Помоги проекту - поделись книгой:
Два дня ходил Коля сам не свой. Мать, как могла, пыталась утешить его: «Потерпи, сынок, поучишься ещё… Может, не только до Валуек — до самой Москвы доберёшься». Сочувственно поглядывал на младшего брата Павел — уж кому-кому, а ему лучше всех было известно, как хотелось Коле учиться дальше.
Прослышал обо всём и Николай Иванович, зашёл как-то вечером к Ватутиным.
— Фёдор Григорьевич, что ж вы парню дорогу закрываете? Неужто не видите, как он к грамоте тянется?
— Эх, мил человек, ромашка-цветок тоже к небу тянется, да выше берёзы никогда ей не вырасти. Где ж я денег возьму на его ученье? Да и к тому же… — замялся Фёдор Григорьевич, — не с руки мне его отпускать. Двенадцать годов скоро парню — считай что мужик, помощник…
— Эх, Фёдор Григорьевич… — укоризненно покачал головой учитель. — Грех на душу берёте. Да способней его во всей волости — да что там волости! — в уезде не сыщешь. Учиться, учиться ему дальше надо! А что касаемо денег — так я могу маленько помочь.
Услышал со двора этот разговор дед Григорий. Зашёл в хату, закурил, в раздумчивости покачал головой:
— Оно, конечно, хоть и не по карману нам эта затея, а видно, быть по-вашему, Николай Иванович. Нехай он и дальше грамоту постигает. Может, хоть один из ватутинского роду в люди выбьется. Уж мне-то, как никому, известно, как на свете без грамоты жить. Бывало, надумаю я с войны письмо домой написать — хожу-хожу целый день за иным грамотеем, а ему то некогда, то голова у него болит, да ещё потом и заплати ему…
Вбежал тут в хату Николка. Увидев учителя, он сразу догадался, о чём здесь ведётся разговор. С волнением, переступая босыми ногами, оглядел он всех, притих.
— Так что… — дед решительно встал с лавки, положил Николке руку на плечо, — слово моё будет такое: собираться надо Миколе в Валуйки.
Не веря своим ушам, Коля так и присел возле порога…
— Об деньгах, Фёдор, подумаем, — продолжал дед, оборачиваясь к сыну. — То есть, найдём. Маленько я выделю из своего припасу, маленько ещё где пошукаем… А проживать он будет у Силина, у сродника нашего — я с им перебалакаю…
Быстро, в крестьянских хлопотах, промелькнуло лето. И вот запрягает самолично дед Григорий сухопарую лошадёнку, кладёт на телегу два оклунка зерна, деревянный сундучок с салом, закуривает…
— Ну, Миколай Фёдорович, твёрдо ли, мягко ли, а прошу садиться… Довезу, как генерала.
«Генерал Ватутин» радостно вскакивает на телегу, бережно прижимает к груди старую полотняную сумку с тетрадками. Поехали…
ВАЛУЙКИ
Многочисленное семейство Силиных, куда дед Григорий определил Колю на жительство, не очень-то обрадовалось появлению в своём доме чепухинского родственника. Да оно и понятно — дом этот, а точнее сказать, хата на городской окраине, в Казацкой слободе, ничем особенным не отличалась от хаты Ватутиных — такая же низенькая, тесная мазанка, покрытая соломой. Ни ступить, ни повернуться, не говоря уж об отдельном уголке, где можно было бы примоститься с книжками, выучить уроки. Целыми днями вопили, носились по хате и по двору дети, бранились, гремя чугунами, бабы, надрывно кашляла старая Силиха. Чтобы заняться уроками, приходилось ждать ночи. Однако эти ночные посиделки очень скоро всем надоели. Тогда Коля решил вставать с утра пораньше и ходить заниматься в училище, часа за два до начала уроков. В любую погоду — будь то метель, дождь, мороз, слякоть, — зачастую в непроглядной темноте, упрямо вышагивал Коля Ватутин свой пятикилометровый путь от слободы до училища. Тяга к знаниям у него была просто поразительная! К тому же, он обладал удивительной работоспособностью — мог ночь напролёт просидеть над учебником, решая заковыристую задачу, много и с увлечением читал дополнительной литературы, чтобы лучше подготовиться к уроку истории. В ученье ему нигде не было равных — ни в своей деревенской школе, ни в Валуйском уездном училище, ни в последующих за ними военных академиях…
Кстати, здание, в котором находилось Валуйское уездное училище, сохранилось и поныне — в нём теперь размещается педагогический колледж.
