Помоги проекту - поделись книгой:
Едва ли на всей земле найдётся такое место, где бы ни правили евреи. Еврейское племя уже сумело проникнуть во все государства, и нелегко найти такое место во всей вселенной, которое это племя не заняло бы и не подчинило своей власти.
Ганецкий принес мешок с деньгами. Это был мешок не от пола до потолка, в нем могло вместиться банкнот столько же, сколько в чемодане, но это все же был мешок с деьгами. Раньше вождь радовался такому приношению, мечтал отказаться от материнской пенсии, которая ежемесячно делилась с ним, но все забывал. Пролетарским бездельникам надо было на что-то жить. Денежные мешки пузырились, а потом становились плоскими.
— Как дела Ильич? Принес два миллиона от русских меценатов на революцию, ну и на зарплату наших сотрудников, — сказал он, устремив красные глаза на сейф, стоявший в углу и всегда смотревший на своего истинного хозяина Ильича. — Вот он мешок, все как положено, печати, штампы, можешь посмотреть. Дай ключ, открыть надо и…упаковать.
Ленин сощурил левый глаз.
— Ведомость! Ты — прохвост еще тот, я тебя знаю, небось, украл половину банкнот.
Ганецкий обиделся, покраснел, хотел громко стрельнуть, но не получилось.
— Одно и то же. Ты никому не веришь. Своей матери ты хоть веришь?
— Всякое бывает. Когда мне очень нужны деньги, я десять раз пересчитываю, думая, что мать утаила часть денег, не точно поделила пенсию пополам. Мучаюсь, нервничаю. А потом поступает доброта и я начинаю говорить сам с собой: а х. с ней со старухой, она старая, жадная и мы будем такими же.
— Ты паршивый жид! ключ на стол! А то чичас повернусь и поминай, как звали. Пойду к проституткам и весь мешок спущу.
Ленин трухнул. Губы стали дрожать, лицо начало буреть. Карманы оказались пусты — ключ от сейфа никак не найти.
— В мотне ищи, ты всегда туда прячешь.
— Ох, да, это архи важно, — обрадовался Лени и полез в штаны.
Он отдал ключ, нарочно не отрывал взгляд от бумаг, словно его эта сумма совершенно не интересовала.
— Что ничего не выходит, Ильич? Брось в печку свой талмуд.
— Да вот ничего не выходит, а точнее выходит то, что ничего не выходит. Революция идет на спад, мы никому не нужны и вскоре станем жалкими эмигрантами, вот что выходит. Ты газету принес, что там?
— Кое-что, кое-что, прочитай. Наш брат по крови Гельфанд Израиль по кличке Парвус написал кое-что. Это чертовски интересно. План…мудрый план. Парвус, великий Парвус. Настоящий еврей в то время, как мы оба с тобой паршивые жиды.
— Гм, цыплят по осени считают. Так говорит моя матушка, когда я прошу ее выслать всю пенсию на мировую революцию.
Все же слова «великий Парвус» кольнули Ленина не то в левый бок, не в лысину, он вздрогнул и чуть не разбил чернильницу.
— Этот Парвус, этот Гельфанд, он хочет подмочить мой авторитет в партии, я давно это заметил. Я этого не допущу. — Он стукнул кулаком по крышке стола и положил подбородок на раскрытую ладонь. — Как бы его убрать с дороги? Фюрстенберг, подскажи. Повесить, расстрелять? Это мог бы сделать Коба-Сталин, вызови его, Якуб. Ну, что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? вызови его и все тут. Зачем ты сюда пришел, я же не вызывал тебя, сволочь? Дай ему десять тысяч и дело с концом. А если мало, то дай двадцать. Денег у тебя…около миллиона.
— Зачем убирать? подружись лучше с ним. Ты этого Апфельбаума куда подевал? Он же писал произведения, подписывая их твоим именем. И иногда заменял тебе женщину. А это, я те скажу, самое лучшее лекарство.
— Снимай штаны, я и тебя хочу испробовать.
— Я не готов к этому. Мне бы облегчиться.
— Ты забываешься Фюстенберг. Я никогда не занимался мужеложством, особенно после того, как приехала эта красотка Инесса. Я на нее переключился.
— Володя, не злись. Ты всех куда-то убираешь, отсылаешь… трахаешь по очереди, слюнявишь всех. Апфельбаум на тебя жалуется…
— Зиновьев что ли? Он мне надоел. Отправил его, пусть идет, куда хочет, пусть проветрится. Все, Ганецкий, уходи. Устал я от вас всех. Подремлю, потом прочитаю эту газетку. Что там думает этот твой Парвус?
− Ты Парвуса не трогай, он сделает для тебя то, что ни один еврей в мире не сделает: он предоставит тебе власть на блюдечке с голубой каемочкой.
− Пошел вон, Ганецкий. Ты тоже мне уже надоел. Все вы мне надоели, и все надоело. Вождь мировой революции гневается.
Едва Ганецкй (Фюрстенберг) плавно закрыл за собой дверь, Ленин раскрыл газету и замер от неожиданности…, там светился план будущего Октябрьского переворота 17 года. Мудрый этот Парвус, черт возьми. Но Ленин в этом проекте значился только как второстепенная личность, как исполнитель. Это его задело. Но то, что было в этом плане, пригодилось Ленину очень кстати. Он стал переделывать этот план на свой лад. В плане Парвуса сказано:
«Пролетариат не может нанести классового удара своему правительству, не совершая «государственной измены», не содействуя поражению, не помогая распаду «своей» империалистической «великой» державы», — доказывал он с пеной у рта довольно путано. Это было как раз то, что потом Парвус донес в Германский генеральный штаб. И там согласились на сотрудничество с изменником своей страны России Лениным, Парвус запрашивал пятьдесят миллионов золотых марок. Это Ленина взбодрило. Как же, почему же он сам не догадался? Надо встретиться с этим Парвусом и придушить его, а план…выдать за свой.
Этот Парвус, с выпученными глазами, видит дальше меня, это недопустимо, идиот этот Парвус с выпученными глазами и…и он мой брат по крови. Я его уничтожу. Он замахнулся на меня со своим планом. Этот, что этот идиот способен расчленить труп матери ради мировой революции, предать самого близкого друга, залить Россию кровью во имя достижения своих замыслов.
Парвус появился на глаза Ленину еще в 1905 году, но если Ленин был мелкой пешкой этой авантюры, то Парвус был выше царя.
Попав на каторгу, Парвус бежал, очутился в Турции, добился там выдающихся успехов, но ни на минуту не забывал о сокрушении России.
Набив карманы золотыми слитками, деньгами разных стран, он умчался в Швейцарию, чтобы встретиться с Лениным. Ленин в тот период нуждался в помощи. Пришлось жить на материнскую пенсию, которой явно не хватало на кутежи, на проституток, на всякие другие дела. Будучи капризным и склочным, он надоел своим спонсорам, постоянным выколачиванием денег.
А тут Парвус, как с неба свалился. Придется пойти на встречу, куда деваться.
5
«Сионисты всегда и всем кричали и продолжают кричать: «Антисемиты!» — в тот момент, когда их хватают за руку на месте преступления. «Антисемитизм» — одно из средств защиты сионистов, придуманное ими с целью борьбы со своими противниками — это те, кто не признает антибожественную сущность сионизма. Когда осквернялись и уничтожались памятники русской национальной культуры, когда сжигались древнейшие книги и рукописи, когда русский народ варварским способом отрывали от своих корней, перевирая его историю, никто почему-то не говорил о русофобии, исключая горстку патриотов, ну а уж о сионизме, Боже упаси, было что-либо сказать. Геноцид в отношении русского народа беспрепятственно процветал и набирал силу, но стоило только русским людям заявить о том, что они — русские, что у них есть богатейшая культура и история, из которой они не позволят выбросить ни одной страницы, как сразу же раздались испуганные вопли об «антисемитизме», «шовинизме», «национализме». Этот хитрый приём рассчитан на непосвящённых»..
Слюнявый, с водянистыми выпученными глазами, он сидел за столиком в знаменитом кафе и ожидал своего воображаемого друга.
Ленин явился, щуплый, сгорбленный, злой, в темной рубашке и рыжей жилетке, все время сморкался и тихо произнес, не подавая Парвусу руки:
— Ну, сука, жир уешь? Денег привез?
— Я тебе ничем не обязан, жид необрезанный, — еще больше выпучил глаза Парвус. — Однако, садись, поговорим.
Ленин уставился, не мигая глазами, в ожидании, что тот опустит глаза. Но Парвус щелкал семечки, плевался шелухой, да так, что шелуха задевала лысину будущего вождя.
— Ну, ладно, шалом, друг, — произнес наконец Володя. — Знаешь, я действительно нуждаюсь. Спонсоры подводят. Когда я стану императором всей Европы, я этих спонсоров вырежу как капусту.
Парвус сунул руку в карман и вытащил целую пачку денег, замотанных в тряпку.
— Здесь миллион марок. Только не замахивайся на Европу, это слишком уж. Достаточно тебе России. С России и начинай, а там посмотрим. Захватишь власть — не забывай, что есть такой гражданин мира по имени Павус. Мне бы должность министра финансов подошла. Особняк не могу достроить, все денег не хваает.
— Подожди, подожди. Мне начинать с России? с России? Наплевать мне на Россию. Россия это дикая страна, там живут одни дураки — азиаты, а я человек европейского масштаба.
— Не кипятись. Вспомни Мордыхая Леви и Энгельса. Они выбрали именно Россию. Запомни, социализм — это рабство. Нам нужно сделать русских рабами. А потом на их плечаъ ъехать в Европу.
— Не знаю, не знаю. От своей мечты я пока отступить не желаю, не тот характер, а за деньги спасибо. Разбогатею — отдам.
— Никогда так не разбогатеешь, и никогда у тебя не будет столько денег, сколько у меня. Итак, давай нацелимся на Россию. Ни один человек в мире не может сделать то, что можешь сделать ты… при моей помощи.
— Откуда ты знаешь?
Ленин набил пол кармана семечек и тоже начал плеваться.
— Да потому, что нет такого подлого, такого безнравственного человека как ты. Все сообщества мира не признают твое величие, и не будут поминать твое имя по причине твоей жестокости, подлости и бесчеловечности, ты — дьявол в образе человека. Ты, Володя — полный идиот. И давай добро. Получив добро, я сразу еду к кайзеру Германии в Берлин, выжму из него 50 миллионов марок на переворот и один миллион солдат, вооруженных до зубов. Ты захватишь власть в Петрограде, играючи. Меня сделаешь министром финансов.
— А можно и расстрелять. Короче, договорились. Только…, - Ленин задумался, у него уже родилась фраза в мозгу, но он не торопился ее озвучивать.
— Что — «только», что?
— Только Россия всего лишь площадка для начала мировой революции. В этом случае я со всем согласен. Но не забывай, должность верховного остается за мной, а с должностью министра финансов решим. Только надо выбраться отсюда. Теперь в Россию непросто попасть: война.
— Я все беру на себя.
— Угости хотя бы пивом и…каким печеньем, а то мои бабы только макаронами потчуют.
6
«Красные режут людей. У них одни жиды, да китайцы… Отцов и дедов ваших расстреливают, имущество ваше забирают, над вашей верой смеются жидовские комиссары»… Солдатов, услышав речи Кошевого о равноправии, взвился: «Ты, сукин сын, казачество жидам в кабалу хотел отдать?! — крикнул он пронзительно, зло. — Ты… в зубы тебе, и все вы такие-то, хотите искоренить нас?!»…
Парвус без особого труда попал на прием к военному министру в Берлине и выложил перед ним свой четкий план, как стать победителем в Европе. Министр аж подпрыгнул в кресле и коротко произнес:
— Waiter!
Так как Россия на восточном фронте имеет самую мощную армию, то эту армию надо разложить, а разложив армию можно путем прихода к власти крайне левых экстремистов, взять власть в стране и стать диктатором. Фамилия диктатора Ленин.
— Ах, знакомое имя, он сотрудник нашей контрразведки, и Германия платит ему большие деньги. И вы думаете, это подходящая кандидатура?
— Подлец высшей марки. Он уже начал пропагандировать, что его большевистская партия выступает за поражение России в войне с Германией. Лучшей кандидатуры не сыскать. Но, я уже вижу, что вы согласны, чтобы все получилось по этому плану, надо, чтоб Германия выделила 50 миллионов марок на переворот, на содержание компартии и на переезд Ленина и его банды в Петроград. Им надо выделить пуленепробиваемый, опломбированный вагон и разрешить проезд через линию фронта.
Министр пообещал выделить такую сумму в течение десяти дней.
Ленин в это время уже строчил мелкие статейки в мелкие газеты о том, что большевистская партия выступает за поражение России в войне с Германией.
Его партия выступит с таким заявлением, пусть знают воюющие стороны, что большевистская партия за поражение своей Родины России в этой войне. Когда Россия будет положена на лопатки, можно будет захватить власть и превратить империалистическую войну в гражданскую.
Германские войска имеют успех на русско-германском фронте, затем русские войска теснят немцев. А почему бы не воспользоваться этими переменами в интересах мировой революции? Что, если поставить Россию на колени, разложить ее армию изнутри, свергнуть царя и захватить власть? А немцы, в знак благодарности, выделят средства, ибо кто может помочь осуществить гениальный замысел? Конечно, Германия. Германия должна победить Россию и большевики окажут ей в этом неоценимую услугу.
Ленин не спал две ночи и составил план, (на основе плана Парвуса), которому суждено было осуществиться. Он собственно только ставил лишние запятые, да усиливал предложения повторением одних и тех же слов. Он украл у него этот план, так же как потом украдет лозунг эсеров: Мир − народам, земля − крестьянам, фабрики и заводы − рабочим.
В этих условиях встал вопрос: кто должен осуществить план Парвуса − сам Парвус или он, Ленин? На кого сделать ставку? На Парвуса? нет! где этот Парвус? Где Ганецкий, подать Парвуса и Ганецкого! Надо договориться. Ставка должна быть поставлена на него, на Ленина!
Ганецкий прибежал, а Парвуса днем с огнем не отыскать.
— Загордился, каналья. Судить его революционным судом, как ту проститутку, которая осмелилась оскорбить вождя мировой революции, то есть меня.
— Владимир Ильич, — дрожащим голосом произнес Фюстернберг-Ганецкий, видя, как увеличиваются желваки, как разглаживаются морщины на лице Ленина и выходят глаза из орбит. — Парвус собирает деньги с театров, которые ставят пьесу Горького «На дне» в Германии. Горький дал такое распоряжение, он хочет помочь мировой революции. Двадцать процентов получает автор пьесы, двадцать Парвус, а остальные он приносит в партийную кассу, я вам уже говорил об этом. Максим Горький ваш друг, он друг мировой революции и мой друг. А вы хотели его за это повесить…, в знак благодарности, так сказать. То есть, я имею ввиду Парвуса, нашего добытчика, спасителя революции.
После удачно высказанной мысли, Ганецкий стал приглаживать пейсы, а когда он приглаживал пейсы, Ленин уже знал: Ганецкий хочет пить, у него пересохло в горле.
− Ты не понимаешь шуток, Ганецкий! Мы с Горьким отдыхали на Капри и спорили, спорили. Он требовал, чтобы партия называла Маркса его настоящим именем Мордыхай, а я возражал. Маркс — это почти мир, а Мордыхай — паршивый еврей, ты понимаешь это, Ганецкий? Все мы евреи, но евреи умный народ, не то, что русские дураки. А посему любой еврей может носить фамилию, какую хочет. Вот ты, Фюрстенберг, польский еврей, а носишь фамилию Ганецкий, чисто польскую. Ты вроде поляк, а внутри еврей. И я еврей, к сожалению, русский еврей Ленин. Мать советовала взять фамилию чем−то напоминающую еврейскую к примеру Ленибург, Ленинштейн, но я не согласился. А Пешкову я говорил: Максим, ты вовсе не Горький, а Пешков, почему так?
− Это от горькой жизни. Жизнь у меня была горькая, вот я и стал Горьким, − выдал мне Максим. Ну, да черт с ним. Я смотрел его книгу «В русской Бастилии во время революции». Так себе, дрянь. Я хотел его пожурить за то, что он ни одной моей книги не прочитал, а потом раздумал. Горький, он туповат, ничего не поймет, ни одной моей гениальной мысли. Яша, а ты хочешь пить, возьми рюмку морсу, но не больше, скромность прежде всего, ну еще одну можно, пусть уж до трех, надеюсь, ты компенсируешь. Ганецкий, расскажи о Парвусе, кто он, откуда, где и когда родился. Я хочу дать ему деликатное поручение. Когда ты его выследишь, притащи за шиворот этого пса, у нас должна состояться встреча тет-а-тет, я сразу определю, чем он дышит. А теперь слушаю тебя. Рассказывай, да поподробнее. Не изменник ли он, не прохвост ли? Хотя, пусть будет и прохвост, лишь бы не изменник.
И Яша стал рассказывать:
Александр Лазаревич Гельфанд, он же Парвус, он же Александр Москович родился на три года раньше вождя мировой революции Ленина в местечке Березино Минской области в еврейской семье. Уехал в Одессу, потом в Германию, где окончил университет и стал доктором философии, выражал идеи германской социал-демократии. Знаком с Плехановым, Каутским, Аксельродом и другими революционерами. Каутский сделал его журналистом, затем он стал редактировать немецкие газеты, что выходят в Дрездене. В революции 1905 года в России принимал непосредственное участие вместе с Троцким-Бронштейном. Был схвачен, посажен в тюрьму, а потом отправлен в Сибирь на поселение. Оба бежали. В Германии он разбогател, занимаясь не только журналистской деятельностью, но и бизнесом. Стал влиятельным человеком в высших кругах Германии.
— Вот-вот, это мне и нужно, это нам нужно, это нужно мировой революции. Это нужно вождю мировой революции. Срочно поезжай в Германию и извлеки его, на поводок его и сюда. Живым или мертвым. Свяжи его, если будет упираться. Это архи важно, Яша.
Яков Станиславович Фюрстенберг (он же Ганецкий, он же Борель, Гендричек, Францишек, Келлер, Куба) срочно отправился в Германию и как настоящий ленинец, быстро нашел Парвуса в компании молоденьких девушек, обнаженных до пояса.
— Послушай, Саша Парвус, тебя требует Ленин, — сказал министр финансов Ленина.
— Сам Ленин? Этот негодяй? Придется ехать. Только где его отыскать, Янкель?
— Поехали вместе, — предложил Ганецкий.
— Едем, только давай перекусим, побалуемся клубничкой и в путь. Кто знает, вернусь ли я сюда еще раз. Должно быть, Ленин собирается послать меня в Россию. У русских успехи на фронтах. Надо это изменить. Русские должны проиграть эту войну.
— Кажется, так думает и Ленин, — сказал Ганецкий. — Поэтому тебе нечего бояться. Что у тебя пальцы так дрожат? Ленин тоже хочет поражения России в войне с Германией, он…, он немецкий шпион…. он связан с разведкой, с генеральным штабом, он у них на жаловании.
— Да ты понимаешь, глаза у него…, я не выдерживаю его взгляда, — произнес Парвус и моргнул одним глазом.
— Ты что уже встречался с ним?
— Я с ним ручкался, только и всего. Но передай этому негодяю: мой план одобрен Германским военным штабом и кайзером. Вам всем псам, надо собирать манатки.
— Для чего?
— Ленин скажет для чего, но ты всякий раз тащишь ему мешки с банкнотами, а я что…крохи отстегиваю этим бандитам. Только не продай меня.
— Если еврей продаст еврея, то он уже не еврей, — сказал Ганецкий и похлопал Парвуса по плечу.
7
«Такие писатели, как Лесков и Максимов не могут иметь у нашей критики успеха, так как наши критики почти все — евреи, не знающие, чуждые русской коренной жизни, ее духа, ее формы, ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца. У петербургской публики, в большинстве руководимой этими критиками, никогда не имел успеха Островский; и Гоголь уже не смешит ее»…
Два дня спустя Ленин сидел в захудалом ресторанчике вместе с Парусом и внимательно слушал его наставления. Они выбрали маленькое помещение, которое обычно использовалось для клубнички, поэтому говорили смело, не опасаясь, что их кто-то услышит.
— Товарищ Парвус, я считаюсь русским человеком, но в моих жилах течет еврейская кровь, а всякий русский умник всегда еврей или человек с примесью еврейской крови, каким являюсь я. Я это уже говорил Горькому, когда гостил у него на Капри. А ты — чистокровный еврей. Значит, мы должны договориться. Я повторюсь, но я настаиваю на этом своем повторе. Мне на Россию наплевать. Я хочу начать со Швейцарии. Пусть она станет стартовой площадкой для завоевания всей Европы, а затем и Америки и всего мира. В Швейцарии много банков, много золота. А мне нужны деньги. Если я половину швейцарцев вырежу, то у меня будет тысяча тонн золота, а этого хватит для покорения всего мира. Мы должны осуществить всемирную революцию, создать всемирную республику. Мои бандиты к этому готовы. Почему ты возражаешь, жид проклятый? почему!?
— Да потому, что в Швейцарии тебя никто не поддержит, а коль не поддержат, значит повесят на первом фонарном столбе. Вон возьми, закури. — Парвус достал портсигар и протянул Ленину. Ленин сгреб сигарет десять, положил в карманчик жилетки, а чтобы закурить, достал еще одну. — А потом, я тебе уже выбил 50 миллионов марок в Берлине буквально позавчера. Тебе этого мало? Кроме того, Германия выделит для тебя еще около десяти дивизий и оружие. А на полученные деньги ты можешь найти наемников, китайцев, венгров, поляков, созвать евреев со всей Европы. Они, правда, будут стрелять только из-за угла, а вот командовать, вешать, топить богатых в море, — лучше людей не найти.
Ленин почесал лысину, потом зажал ее между ладонями и тихонько стрельнул от горохового супа.
— Ладно, сдаюсь! вождь мирового пролетариата сдается. Задача номер один — поражение России в войне с Германией. Задача номер два — внедрить наших агентов в русскую армию с целью агитации братания солдат с солдатами немецкого командования. Задача номер три — организовать поездку нашего ЦК во главе со мной в Россию для захвата власти. Это будет согласовано со штабом, прости с ЦК.
− Не ври. Это согласовано с немецкой разведкой и немецким генеральным штабом и в этом моя роль очень велика. Это же моя идея и ты у меня, ее украл, вернее, я тебе ее уступаю. Я же…это же мой план…и я не последний человек в этой затее.
Поделиться книгой: