Помоги проекту - поделись книгой:
— А то вот еще работа бывает разная: одна оплачивается больше, другая — меньше. Слесари делят ее, чтоб никому не обидно, а находятся такие, которые только для себя урывают. И вообще если за что денег не платят, лучше не суйся…
Григорий, давясь от смеха, замотал головой:
— Ну, расписали! Спереди и сзади! Чуешь, Даша? Мало на собраниях песочили, теперь еще и домашним судом казнить взялись! А сообразили бы, синьоры, что я свой денежный интерес в полной мере по закону отстаиваю!
— По какому это закону? — спросила Лена.
— А по советскому! По Конституции нашей!
— Шути, да не зашучивайся, Свиридин!
— Какие шутки, товарищ комсорг! Ведь в Конституции у нас как записано? Каждому по труду! Вот и я не задаром требую, а за свой труд! Сделал — получил. Этими вот руками, как и вы, на государственном производстве работаю.
— Нет, врешь! — Александр встал. — Не работаешь ты, а зарабатываешь!
— Так ведь и вы не бесплатно стараетесь! Что-то никто из вас от получки пока не отказывался! Или, может, если прибавку дадут — не возьмете?
— Возьмем и прибавку! — ответил Александр. — И от получки не отказываемся — тоже верно подмечено! А только жизнь на одни деньги, как ты, не меряем! Тебе платят — ты службу служишь! А за общее дело душа у тебя болит? Где рублем не пахнет, пальцем пошевельнешь?
— Да кому оно нужно, это ваше шевеление? — спросил Григорий, явно глумясь. — Лом позавчера собирали, надсаживались, кучу вот такую собрали, а за корпусом еще прошлогодняя валяется — не вывезли.
— А если вывезли? — насмешливо спросила Лена. — Да, да, сходи полюбуйся! Если нет уже той кучи, что тогда скажешь?
— Вот фокус выкинул! — воскликнул Сергей. — Кучу не вывезли, так и работать для общества не буду! А ты бы взял да и вывез!
— Мне своих дел хватает!
— А это чужие? Вот и видно: моя работа, моя выгода, мое приспособление, никому не дам, пусть одному мне польза будет!
— Польза, польза! — разозлился Григорий. — А вы вот предложение внесли: новую смазку каретки — всем польза, да? По заводу сто тысяч экономии, технологи на год вперед подсчитали и даже премию вам выдали! А где она сейчас, эта самая ваша польза-смазка? В БРИЗе под сукном? Не внедрена?
— Ну, не внедрена!
— Вот тебе и ну! Я хоть у государства премий не хватаю! Придумал для себя, и ладно!
— Так ты что же — опять? — возмутился Сергей. — Там — лом. Тут — БРИЗ. Кто-то где-то плохо работает, а тебе оправдание? Чужими грехами свою подлость прикрываешь?
— Да что вы к нему пристали? — раздался внезапно Дашин голос.
— Подожди, Даша, — сказал Александр. — Лучше послушай.
— А я послушала, хватит! Ругаете человека за то, что выгоду в жизни ищет, а сами что же? Без всякой выгоды живете? У вас своя, у него своя — только и разница. И нечего опять свое другим навязывать! Пойдем, Гриша!
Она схватила косынку и повернулась к выходу.
— Даша! — крикнул Александр.
Но она не оглянулась.
Встал и Свиридин.
— Верно, синьоры! Зря агитацию развели. И насчет выгоды точненько: других критикуете, а сами? В показательные, небось, записались? К начальству поближе? Оно и конечно: любимчикам завсегда кусочки полакомее летят. Так что, как говорится, мерсите за беседу!
И он тоже вышел.
— Верни его! — зашумел Сергей. — Он же всех нас на свой манер окрестил!
— Гришка! — позвал Максим.
Голова Свиридина появилась в окне:
— Извиняйте, синьоры! Но у вас не профсоюзное, явка не обязательна!
Издалека, видимо от калитки, опять позвала Даша:
— Идем же…
Григорий с издевкой скорчил гримасу:
— Слыхали? Не могу.
И исчез.
— Ну вот, — начала после паузы Надя. — Деликатное это дело — объяснять девушке, что ее парень плохой. Да будь вы хоть сто раз правы, она все равно не согласится.
— Подожди, — перебил Александр. — Тут уже другое сейчас! Вы поняли, как он разговаривал с нами, поняли?
— Наглец, что с него возьмешь! — ответил Сергей. — Конституцию вспомнил, а сам всех на свой аршин меряет.
— А почему меряет? Почему? Потому что действительно разницы не видит — что он, что мы…
— Это неправда! — вскочил Максим.
— А ты чем доказал? Чем мы все доказали, что не тепленькое местечко себе выискиваем? Славу добыли… Знамя, почет. И греемся под боком у начальства. Так для него выглядим? А дальше что? Что дальше, я вас спрашиваю? Вот хотя бы ты! Что дальше делать собираешься?
Вместо Сергея, к которому был обращен вопрос, с полной серьезностью ответил Максим:
— Жениться он собирается.
Александр повернулся к Максиму:
— А дальше?
Тот растерянно пожал плечами:
— Дальше детишки бывают.
И не сразу понял, почему все засмеялись.
— Детишки? — загремел Александр. — А у тебя книжки? А у него? — показал он на Павлика. — Что у него дальше?
