Жизнь Чака

- Знаем. Я с ней состояла в Соседском Дозоре* (представляет собой организованную группу гражданских лиц, занимающихся предотвращением преступности и вандализма в пределах района). Что я могу сделать для вас, мистер Андерсон? У меня был довольно длительный пеший переход, а моя машина застряла в сплошном месиве из автомобилей в центре города. А здание банка, вы представляете, оно… кренится.

- Кренится, - повторил Марти. Он представил вдруг наклоняющуюся Пизанскую Башню. С фотографией вышедшего на пенсию Чака Кранца на вершине.

- Оно прямо на краю провала, и хотя здание пока ещё туда не падает, выглядит оно крайне небезопасно, как по мне. Уверена, оно обречено. Полагаю, это конец моей работе, по крайней мере, в филиале, что в центре города, но на самом деле мне плевать. Сейчас я просто хочу попасть домой и дать, наконец, отдых ногам.

- Я хотел полюбопытствовать про билборд на здании банка. Вы его видели?

- Как же я могла его пропустить? – удивилась Андреа. – Я в конце концов там работаю. Ещё я видела вездесущие граффити: «Мы любим тебя, Чак», «Чак жив», «Чак навсегда». И ещё рекламу по телевизору.

- Правда? – Марти подумал о том, что увидел вчера вечером на странице «Нетфликс» перед тем, как связь окончательно пропала. Тогда он отмахнулся от Чака, как от раздражающей, вечно всплывающей рекламы.

- Ну, её крутят по каналам местных станций, как минимум. Может, по кабельному и нет такой рекламы, но для нас кабельное телевидение уже в прошлом. С самого июля.

- Как и для нас, - теперь уж, когда он начал выдумывать, что всё ещё существуют какие-то «мы», в смысле – он и Фелиция, лучше продолжать в том же духе. – Нам доступен только 8-ой канал и 10-ый.

Андреа кивнула.

- Больше никакой рекламы автомобилей или таблеток «Эликвис»* (препарат, антикоагулянт – вещество, угнетающее активность свёртывающей системы крови и препятствующие образованию тромбов), или «Дисконтной Мебели Боба» * (магазины мебели со скидкой). Только Чарльз Кранц, тридцать девять замечательных лет, спасибо, Чак. Он занимает экран целую минуту, а затем они снова пускают по кругу регламентированный список передач. Очень своеобразный подход, но в наши дни – почему бы и нет? А теперь, мне действительно очень хочется домой.

- Этот Чарльз Кранц как-то связан с вашим банком? Это оттуда он вышел на пенсию?

Она ещё ненадолго задержалась, прежде чем продолжить свой нелёгкий поход домой. В руке она так и держала туфли на высоком каблуке, которые сегодня ей, видимо, не понадобятся. А, возможно, больше вообще не понадобятся.

- Сроду не слыхала о Чарльзе Кранце и ничего о нём не знаю. Он, наверное, работал где-то в филиале в Омахе. Хотя, как я понимаю, Омаха теперь просто одна большая пепельница.

Марти проводил её взглядом. Как и Гас Уилфонг, который присоединился к нему. Гас кивнул на вереницу возвращающихся с центра города людей, которые больше не могли добраться до мест своей работы – продавцы, торговые представители, официанты, почтальоны.

- Они похожи на беженцев, - сказал Гас.

- Ага, - отозвался Марти. – В каком-то смысле они и есть беженцы. Эй, помнишь ты спрашивал меня о запасах провизии?

Гас кивнул.

- У меня точно есть несколько банок супа. Также найдётся немного риса-басмати* (ароматный рис с мелкими длинными зёрнами) и «Райс-а-Рони»* (распространённый в Америке гарнир из вермишели и риса). Хлопья, если мне не изменяет память. Что касается морозилки: там у меня насчитывается около шести замороженных обедов и полпинты «Бен и Джерри»* (мороженое).

- В твоём голосе я не слышу беспокойства.

Марти пожал плечами.

- А какой прок от беспокойства?

- А это любопытно, знаешь ли, - сказал Гас. – Беспокойство – вот, что мы все испытываем в первую очередь. Нам нужны ответы. Люди пошли в Вашингтон, чтобы протестовать. Помнишь, как они свалили ограждения перед Белым Домом, а тех студентов подстрелили?

- Ага.

- В России свергли правительство, а между Индией и Пакистаном случилась Четырёхдневная Война. А ещё вулкан в Германии – ради Христа! – в Германии! Но мы постоянно говорим друг другу, что нас-то пронесёт, но что-то не похоже, а?

- Не похоже, - согласился Марти. Хотя он только недавно поднялся с кровати, он чувствовал себя усталым. Очень усталым. – Не пронесёт, а разорвёт.

- И потом ещё эти самоубийства.

Марти кивнул.

- Фелиция наблюдает это каждый день.

- Дума, самоубийства скоро сойдут на нет, - сказал Гас, - и люди просто будут ждать.

- Ждать чего?

- Конца, дружище. Конца всего. Мы уже прошли через все пять стадий горя и печали, неужели ты не видишь? А теперь приближаемся к последней. Смирению.

Марти ничего не сказал. Нечего тут было сказать.

- Теперь уже всем всё до лампочки. И вот это… - Гас повёл рукой. – Пришло не пойми откуда. Я хочу сказать, мы и так знали, что окружающая среда летит псу под хвост – думаю, даже эти правые* (политическая партия или система, придерживающаяся мнения, что все процессы происходят естественным путём) психопаты втайне в это верили, - но кто ожидал такого количества дерьма, и чтобы всё сразу. – Он посмотрел на Марти почти умоляюще. – И сколько нам осталось? Год? Четырнадцать месяцев?

- Да уж, - сказал Марти. – Хреново.

Кажется, это единственное подходящее слово.

Над головой они услышали гудящий звук и посмотрели наверх. В эти дни крайне редко можно было увидеть большие реактивные самолёты из муниципального аэропорта, летающие туда-сюда, но сегодня по небу летал маленький самолётик, он неуклюже кружился в вышине, извергая из своего хвоста белый след. Самолётик крутил петли, кренился, взлетал и спускался, а дым (или ещё какая химическая дрянь) формировался в слова.

- Ух ты, - сказал Гас, вытягивая шею. – Самолёт, который пишет в небе. Не видел ни одного с тех пор, как был пацаном.

«ЧАРЛЬЗ» - написал самолётик. Затем – «КРАНЦ». А потом, - ясное дело – «З9 ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЕТ». Имя уже начало расширяться и распушилось, как облако, когда самолётик написал: «СПАСИБО, ЧАК!».

- Какого хрена? – изумился Гас.

- Вот и я о том, - согласился Марти.

***

Он пропустил завтрак, так что по возвращении домой Марти разогрел в микроволновке один из своих замороженных обедов – пирог с курицей от «Мари Каллендер»* (сеть ресторанов в США), довольно вкусный, кстати, и понёс его в гостиную, чтобы посмотреть телевизор. Но настроиться он смог только на два телеканала, которые показывали фотографию Чарльза «Чака» Кранца, сидящего за своим рабочим столом, с шариковой ручкой в руке, застывшей в вечной готовности. Марти пялился в экран, пока ел свой пирог с курицей, а потом выключил эту идиотскую электронную коробку и вернулся в постель. В этом, казалось, было больше смысла.

Он проспал почти весь день, и хотя у него не было о ней снов (во всяком случае, как он помнил) Марти проснулся с мыслями о Фелиции. Ему хотелось увидеть её, и когда он к ней придёт, то спросит – может ли он переночевать у неё. Может, даже остаться навсегда. Никто не ожидал, что будет так хреново, сказал Гас, причём навалилось всё сразу. И если это и правда конец, Марти не хотел бы встречать его в одиночестве.

Харвест Эйкрз, маленькая аккуратная застройка, где теперь жила Фелиция, находилась в трёх милях отсюда, и Марти решил не рисковать ехать туда на машине, потому он влез в свои тренировочные брюки и кроссовки. Для прогулки это было прекрасное послеполуденное время, ближе к вечеру, небо всё так же безупречно чистое, и множество людей снуёт по округе. Некоторые даже выглядели так, будто наслаждаются солнечной погодой, но большинство глядели себе под ноги. Разговоров было мало, даже между гуляющими парочками и трио.

Все четыре магистрали по Парк Драйв – одной из самых оживлённых улиц в восточной стороне города, - были забиты и переполнены автомобилями, большинство из них пустые. Марти протиснулся между ними, и на другой стороне встретил пожилого мужчину в твидовом костюме и гармонирующей с ним фетровой шляпе. Мужчина сидел на бордюре и выбивал свою курительную трубку в сточную канаву. Увидел, что Марти на него смотрит и улыбнулся.

- Просто немного отдыхаю, - сказал он. – Я ходил к центру города, чтобы посмотреть на провал и сделать пару фото на свой телефон. Думаю, что репортаж какого-нибудь местного телеканала был бы интереснее, но, похоже, с эфирами покончено. Если не считать, конечно, фотографий с тем парнем – Кранцем.

- Да уж, - сказал Марти. – Теперь от Чака не отделаться. Есть мысли о том…

- Не-а. Я спрашивал уже более двух дюжин людей. Никто не знает. Наш непонятный Кранц появился словно Оз во время Апокалипсиса.

Марти хохотнул.

- Куда держите путь, сэр?

- Харвест Эйкрз. Милый маленький анклав. На отшибе. – Он полез в карман своего пиджака, явил на свет божий кисет табака и стал набивать трубку.

- Я тоже туда направляюсь. Моя бывшая жена там живёт. Мы могли бы отправиться вместе.

Пожилой джентльмен поднял голову, слегка поморщившись.

- Можно, но ровно до тех пор, пока вы не поскачете сайгаком, - он зажёг трубку, попыхтел. – Артрит. Я, конечно, принимаю таблетки, но чем дальше в меня проникает артрит, тем меньше они могут сделать.

- Хреново, - сказал Марти. – Тогда задавайте темп.

Что старик и сделал. Темп был медленным. Пожилого парня звали Сэмюэл Ярбро. Он был владельцем и старшим гробовщиком «Похоронного бюро Ярбро».

- Но моя истинная страсть – метеорология, - сказал он. – В юности я мечтал стать синоптиком на телевидении, возможно даже работать на какую-нибудь телесеть, но, кажется, туда они продвигают только молоденьких дамочек с такими… - Он поднял перед грудью руки, сложив ладони в форму больших чаш. – Но я всё равно не отстаю, читаю журналы, и могу рассказать вам удивительную вещь. Если вы хотите, конечно.

- Давайте.

Они подошли к автобусной остановке. На задней стене в трафарете красовались слова: «ЧАРЛЬЗ «ЧАК» КРАНЦ, 39 ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЕТ! СПАСИБО, ЧАК!». Сэм Ярбро присел на скамейку и похлопал ладонью рядом с собой. Марти уместился рядом. С подветренной стороны от курительной трубки Ярбро, но проблемы в этом не было. Марти нравился этот запах.

- Вы же знаете, как обычно люди утверждают, что в одних сутках двадцать четыре часа? – спросил Ярбро.

- И семь дней в неделе. Все это знают, даже малые дети.

- Так вот, все они ошибаются. В звёздных сутках* (период вращения какого-либо звёздного тела вокруг своей оси) было двадцать три часа и пятьдесят шесть минут. Плюс пара лишних секунд.

- Было?

- Совершенно верно. Согласно моим подсчётам, которые, уверяю вас, мне есть чем оправдать, сейчас звёздные сутки составляют двадцать четыре часа и две минуты. Вы знаете, что это означает, мистер Андерсон?

Марти призадумался.

- Вы хотите сказать, что вращение Земли замедляется?

- Именно, - Ярбро вынул трубку изо рта и указал на людей, проходящих мимо них по тротуару. Теперь, когда день застыл на границе сумерек, их количество уменьшилось. – Готов поспорить, что многие из этих ребят думают, будто единственная причина многочисленных катастроф, с которыми мы столкнулись, коренится в том, что мы натворили с окружающей средой. Это не совсем так. Я был бы в первых рядах из тех, кто утверждает, что обошлись мы с матерью – да, Земля, мать для всех нас, - очень и очень плохо, домогались её, а то и вовсе изнасиловали, но по сравнению с великими часами Вселенной мы ничтожно малы. Ничтожно. Нет, что бы ни происходило сейчас – это несравненно больше, чем просто разрушение нами окружающей среды.

- Может, всё это вина Чака Кранца, - сказал Марти.

Ярбро удивлённо глянул на него, а затем хохотнул.

- Опять о нём, а? Чак Кранц выходит на пенсию и всё население Земли, не говоря уж о самой Земле, выходит на пенсию вместе с ним? Таков ваш тезис?

- Надо же найти – что во всём этом обвинять, - сказал Марти, улыбаясь. – Или кого.

Сэм Ярбро поднялся, положил руки на поясницу, потянулся и поморщился.

- Мои извинения мистеру Споку, но это нелогично. Полагаю, тридцать девять лет – это довольно немалый промежуток в человеческой жизни – почти половина, - но последний ледниковый период произошёл всё же немного раньше. Не говоря уже об эпохе динозавров. Может, двинем уже?

Они двинули, их тени вытянулись впереди. Марти обругал себя за то, что проспал лучшую часть дня. Ярбро двигался ещё медленнее, чем раньше. Когда они, наконец, достигли кирпичной арки, отмечающей вход в Харвест Эйкрз, старый гробовщик снова присел на перекур.

- Думаю, я понаблюдаю закат здесь, пока артрит не соизволит хоть немного поулечься. Не желаете присоединиться?

Марти покачал головой.

- Я лучше пойду дальше.

- Проверить, как там бывшая, - сказал Ярбро. – Я понимаю. Было приятно с вами пообщаться, мистер Андерсон.

Марти уже двинулся к арке, затем обернулся.

- Чарльз Кранц и правда что-то значит, - сказал он. – Я уверен в этом.

- Может, вы и правы, - сказал Сэм, раскуривая трубку, - но замедление вращения Земли… ничто не может быть важнее и опаснее этого, мой друг.

Центральная улица застройки Харвест Эйкрз представляла собой элегантную обсаженную деревьями параболу, от которой расходились улочки покороче. Уличные фонари, по мнению Марти, словно сошедшие с иллюстраций книг Диккенса, зажглись, приглушая лунное свечение. Когда Марти ступил на Ферн Лейн, район, где проживала Фелиция, появилась маленькая девочка на роликовых коньках, изящно обогнув угол улицы. Она была одета в мешковатые красные шорты и футболку без рукавов, на которой изображено чьё-то лицо, может, какой-нибудь рок звезды или рэпера. На взгляд Марти ей было около десяти или одиннадцати лет, и смотря на неё, он почувствовал невероятную бодрость: что может быть более естественно и правильно в этот ненормальный день? Этот ненормальный год?

- Здоров, - сказал он.

- Здоров, - ответила девочка, тем не менее быстренько развернувшись на своих роликовых коньках, вероятно, готовая удрать, если он окажется одним из так называемых Честеров Растлителей* (подозрительный тип, извращенец и маньяк), о которых, будьте уверены, рассказывала её мама.

- Я пришёл повидать свою бывшую жену, - сказал Марти, стоя на месте. – Фелицию Андерсон. Или, быть может, она теперь опять Фелиция Гордон. Это её девичья фамилия. Она живёт на Ферн Лейн. Дом номер 19.

Девочка крутанулась на своих роликах непринуждённым, лёгким движением, которое, сделай его Марти – опрокинуло бы его на задницу.

- Ох, да, я вроде видела вас раньше. Синий «приус»?

- Это мой.

- Если она твоя бывшая, зачем же ты пришёл?

- Она всё ещё нравится мне.

- Вы не скандалите?

- Раньше бывало. А теперь, когда мы стали бывшими, ладим даже лучше.

- Иногда миз Гордон угощает нас имбирным печеньем. Меня и моего младшего брата Ронни. Мне больше нравится «Орео», но…

- Но имбирное печенье так приятно крошится, верно? – спросил Марти.

- Не, имбирное не крошится. По крайней мере, пока ты не начнёшь хрустеть своими зу…

В этот момент уличные фонари погасли, превратив главную улицу в лагуну теней. Все дома также погрузились во тьму. Это было очередное отключение электричества, которое случалось в городе, иногда на целых восемнадцать часов, но питание всегда возвращалось. Марти не был уверен, что оно теперь вообще восстановится. Может быть и так, и у него появилось стойкое ощущение, что электричество, которое он (как и все остальные) принимал как должное, разделило судьбу павшего Интернета.

- Криповенько, - сказала маленькая девочка.

- Лучше иди домой, - посоветовал Марти. – Без света уличных фонарей слишком темно, чтобы кататься.