Сборник рассказов

— Вряд ли ты поймешь меня.

Я стаскиваю струящийся шифон защиты, некоторое время любуюсь результатами своей работы и оборачиваюсь. Тимур стоит за спиной и вглядывается в геометрическое совершенство моих построений. Идеально симметричная конструкция, в которой нет ни одной лишней линии, ни одной незавершенной черточки, трижды просчитана толщина каждого штриха и полукружья… Взгляд не отвести. Для человеческой психики это не так уж безопасно, но за Тимура я почти спокоен. Наверное, для него это похоже на 3D модель, заполненную упругими золотыми нитями.

— На чертеж смахивает… — говорит Тимур и вдруг замолкает, открыв для себя объем и цвет. Он вспомнил, что он маг. Пылающая конструкция повисает перед ним в пустоте. Он ощущает ее вибрацию, слышит ее музыку, видит светящееся облако ее ауры и, судя по выражению лица, начинает догадываться об истинных размерах моего творения.

— Что это… Что это такое?!

Достаточно. Я набрасываю невидимое покрывало.

— Скажем… индикатор мироздания, его слепок. Я не творец. Если конструкции чего-то не хватает, я в силах ее достроить, если отдельные элементы разрушаются, я их восстанавливаю. Никто не может сотворить мир. Его можно только гармонизировать, или полностью перестроить. Это тоже работа с чистой энергией, но мне больше нравится мое направление.

— Ты здесь не один, — Тимур мечется по кухне. В его памяти мучительно всплывают обрывки предыдущего разговора. — Есть антигерой, который расшатывает основы!

— Ты мыслишь категориями войны. Вся человеческая философия здесь умещается в одном штрихе. Это не значимо…

— Но мир по-прежнему не гармоничен! — кричит Тимур. — Посмотри вокруг!

— Мне незачем смотреть вокруг. На самом деле конструкция четырехмерна. По ней можно прокатиться в прошлое и будущее. Ваши колебания рождаемости, войны и эпидемии не угрожают общей гармонии, потому что они цикличны и…

Кажется, я увлекся. Или выпил лишнего. Это тело перестраивает меня, я начинаю по-настоящему пьянеть. Я начинаю испытывать потребность в общении и всерьез спорить с тем, кто не достоин даже тонкого штриха. Кто рвал бы соплеменников в кровавые ошметки и жрал их, пока не нарвался бы на серебряную пулю от бывших друзей. В день, когда мы встретились, ему оставалось до первого полнолуния не больше недели.

— Я же знаю, что ты не поймешь, — устало говорю я.

— Где уж нам убогим, — усмехается Тимур. Он надолго умолкает, и я ощущаю легкое покалывание его пристального взгляда.

— Вот что я тебе скажу, — задумчиво говорит Тимур, — как волшебник волшебнику. Нельзя изменить мир, к которому не принадлежишь, — он грустно улыбается, — ты уж прости мне человеческую точку зрения, но ты строишь иллюзию. Сколько времени ты здесь? Я имею в виду на этой планете. Сколько лет твоему телу?

Я молчу.

— Вот видишь… Ты увяз в вечном настоящем. Обрати внимание, ты всегда говоришь в настоящем времени. Я все думал: почему? Прошлое и будущее для тебя заключено в спиралях твоей вечно недостроенной конструкции. Но стоит кому-либо равному тебе прийти сюда и взяться за дело, не испугавшись ручки испачкать, вся твоя геометрия рухнет, как карточный домик. Представь, что сюда заявился парень из «дестроеров», о которых ты обмолвился. Что ты сможешь противопоставить ему? Он-то будет разрушать не изображение действительности, а саму действительность! Он развалит твой мир и использует его как строительный материал, а ты так и будешь сидеть у кульмана и недоумевать, почему на чертеже исчезает один уровень за другим.

— Во Вселенной нет такого понятия — «мой мир».

— И такого понятия как одиночество, — жестко говорит Тимур. — Тогда почему ты приходишь?

Я хочу напомнить, что это он ко мне пришел. Подошел на улице и начал настойчиво знакомиться, разглядев необычную ауру. Тем самым избежал участи превратится в зверя… Но почему-то я молчу.

Тимур встает и идет к двери. Водка кончилась. Полная луна. Закономерность.

— Ты прав, мне не понять. Тебя не понять! — вдруг говорит он, взявшись за дверную ручку. — Но не «того парня» — твоего противника.

— Мы не противники.

— Придумай сам, как это называется в ваших категориях.

Я не протягиваю ему руку на прощание. Все равно сейчас он не сможет ее пожать. Хороший символ — рукопожатие. Это то немногое из частного материального, что мне здесь нравится… Я достаю из воздуха нежно светящееся стило — люблю свою работу! Шагаю в окно сквозь плоскость стекла и пленку магической защиты, разворачиваю поле изначальной многомерности, которое Тимур обозвал кульманом, встаю на временную линию и перестаю существовать…

* * *

Сначала — аэропорт. Ника на такси примчалась в Домодедово, купила билет на ближайший рейс до Екатеринбурга, сдала в багаж сумку со старой одеждой, мобильником и кредитной карточкой и пошла прочь, считая урны. В первую — серьги, во вторую кольца, в третью… Она долго перебирала в пальцах тоненькую золотую цепочку — подарок тетки. «Чтоб все ладом. В столицу едешь, не куда-нибудь…» Ника прикусила губу, моргнула и разжала пальцы. Тоненький золотой ручеек сверкнул и исчез в груде мусора. Теперь на аэроэкспресс до Павелецкого вокзала. От Павелецкого по кольцу — до Комсомольской. На улице стемнело, когда она села в пригородную электричку.

Элеонора обмолвилась об экстрасенсорных способностях. Якобы они должны иметься у всех сотрудников «Мейнстрима», работающих на верхних этажах. Говорят, экстрасенсы видят биополе как светящуюся оболочку вокруг человека…

Ника напряглась и пристально посмотрела на соседку по вагону, которая угощала ее ирисками. Не увидев никакого намека на ауру, Ника расслабилась, откинувшись на спинку сидения. Навалилась усталость, глаза начали слипаться. События последних суток непрерывно крутились в голове. «Куда я еду? Зачем? Нора просто спятила… А может, — Ника поерзала, устраиваясь поудобнее, и зевнула, — может, та встреча в метро мне приснилась? Какая глупость! Сойду на ближайшей станции, вернусь в Москву. Завтра извинюсь, спишу все на нервный срыв из-за смерти Норы, попрошу отгул… И не будет этой дурацкой бессмысленной беготни и этого жесткого сидения…» Голова девушки клонилась на грудь. Она представила как входит в теплый, залитый светом офис, садится в уютное кресло, включает комп и летит, летит над необъятными просторами ее образ… «Какой еще образ? Точно, это мое изображение. Его транслируют из офиса…в МВД?!»

— Девушка, что с вами?

— Ох, извините. Такое приснилось. Кошмар просто!

— Это поза неудобная. Со мной сто раз так было.

Она рассеянно кивнула, снова закрыла глаза, представила себя за компом и целенаправленно начала поиск. «Разыскивается Полынцева Вероника Васильевна 1990 года рождения. Приметы: Рост около167 см., волосы русые, глаза…» Ника выпрямилась. Нет, в Москву, пожалуй, рановато возвращаться. Но у открытия была положительная сторона. Раз они подключили ментовку — «по энергетическому следу» ее не вычислили. Значит, надо немедленно сойти и найти, где переночевать, пока ее лицо не украсило телевизионные передачи типа «Областной кримтайм» и стенды «Разыскивается». Иначе она просто упадет от усталости.

Ника переночевала у бабульки, к которой ее пристроила сердобольная соседка по вагону, а днем высунула нос только в парикмахерскую, располагавшуюся в подвале той же хрущевки. Там ее безобразно покрасила и криво постригла дородная тетя в рваном нейлоновом переднике. Ника поразилась тому, как быстро она привыкла к хорошему. В общаге девчонки и стригли, и красили друг друга, и казалось, что красиво так получается, как в рекламе… Черт бы побрал эту рекламу!

Наличные деньги, которых было не так уж много таяли на глазах. В сумерках, она выбралась к шоссе и тормознула «Газель». Голова была пустой и легкой. Еще несколько часов ей можно позволить быть такой…

— Тебе куда?

За рулем сидел молодой парень.

— А вам куда?

— В Левск.

— О, и мне туда же! Долго ехать?

— По такой дороге часа четыре. Залезай, если едешь, холодно.

Ника посмотрела на логотип на борту машины, который принадлежал одному из ее бывших клиентов.

— Вы медикаментами торгуете?! — Ника рассмеялась.

— Не, я вожу. Фирма торгует. Тебя как звать-то, веселая?

— Наташа.

Водитель подбросил ее до автовокзала Левска. Ника перебралась с освещенного места в тень домов на противоположной стороне улицы. Снежок искрился в свете фар изредка проезжавших машин и поскрипывал под ногами. В небе светила полная Луна. Городок спал. А Ника все шагала, из последних сил откладывая момент, когда придется планировать дальнейшие действия, и ей показалось… Снежок поскрипывал не только под ее ногами.

Ника замерла и перестала дышать. Ее как будто мгновенно выжгли изнутри. Она резко обернулась. Темные куртки, темные шапочки, надвинутые на глаза… Впереди призрачной надеждой светились витрины круглосуточного супермаркета. Но дорогу к ним преградила еще одна фигура. Такая же темная, только вместо шапочки лицо скрывал меховой капюшон «Аляски». Ника испуганно попятилась и уперлась спиной в холодную кирпичную стену многоэтажки. Ее крик потонул в хриплых воплях преследователей. Оскалившись и роняя с губ пену, они внезапно попадали к ее ногам, в бессильной злобе проскребая наледь до асфальта.

— Девушка, вы себя совсем не бережете… Так любите под луной гулять?

Парень в «Аляске» подошел и протянул руку. Припадочные бандиты затихли и остались лежать на снегу. Глаза незнакомца посверкивали в темноте синеватыми электрическими сполохами, окрашивая пар, валивший изо рта. Мех капюшона переливался призрачным свечением. Пахло водкой. Ника тихонько всхлипнула от страха, закрыла рот ладошкой и медленно сползла по стене вниз, сосчитав кирпичи затылком.

— Э-э-э! Вот черт… Теперь у нас ведьмы в обмороки падают, — растерянно сказал Тимур, взял незнакомку за шиворот и дернул вверх, заставляя подняться на ноги. Она тряслась, закрывалась от него руками и что-то бессвязно бормотала. Все так же за воротник Тимур оттащил ее в переулок, подальше от поля боя.

— Слушай… Ну сколько можно, в самом деле! Твою мать… Тебе что, удобно так идти?

Ника почувствовала, что ее отпустили, постояла и осторожно открыла левый глаз. В темноте переулка она не смогла как следует рассмотреть своего спутника, но лицо у него было обычное. Человеческое. Капюшон он снял, снежинки падали на темные волосы.

— Испугалась?

— Очень. С-спа… спасибо.

— Пожалуйста. Нам, джентльменам, не трудно. Тебе куда?

— Уже никуда. Меня все равно найдут, — сказал Ника, всхлипнула, спрятала лицо в ладонях и беззвучно заплакала, размазывая по щекам остатки косметики. Парень переступил с ноги на ногу, вздохнул, взял ее за локоть и потащил за собой.

— Тогда пойдем. Все хорошо… Перестань! Не найдут они нас… Как тебя зовут?

— Ника.

— Тимур. Мы пришли, Ника. Я тебя сейчас отпущу, ключ от подъезда достану. Не убегай от меня, пожалуйста.

Следом за ним Ника вошла в вонючий подъезд хрущевки и поднялась на пятый этаж. Сначала она подумала, что ее спаситель — левша. Правую руку он держал в кармане, и все замки открывал левой. И только в прихожей, увидев, как он неловко стаскивает с плеча куртку, она осторожно спросила, перестав, наконец, всхлипывать:

— Тимур, что у тебя с рукой? Это из-за меня? Это они тебя…

— Нет-нет. Не из-за тебя, — Тимур как-то странно улыбнулся, — остеохондроз замучил. Ничего, к утру станет лучше. Только шпроты будешь сама открывать. Чем еще тебя угощать, даже и не знаю. До магазина я так и не дошел. Проходи.

Он провел ее на кухню, которая имела совсем не жилой вид. На столе, по которому были рассыпаны сигареты, стояли два маленьких граненых стакана и тарелка с объедками, которую Тимур бросил в раковину. У батареи выстроилась целая выставка пустых бутылок, на облупившемся подоконнике притулился чайник. Над единственным навесным шкафом расплылось по потолку темное пятно, по всем приметам осенью и в оттепель крыша протекала.

— Садись, будь как дома. На тех, кто на тебя напал, стояла наведенная защита. Что можем сказать по данному поводу?

Ника молчала, скрючившись на шаткой табуретке. Мысли перепутались, снова подступили слезы. Тимур набрал в чайник воды из крана, тихо матерясь, с грехом пополам водрузил его на плиту, приоткрыл форточку и закурил.

— Профессионально наведенная защита, — повторил он. — Ну? Сама расскажешь, во что вляпалась или как?

— Я… я даже не знаю, — она подняла глаза и обмерла. — Мамочка… Оконное стекло горит!

Парень выстрелил окурком в темноту ночи, чертыхнулся, прикрыл форточку и сел на табуретку напротив.

— Ведьма и такая дремучая? — он недоверчиво сощурился. — В игры со мной играешь, Ника?

— Я не ведьма! — почти крикнула она. — Я не понимаю, о какой защите ты говоришь. Я никогда не видела, чтобы светились стекла! Я сошла с ума как Нора. Я просто сошла с ума…

— Кто такая Нора? — чуть мягче спросил Тимур.

— Никто. Мы вместе работали. Вчера ее убили. Я следующая. Они гоняются за мной, потому что я последняя, кто видел ее перед смертью. Она говорила странные вещи. Сказала, что мне нужно бежать.

— Человек должен занимать в пространстве столько места, сколько его тело, если не хочет, чтобы его нашли, — назидательно произнес Тимур. — А у тебя аура светится как гирлянда! И еще эти… «антенны раскидистые». Не ведьма она, блин! На окне блокировка, она реагирует на твою спонтанную активность. Благодаря ей нас здесь не обнаружить. Да посмотри, не бойся — не ослепнешь!

Ника осторожно подняла глаза. Холодное синее пламя струилось по оконному проему и тускнело по мере того, как Ника успокаивалась.

— Что же это со мной… — прошептала она.

Тимур покачал головой.

— Откуда ты, Ника?

— Из Москвы.

— А вид такой, словно с Луны упала. Успокойся, здесь тебя никто не тронет. Рассказывай все по порядку. Кто за тобой гонится и почему?

И Ника выложила первому встречному всю историю с самого начала, с того момента, как заполнила анкету.

— Вот же ночка выдалась, — пробормотал Тимур, — просто охренеть! Слушай, Ника, скоро рассвет — самое поганое время, я пойду поваляюсь немного. Мне надо… Только не уходи: менты тебе не помогут. А потом мы что-нибудь придумаем.

— Хорошо бы… Можно мне в душ? — робко спросила Ника.

— Угу.

Придерживая здоровой рукой больную, Тимур встал из-за стола и побрел в комнату.

— Твой Жорж Блэккреман — не человек, — обронил он.

— Как это не человек? А кто?!

— Я не знаю, кто… Утром договорим.

— Я… Да-да, конечно, извини. Тебе чем-то помочь? Я медколледж заканчивала…

— Нет, спасибо. Мне просто надо дожить до рассвета. Полотенце в шкафу.

Тимур заполз на широкую кровать, которая стояла посреди единственной комнаты, потеснив шкаф с одеждой. В углу на тумбочке расположился запыленный телевизор. Другой мебели в квартире не было.

Ника ополоснулась. Вместо халата она накинула клетчатую рубашку, сушившуюся над ванной, и не запомнила, как уснула на краешке чужой кровати, завернувшись в плед у ног спасителя, который глухо стонал во сне. Тревожить его она не решилась. Так и уснула, прислушиваясь к его тяжелому дыханию.

— Ника!

В замороженные зимние окна билось солнце.

— Ника, вставай, мы едем в Москву.

— Мы? Как в Москву?!

Она вскочила и остановилась в дверях кухни, запахнув полы рубашки. Тимур наливал чай. Секунду она разглядывала своего спасителя. При свете дня он казался моложе. Коротко стриженный темноглазый, подтянутый. Этой бомжеватой квартире и закопченной кухоньке соответствовала разве что щетина на его небритых щеках. Ника вспомнила неведомых преследователей, корчившихся на снегу. Что он сделал с теми тремя… И как?

— Это единственное место, где тебя сейчас не ищут. Ты бы ни за что туда не вернулась, правильно?

Она кивнула.

— Надеюсь, не ты одна так думаешь, — Тимур поставил чашки на стол, где уже лежал на чистой тарелке нарезанный сыр и хлеб. С утра парализованная рука у него действовала не хуже здоровой, только пальцы еще плохо слушались. Зашуршала обертка шоколада.

— Угощайся. А то я вчера привел девушку в гости и заставил консервы открывать… Непростительно! Тебе идет, — он кивнул на рубашку.

— Тимур… Ты говорил, что на окнах блокировка, и нас здесь не обнаружат. Выходит, ты… Ты сам тоже от кого-то прячешься? От кого?