— Дальше, дальше! — передразнил Академик. — А сам? Квартиру ждешь, получишь, ну и что?
— Вот именно! — согласился Александр. — Квартиры, книжки, детишки! Такой план и у Свиридина имеется! Только если мы наравне с ним думать будем, для этого никакой бригады не нужно, и знамя хоть сейчас отдай! Нормы выгонять и Свиридин не хуже нас умеет.
— Ну и тоже неправда! — воскликнул Сергей. — Мы не просто нормы выгоняем. И думаем тоже не наравне с ним. Я вот женюсь, так не буду, как он, кулацкий дом сколачивать!
— А я над книжками тоже не выгоду себе высиживаю! — вставил Максим.
— Правильно, — согласился Александр. — По-разному думаем, да ведь все-таки об одном! Вы поймите… Вот она, — кивнул он на Лену, — впаяла нам позавчера, дескать, пункты свои только знаем — и все. Сами хорошие — и все! А этого мало! Мало самим в хороших ходить… А лом валялся! Ну, вывезли его… А предложение наше в БРИЗе до сих пор маринуется?
— Что же, по-твоему, — спросил Сергей, — за все мы в ответе?
— Вот именно! — повторил Александр. — Потому что не просто работать, мы жить должны по-новому! Значит, и надо вокруг все налаживать, а что мешает — вырывать с корнем! В этом и есть наша выгода! Не стоять в стороночке. Да не ходить робкой овечкой, как вот он в БРИЗ ходит, — кивнул он на Сергея. — «Не рассмотрели наше предложение?» — «Нет, еще маринуем». — «Ну, так помаринуйте еще…»
— Ругаться с ними, что ли?
— Надо — так и ругаться! По-хозяйски! Требовать!
— Ладно! — Сергей подвинул чернильницу. — Пиши, Академик!
— Что еще…
— Пиши! Вот бумага. Ручка. Будем требовать. А то в самом деле, хожу без толку, а таким, как Гришка, выигрыш.
— Один выдающийся француз…
— Ты пиши!
— Нет, послушайте. Он сказал так: «Прежде чем позволять себе осуждать другого, сделай так, чтобы тебя самого ни в чем не могли упрекнуть». Вот и мы, значит…
— Пиши!
— Да что писать-то?
— Статью в газету.
— Так уж сразу?
— А что тянуть? Правда, Сашка? Пиши: «В редакцию многотиражки…»
— Нет, — сказала Лена. — В многотиражке о БРИЗе уже было. Давайте прямо в городскую.
— Это можно, — согласился Максим.
— И заголовок такой, — сказал Сергей. — «Замаринованные предложения». Число множественное. Там ведь не одно наше, правда, Сашка?
Александр кивнул:
— И про Свиридина не забудьте. Бездействует БРИЗ и помогает некоторым свой эгоизм оправдывать!
Максим обмакнул перо в чернильницу:
— Начинаю!
Заскрипело перо. Установилась тишина.
И тогда, потянувшись за пачкой папирос, лежащей на столе, с напускной небрежностью спросил молчавший до сих пор Павлик:
— А как же с Дашей?
IX
…Лает надрывно — себя ее жалеет! — черный пес на привязи. Рвется с цепи к воротам.
Даша, сопровождаемая Григорием, опасливо косясь на четвероногого стража, проходит по двору, вступает под крышу большого бревенчатого дома.
Просторны и прочны надворные постройки — сарай, кладовки.
И внутри дома во всем ощущается основательность и добротность: шкаф с зеркалом, картины в позолоченных рамах, огромная радиола и тут же телевизор. Из темноты сеней, когда включили свет на кухне, проступило колесо висящего на стене велосипеда.
Много комнат. Даша обходит их медленно, не в силах скрыть довольной улыбки. Григорий шагает сзади, почти вплотную, обжигает шею горячим дыханием:
— Хозяйкой будешь… над всем хозяйством. Мать не помешает. Уехала сейчас. Слышишь? Одни мы…
Он берет Дашу за плечи и сжимает их, а она, остановившись, смотрит на Григория пристально… Когда-то точно так же стояла она с Павликом — в клубе, на лестнице…
Только кажется, это было давно-давно…
Приподнявшись на цыпочки, она пыталась тогда заглянуть в черные Павликовы глаза.
А у Свиридина глаза серые, холодноватые. Руки сжимают сейчас властно, настойчиво. А те были робкими, нежными…
Но мало ли что было когда-то!
Тихо играет музыка в приемнике… Лезут и лезут на поваленную сосну и никак не могут залезть косолапые мишки в позолоченной раме. Надрывно лает во дворе черный пес на привязи. А в чистых комнатах — простор и покой.
Даша откидывает голову, и Свиридин целует ее прямо в губы, потом в шею. И сильнее, еще сильнее сжимают его руки, обхватывают крепче, давят, словно обручем…
— Пусти! — кричит она и, задыхаясь, забарабанив кулаками по его плечам, вырывается. — Пусти же!
— Что ты? — спрашивает он удивленно и делает опять шаг к ней.
— Не трогай! — отстраняется она и чуть не падает, садится на диван, выставив перед собой согнутую в локте руку.
— Вот дурная! Да что с тобой?
Поделиться книгой: