Верни мой голос!

– Чехол не нужен! – предупредила Флейта и громко зевнула.

Потом папа, крадучись, прошёл в комнату, а Федя притворился спящим. Он почувствовал, как отец склонился над ним, пытаясь заглянуть в лицо. Как отец торопливо, поверхностно ощупывает рюкзак в поисках чего-то нехорошего, запретного, тайного. Наверное, в его дурацкой книге было написано, что он, отец, что-то упустил…

– Бедный папа, до чего дошёл! – внутренне застонал Федя.

– Папаша на взводе, – цинично заметила Флейта, когда тот на цыпочках вышел.

«Интересно, а нет такой книги «Оставьте ребёнка в покое»? – подумал Федя.

Вообще-то он любил своего отца. Так получилось, что они уже давно, года два, жили вдвоём, и у Феди не было человека ближе и дороже, чем отец. Федя считал, что ему крупно повезло с отцом, и каждый раз он обещал себе, что не будет раздражаться на нелепые попытки родителя пообщаться на равных. Обещал, да… Но каждый раз, как только отец начинал говорить чужими, книжными словами и пытался применить какие-то психологические штучки, Федя страшно раздражался. Он чувствовал горячую волну в груди, которая поднималась к голове и – ф-ш! Вспышка! С Фединого языка тут же сваливалось нечто грубое, и он тут же об этом жалел.

– Но ведь это фальшиво! – возмущался про себя Федя. – Неужели отец не понимает, как чувствуется это притворство? Это ещё хуже, чем фальшивая нота! Нота режет слух, а не душу.

В эту ночь Федя долго не мог уснуть. Только он закрывал глаза, как ему казалось, что он слышит стук в окно. Но это невозможно! Кто может стучать ночью в окно пятого этажа?! Он пытался успокоиться и закрывал глаза, но вдруг явственно слышал царапанье по стеклу. Под окном стояло дерево, и в прошлом году его корявые ветки задевали окно, а по ночам отбрасывали причудливые тени на стены. Но не так давно, из-за жалоб соседской старушки, ветки спилили…

– Похоже, у меня нервы ещё похуже, чем у той старушки! – подумал Федя и на этот раз решил уснуть во что бы то ни стало.

Но ему это не удалось. Страшный скрежет по железному подоконнику, царапанье по стеклу, постукивание в окно и колыхание странных теней за окном совсем не помогают уснуть!

Федя решил не вставать. Сквозь прикрытые веки он пытался рассмотреть, что происходит за его окном. Сначала с того края, где висела штора, показалась длинная, вытянутая, как прямая ветка, тень. За ней – ещё одна, и ещё. Федя насчитал пять прямых ветвей, которые сложились в подобие кисти руки. По шторе и по потолку поползла чёрная зловещая тень – рука с длинными тонкими пальцами. Федя не двигался, потому что просто не мог. Этот театр теней выглядел слишком странно и зловеще.

Затем чёрная рука исчезла, и в комнату кто-то заглянул. Несколько длинных носов ткнулись в стекло со стороны улицы и пытались разглядеть, что внутри. Федя похолодел до кончиков ушей и подтянул голую пятку под одеяло, как маленький. Ему захотелось накрыться с головой или позвать отца. Если кому-то рассказать, кто заглядывал к нему в окна – не поверят… Получается, что к нему в окна заглядывали… дудки! Похоже, что это были старинные пастушьи дудки, сделанные из дерева и камыша. О таких им рассказывали в музыкалке.

Федя не выдержал и вскочил. Он замахал руками перед окном: прочь!

Дудки всполошились, заметались, но и не подумали улетать. Они тыкались носиками в стекло и продолжали роем виться за окном, выстраиваясь в разные фигуры. Казалось, они смеются над Федей.

Федя снова замахал на них руками и потряс шторкой, стараясь отогнать летучих гостей.

Видя, что они не улетают, Федя, дрожа, раскрыл окно и замахнулся на них. Никакого эффекта! Летающие ночные дудки так и висели перед ним в воздухе, попискивая, гудя, хохоча и уворачиваясь от его рук. Словом, издевались над Федей, как могли!

«Пошли вон!» – хотел закричать на них Федя, но из его горла раздался свист.

Федя почувствовал, будто шея его вытягивается и утончается, и будто в ней вырезаны такие же отверстия, как в теле флейты, и будто кто-то нажимает ему на горло грубыми пальцами. Ощущение было болезненным и странным: горло одеревенело внутри, но в то же время болело. Федя выдавал свистящие звуки и никак не мог остановиться. Он схватился руками за шею, и раздалось приглушённое шипение.

Одна из дудок, воспользовавшись его бессилием, подлетела к Феде и больно клюнула его в руку. Вторая взвилась над головой и направила на него мундштук.

Федя почувствовал, что слабеет, и схватился за подоконник, когда вдруг из угла комнаты вылетела его Флейта. У неё был решительный вид, да к тому же она издала воинственный клич и завела славянскую боевую музыку. Феде очень нравилась эта мелодия, когда её играли на свирели, и он представлял, как в старину солдаты шли под неё на войну. Правда, сейчас не хватало барабанного боя.

Дудки шарахнулись в разные стороны от своей родственницы-флейты, потом осмелели и набросились на неё. Но та отражала удары ловко и самоотверженно.

Феде пришлось отскочить подальше, такой поднялся свист в воздухе и стук дерева о дерево. Это было похоже на фехтование: инструменты скрещивались, бились друг о друга и отскакивали. Две дудки вскрикнули и сорвались вниз. Раздался треск, и Федя испугался за свою Флейту. Она никогда раньше не участвовала в сражениях.

Федя разогнал оставшиеся дудки учебниками по математике (надо же, вовремя подвернулись!) и быстро закрыл окно. Дудки улетели, под крики боязливой соседской старушки, которой хотелось узнать, «что за безобразие тут происходит».

Федя ещё какое-то время наблюдал из окна за косяком диковинных вытянутых существ, летящих на фоне ночного неба.

– Спасибо! – поклонился Федя своей Флейте.

– Хм. Я не за тебя беспокоилась, а за себя! – ответила Флейта. – Ох, все бока отстучала! Больно-то как!

Федя хотел предложить свою помощь и спросить, не нужна ли ей перевязка или ещё что-то в этом роде. Но у него так закружилась голова, что он сполз на пол. Флейта запрыгнула к нему на колени, словно котёнок, и Федя погладил её.

– Вот так и найдут меня завтра, на ковре, с флейтой на коленях. Скажут, совсем заигрался, – подумал Федя и наконец-то уснул.

Деревянные переживания

Лидочка по-прежнему не разговаривала с бабушкой. В отличие от Фединого отца, бабуля не подозревала Лидочку ни в чём опасном и не пыталась заговаривать с внучкой как подружка. Зато она страшно беспокоилась о здоровье: щупала гланды, заглядывала в зрачки. Только в душу она заглянуть не могла. А душа Лидочки плакала на разные лады.

«Почему я? Что со мной не так?» Лида смотрела в зеркало и пыталась себя с кем-нибудь сравнить. Самая высокая в классе и во всей параллели, голубоглазая, с волосами цвета белого золота. Ей часто говорили, что она похожа на эльфийскую владычицу из «Властелина колец». Ну и? Где её сказочное счастье? Что не устроило этого Лёвушку, которого она считала своим другом? Старшеклассники ходили в их класс как на экскурсию, чтобы посмотреть на неё. Учителя считали её очень способной, хотя и немного ленивой. Лида просто уставала. После уроков три раза в неделю – музыкальная школа. Только успеваешь поесть, закинуть в рюкзак тетради и – бежать в музыкалку. Не просто бежать, а ехать в транспорте, с пересадками. После нудных занятий прилетаешь домой – садись за уроки. По одной только математике уравнений могут задать на пять страниц! А ещё – курсы по английскому раз в неделю. И два раза – репетитор по русскому языку. Иногда по скайпу, иногда вживую, дома. А потом говорят, что детям нечего делать. Вот у взрослых есть такая нагрузка? Иногда хочется броситься на диван и зарыдать, а потом впасть в спячку дней на пять.

Так вот, о чём она думала? Ах, да, а Лёвка что? Что ему надо? Ну да, его просто бесит, что она всё время занята. Она мало, видишь ли, уделяет ему внимания и никуда с ним не может пойти вечером. И не любит обниматься в подъезде. И вообще, она какая-то не такая, как все…

«Ну извините, Ваше Величество! Не угодила», – состроила Лида зеркалу злую рожицу и развела руками.

Даже если с ней что-то было не так, всё равно Лида чувствовала, что её предали. А ей сейчас так нужна поддержка! Может быть, в этот момент Лёва обнимает эту… эту… Фу, гадость! Подлость есть подлость, не надо искать ей объяснения.

Лида злилась, страшно злилась! «Вот сейчас как пойду, как выскажу этой дуре всё в лицо! А, нет, не выскажу, напишу!» Она стала искать телефон, но никак не могла найти.

Лида забегала по комнате, раскидывая вещи. «Почему со мной происходит это. Почему со мной?» – вертелось у неё в голове.

Она вспомнила, что телефон оставила в кухне, побежала к двери, но по дороге наткнулась на стул и со всей злостью отшвырнула его. Стул врезался в письменный стол, и с него повалились учебники и тетради, следом посыпались палетки из косметички, покатились карандаши, полетели стикеры, рассыпалась карандашная стружка.

«Да что ж такое!» – проныла про себя Лида и бросилась всё собирать.

Она нервно сгребала всё в одну кучу – помаду, тетради, зеркальце, блокноты, тени… и вдруг замерла в той же позе, сидя на коленях.

Она услышала за спиной жуткий скрежет. Будто по полу везли что-то громоздкое и тяжёлое. Пока Лида медленно, очень медленно оборачивалась, невыносимый скрежет всё продолжался. Лида уже поняла, что это, но боялась поверить.

Наконец Лида обернулась. Пианино, которое каким-то образом добралось до двери, теперь загородило её всем своим чёрным лакированным телом.

Лида осторожно поднялась, но не решилась приблизиться.

– Эй… Что ты делаешь? – беззвучно, одними губами спросила Лида.

Молчание. Но Лида знала, что Пианино прекрасно её понимает.

Лида сделала шаг вперёд.

– Ты меня пустишь, правда? – безгласно спросила она у собственного Пианино, которое решительно забаррикадировало комнату.

В ответ открылась деревянная крышка и даже как будто насмешливо изогнулась. Пианино ощерилось, выставив клавиши, как зубы фантастического животного.

Лида протянула руку к инструменту. Крышка резко захлопнулась, снова поднялась и стала клацать, как хищный зверь челюстью. Как только Лида протягивала руку, эта челюсть норовила отхватить Лидины пальцы.

Девочка не могла поверить в это.

– И ты тоже? Тоже меня предало? – пошевелила губами Лида, роняя на клавиатуру слёзы, такие же беззвучные, как её слова.

Пианино заиграло в ответ мелодию из фильма «1+1».

– Это очень красиво. Но я никогда не училась этому, – растерянно пожала плечами Лида.

Пианино разразилось бурным хохотом.

– Лида, перестань, что ты там делаешь? Лида, хватит! Открой! – постучала в дверь бабушка.

– Бабушка, я репетирую, я скоро закончу. Не беспокойся! – ласковым голосом ответило Пианино. Лидиным голосом!

Лида опешила. Мало того, что это музыкальное чудовище забаррикадировало её, так ещё и отвечает за неё бабушке. Значит, Лида теперь полностью лишена слова и воли? Она в плену у собственного Пианино?

«Я тебя сломаю, вот что я сделаю!» – вскипела Лида и схватилась за тяжёлый старый подсвечник. Он стоял на верхней крышке инструмента только для антуража.

Лида замахнулась на инструмент. Она понимала, что не сделает этого, но… пригрозить не мешало бы! Ведь пианино – это всего лишь конструкция: клавиатура, молоточки, струны и прочее. Что оно о себе возомнило?!

Как только Лида подняла руку на Пианино, подсвечник выскользнул из рук и упал на пол. Лида поняла, что с её пальцами что-то не так… Они ничего не могли удержать. Она испуганно взглянула на ладони.

«Нет! – хотела вскрикнуть она. – Нет, нет, нет!»

И пианино повторило вслух, словно эхо, её внутренний крик:

– Нет, нет, нет!

Это было ужасно! Её тонкие красивые пальцы одеревенели и превратились в клавиши! Лида попыталась пошевелить пальцами, но они не слушались. Зато, при нажатии на них, кончики пальцев издавали мелодичные звуки. На правой руке большой белый палец перед двумя чёрными – указательным и средним – издавал звук «до», а на левой указательный палец перед тремя чёрными пальцами – средним, безымянным и мизинцем – звук «фа».

Лида покачнулась, чуть не потеряла сознание и схватилась руками за голову, но больно ударила себя жёсткими пальцами по виску и сыграла до-ре-ми, а потом что-то несуразное.

«Интересно, из чего мои пальцы- клавиши – из дерева, покрытого пластиком или полностью из пластмассы? А может, как в старину – из слоновой кости? – подумала Лида. – И почему мне пришло это в голову?»

Дальше мысли её понеслись в другом направлении: «Что я смогу делать с такими руками? Я же не смогу… ничего… Умыться, накраситься, приготовить еду, удержать ложку и иголку, написать, нарисовать, открыть дверь, напечатать сообщение, застегнуть пуговицы. Я не смогу погладить котёнка и обнять человека…»

Лида опустилась на пол перед Пианино и горько заплакала.

– Лидочка, солнышко, не переживай так! У тебя всё получится! Надо только стараться! – подала голос бабушка из-за двери.

Лида заплакала ещё горче, подавляя звуки рыданий и теньканье клавиш- пальцев.

Она закрыла лицо жёсткими руками, но вдруг услышала громкое шебуршание и поскрипывание. Сквозь свои чёрно- белые пальцы Лида увидела, что Пианино, как большое напуганное животное, боком пробирается на своё место. Оно двигалось медленно, тихо шурша по ковролину, и казалось подавленным. Оно даже как будто слегка пригнулось к полу, как провинившийся зверь, который боится, что его догонят и ударят.

Наконец Пианино добралось до места и затихло в своём углу. Лида не стала возвращать подсвечник на крышку, а убрала его подальше.

Посмотрев на свои руки, Лида счастливо улыбнулась. Клавиши исчезли. Ох, и натерпелась она страху! Оказывается, как мало человеку надо для счастья, чтобы у него были самые обыкновенные человеческие ловкие пальцы!

Лида вытерла слёзы и посмотрелась в зеркало. Сейчас у неё был такой вид, что прямо садись и пиши с неё популярную песню. Что-нибудь про слёзки из глаз у девчонки. Слёзки из девчонкиных глаз – популярны в любую эпоху. Кап-кап… плачет девочка в автомате… Кап-кап, слёзки на платье из ситца… Не плачь, девчонка, пройдут дожди…

Ой, всё! От лишних болячек надо избавляться! Так решила Лида. А болячками сейчас для неё были бывший друг и бывшая подруга. Как будто ей мало того, что она потеряла собственный голос! Сейчас надо все свои силы бросить на то, чтобы расколдоваться. А тут – ещё из-за этих двоих изменщиков приходится до слёз переживать.

– Ты убьёшь их? – иронически спросило Пианино.

