой-то торчащий из земли под огромным буком круглый предмет. Мужчина оттащил ее и ткнул в предмет своей тростью, тут же отпрянув в ужасе, когда увидел, что у этого круглого предмета есть ухо. Голова лежала лицом вниз, а остальное тело было закопано.

Поверх лежало большое бревно. Странно, но убийцы частенько как-то помечают могилу, возможно, чтобы ее было проще найти. Многие, как известно, возвращались к своим жертвам – вероятно, чтобы проверить, достаточно ли хорошо спрятано тело. Но кто знает, что на самом деле творится у них в голове?

Вскоре прибыли полицейские, чтобы установить внутреннее и внешнее оцепление, и нескольких несчастных констеблей поставили в караул, затем вызвали археолога-криминалиста, чтобы достать тело. Оказалось, что погибший уже более полутора месяцев числился пропавшим из своего дома в Портсмуте. Его родители пережили то Рождество, не зная, где их двадцатичетырехлетний сын, и после того, как сообщили о его пропаже, никто не смог дать никаких ответов. Было лишь известно, что в последний раз молодого человека видели в его белом фургоне Ford Escort на пляже Хилси в Портсмуте одиннадцатого ноября. Этот же фургон в ту же самую ночь был обнаружен сгоревшим в местной промышленной зоне.

Труп явно успел разложиться, однако низкая зимняя температура настолько замедлила этот процесс, что никакая стандартная модель разложения не могла бы указать, как долго он там пролежал. Судебный эксперт быстро установил способ убийства: хотя в боку у парня и было глубокое ножевое ранение, прикончила его удавка. Вокруг шеи накинули шнур, который с помощью палки сзади затягивался все туже и туже, пока жертва не задохнулась. Это было жестокое убийство. Позже стало известно, что молодой человек был убит из-за издевательств над одним из своих «приятелей» – мужчиной со злобным нравом и достаточно влиятельным, чтобы привлечь кого-то себе в сообщники. Кроме того, полиция установила, что убитый был не самым законопослушным гражданином. Детективы полагали, что он, плотник по профессии, совершил ряд краж в элитном жилом комплексе рядом с местом проживания. В ходе полицейского расследования были установлены личности двух подозреваемых, одного из которых видели в фургоне парня в ночь его исчезновения. В соответствии со стандартным протоколом, у подозреваемых для поиска улик изъяли в качестве вещественных доказательств обувь и принадлежащее одному из них транспортное средство.