Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Святая Блаженная Ксения Петербургская - СБОРНИК на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Главное Казначейство, чтобы получить там по каким-то документам большие деньги.

Войдя в Казначейство, полковник, приготовляя вынутые из кармана документы, не заметил, что стоявший тут же часовой устремил на него удивленный, пристальный взгляд свой.

Внимательно всмотревшись в полковника и, по-видимому, узнав его, часовой быстро подошел к казначею и тихо сказал ему: «Ваше благородие, этого человека (причем глазами указал на полковника) нужно сейчас же арестовать. Я знаю его. Разрешите мне сказать ему несколько слов».

Казначей в недоумении взглянул на ничего не подозревавшего полковника и сказал часовому: «Говори!»

Часовой подошел к полковнику, еще раз пристально взглянул ему в лицо и, безо всякого соблюдения чинопочитания, резко спросил его:

«А ты, братец, как сюда попал?»

Услышав эти слова, полковник побледнел, как мертвец, и выронил из рук документы.

Присутствовавшая в Казначействе публика, пораженная выходкой часового, тотчас же окружила и часового, и полковника.

«Ваше благородие, – громко сказал часовой, обернувшись к казначею, – это не полковник, а беглый каторжник! Несколько лет тому назад я сопровождал его, как конвойный, в Сибирь на каторгу. И теперь я хорошо узнал его. Я не ошибся».

Мнимый полковник, дрожа от ужаса и видя, что ему ничего не остается больше делать, тотчас же сознался, что он действительно каторжник и не так давно убежал из Сибири.

«Убежав с каторги, – говорил он, – я долгое время, измученный, холодный и голодный, блуждал по тайге Сибири. Наконец мне удалось перейти Уральские горы. Идя здесь однажды по дороге, пролегавшей среди густого темного леса, я едва-едва передвигал ноги. Вдруг вижу – догоняет меня в повозке, запряженной в одну лошадь, какой-то офицер. По погонам я узнал, что это полковник. Не желая сталкиваться с кем бы то ни было, я отошел в сторону от дороги и пошел своим путем дальше, не обращая на офицера никакого внимания и думая, что он меня не заметил. Но я ошибся. Полковник меня заметил. Увидев меня, крайне жалкого, усталого и истомленного, он подозвал меня к себе, расспросил, кто я такой, и, узнав во мне человека интеллигентного, сжалился надо мной и пригласил меня к себе в повозку. Что тут дальше рассказывать? Мы ехали самым густым лесом… Сколько тут ни кричи, никто не услышит, никакой помощи не дождешься… Словом, воспользовавшись удобным случаем, я зарезал и сердобольного полковника, и его кучера. Потом полковника раздел, надел его платье на себя, присвоил себе его документы и деньги, обоих зарезанных сбросил с повозки и ускакал. Добравшись до Петербурга, мне, как ловкому и бывалому человеку, особенно же имея при себе документы, легко удалось выдать себя за полковника. Я познакомился с генеральской дочерью, и завтра уже должна была состояться моя свадьба. Но, видно, Господь услышал молитву сироты-невесты и избавил ее от замужества со мною. А кабы не этот часовой, то завтра был бы уже женат».

Мнимый полковник тотчас же был арестован, предан суду и, ввиду многочисленности его преступлений, приговорен к смертной казни.

Да, Блаженная Ксения умеет платить своей любовью тем, кто сам ее любит и почитает.

Получение места Исполатовым, Булахом и многими другими

Доктор Булах приехал в Петербург для поступления на службу, но всюду получал отказ. Тщетно три недели напрягал он все свои усилия и совсем уже к концу приуныл от неудачи. Знакомые посоветовали ему помолиться на могилке рабы Божией Ксении и отслужить по ней панихиду. Он так и сделал. А на следующий день после этого он получил назначение в город Ржев.

В таком же положении находился и г-н Исполатов. В тот день, как он, по совету родных, помолился на могилке Блаженной Ксении, ему предложили на выбор четыре места.

Множество и других случаев получения, после тщетных поисков, места по молитвенной помощи от рабы Божией Ксении рассказывается посетителями ее могилы, особенно же простым народом – рабочими, горничными, кухарками и т. д.