Быть учеником этого заведения в те годы уже почиталось за большую честь. Ещё бы — каменное, в два этажа, строение, высокие светлые окна, важные, по-городскому одетые преподаватели… Куда там чепухинской «караулке»! Находясь в стенах этого уездного храма науки, о некоторых житейских делах непристойно было даже думать. К примеру, думать о том, что ты ушёл из дому не евши, что у тебя на левом сапоге начинает отваливаться подошва… Большинству учеников, кстати, задумываться об этом и не приходилось — хотя, по правде сказать, и науки их мало интересовали. Это были сыновья валуйских богачей, хозяев тогдашней жизни. Коля Ватутин, конечно же, был им не чета, он больше водился с себе подобными — такими же бедолагами из соседних деревень. Жили они, как и Коля, у родственников, так же недоедали, испытывали лишения и бесприютность. По праздникам друзья вместе спешили домой — повидаться с родными, рассказать им о своих успехах в учении. Ходили пешком, по дороге, как всегда, мечтали.
— Эх, — завидев своё родное Насоново, потирал руками дружок Петро, — молочка хоть сейчас от пуза напьюсь…
— А я — мамкиных галушек хоть налопаюсь, — вторил ему Андрюха.
— Налопаешься, — поддерживает его Коля, — обязательно налопаешься. А вот мне мамка коржиков сегодня напечёт, духмяных таких…
— А я, — мечтательно продолжает Петро, — когда совсем уж на кого-нибудь выучусь, так не то что молока напьюсь, а даже масло на хлеб каждый день буду намазывать…
— Не-е, каждый день надоест, — резонно замечает Андрейка. — Грицай вон Рындин недавно рассказывал, как батя им привёз из Крыма апельсинов… Так мы их, говорит, то ели, то ели — на третий день тошнить от них стало.
— Так то еда, — говорит Коля. — Насчёт еды понятно, а вот чтобы книжки читать надоело — ни за что не поверю. Я вот каждый день читаю, читаю, а всё никак не начитаюсь…
Идут мальчишки по пыльной просёлочной дороге. За разговорами не замечают, как доходят до Насоново. Впереди — Чепухино.
— Дальше сам пойду, — говорит товарищам Коля.
— Иди, иди, — смеются те, — ешь свои коржики!
— Нет, — отвечает Коля, — сперва загляну к учителю, по пути. Он обещал мне книжку про Кутузова дать.
Проходят недолгие праздники, друзей снова ждут Валуйки. А там — учёба, недоедание, недосыпание… Однако терпения и трудолюбия крестьянским сыновьям, особенно Николаю Ватутину, было не занимать. Неутолимая жажда знаний, стремление выбиться в люди помогала им преодолевать все препятствия.
«Среди сверстников заприметил я паренька на вид худощавого, небольшого роста. Он учился в одном классе со мной. Это был Коля Ватутин из деревни Чепухино Валуйского уезда. После окончания с отличием земской школы его, как лучшего ученика, направили для продолжения учёбы в Валуйки, в двухклассное уездное училище. И здесь он был одним из одарённых, которого преподаватели нередко ставили в пример.
Я хорошо знал материальное положение Коли. Жилось ему тяжело. Получал пособие — три рубля в месяц, жил на частной квартире в пригородной слободе Казацкой. Одет был бедно. Нередко выпадали дни, когда Коля голодал. Естественной была его тоска по дому. Мы с ним часто поднимались на Шип-гору и смотрели в ту сторону, где в дымке терялось родное Чепухино.
По праздникам вместе ходили домой, через Рождественскую гору. Коля любил петь. Выйдем за околицу и он начинает: «Помните, братцы, как вместе сражались под городом Львовом…» Мы с Андрейкой, нашим другом, подхватывали песню. Забывали в этот миг все горести и невзгоды жизни…
В 14-ом году началась война. Тысячи людей призывались в армию. Улицы города были заполнены колоннами солдат. Мы знали, что у Коли была заветная мечта — стать военным. Санитарные поезда привозили раненых. Школы, помещения спирто-водочного завода были отданы под лазареты. Вместе со взрослыми курсистами я, Коля и Андрейка часто приходили в лазарет, устраивали концерты, пели, декламировали, развлекали, чем могли, раненых…
…Возвращались мы однажды после занятий из училища. Вдруг Николай остановился и говорит: «Подожди, мне нужно зайти к одному большому начальнику по землеустройству. Я писал ему прошение от наших мужиков, и отец приказал выяснить, какие там дела с этой бумагой». Этот случай привёл меня к выводу: если он уже умеет это делать, а я не умею, значит, мы разные ученики — Коля умнее меня, потому и отметки у него лучше…
…Случилось как-то такое, что Николай на уроке Закона Божия заигрался спичками, и из-под стола пошёл лёгкий дымок. Священник Николай Рыбников насторожился: «Это ещё что?» И тут же потребовал, чтобы Ватутин выложил спички и сдал учебники. А это уже означало исключение из училища. Будущий генерал так сильно плакал, что успокаивать его пришлось самим учителям. Как лучшего ученика, его всё-таки простили, и учёба продолжилась…»
УРАЗОВО
В 1915 году вышел Николай Ватутин из стен двухклассного училища с похвальным листом.
«Что делать дальше? — думал он. — Податься в сельские учителя? Или, может быть, в лавочники?»
Нет, он был твёрдо уверен в том, что способен на большее, что надо учиться дальше. Но где и как он мог учиться? Можно было, конечно, попытать счастья в больших городах, но кто будет платить за учение, на какие средства ему придётся там жить? Рассчитывать на помощь из дома бесполезно — отец вряд ли мог наскрести несколько лишних рублей даже на одну поездку в тот же губернский Воронеж, не говоря уж о том, чтобы жить там и учиться…
Однако, явившись в Чепухино с похвальным листом, Николай всё же втайне надеялся, что можно будет что-нибудь такое придумать… Неужели он напрасно везде стремился быть — и был! — первым учеником?
Бумага с гербовой печатью, конечно же, произвела на домашних большое впечатление, только вот, где она может пригодиться дальше — этого не знал никто.
И тут снова пришёл на помощь бескорыстный чепухинский учитель, Николай Иванович Попов. Дальнейшая судьба Коли Ватутина заботила его чрезвычайно. Как-то вечером учитель пригласил мальчика к себе домой и, загадочно улыбаясь, спросил его:
— А не попытаться ли тебе… стать коммерсантом?
— Каким ещё коммерсантом? — не понял Коля.
— Я недавно был в Валуйках, — продолжал учитель, — заходил в земскую управу. И вот что я там узнал. В нашей губернии в последние годы сильно начала развиваться торговля, особенно хлебом и овощами. И в связи с этим купцы и помещики наши стали остро нуждаться в грамотных помощниках. Вот и добились они через земство, чтобы в торговой слободе Уразово открыто было коммерческое училище. Так вот, я и думаю, Коля…
Коля вздохнул:
— Да не очень-то я, Николай Иванович, склонен, к этим коммерческим делам. И опять же — за учёбу мою кто будет платить?
— За учёбу будет платить земство, — успокоил Колю учитель. — Надо только постараться хорошо сдать вступительные экзамены, пройти по конкурсу. А что касаемо того, станешь ты хорошим коммерсантом или нет — что тебе сказать… Многие люди ведь зачастую становятся совсем не теми, на кого они учились. Возьми, к примеру, Чехова. Он ведь сперва выучился на доктора… А Салтыков-Щедрин служил чиновником в министерстве. Так и с тобой может случиться. Учись — пригодится. А кем тебе велит стать судьба — это одному богу известно. Тем более, в этом коммерческом училище преподают твои любимые предметы — историю, математику, естествознание.
Задумался Николай Ватутин, совсем по-взрослому задумался… Затем решительно встал, коротко сказал:
— Попробую.
— Тогда завтра же, — положил ему руку на плечо Николай Иванович, — зайду к вам домой, поговорю с отцом.
На следующий день, как и обещал, явился Николай Иванович на ватутинский двор. Высказал свои мысли, соображения. Речи учителя пришлись по душе Фёдору Григорьевичу.
— Ну, конечно, — одобрительно кивнул он головой. — Коммерческое училище — это вам не фунт изюма. Одно название чего стоит!
— Тогда, не откладывая, завтра же еду в Валуйки! — сказал учитель, довольно пожав руку Фёдору Григорьевичу. — Договорюсь, чтобы Колю допустили к приёмным испытаниям. А испытания там очень строгие!
— Да он у нас хоть какие сдаст! — вмешался дед, Григорий Дмитриевич. — Таких грамотеев ещё поискать!
— И то так, — подмигнул обрадованному Коле учитель. — Однако помочь ему подготовиться к экзаменам не мешало бы. Так что — недельки две, а то и три я с ним позанимаюсь.
К поступлению в училище Коля Ватутин начал готовиться основательно — много читал, делал из книг выписки, учил наизусть целые страницы. Николай Иванович не переставал удивляться работоспособности и упорству своего подопечного. Если в диктанте Коля допускал хоть одну ошибку, он тут же просил учителя повторить диктант, но дать ему уже не прежний, а новый текст. Если и не этот раз допущена была ошибка, снова просил: «Диктуйте, Николай Иванович, ещё!» И так могло повторяться несколько раз…
На вступительных экзаменах, как и следовало ожидать, Коля Ватутин обнаружил блестящие знания и был зачислен сразу на третий курс Уразовского коммерческого училища…
«Это учебное заведение было открыто Валуйским уездным земством 1 сентября 1910 года и первоначально называлось земским реальным училищем; через два года оно было переименовано в коммерческое училище. Кроме хорошей библиотеки, училище имело химическую лабораторию, а с 1914 года при училище стал работать небольшой завод по переработке фруктов и овощей.
Учёба в училище стоила очень дорого — 100 рублей в год, что равнялось в то время годовой оплате взрослого мужчины на сельскохозяйственной работе. Поэтому в первые годы половина учащихся была земскими стипендиатами, набиравшимися по конкурсному экзамену…Стипендиаты обязывались по окончании училища и поступлении на работу полностью уплатить земству израсходованные на них средства. Одним из таких стипендиатов и был Н.Ф. Ватутин.
Для стипендиатов при училище был интернат со строгим режимом закрытого учебного заведения, где постоянным правилом было соревнование воспитанников в учёбе…»
Однако закончить своё учение в Уразово Коле Ватутину не удалось, коммерсанта из него не получилось.
Шёл 1917 год. Нелёгкие времена переживала тогда Россия. Первая мировая война, Февральская революция, отречение царя от престола… В умах разброд, в стране неразбериха… В училище перестали платить стипендию — единственное средство к существованию, на которое мог рассчитывать крестьянский сын Николай Ватутин.
«Ну, что ж, придётся возвращаться в Чепухино, — решил тогда несостоявшийся коммерсант. И, без особого сожаления собрав свои нехитрые пожитки, пешком, налегке отправился в родную деревню.
В ЧЕПУХИНО
Дома, узнав о решении сына бросить учёбу, также не очень расстроились. На дворе была весна, а весной в деревне забот да хлопот выше головы. Так что появлению работника в семье скорей даже обрадовались.
— Впрягайся, сынок, — сказал отец. — Господь с нею, с тою коммерцией. Земля не даст пропасть…
И принялся Коля за привычное крестьянское дело — пас коров, косил сено, работал в поле. Каждую свободную минуту спешил открыть книгу — без этого он просто не мыслил своего существования. Не забывал он и о младших братьях и сёстрах — учил их грамоте. Иногда ненадолго вырывался в город — похлопотать там за кого-нибудь из неграмотных односельчан, достать нужную книгу.
Валуйки напоминали растревоженный улей. То на вокзале, то в центре города возникали стихийные митинги, кто-то к чему-то призывал, кто-то требовал немедленно что-то отменить, разделить, уничтожить… По улицам бродили возвратившиеся с фронта искалеченные мужики, пьяно гнусавили жалостные песни, кому-то грозили костылями…
«Что всё это значит? — не могли понять многие. — И что будет завтра?»
— Держитесь за землю, хлопцы, — говорил сыновьям Фёдор Григорьевич. — На неё только и надёжа… А горожане — что нам те горожане? Нам с ними некогда по улицам бегать да орать. У нас своя забота. Ну как бы я, к примеру, пошёл митинговать, если б корова моя Лыска начала вдруг телиться? Неужто я враг ей? Неужто я брошу её с телёночком на произвол судьбы? Или сено, положим, время настало косить, а мне что — кидать косу, а зимой заместо сена дулю в ясли класть? А ежели пахать время или сеять?.. Нет, хлопцы, земелька — она не признаёт ни революций, ни митингов, у неё, у матушки, на всё свои сроки…
Так рассуждал потомственный крестьянин Фёдор Григорьевич Ватутин.
Но не обошли стороной маленькую Чепухинку захлестнувшие Россию потрясения и перемены. Долетели и сюда слухи об Октябрьской революции, о её вожде Ленине, о том, что вот-вот, совсем скоро наступит необыкновенно счастливая жизнь, справедливей которой не сыскать во всём мире. Заводами будут управлять сами рабочие, землю в деревнях разделят на всех поровну… Обещала такую жизнь народу новая власть — советская. И, как и следовало ожидать, пришлось это всё по душе чепухинским мужикам.
— Теперь заживём! — радовались они. — Теперь самое главное — землю правильно разделить, чтоб никому обидно не было…
Собрались на деревенский сход. На сходе долго, почти целый день, выбирали комиссию по разделу земли. Когда наконец выбрали — самых честных и неподкупных — вдруг выяснилось, что почти все они малограмотные… А без грамоты в таком щепетильном деле, как делёж земли, — ясно всякому — далеко не уедешь.
Поделиться книгой: