— Здорово! Здорово!
И кругом все зашумели, стали хвалить, восхищаться, а комсорг Лена, по привычке тряхнув белыми кудрями, объявила категорически:
— Записываю тебя в хор! Как хочешь, а будешь в нашем хоре!
— Браво! — неожиданно раздался со стороны грубовато-насмешливый голос. — Кто это здесь так отличается?
Даша обернулась.
К столу подходил коренастый парень в синем костюме. Волосы светло-пшеничного цвета. Белая рубашка с отложным воротником. Сильная шея… В высоко поднятой руке зажат стакан, доверху наполненный темно-красным вином.
Рядом с коренастым шагал на редкость долговязый детина в тюбетейке — тоже со стаканом вина в руках.
— Браво! — повторил долговязый. — Как в волейболе: подача ваша, мяч в игре!
— Постой, Тамерланович! — широким жестом остановил его коренастый. — Перво-наперво желаю самолично проздравить героев труда!
— Факт! — согласился Тамерланович. — Счет в их пользу.
— Садитесь! — Сергей подвинул стул, а Павлик уже взял в руки стакан, но тут поднялся Александр.
— Нет! — сказал он. — Не желаю!
— Что ты, Сашка? — испугался Сергей. — Ну, стоит ли… в праздник…
— А если праздник, так все простить ему?
— Саша, — дотронулась до его руки Надя.
— Ну что — «Саша, Саша»! — рассердился он. — С ним вот — пожалуйста! Привет, Тамерланович!
Коренастый усмехнулся:
— Ясно, бригадир! Я думал по-хорошему с вами, а ты… Конечно, Гришка Свиридин и без вас не пропадет! В показательной бригаде не состою, а работаю не хуже. И фотография — на доске. И сюда приглашен, как вы, по билетику: «Уважаемый товарищ…»
— Собой уважаемый, — вставил Максим.
— А ты не ехидствуй, Академик! Ну, проштрафился я разок…
— Если б разок! — сказала Лена.
— Гляди-кось! — повернулся Свиридин. — И вождь издает звуки. В таком случае мерсите!
Он опять усмехнулся и отошел. Тамерланович покачал головой:
— Ай, ребята, зачем человека обидели?
Ответил Максим:
— Ты у нас новичок, Тамерланович. Всего не знаешь.
— Знаю не знаю — один-ноль не в вашу пользу! И я не Тамерланович тебе, а Салимжан!
— Чудак! Все же Тамерлановичем зовут.
— А у меня имя есть!
И он тоже отошел.
— Обиделся, — смущенно сказал Максим. — А все равно правильно Гришку встретили! Еще с издевочкой подъехал: «Проздравить»! Сам десятый дом строит…
— Положим, не десятый, а только первый, — поправил Сергей.
— Один коленкор! Пристраивает да расширяет…
Поблизости опять заиграла музыка.
— Пойдем, Дашенька, — поднялся Павлик.
Но она отстранила его, вставая. От соседнего столика как раз отделились Григорий Свиридин и Салимжан-Тамерланович. Схватив бокал, Даша шагнула навстречу Свиридину:
— Я с вами выпить хочу!
— Сядь, Даша! — позвал Александр.
Григорий исподлобья взглянул на него, потом на девушку и демонстративно стукнул своим стаканом о ее бокал:
— Сестра бригадирова? — догадался он. — Ловко! А ну, пей до дна! — подзадорил он и, когда она выпила вино, тоже опустошил свой стакан, потом неожиданно сунул его Салимжану и шутливо выпрямился, прищелкнув каблуками: — На танец пригласить разрешите!
Павлик сделал к нему шаг:
— Ты что?
— А что?
Они застыли вплотную лицом к лицу, словно прошитые пронзительными взглядами, побледневшие и напряженные. И все, кто находился у стола, притихли. Но Даша встала между парнями и очень ласково улыбнулась Павлику:
— Извини, Павлуша… Разве не видишь? Приглашена…
И пошла в круг танцующих с Григорием.
Павлик не сдвинулся с места. Все молчали.
Только Александр гневно стукнул по столу кулаком — зазвенела посуда, подпрыгнула и упала тонконогая рюмка…
II
А собственно, что случилось?
Никому ведь не запрещено танцевать фокстрот… И ты мог бы сдержаться, Александр Бобров! Мог… Сколько раз тебя просила сдерживаться Надя, убеждала, уговаривала.
Вот и сейчас идет она рядом, молчит и думает. Наверное, с огорчением думает, что ты опять зря вспылил.
Кругом летняя чернота. Позади огни нарядного Дворца культуры, всплески смеха, отлив голосов. Друзья распростились на перекрестке, разошлись.
А по темной улочке за Александром и Надей шагают в отдалении Павлик и Даша. Он ведет ее под руку, о чем-то шепчет.
Весело закончился шумный вечер. И досадной опечаткой в нем казалось теперь столкновение с Гришкой Свиридиным. Все остальное — почет, знамя, поздравления, приезд Даши — должно было бы только радовать.
Но почему и сейчас так смутно на душе у Александра? Чем он еще недоволен? Самим собой? Громкой бригадной славой? Или, может быть, все-таки Дарьей?
Приехала совсем… В этом нет ничего особенного. Хочет жить не в маленьком районном центре, а в большом городе, где много заводов, институтов, театров. Кого не привлекает большой город! Пускай живет и она. Ведь Александр и Надя не раз говорили, что когда получат квартиру, перевезут сюда и маму и Дашу.
Но Даша не захотела долго ждать, взяла и приехала.
Что же! И в этом нет ничего особенного!
И то, как легко вошла она сегодня в их компанию, пела, и танцевала, и самозабвенно, почти по-детски, развлекалась, и то, что ей, должно быть, приятно сейчас идти с Павликом, — все это радует Александра.
И в то же время настораживает. Словно появилась в Даше пока еще едва уловимая новая черточка.
Какая?
Сестра и раньше могла пойти наперекор всем — подруге, брату, матери, учителю! И в том, что сегодня так вызывающе подошла к Свиридину с бокалом в руке, а потом танцевала с ним несколько раз подряд, тоже, быть может, не было ничего особенного. Ничего?
Нет, как ни странно, но именно это тревожит Александра и не дает покоя, требует немедленного объяснения!
— Дашутка!
Александр уже стоял на веранде. Надя зашла в дом.
Павлик и Даша задержались у калитки, скрытые деревьями сада.
— Сейчас, Саша…
Александр добродушно улыбнулся: конечно, он знает, какие трудные бывают иногда расставания…
…Держа обе Дашины руки, Павлик шептал за деревьями сада:
— Иди, Дашенька, иди… Зовет.
А сам не отпускал ее.
— Ненормальный у меня брат, правда? — спросила Даша, улыбаясь. — Кулачищем-то как стукнул!
— Ничего, — сказал Павлик. — С каждым может случиться.
— Нет, он всегда такой… буйный! Только я и сама могу трахнуть!
— Ух, грозная! — засмеялся Павлик и крепче сжал Дашины руки. — Давай завтра в кино сходим.
Открывая калитку, она пропела шутливо:
— Завтра, завтра, не сегодня! Утро вечера мудренее, Павлуша!
И побежала мимо черных зарослей кустарников, мимо невидимых ночью пахучих цветов к веранде, на которой улеглись широкие полосы света, бьющего из окон.
А Павлик, обхватив затылок руками, запрокинув голову и блаженно улыбаясь, побрел от своего дома по темной улице, как бродят в такие минуты почти все, переполненные неизъяснимым восторгом и туманными надеждами, готовые без всякой цели блуждать где угодно всю ночь напролет!
…Александр встретил сестру в комнате у самого порога.
— Ну, дай-ка посмотреть на тебя как следует!
— Не налюбовался еще?
Он принял ее шутливый тон:
— Да ведь ты все с другими. На родных времени не хватает.
— Весело было? — с улыбкой оглянулась Надя, укладывая в кроватку только что принесенного от соседей и уже задремавшего Димку.
— Весело, — ответила Даша. — Не то, что в нашей дыре. Хоть потанцевать есть с кем!
Александр взглянул на нее уже серьезно:
— Вот танцевала бы ты, сестренка, с выбором.
— А что?
Она спросила нарочито беспечным тоном, притворяясь, будто ничего не понимает.
— Конечно, тебе может показаться странным, — сказал Александр, — что мы так обошлись с этим Свиридиным, но ты поверь… Мы знаем его давно…
— Хорошо, братец, хорошо, — торопливо перебила Даша. — Я приму твои слова к сведению. А ты лучше скажи, почему до сих пор квартиру не получил? Ходишь в прославленных, как выразилась Павликова тетка, и все по чужим углам…
Она явно уходила от разговора о Свиридине. И Александр подумал, что, может быть, в самом деле нет причин волноваться — ну, потанцевала сестра с Гришкой, не придавая этому особого значения, и даже говорить об этом не считает нужным… Есть темы поинтереснее, поважнее, хотя бы действительно о квартире, которую они ждут, а завод все обещает, обещает…
— Давно строят, — объяснила Даше Надя, — но все задержки: то цемента не было, то кирпича.