Вот, например, что случилось с г-ном В.А. По профессии чертежник, В.А. долгое время был не только человеком легкомысленным, но и большим неудачником в жизни. Много раз поступал он на службу, но нигде не мог долго служить. Послужит неделю-другую да и откажется, а иногда и ему откажут: то начальство не нравится, то работа тяжела, то товарищи неподходящие… Прошло так несколько лет. В.А. совершенно обносился, стыдно было в люди показаться, уже с большим трудом доставал он себе кое-какую временную работу и едва-едва питался. Много горя и скорби доставлял он и своей глубоко религиозной старушке-матери. В начале 1907 года В.А. получил какую-то дешевенькую работу и занимался у себя на квартире. Случилось так, что его мать была в это время на Смоленском кладбище и принесла оттуда изображение Блаженной Ксении. Принесенное изображение мать В.А. повесила на стенку, сделала из различных цветов шерсти венок и обвила этим венком изображение. В.А. и присутствовавшая в это время в их комнате одна их знакомая стали смеяться над старушкой. Долго уговаривала их религиозная женщина, долго усовещивала, но ничего не могла сделать. И что же? На другой день и В.А., и смеявшаяся с ним женщина – оба получили отказ от занятий. Прошло после этого почти пять лет. В.А. кое-как перебивался случайной работой, а смеявшаяся с ним женщина и до сих пор не имеет никаких занятий; она впала в крайнюю бедность и питается чуть не Христовым Именем. Между тем старушка-мать В.А. по-прежнему усердно молила Господа и рабу Божию Ксению вразумить ее гибнущего сына. И Господь услышал ее молитву. Постоянная ли неудача и тяжелое положение или усердные молитвы матери, но только вразумился В.А. Ему пришло на ум, уж не наказывает ли его Господь за то, что он глумился над верой своей матушки, что он позволяет себе кощунственно оскорблять Господа Бога и

Его св. угодников. И чем больше он думал над этим, тем больше убеждался в справедливости этого. Наконец как бы луч света озарил его душу. Проснувшись как-то рано утром, он стал просить свою мать сходить с ним на могилку Ксении, что он желает помолиться ей, просить у нее прощения и помощи в своих неудачах. Мать охотно исполнила его просьбу. И Господь с радостью принял заблудшего, но раскаявшегося сына. Придя с могилы домой, В.А. тотчас же написал письмо начальнику С.-З. железной дороги (ранее он получил отказ), с усердной просьбой дать ему какие-либо занятия. В письмо это он вложил маленький кусочек бумаги от изображения рабы Божией Ксении, над которым он ранее смеялся. И помощь от рабы Божией Ксении тотчас же последовала. Дня через четыре В.А. от начальника С.-З. железной дороги г-на П.П.М. получил известие, что он принят на службу и что ему ассигнованы необходимые суммы для приобретения необходимой одежды.

Сообщая об этом, В.А. усердно просил поместить этот случай в следующем издании книжки, готовый во всякое время, под присягой, подтвердить правдивость своего сообщения.

О том, как велика вера простого народа в помощь рабы Божией Ксении, показывает, например, случай с рабочим Егоровым. Долгое время служил он на лесопильном заводе Лебедева. Здесь его ценили, как опытного, трезвого и аккуратного мастера. Но ораниенбаумский лесопромышленник предложил Егорову чуть не двойную плату и переманил его к себе. Спустя полгода, по независящим от Егорова обстоятельствам, он место в

Ораниенбауме потерял и отправился к себе на родину. Возвратившись в Петербург и глубоко веря в помощь рабы Божией Ксении, Егоров не пошел даже по лесопильным заводам искать места, а послал только письмо с предложением своих услуг. «Зачем я буду искать места? Мне это место даст раба Божия Блаженная Ксения», – говорил он. И действительно, разослав письма, Егоров тотчас отправился на Смоленское кладбище помолиться на могилке рабы Божией Ксении и попросить ее помощи в приискании места. И вера Егорова не обманула его. По приходе на квартиру он нашел у себя три письма с приглашением на работу и с назначением отличной платы.

Чудесное исцеление трехлетней девочки по молитвенной помощи Святой Блаженной Ксении

(Изложено со слов М.Г. Григорьевой. Рассказано в 1906 году)

Три-четыре года тому назад мне случилось быть в гостях в одном аристократическом семействе С.-Петербурга, выехавшем года полтора тому назад, вследствие беспорядков в России, куда-то за границу. Радушная старушка-хозяйка (теперь уже умершая; погребена в Александро-Невской Лавре) в числе прочих своих родных и гостей представила мне и свою 11-летнюю внучку, обучавшуюся в институте.

«Вот, посмотрите, – говорила мне радушная хозяйка, гладя по голове девочку, – какая она у нас милая, здоровая, красавица да умница… А музыкантша-то какая славная! А верите ли, мы ведь и не думали видеть ее такой цветущей и здоровой… И все это случилось, благодаря помощи, знаете ли кого? Вот уж никогда не угадаете!.. Вы думаете, может быть, доктора помогли? Или что она родилась здоровой? – Нет, вовсе нет… Правда, Олечка родилась здоровенькой, и кормилица у нее была хорошая… Но на третьем году, Бог весть отчего, должно быть от простуды, у Олечки случилась такая серьезная болезнь, что мы не смели и думать, что она останется живой, а в том, что она будет глуха, мы были вполне уверены и рады были даже помириться с этим. Да и все доктора так говорили… Не желаете ли, я вам расскажу историю болезни моей дорогой внучки… нет, впрочем, угадайте сначала, кто помог ей и возвратить здоровье, и глухой не остаться?»

«Наверное, – говорю я ей, – вашей внучке помогли какие-нибудь домашние средства? Ведь часто случается, что доктора бьются изо всех сил, употребляют всевозможные средства медицины, но ничего не помогает… и вдруг самое простое народное средство ставит больного на ноги».

«А знаете, М.Г., ведь вы почти что угадали, хотя, разумеется, вы думаете совершенно о других средствах… Моя внучка исцелилась, действительно, средством народным, но вовсе не из тех, о которых вы говорите… Она исцелилась таким средством, которое я посоветую никому и никогда не забывать, а как можно чаще им пользоваться… Вот послушайте, что я вам расскажу. Олечка, иди, душечка, займи гостей… я хочу поговорить с М.Г.

Мой сын женился всего лишь 12 лет тому назад. У него всего двое детей – две девочки: Олечка и Саша. Оле 11 лет и Саше 7 лет. В то время как заболела Олечка, Саша еще не родилась. Оля была единственным ребенком, составлявшим счастье для всех нас. Как мы ее берегли, как лелеяли, я вам говорить об этом не стану… Вы сами имеете детей и знаете, как они дороги для родителей. А она у нас была одна, мы все в ней души не чаяли… И вдруг, что же? Сначала стала жаловаться, что у нее болит головка. Померили температуру… 37 градусов с небольшим. Сейчас же напоили ее чаем с малиновым вареньем, дали несколько капель акониту, уложили в постель и думали, что к утру все кончится благополучно. Но ночью Олечка спала плохо, головная боль продолжалась и на следующий день. Позвали доктора. Доктор постукал больную, пощупал пульс, посмотрел язык, померил температуру и нашел, что опасного ничего нет, что у больной в легкой форме инфлюэнца. Прописал лекарство и уехал. Пользуем мы его лекарством больную день, два. Больной нисколько не легче… температура поднялась до 39 градусов, и Олечка стала жаловаться, что у нее правое ушко колет. Снова позвали мы доктора. Он нашел осложнение инфлюэнцы и стал опасаться нарыва в правом ухе. Снова прописал лекарства и обещал побывать на следующий день. Ночь больная спать уже не могла: температура поднялась до 40 градусов, боль в ухе стала невыносимой. Мы снова ночью же позвали доктора, но он сказал, что до утра ничего нельзя сделать, что дело приняло серьезный оборот и что лучше бы было позвать специалиста по ушным болезням. Можете себе представить, в каком волнении были все мы, а особенно мать и отец! Сейчас же разослали карточки к ушным докторам с просьбой непременно пожаловать к больной в 8 часов утра. Спасибо, доктора не отказали в нашей просьбе. Утром явилось их четверо. Наш доктор рассказал им историю Олечкиной болезни, и все они начали со всех сторон и по всем правилам медицинского искусства осматривать и выслушивать больную, которая все время или жалобно стонала, или так громко и больно кричала, что разрывала всем нам сердце. Когда же доктора стали рассматривать больное ухо, я даже не помню, что со мной сделалось… Крики и стоны бедной девочки до того были ужасны, что я до сих пор не могу себе представить, как мы все с ума не сошли от ее невыразимых мучений. Но всему бывает конец. Кончилось и осматривание докторов. Началось длинное совещание. С ужасом ждали мы приговора. И действительно, что может быть ужаснее того, что мы услыхали? Доктора нашли, что у Олечки нарыв сзади барабанной перепонки, что нужно дать этому нарыву время окончательно созреть, а это продолжается дня три-четыре, затем просверлить барабанную перепонку и выпустить гной нарыва. Если эта операция сойдет благополучно, девочка останется жива, лишь будет глуха на правое ухо. Если же не сделать сверления барабанной перепонки, то от нарыва непременно произойдет заражение крови, и девочка должна будет умереть. Не правда ли, ужасный ведь приговор? Я и теперь не могу спокойно об этом вспоминать. Можете же себе представить, что мы передумали и перечувствовали в то время, а особенно отец и мать Олечки? И целых три дня продолжалась эта пытка. Никто из нас не раздевался, никто не думал прилечь… Все мы молча, на цыпочках, ходили или сидели около комнаты мечущейся страдалицы, и сами не меньше ее, кажется, страдали от ее мучений; все мы затыкали уши от ее стонов и никак не могли отойти от ее двери. Сколько горячих молитв было вознесено на небо, сколько горьких слез было пролито нами в это время – одному Богу известно. Но, должно быть, чья-нибудь молитва была услышана Господом…

Навещавшие по несколько раз в день больную доктора, успокаивая всех нас, два дня говорили, что болезнь идет вполне нормально, а на третий день утром сообщили, что завтра можно будет сделать операцию. Между тем, страдания больной, а вместе с ней и наши, в этот день достигли, кажется, еще небывалой степени. Что у нас тогда было, я теперь и вообразить себе не могу. Больная страшно и жалобно стонет, отец рвет на себе волосы, мать чуть с ума не сходит, извелась совершенно, я также сделалась ни на что не годной… а между тем, все мы сидим рядом с комнатой больной, изредка туда заглядываем и отойти не можем. Завтра, думаем, операция… Олечка или умрет, или останется на всю жизнь глухой. Господи, неужели нет средств избавить всех нас от столь невыносимых страданий!.. Да где же милосердие и любовь Господа?.. Мы готовы уже были впасть в совершенное отчаяние. Но тут-то милосердый Господь и явил всем великую Свою милость. Сидим мы все трое – сын, невестка, я – в комнате рядом с больной, боимся слово сказать, все прислушиваемся к стонам умирающей и, изверившись в помощь земную, все еще не теряем надежды на помощь небесную, со слезами просим и молим об этом Подателя всяческих… Вдруг входят няня Агафья Никитишна и говорит:

«Батюшка барин, позвольте мне съездить на Смоленское кладбище к Блаженной Ксении, я слышала, что ее молитва многим помогает в горе».

«Голубушка няня, – отвечает сын, – делай, что хочешь, только помоги нам… Видишь, мы ничего не понимаем… Поезжай, куда хочешь, только помоги ты нам, Христа ради!»

Вышла няня, а мы все сидим… Сколько времени просидели мы, я уже и не знаю… Только замечаем, что стоны больной становятся как будто тише и тише, а наконец и совсем прекратились.

«Скончалась, бедняжка!» – мелькнуло в нашем сознании… и мы, все трое, ворвались в комнату Олечки. Смотрим: у кровати больной стоят няня и сиделка, больная лежит на правом бочку и тихо, спокойно спит.

«Слава Богу, – тихонько шепчет нам няня, – я съездила на Смоленское кладбище к Блаженной Ксении, помолилась там, привезла с ее могилки песочку да маслица из лампадки… Теперь Олечке станет легче».

Как очумелые, стояли мы у кроватки Олечки, слушали слова няни, ничего не понимали, но чувствовали, что с больной, действительно, произошла разительная перемена и что опасность миновала…

С истерическим воплем бросился отец малютки на грудь своей жены, и не знаю уж, долго ли сдерживаемое горе или неожиданная радость вырвалась в его рыданиях, только едва нам удалось его успокоить, оттащить от кровати больной и уложить в постель.

Как и мы с невесткой вышли из комнаты больной, как и где, не спавши трое суток, мы уснули, я тоже не помню. Только утром, лежа у себя на диване, вдруг слышу громко зовет меня няня: «Барыня, а, барыня, встаньте, пожалуйста… доктора приехали, а барина с молодой барыней никак не добудишься».

«Ну что, – вскочила я, – как Олечка?»

«Слава Богу, – говорит няня, – почивают, и всю ночь на правом бочку почивали».

Я тотчас же, нечесаная и немытая, пошла, разбудила сына и невестку, сказала им, что приехали доктора и что Олечка спокойно спит.

Как бы испуганные тем, что осмелились на целую ночью оставить при смерти больного ребенка, вскочили они с постели, кое-как оделись и побежали к Олечке.

А я вышла в гостиную к докторам, извинилась перед ними и рассказала, что Олечка, слава Богу, со вчерашнего дня спокойно спит.

«Ну, ничего, подождем; пусть бедняжка подкрепится перед операцией-то: ведь это дело нелегкое, тем более для маленького измучившегося ребенка», – говорили мне доктора.

Вышли отец и мать и также подтвердили, что девочка спит.

Такое положение ребенка, по-видимому, хоть немного должно бы было нас утешить, порадовать. Но присутствие докторов и мысль об операции снова напомнили нам об опасности положения, и снова нелегко стало у нас на сердце.

Но что же мы могли поделать? Нужно же было избавить больную от страданий, нужно было решиться на операцию… Сидим мы час, другой. Доктора, вначале спокойно разговаривавшие между собой, начали мало-помалу выражать нетерпение и наконец попросили разбудить девочку. Сначала пошла туда мать. Вместе с сиделкой и няней начинает она будить ребенка. «Олечка, Олечка, проснись, милая!» – но она, бедная, спит да и все тут. Идет туда отец, за ним я с докторами. Все мы по очереди будим ее, зажимаем носик, она немножко повернется, а все-таки спит и никак не может проснуться.

Наконец мать берет Олечку на руки и вынимает из постели.

Смотрим: вся подушечка, правое ухо, щечка, шея, рубашечка, простыня – все покрыто гноем: нарыв прорвался; а здоровая девочка и на руках матери продолжает спокойно спать.

Подивились доктора такому счастливому исходу болезни, научили нас, как нужно промывать ушко, и уехали. А мы все, положив спящую девочку на новую постельку, приступили к няне с просьбой рассказать, что она сделала и каким образом девочка стала здоровой?

«Ничего я, барыня, не сделала, я только съездила на Смоленское кладбище к матушке Ксении, отслужила там панихиду, взяла маслица из лампадки да скорее домой. Приехала, вошла к Олечке, а пузырек-то с маслицем спрятала в карман, да и жду, скоро ли выйдет из комнаты сиделка, потому, боюсь, что она рассердится, если увидит, что я хочу пустить маслица в больное ушко. “Няня, посиди тут, я на минутку выйду”, – вдруг говорит сиделка. Уж так-то я обрадовалась, когда она сказала это. “Хорошо, хорошо, – говорю, – уж вы будьте спокойны…” – и лишь только затворилась дверь за сиделкой, я тотчас же подошла к Олечке, немножко сдвинула с ушка повязку (девочка всегда лежала на левом боку) и прямо из пузырька полила ей маслица в ушко. Не знаю уж, и попало ли туда хоть что-нибудь, больно уж велика была опухоль-то… Ну да, думаю, как Богу угодно да матушке Ксении… Снова надвинула барышне повязку на ушко, смотрю, она постонала немножко, повернулась на правый бочок да и глазки закрыла, засыпать, значит, стала.

Вошла сиделка да и говорит: “Что это, никак она кончается?”

“Нет, – говорю, – она заснула”.

Подошли мы с сиделкой к кроватке, а барышня сладко-сладко так спит и ротик открыла… а тут и вы все пришли в комнату. Больше я ничего не делала».

«Да кто тебя научил съездить к Ксении? Откуда ты узнала про нее?» – спросили мы.

«Я, батюшка барин, и вы, барыни, давно про нее знаю, много раз бывала на ее могилке, видела, что там берут землицы и маслица для исцеления, значит, от разных болезней, да мне-то не приходилось этого делать; я, благодарить Бога, всегда была здорова. И вот теперь, сидя у постели барышни, я чего не передумала, вспомнила и про матушку Ксению… Много раз уже хотела я сказать вам, да все боялась, думала, что вы смеяться или бранить меня будете. А потом, когда уже барышня чуть не кончалась, я не утерпела: думаю, пусть смеются, пусть бранят меня, а я все-таки пойду, попрошусь на могилку к Ксеньюшке, может быть, и пустят, а не пустят, думаю, так я потихоньку как-нибудь съезжу. А вы, слава Богу, сразу же меня и отпустили. Взяла это я извозчика, тороплю его, еду, а сама все думаю: “Господи, неужели Ты не поможешь такой крошке-страдалице? Ну за что она страдает?” – а слезы-то, слезы-то так и текут у меня из глаз… Приехала это я к воротам кладбища, велела извозчику обождать меня, деньги ему вперед отдала, а сама бегом в часовню до Ксении. Отворила дверь, смотрю, народ стоит и молится, свечи, лампадки горят кругом могилы, а в стороне стоит в облачении священник. Я прямо к нему и говорю: “Батюшка, отслужи ты мне, Христа ради, панихидку по рабе Божией Блаженной Ксении да помолись за болящего младенца Ольгу, больно уж она бедная страдает”.

“Хорошо, хорошо, – говорит священник, – панихидку я отслужу, помяну в молитвах и болящего младенца Ольгу, а ты сама-то хорошенько молись да поусерднее проси помощи у рабы Божией Ксении. По мере твоей веры и молитвы ты и помощь получишь такую же”.

Купила я скорее две свечечки, одну поставила на подсвечник, другую взяла в руки и бросилась со слезами к самой могилке Ксении. Батюшка начал панихиду, а я все время плачу да твержу: “Господи, спаси, Ксеньюшка, помоги”, – больше ничего и сказать не придумала: ведь я глупая, неученая, не умею молиться-то. Кончилась панихида, заплатила я за труды священнику, взяла, с его благословения, землицы с могилки Ксении да маслица из лампадки и сейчас же домой.

Масло-то, я вам уже говорила, я вылила в больное ушко, а землицу завернула в тряпочку да положила барышне под подушечку. Она и теперь там лежит».

«Да от кого ты узнала про Ксению-то? Кто тебе про нее рассказывал?» – спросила я.

«От кого я узнала про Ксению, матушка барыня, – сказала няня, – я и сама не знаю, все ее знают; заболеет ли кто, или кого какое горе постигнет, все идут к ней на могилку, помолятся там, отслужат панихиду, глядишь, и станет легче. Вот и наш брат – кухарки, горничные, няньки, если случится, что кто-нибудь долго не имеет места, идет к Ксении, помолится там, глядишь, и место получит».

Подивились мы простой, бесхитростной вере нашей няни, но факт был налицо: Олечка выздоровела; вера, действительно, по слову Господа, может и горы переставлять.

На другой же день после исцеления Олечки и сын, и невестка ездили на могилку Ксении и отслужили там панихиду. И с тех пор все мы нередко ездим туда служить панихиды по рабе Божией Ксении и благодарим ее за ее чудесную помощь в нашем страшном горе».

«Так вот, – закончила свой рассказ словоохотливая, радушная хозяйка, – то народное средство, которое никогда не нужно забывать и которое я всегда и всем рекомендую. Это именно то единственное средство, которое возрастило, укрепило и сделало русский православный народ, на удивление всему миру, могучим исполином, богатырем. Не будь этого средства, не будь этой глубокой, сердечной и вместе простой веры у русского народа в Господа Бога и Его святых угодников, Бог весть, что из него вышло бы!

Но вы знаете, М.Г., что времена переменчивы, или, как там говорят по-латыни, tempora mutantur, что ли, ну да все равно, дело в том, что я много раз рассказывала о болезни Олечки и ее чудесном исцелении своим знакомым, но удивительное дело, многие из них никак не хотят видеть тут что-нибудь чудесное. Времена что ли настали другие, или уж наука пошла у нас не по настоящему пути, что никто нигде и ни в чем не хочет признавать чудесного, не знаю, но только все и всё у нас хотят объяснить путем естественным. Так и в болезни Олечки: многие говорят, что это случай, что главную роль тут играло масло, которое размягчило нарыв, нарыв и прорвался. Ну да и пусть говорят, что им угодно, их ведь не переубедишь. Дай только Бог побольше таких случаев. Вот как к ним самим придет беда, тогда мы посмотрим, далеко ли они уйдут со своими естественными средствами? Я же никогда не перестану думать и верить, что Олечка и не глуха, и здорова благодаря только помощи рабы Божией Блаженной Ксении, которую поэтому и буду всегда глубоко почитать, как угодницу Божию и молитвенницу за всех тех, кто ее любит и кто прибегает к ней за помощью».

Исцеление болезни ноги подполковника Владимира Ивановича Никольского

В течение многих лет, еще со времени сидения на высотах Шипки, при защите от турок горы св. Николая, подполковник В.И. Никольский простудился, но, не любя лечиться да и не имея для этого достаточно времени, он запустил болезнь до того, что доктора послали его на Сакские грязи в Крым. Ездил он в Саки три раза, но каждый раз по возвращении снова простужался, и болезнь возвращалась обратно. После третьей поездки болезнь наконец так усилилась, что он уже с трудом передвигал ноги.

Врачи и профессора, к которым он обращался, осмотрев его, пожимали плечами, и все говорили почти одно и то же: «Что же, помазать можно, но я не Бог!»

Видя всю безнадежность своего положения, В.И. совершенно упал духом. Этому способствовало еще и сознание, что он еще слишком мало обеспечил свою семью, что ей придется после его смерти быть чуть не нищей, так как заслуженная им пенсия не могла удовлетворить и самых насущных потребностей жизни. Но вспомнив, что многие получают помощь и исцеление по молитвам на могиле рабы Божией Ксении, В.И. решился непременно побывать на этой могиле. Дойти до Смоленского пешком он решительно не мог, но и ехать на извозчике также не хотел; он пожелал взять на себя хоть какой-нибудь труд, чтобы молитва его была более угодна. И вот что он подумал: дойти пешком (он жил на Ямской улице) до Смоленской конки, на конке доехать до конца 17-й линии Васильевского острова и от 17-й линии опять пешком дойти до часовни Ксении.

С раннего утра отправился он в путь. На черепашью ходьбу до конки он затратил чуть не полдня, минут 40–50 ехал на конке и от конки до часовни Ксении шел чуть не два часа. В часовню рабы Божией Ксении он добрался уже вечером, когда священник заканчивал последнюю панихиду и собирался идти домой. Владимир Иванович попросил священника отслужить еще одну панихиду по Блаженной, кое-как стал на колени и с умилением помолился.

Когда кончилась панихида, он поспешил приложиться к могилке Блаженной, так как часовню стали уже запирать, и пошел из часовни вместе со священником, дорогой расспрашивая его о рабе Божией Ксении.

Распростившись со священником почти у самой остановки конки на углу 17-й линии и Камской улицы, Владимир Иванович тут только опомнился и весьма был поражен тем, что он совершенно свободно прошел расстояние от часовни до конки, на что минут 30–40 тому назад потратил целых два часа! Еще раз решился он испытать свои ноги, а потому пошел пешком до следующего разъезда конки на Малом проспекте, хотя вагон готов был уже тронуться, так как подходил уже сменный вагон. И расстояние от конца 17-й линии до разъезда на Малом проспекте он прошел так быстро, что вагон конки не мог его догнать, и он несколько времени ждал его.

Какая охватила в то время радость Владимира Ивановича, он не в состоянии был описать. И с тех пор он владеет ногами, как и все здоровые. Кроме ревматизма, у В.И. было расширение вен и застой венозной крови. Владимир Иванович Никольский состоял на службе в 93 пехотном полку с 23 февр. 1873 г. и был жив еще в 1907 году.

Исцеление от болезни и предсказание о рождении девочки Ксении

Однажды был сильно болен человек очень высокого звания и происхождения[18].

Жизнь его находилась в серьезной опасности. За ним ходила, неотлучно находясь при нем, его супруга.

Как-то раз в коридоре ее остановил человек, несший обязанности истопника в их покоях, и попросил у нее позволения дать совет в помощь больному. Получив на это разрешение, он рассказал, что и сам он был когда-то сильно болен и получил исцеление, когда ему принесли песка с могилки рабы Божией Ксении. И тут же он передал часть этого песка с просьбой положить его под подушку больного, которого, за его доброту и доступность, любили все, кто знал его.

Супруга больного исполнила просьбу доброжелательного слуги.

Ночью, сидя у постели больного мужа, она забылась, и ей было видение.

Перед нею стоит старая женщина, странного вида и в необыкновенном платье, и говорит ей: «Твой муж выздоровеет. Тот ребенок, которого ты теперь носишь в себе, будет девочка. Назовите ее в мое имя Ксенией. И она будет хранить вашу семью от всяких бед».

Когда супруга больного пришла в себя, женщины уже не было.

Но все, что сказала явившаяся в видении с утешением и вестью добра Блаженная Ксения страдавшей жене, исполнилось с буквальной точностью.

Больной выздоровел, и следующий ребенок их была девочка, которую они назвали Ксенией.

Поминая явленную помощь от Блаженной Ксении, благодарная и благочестивая супруга ежегодно приезжала на могилу Блаженной и совершала по ней панихиду. От исполнения этого сердечного долга ее не могли остановить ни множество, ни сложность ее дел и обязанностей.

Замечательно, что через несколько месяцев после того, как дочь их, нареченная Ксенией, была выдана замуж, на семью их обрушилось страшное горе. Отец семьи, исцеленный некогда по предсказанию Блаженной, заболел и скончался в полном расцвете лет и, казалось, богатырских сил.

Разыскание скрывшегося мужа по молитвенной помощи Блаженной Ксении

В конце минувшего столетия в городе Вильно проживало семейство Михайловых, состоявшее из мужа, коллежского советника, военного чиновника в отставке, жены – Марии Васильевны и единственной их дочери – Евгении, обучавшейся в гимназии. Муж получал 970 руб. в год пенсии. И на эти скромные средства, при взаимной любви друг к другу, семья жила вполне счастливо.

Но судьба сулила всем членам этой семьи иную долю.

Однажды дочка простудилась, получила воспаление легких и умерла. Страшно убивались от этого горя родители: жена целые дни проводила на могилке дочери, а муж стал пить водку. В пьяном виде он обладал несносным, придирчивым характером. В семье вместо прежней тихой жизни настал настоящий ад: каждый день шум, крик, ругань, драка. Житья не стало бедной Марии Васильевне. Наконец муж как будто бы одумался: перестал пьянствовать, ходил целый день мрачный, о чем-то задумывался и с утра до поздней ночи пропадал из дома, почти не разговаривая с женой.

Прошло месяцев 7–8 со смерти дочери. Вдруг муж объявил Марии Васильевне, что дольше оставаться в Вильне он не намерен, что он получил частное место в Ташкенте и что если она хочет ехать вместе с ним, то может тотчас же распродать свое имущество и укладываться: через неделю он едет. Если же не желает ехать с ним, то может остаться в Вильне: он будет высылать ей 50–60 руб. в месяц на содержание.

Долго раздумывала Мария Васильевна над предложением мужа. Но, с одной стороны, горячая привязанность к умершей дочке и привычка к жизни в Вильне, а с другой – боязнь жизни с пьяным мужем, от которого она так много горя видела в последнее время, и притом в чужой дальней стороне, – склонили ее остаться в Вильне.

Муж совершенно хладнокровно расстался с женой и уехал в Ташкент. Первые месяцы он аккуратно высылал жене содержание, хотя писем и не писал. Затем содержание стало высылаться все реже и реже и наконец прекратилось совершенно.

Марии Васильевне пришлось распродать свою обстановку, вещи… сначала она поселилась в комнатке… и наконец средства ее истощились окончательно: нечем было платить и за комнату, нечего было есть. Оставалось питаться Христовым Именем. К ее счастью, на помощь ей пришло Виленское общество защиты женщин, случайно узнавшее о ее печальном положении, определило ее в богадельню и принялось за розыски мужа… но толка из этого не вышло никакого. Тогда Марии Васильевне посоветовали самой съездить в Петербург и здесь навести справки о ее муже. Приехала Мария Васильевна в Петербург и прежде всего, не имея средств, стала искать себе уголок, где бы можно было приютиться. Долго ходила она по различного рода богадельням, приютам и наконец попала в общежитие работниц. Радехонька была Мария Васильевна и этому приюту. Но радость ее была преждевременна. Сожительницы ее были молодые веселые девушки, а ей было уже 58 лет. Начались издевательства, насмешки, всякого рода попреки и упреки. Между тем и хлопоты Марии Васильевны по разысканию мужа были вполне безрезультатны: в военных канцеляриях ей сообщали только, что из Ташкента он перешел туда-то и туда же перевел и пенсию, а где он живет, адрес его, дабы можно было привлечь его к суду, сообщить не могли. (Впоследствии оказалось, что Михайлов со времени отъезда из Вильны семь раз менял службу и местожительство.) В полное уже отчаяние приходила бедная Мария Васильевна. Целыми днями сидела она в садике при Греческой на Песках церкви и оплакивала свое, по-видимому, безысходное горе.

Однажды, когда Мария Васильевна, по обычаю, сидела в садике, к ней подсела какая-то старушка, разговорилась с ней, расспросила про ее горе и, прощаясь, сказала:

«Охота вам, матушка, таскаться по разным канцеляриям, ступайте-ка лучше на Смоленское кладбище к Блаженной Ксеньюшке, помолитесь там хорошенько, и Ксеньюшка разыщет вам мужа».

«А кто же эта Блаженная Ксеньюшка?» – спросила Мария Васильевна.

«А вот когда она разыщет вам мужа, тогда вы и узнаете, кто она, – отвечала старушка. – Прощайте, мне больше некогда с вами разговаривать, других дел много. А к Ксеньюшке сходите непременно. Каяться не будете!»

С этими словами старушка простилась с Марией Васильевной и ушла. Мария Васильевна подумала, подумала да и поплелась пешочком на Смоленское. Нашла там и часовню рабы Божией Ксении. Простояла в часовне несколько панихид, поплакала, хотела было и от себя отслужить панихиду, да денег не было. И опять поплелась пешком в общежитие работниц.

На другой день сходить в канцелярию она уже не могла, очень болели ноги от вчерашней усталости. А на третий день пошла в канцелярию и, представьте себе ее удивление, когда там тотчас же сообщили, что муж ее в настоящее время проживает в Кишиневе на такой-то улице и в таком-то доме. Тотчас же подала Мария Васильевна в С.-Петербургский окружной суд прошение о выдаче ей законной части из пенсии мужа. Началось дело, и определением суда ей присуждено было выдавать из пенсии мужа 30 руб. в месяц.

Со времени присуждения пенсии Мария Васильевна проживала в богадельне Марии Андреевны Сабуровой – угол Манежного и Церковного переулков в Петербурге, нередко навещала часовню рабы Божией Ксении. А затем отправилась в Вильно, чтобы жить, скончаться и быть погребенной рядом со своей дорогой дочкой.

Многократная молитвенная помощь Святой Блаженной Ксении одним и тем же лицам



Поделиться книгой:

На главную
Назад