Помоги проекту - поделись книгой:
Он повернулся и двинулся в чащу. Зеленая роба скрывала его походку — казалось, будто Тал плывет по воздуху, не касаясь ногами земли, и только его длинный подол шелестит по траве. Дети зачарованно провожали его взглядом, пока тонкий силуэт не скрылся за деревьями. Только тогда они повернулись и пошли в обратную сторону. Кайсал помотал головой, будто стряхивая мираж.
— Кто это, Рини?! Деревенский дурачок? Как он смог пройти сквозь путы Айлена и почему ты разговаривала с ним так почтительно?!
— Этот «дурачок», Кайсал, хозяин здешней земли. Хозяин Изумрудика, прибрежного луга, этого леса.
— То есть он местный лорд?! Но Айлен завораживает всех местных жителей, и лордов тоже!
— Это ты дурачок, Кайсал. С чего ты взял, что он лорд?
— Ты сказала — он хозяин земли.
— Разве лорды — истинные хозяева? Лорды рождаются и умирают, а земля остается. Они сами уходят в землю. Кто и чему хозяин? Лорды строят на земле замки, приказывают крестьянам вспахивать ее, сажать зерно, разводить скот… Но они не властны над самой землей. Они не могут приказать ей родить или не родить посевы. Не могут изменить ее, не могут проникнуть внутрь. Хозяин — тот, кто владеет и распоряжается в неограниченной власти. Тот, по чьему слову земля может разверзнуться или встать на дыбы. Кто повелевает деревьям и травам расти или умирать.
— На это способен лишь Создатель. Ты хочешь сказать, мы с тобой встретили Его, воплощенного в человечьем облике?
Риниэль засмеялась.
— Ну уж нет. Впрочем, до того, как люди придумали себе Создателя, они называли таких, как Тал и его братишки, богами.
— Придумали Создателя?! Но это Он придумал всех нас! Нет других богов, кроме него, мы — Его творения.
— Ох, Кайсал. Ты повторяешь то, что тебе вдалбливали в школе священники. Ложь, которую выдумали после войны богов, которая едва не уничтожила этот мир. Когда боги, поубивав друг друга, впали в спячку, группа выживших и не потерявших рассудка жрецов стала думать, как им теперь сохранить свою власть, когда хозяева покинули их и не подпитывают могуществом. Тогда они придумали верховное божество, покаравшее распоясавшихся богов. Его назвали Создателем. И рассказали, будто он назначил их своими слугами, которым должно поддерживать порядок на земле. Удерживать мир от хаоса, в который его ввергли боги. Но никакого Создателя над богами не было.
Кайсал слушал, раскрыв рот. Никогда девочки не заводили таких разговоров при мальчиках.
— Откуда ты знаешь это?! Кто тебе рассказал?!
Риниэль пожала плечами.
— Сестры в Элезеуме. И мать. Дочерям матери всегда рассказывают об истинном устройстве мира. Сыновьям — не говорят. Потому что вы принадлежите смертному миру и его лжи. Истина может причинить вам боль или сделать изгоями. Поэтому матери берегут вас и не раскрывают своих знаний. Но мы принадлежим Элезеуму. Там нет места для загадок и лжи. Элезеум пропитан Истиной. Он сам — сплошная Истина. Нельзя находиться в его пределах и не ведать истины. Она накрывает тебя, как неумолимая волна, ты окунаешься в нее целиком, она смывает с тебя любую ложь и неведение.
Кайсал смотрел на нее зачарованным, помутневшим взором.
— Никто из вас никогда не говорил при нас об Элезеуме…
— Потому что мы не имели права навредить вам, смертным, лишним знанием. Наши матери знали, что делали. Церковная Инквизиция и маги безжалостно истребляли любые следы знаний о прошлом. Если бы вы проговорились, инквизиторы уничтожили бы вас за ересь.
— А почему ты заговорила об этом сейчас?
— Потому что теперь нечего скрывать. Ты своими глазами увидел Тала. И наверно, не ты один. Он начнет показываться и другим людям. И не только он. Он говорил о братишках и сестренках. Они тоже начали пробуждаться. Что-то произошло под землей, что разбудило их.
— Какие они, Рини? Что они будут делать с нами?
— Не знаю, Кай… Я пробыла в Элезеуме всего три человеческих года… Мне открывались его истины и истины смертного мира… Элезеум бесконечен. Мир конечен, но велик. Огромное количество времени в человеческом исчислении уходит на соприкосновение со всем знанием, со всеми истинами… Я успела постичь сущность элементалей, но не их проявления в смертном мире… Я не знаю, как они ведут себя с людьми…
— Как ты их назвала?!
— Элементали. Духи мест — лесов, гор, рек, озер. Люди называли их богами, а в Элезеуме — элементалями.
— А что еще ты узнала о них?
— Они разделяются на стихии, так же как феи. Лесные и горные духи принадлежат земной стихии. Духи водоемов — водные элементали. Духи ветра — воздушные элементали. Ну а огненные элементали обитают в вулканах и в подземной магме… Возможно, сегодня мы с тобой слышали как раз их песню.
— Рини…
— Что?
— Тебе не кажется, что мы давно должны выйти к Изумрудику?
Девочка развела руками.
— Это же Айлен. Мы можем бродить вокруг часами, прежде чем выйдем к нему. Но все равно выйдем, рано или поздно.
— Лучше бы рано. Есть хочется.
Риниэль рассмеялась.
— Мы же недавно завтракали! И мы в лесу, здесь полно еды!
Она сорвала с дерева лист и принялась жевать его. Кай недовольно посмотрел на нее.
— Я не фея. Я уже проголодался. Я хочу хлеб и сыр.
— Бедненький! Хлеб не растет на деревьях! Этому учат даже в ваших школах!
Глава 3. Ларгус. Дары Блаженной Милаты
Западную часть Ремидеи не затронули ни Сожжение, ни Потоп. На первый взгляд, жизнь в Атрее, Гвирате, Ларгии, Кромле, непотревоженная, должна течь своим чередом. Но это было не так. Множество наделов остались без хозяев, погибших в столице, и зависели полностью от доброй или недоброй воли управляющих. У банков и торговых компаний были конторы и хранилища в столице. От их благополучия и сохранности зависело процветание региональных представительств.
Известия о северной катастрофе распространялись, предприниматели на местах нанимали магов, чтобы оперативно связаться со своими столичными отделениями — и отделениями конкурентов. Новости бурно циркулировали в предпринимательской среде. Многим компаниям пришлось объявить себя банкротами. И конечно же, горе, стенания и траур постигли тысячи семейств аристократов и простолюдин.
Одним из наиболее пострадавших предприятий оказалась Обитель Святой Устины. Обитель существовала не за счет средств ларгийского епископата, а за счет самообеспечения — то есть щедрых оплат столичных лордов, чьи дочери воспитывались в Обители. Нынче большинство гордых надменных аристократок сравнялись по статусу с безродными сиротами, которых они раньше презирали. Некому стало оплачивать их обучение. И уж точно этого не собиралась делать Обитель под руководством нынешней настоятельницы. О чем преподобная Габриэла известила воспитанниц на вечерней трапезе.
— Дочери мои, мне грустно говорить то, что я вынуждена сказать. Все вы стали мне родными, и я молюсь Создателю за каждую из вас. Сегодня монсеньор епископ подтвердил слухи о чудовищных событиях на севере. Государыня, да хранит ее Создатель, жива и здорова. Злодей, чьим именем я не стану оскорблять наши святые своды, сгинул. Но он успел сгубить нашу благословенную землю. От его колдовского огня погибли сотни тысяч людей. Сейчас мне придется зачитать списки семейств, погубленных его пламенем. Прошу всех вас сесть. Это списки ваших семейств, ваших родных. Его Высокопреосвященство Танар передал эту информацию Его Преосвященству епископу Ларгусскому через верных государыне магов.
Настоятельница с преувеличенным трагизмом вздохнула и развернула свиток. По мере чтения в трапезной раздавались вскрики и всхлипывания. Некоторые девочки падали в обморок. К ним подбегали монахини и приводили в чувство. Кто-то из девочек пытался вскочить и убежать, предаться горю в одиночестве. Монахини удерживали их на месте, объясняя, что мать Габриэла сделает важное объявление по завершении чтения.