Лида скривилась. Было бы кого и за что! Она больше никогда, никогда, никогда не станет общаться с этими предателями.

– А у тебя и не получится! – выкрикнуло Пианино и разразилось невыносимым, звучным, жестоким смехом. – Это я теперь буду с ними общаться.

Лида решила больше не спорить с упрямым инструментом, бросилась на кровать, накрылась одеялом с головой и закрыла глаза.

Посреди ночи она проснулась от странных звуков. Это было похоже на дождь, когда редкие, но крупные капли ударяют о подоконник. Сейчас казалось, что дождевые капли горошинками падают на крышу хрустального домика.

Лида уселась на кровати и прислушалась. В ночи звуки казались чётче, и не только из-за тишины. Темнота поглощала лишнее, позволяла не отвлекаться на посторонние звуки и предметы.

– Кап, кап, кап, – звенело в безмолвии квартиры. – Ка-ап. Бульк. Динь.

Завернувшись в одеяло, босиком, Лида осторожно вышла в зал. От окна, сквозь шторку, лился металлический фонарный свет, как из рожка, и освещал клавиатуру Пианино.

В полумраке Лида разглядела, как сами собой нажимаются клавиши. Редко, печально, задумчиво.

Кап-кап. Боль… но…

Словами такие звуки не запишешь, только нотами. Это были настоящие музыкальные слёзы. Пианино плакало. Оно и жаловалось, и жалело Лиду.

Лида увидела, как по клавишам прошла дрожь. Она подошла к инструменту, погладила прохладные клавиши и осторожно закрыла крышку.

«Пианино расстроилось, – подумала Лида. – Но не как инструмент, потерявший свой строй, а как человек».

Митя, не мигая, смотрел в темнеющее окно. Он всегда считал, что в его семье всё прекрасно. Мама, папа, я – дружная семья. «Ну и дурак же я! Наивный дурак. Создал себе безупречный мир», – усмехнулся Митя.

Сегодня папа с мамой, усевшись на диван, как два провинившихся ученика, сообщили ему, что они долго думали и решили развестись. И сейчас ему надо определиться, с кем из них остаться жить. Ну, молодцы! Они долго думали, они решили, а он должен определиться! Федя отвернулся, чтоб они не видели его слёз. Он молчал. Тишина шла из глубины его души. Внутри не было ни музыки, ни слов – молчание вытеснило всё. Родители успокаивали, объясняли, доказывали, просили, а Митя так и не проронил ни звука.

– Вряд ли он издевается, – сказала мама папе и встала с дивана. – Ребёнок просто расстроен. Он в шоке.

– Что же ты, сынок, мы же с тобой как со взрослым человеком, а ты… – нервно теребил галстук отец.

– Со взрослым? – хотел спросить Митя. – Если бы как со взрослым, сначала посоветовались бы, а уж потом решили.

Митя медленно прошагал в свою комнату, заперся и лёг на диван. Ему казалось, что у него онемело всё – щёки, лоб, пальцы и сердце. Виолончель тоже безмолвствовала. Мите показалось, что она сочувствует ему своим безмолвием. Он встал, положил Виолончель в кресло и укутал её одеялом, как ребёнка.

Он всегда считал её просто деревяшкой: корпус из клёна, гриф, струны, эфы и прочее. Выражение о том, что у инструмента есть душа, он никогда не принимал всерьёз.

– Прости меня, – неслышно обратился к ней Митя.

Виолончель вздохнула.

– У меня душа не на месте, – поделилась она с Митей.

– Душа? – удивлённо переспросил Митя одними губами. – Может быть, просто душка? Душка сдвинулась, так бывает. Ну знаешь, у тебя же внутри еловая душка, между двумя деками. Она передаёт колебания…

– Сам ты душка! – перебила Виолончель. – Ей очень не понравилось, что Митя не признаёт, что она живая и с душой.

– Ну не обижайся. Без душки может звук потухнуть…