Сироты смотрели на высокородных соучениц, внезапно свергнутых с пьедестала гордыни и превосходства. В глазах многих пробегали искорки злорадства и торжества. Слишком много пренебрежения они терпели от аристократок, слишком часто слышали от них оскорбительные слова, слишком долго завидовали их статусу, их семьям. Лишь самые добрые и мягкосердечные из сироток искренне и по-человечески сочувствовали аристократкам.
Когда список закончился, настоятельница выдержала паузу. Затем продолжила:
— Как я уже говорила, все вы мне родные дочери, за всех я молю Создателя. Однако действительность такова, что Обитель, увы, отныне не в состоянии прокормить столь большое число воспитанниц. Прежде за счет богатых донаций лордов из столицы и окрестностей мы принимали равное число сирот и леди. Нынче нам необходимо пристроить тех, кто остался без содержания. На наше счастье, милостью господней и Святой Устины, нам воспоследовало много предложений от лордов юга и запада, а также зажиточных купцов. Девушкам-сиротам и тем аристократкам, которых задело горе Сожжения, предстоит устроить свою судьбу на смотринах, которые состоятся в день Блаженной Милаты. Сюда прибудут молодые лорды и купцы, чтобы выбрать невесту либо домоправительницу. Молите Святую Устину и Милату Благодатную, дабы они ниспослали вам милость. Множество сердец обретет счастье в день нашей четвертой покровительницы — да не увянут ее сады в небесных кущах у Трона Создателева! Мы с сестрами желаем каждой из вас счастья и благополучия. Те из послушниц, кто хочет продолжить обучение, ларгусский епископат приглашает принять постриг, посвятить себя служению Создателю и вступить в Обитель равноправными сестрами.
День Блаженной Милаты наступил неделю спустя после объявления настоятельницы. Перед смотринами девочек усиленно натаскивали в столовом этикете, искусстве общения, скрытой манипуляции и уходе за собой. Регулярно устраивали так называемые «ролевые тренинги» — нововведение сестры Валенсии. Монахини разыгрывали знатных женихов, а девочкам надо было изображать скромниц, стараться угодить «женихам», а когда надо — завлечь невинными уловками… Трудно сказать, какую практическую пользу приносили эти тренинги, но смеху и веселья было не оберись! Веселились девочки вовсю — ибо сознавали, что это их последние дни в обители. Последние дни вместе. И они вбирали по максимуму все, что им оставалось. Днем они хохотали, а ночами плакали, каждая в свою подушку, прятали горе от товарок. Каждая знала — горе в одиночку слабее общего горя, как и веселье сообща всегда мощнее уединенной радости.
За день до смотрин освободили три спальные кельи. Туда перенесли все кровати. Монахини разбирали их, откручивали спинки и сдвигали, чтобы соорудить удобные ложа для взрослых мужчин. Девочек со всеми вещами потеснили в две оставшиеся кельи. Спать им предстояло на полу, внавалку.
И вот наконец настал день, которого все ждали, кто с надеждой, кто с ужасом и с отвращением. Большинство гостей были аристократами и купцами из Ларгии и соседних Кромлы и Атреи. Несколько человек приехали из Патриды, что на юго-западной оконечности Ремидеи, и из Тарвы за Гевазийским хребтом. Прибыли лишь трое из Олбара и двое из Арвига. Гвират, как искони повелось, игнорировал культурные события южного соседа. Четыре пятых приезжих — мужчины. Некоторые явились с женами — те, кто искал экономку, а не жену. Попадались и одинокие мужчины в поисках домоправительницы, и всем было ясно, что одной из основных обязанностей будущей экономки будет согревать хозяину постель собственным телом. Некоторые из женихов прибыли с матерями, и пристальные взгляды матрон были еще взыскательнее вожделеющих мужских.
Но одна женщина была сама по себе — не в качестве сторожевого цербера муженька или сыночка. Она привлекала внимание уже тем, что ходила без довеска мужеска пола, за которым ревностно следила бы — не дай Создатель, отхватит слишком хорошенькую экономку, либо своенравную девицу! А экзотическая внешность усиливала любопытство втройне. Она была очень высокой, а кожа ее — почти шоколадной. Темные волнистые локоны спускались ниже пояса. Похотливые мужские взоры и ревнивые женские задерживались на ней чаще, чем на робких воспитанницах. Представилась она как Жа'нол из Ка'дара. Ка'дар был одним из крупных городов Мерканы — загадочного, малоизведанного материка, лежавшего далеко к западу от Ремидеи и Весталеи.
Леди Жа'нол искала компаньонку, чтобы увезти с собой на Меркану. Вездесущая Катина поведала по секрету всему свету, что мерканка заплатила впридачу к вступительному взносу немалый довесок, чтобы получить дозволение епископата попасть на смотрины. Не было ни одного правила, запрещавшего женщине участвовать в монастырских смотринах невест — но не было и ни одного прецедента. Ей разрешили нанять сироту неблагородного происхождения, которая согласится на ее предложение.
Предложение было рискованным — о жителях Мерканы, их нравах и обычаях знали очень мало. Чужака там могло ожидать все что угодно — вплоть до поедания заживо. Тем не менее девочки-сироты роем вились вокруг Жа'нол — да и аристократки от них не отставали. В пятнадцать лет не думаешь об опасностях чужой земли. Новое, неизведанное, будоражило воображение девочек. А сама леди Жа'нол — красивая, независимая, роскошно одетая — привлекала их больше, чем многие из женихов. Настоятельница Габриэла говорила «молодые лорды и купцы» — но это было преувеличение.
Молодых парней едва набиралось с дюжину. Все, как один, почти не раскрывали рта. За них говорили мамаши. «Лорду Эдвигу нравятся прилежные и почтительные девушки!» «Ганар-холл славится как лучшее конезаводческое поместье Южного Прикромья. Все соседи выигрывают скачки на жеребцах, купленных у нас!» Или же «Мой Лисом предпочитает тертое яблочко с утреца, дорогуша! Очень полезно для пищеварения! А у вас нет такого обычая? Очень жаль, очень! Сыночек непременно пристрастит вас к тертому яблочку! Будете вместе кушать, оздоровляться!»
— Как насчет их целомудрия? — спросила одна из мамаш настоятельницу. — Ходили слухи, что предыдущая настоятельница распустила общину. Девицы свободно посещали окрестные села по ночам. Нам нужно удостовериться, что невеста, прошу прощения у благородных, не «потраченная».
Мать Габриэла поджала губы.
— Слухи преувеличены, миледи. Да, бывшая настоятельница Иотана допустила много ошибок. Но целомудрие хранилось со всем тщанием. Не беспокойтесь за честь ваших наследников. Что касается отлучек девочек в ночное время, то их совершала только одна особа. Дьяволица, позорное пятно в истории нашей школы. Вы поняли, о ком я говорю, не так ли? Это бесовское отродье опутало проклятыми чарами и настоятельницу, и еще некоторых сестер… Не без ее участия мать Иотана допустила те ошибки, из-за которых епископат лишил ее поста настоятельницы. Хвала Создателю, ныне монастырь избавлен от этой змеи. А все королевство — от ужасного яда, что разлил по его сосудам черный злодей.
Один из лордов, присутствовавший при разговоре, пробормотал:
— Вряд ли при Придворном Маге было хуже, чем сейчас…
В мгновение ока его окружила пустота. Все дружно нашли нечто интересное в других концах помещения, подальше от потенциального изменника короны. Люди не забыли, как при короле Отоне и Придворном Маге за недовольство правлением могли скрутить, бросить в темницу и отправить на фронт в составе «Королевских Медведей».
Настоятельница тоже поспешила удалиться. И чуть не врезалась в мужчину средних лет, с багровым лицом, отечными веками и огромным пивным животом. Единственный, кого не отпугнули кощунственные речи недовольного лорда, он решительно шагал прямо к разбегающейся компании.
— Мать Габриэла, вы обещали показать мне Лаэтану Риган.
— Доброе утро, милорд Боркан. Стройная блондинка в голубом, разговаривает у окна со своей смуглой подругой. Видите ее?
— Хм, она кажется надменной и холодноватой. Та, на которой нет украшений?
— Именно, милорд. Она сегодня единственная, кто не надел ни одного украшения. Даже сироты вплели цветы в волосы. Она и впрямь исполнена чувства собственного достоинства. Как и положено девице столь высокого происхождения, а также будущей супруге столь знатного лорда. Вы ведь хотите, чтобы ваша избранница затмевала всех красотой и знатностью?
— Хм, хм… Она хороша, конечно… Не мешало бы побеседовать с нею.
— Одну минуту. Сестра Марика!
Монахиня, разносившая прохладительные напитки, проворно подбежала к настоятельнице.
— Пригласите к нам Лаэтану, дорогая, будьте добры! Я подержу ваш поднос.
Габриэла забрала поднос и предложила бокал собеседнику.
— Не откажитесь, милорд, сделайте одолжение. Сейчас вы познакомитесь с нашей Лаэтаной. Не по годам серьезная девушка. Уверена, она не разочарует вас.
Лаэтана и впрямь подошла чинно и степенно. Если бы не возраст и не белый фартук послушницы, можно было бы усомниться, кто здесь настоятельница…
— Милорд, разрешите представить вам Лаэтану Риган, княжну-наместницу провинции Арвиг. Лаэтана, дитя мое, это лорд Боркан. Он выразил желание взять тебя в жены. Предлагаю вам побеседовать, чтобы составить мнение друг о друге и принять дальнейшее решение.
Лаэтана покачала головой.
— Мне жаль разочаровывать лорда Боркана. Я польщена и признательна, что он находит скромную сироту достойной его высокого имени. Увы, я вынуждена отказаться от его предложения.
— Ты решила связать свою жизнь с Обителью и постричься? — мягко спросила настоятельница, не обращая внимания на раскрытый рот «жениха».
— С той Обителью, что существует в настоящее время? Нет. Не чувствую в себе ни малейшей склонности к монашескому образу жизни.
— Ты считаешь, что родственники твоего семейства в Олбаре будут рады принять тебя?
— Я не думала о них.
— О чем же ты думала, дитя мое? — медовый голос настоятельницы сочился иронией.
— Я вернусь на север. Ко двору.
— К его останкам, ты хотела сказать?
— Может быть. Это не имеет значения.
— Дитя мое, ты всегда отличалась смелостью. Смелость присуща столь древним родам, как твой. Это великое достоинство… до тех пор, пока она не переходит в безрассудство. Ты считаешь, что твое нынешнее старшинство в роду князей-наместников Арвига дает тебе определенные права. Но не забудь, что оно накладывает еще и обязанности. Ты несовершеннолетняя сирота. Милостью, дарованной мне Создателем, Ее Величеством и Святой Церковью, я несу ответственность за твою судьбу. Призываю тебя к благоразумию и осмотрительности. Если лорд Боркан еще не утратил к тебе интерес после твоего поспешного и неосмотрительного ответа, мы дадим тебе время на размышления до завтрашнего вечера.
— Не стоит, мать Габриэла. Мое решение принято давно. Оно взвешено и обдумано. Я готова покинуть обитель в любое время по вашему слову. Приношу милорду свои извинения.
Взгляд девушки был холоден и тверд, как булатный клинок. Настоятельница отвела глаза в сторону.
— Ты можешь оставаться в обители до окончания смотрин. Ради твоего блага, я все же даю тебе время на то, чтобы ты пересмотрела свое решение.
— Благодарю, но в этом нет необходимости. Могу ли я покинуть вас, мать Габриэла, и благородного лорда?
Настоятельница поджала губы.
— Можешь идти.
Как только Лаэтана удалилась, она удрученно поклонилась Боркану.
— Мне остается только нижайше просить прощения у милорда. Похоже, девица слишком зазналась. Ее статус высок… Но она забывает, что всего лишь дитя. Среди воспитанниц масса более почтительных, скромных девиц, достойных вас по происхождению. Любая из них с восторгом примет ваше предложение.
— Ну нет, мать Габриэла! Борканы так легко не сдаются. Чтобы я позволил юной прелестной нахалке высокомерно сказать нет? Это не про меня. Что вы говорили о ее родне в Олбаре? Кто-то из них может претендовать на опекунство над ней?
— Маловероятно, милорд. Олбарская ветвь Риганов носит это имя, но они слишком далеко отстоят от столичной ветви князей-наместников. Вероятнее всего, опекуном в данной ситуации станет государыня — именно она ближайший старший родич нашей строптивицы.
— Так-так… А обладает ли князь-наместник Ларгии, как представитель государыни в сем краю, полномочиями заключать брачные соглашения от ее лица?
Настоятельница прищурилась.
Поделиться книгой: