AC/DC. В аду мне нравится больше. Биография группы от Мика Уолла

Он был выпущен в Британии в обновленной версии еще раз. Оригинальная австралийская и американская обложка была оформлена довольно просто: черно-белое изображение левой руки, держащей гитарный гриф. На самом деле, эта рука принадлежала не Ангусу или Малькольму, а гитаристу Крису Тернеру, который тогда выступал в составе австралийского бенда Bufaf lo. Английская версия была лишь немного интереснее: на обложке был изображен цветной снимок группы в полном составе, в профиль, со стороны сцены. И, хотя это вряд ли того стоило, вскоре этот снимок заменил оригинальный во всех версиях альбома.

Фил Карсон прекрасно знал, что в США группа все еще ходила по тонкому льду, но, тем не менее, удача была к нему благосклонна: в это время в Нью-Йоркский офис пришел новый сотрудник, Джон Дэвид Калоднер. Этот человек обладал безошибочным слухом на рок-хиты, и было нетрудно понять, что его присутствие – большая удача для Atlantic.

Это подтверждалось и тем, какой успех имела британо-американская группа Foreigner, чей дебютный альбом, изданный в марте этого года, уже был продан тиражом в миллион копий.

Калоднер должен был стать самой мощной движущей силой в развитии рок-талантов в Америке восьмидесятых. Самое лучшее, что было в нем – он был старомодным человеком с тончайшим чутьем, и он просто позволял музыке говорить самой за себя. В 1984 году он делился: «Я верю, что если группа достаточно хороша и готова к тяжелой работе, со временем с ней произойдет что-то очень крутое. В семидесятые многие группы имели талант, но немногие обладали культурой работы. Или же они были готовы к работе, но не могли попасть в студию из-за чрезмерного увлечения наркотиками. AC/DC были одной из групп, подходивших под мое определение. У них, казалось, было все: талант, трудолюбие и никаких серьезных зависимостей. Даже Бон, несмотря на то, что он очень много пил, всегда показывал свою безупречную готовность к работе. И они великолепно звучали вживую. Я влюбился в них, как только впервые увидел».

Вот что Фил Карсон сейчас рассказывает о положении Калоднера: «Единственная причина, почему Let There Be Rock вышел в Америке – то, что Джон Калоднер начал работать в Atlantic. Джон не был музыкантом, но у него была уникальная способность чувствовать связь между тем, что играет группа, тем, что может “выстрелить” по радио, и тем, что купят дети. Джон знал, что [AC/DC] не особо собираются выходить на американские радиостанции, но он сказал тогда: “Да, я думаю, что эта группа хороша. Мы должны попробовать”. Вот так вторым американским альбомом группы стал Let There Be Rock. Он наделал немного шума, и еще долго о нем продолжали говорить. Он до сих пор не был слишком масштабным, особенно в Америке, но популярность этого альбома все нарастала и нарастала».

Хотя Let There Be Rock не будет доступен в Британии до осени, в Америке он выйдет уже 15 июня. Тогда можно было даже расслышать коллективные вздохи облегчения от всех, кроме Малькольма, который очень любил восклицать, особенно на публике: «Наплевать, что думают эти американцы!» Группа планировала поскорее уехать из дома на некоторое время, однако Джордж Янг попросил их вернуться в студию, чтобы записать как можно больше материала. Идея заключалась в том, чтобы побыстрее выпустить еще один альбом, а затем отправиться в Америку, потом – в Британию и Европу и после снова вернуться в Америку, в лучшую часть года.

В то время Клифф до сих пор не был официально допущен к работе в Австралии, поэтому Джоджу снова пришлось взять в руки бас-гитару. Но они только создали еще две композиции, Up To My Neck In You, типичную для Бона песню, движимую типичной музыкой братьев Янг, а также Let There Be Rock, которая звучала очень похоже на Kicked In The Teeth – плюс действительно превосходная мелодия, которая не будет известна еще два года, но позже станет другой их популярной вещью под названием Touch Too Much.

Следующий альбом под названием Powerage не будет завершен до начала следующего года. А сейчас у группы был первый тур по США, во время которого они могли как следует обдумать то, что происходит. «Бон был не с нами, как обычно, он занимался своими делами, а братья просто делали вид, что ничего особенного не происходит, – рассказывает Майкл Браунинг. – Паниковал только я…»

В Lifesaver состоялись два неофициальных шоу, где группа выступала на разогреве. Для Клиффа Уильямса это был шанс впервые сыграть с AC/DC перед аудиторией. В эти дни группа подписалась названием The Seedies, чтобы не привлекать внимания миграционной службы, ведь Клифф до сих пор не имел разрешения на работу. Второй причиной такой кратковременной смены имени было то, что они не хотели лишний раз демонстрировать, что группа уже не настолько популярна в Сиднее, чтобы быть хедлайнером в Hordern Pavilion. Однако учитывая, насколько музыканты были напряжены из-за бесконечных гастролей, не имевших особого выхлопа, первое шоу было «словно взрыв бомбы», говорит Ян Джеффри.

Второе шоу, которое состоялось следующей ночью, было даже громче. Ходили слухи, что сотни фанатов не могли попасть внутрь и слушали музыку через двери и окна.

А в середине концерта одна сумасшедшая поклонница запрыгнула на сцену, выхватила микрофон из рук Бона и засунула себе под юбку. «Это было очень смешно, – говорил Мюрраю Энглхарту Фесс Паркер из группы поддержки Big Swifty. – Микрофон был практически внутри нее».

Тем временем один из техников «отлично обслуживал» другую девушку на одном из последних столов, настолько отлично, что люди стояли на соседних столах и аплодировали.

Также Браунинг добавил в расписание группы съемку видеоклипа, перед тем как должен был выйти сингл Let There Be Rock. Клип был снят в сиднейской церкви Surry Hills, с Боном в роли священника, выступавшего на кафедре. На нем был надет белый халат с черным воротником, напоминающим ошейник. На Ангусе было зеленое одеяние с белым кружевом, а на его голове было что-то типа то ли стельки, то ли картонного нимба, заменяющего школьную кепку. Все это выглядело комично, но вполне уместно. Здесь AC/DC выступали в роли проповедников, посланных Богом, чтобы собрать новообращенных и ввести их в захватывающее экстази хардкорного потрясающего рок-н-ролла. «Let there be light», – кричал Бон, хлопая в ладоши, подражая Элу Джонсону, прежде чем прыгнуть от алтаря, словно летучая мышь. На видео это не попало, но по факту Бон упал на передние скамьи и разорвал все связки на правой лодыжке.

Три недели спустя, 27 июля, пока Бон все так же «принимал таблетки от боли в плохо заживающей лодыжке», AC/DC сыграли свое первое шоу в Америке, на World Armadillo Headquarters, большом складе в Остине, Техас, где они выступали в качестве «второй скрипки» после канадских тяжеловесов Moxy. «Их еще увидит весь Техас, – объясняет Ян Джеффри на шоу Armadillo. – Пивной сад, живое выступление, даже, мать его, этот чертов котелок… Мы бы выступали где-то в Техасе каждый день». Пять членов группы и Ян путешествовали вместе в легковушке. «С таким количеством оборудования, боюсь, вам придется плестись сзади вместе с гитарами. Кит и Эво, два парня из дорожной команды, в итоге ехали в 12-футовом фургоне. А я разговаривал по телефону с американским агентом Дагом Талером, спрашивая его: “Куда мы сегодня едем, Даг?”»

Даг Талер был 29-летним странным парнем из северной части штата Нью-Йорк, который быстро говорил и всегда думал наперед. Он начинал свою карьеру восемь лет назад и слыл очень одаренным музыкантом, играя на клавишах в The Electric Elves (позже The Elves, а еще позже – просто Elf) с будущим вокалистом Rainbow и Black Sabbath Ронни Джеймсом Дио.

Типичный для того времени, их дебютный сингл 1967 года Hey, Look Me Over, написанный Талером, был где-то между записью с яростными барабанами и эхом вокала гармонии и слегка психоделической поп-музыкой. Права на этот трек в итоге приобрела американская компания Lovin‘ Spoonful, а также австралийские The Easybeats, для своего единственного хит-парада Топ-20 США, где они в то лето должны были выступить вместе с Friday On My Mind. Позже этим летом обе группы нашли себя в проекте, где участвовали семь коллективов, хедлайнером этого проекта был Джин Питни. Именно тогда Талер впервые действительно хорошо познакомился с Джорджем и Гарри. «Они были хорошими гитаристами, но я помню, что говорил мне Джордж: “Когда мы играли с моим одиннадцатилетним братом у нас дома, это звучало лучше, чем может сделать кто-либо в этом туре”». Конечно, речь шла об Ангусе.

Восемь лет спустя Талер стал агентом по бронированию в Thames Talent в Коннектикуте. Его основными клиентами были Deep Purple. В то время, в 1975 году, их пригласили на фестиваль Sunbury в Мельбурне, где на одной сцене с ними играла местная группа AC/DC. «Я слышал это название, но никогда не вспоминал его в одном ряду с Джорджем и Гарри. Когда их первый альбом вышел в Америке в 1976 году, он, хоть и не занял вершины чартов, смог затронуть пару «горячих точек», и мне звонили промоутеры из Колумбуса, Огайо и Джексонвилла во Флориде, спрашивая, знаю ли я что-то об этом выступлении. Я же был парнем, который делал британские концерты, такие как Be Bop Deluxe и the Strawbs, но, мне кажется, они подумали, что мне может быть известно кое-что полезное. Я не думаю, что кто-то был в курсе, что эти ребята – из Австралии».

Когда в начале 1977 года Талера переманили в ATI – American Talent International, – он планировал взять с собой и the Strawbs, и Be Bop, поэтому в марте полетел в Лондон, чтобы заключить все необходимые соглашения, а также немного поискать новые таланты, заключив контракт с группой Пэта Треверса и Judas Priest. В одну из ночей он увидел, что AC/DC играют в the Rainbow. Он вспомнил это название и решил сходить на концерт. «Все было распродано, и это было очень круто. По сути, это была более ранняя версия того же шоу, которое вы можете увидеть сегодня». Впечатленный, он взял с собой копии High Voltage и Dirty Deeds. Когда он выяснил, что его старые приятели Джордж и Гарри продюсировали оба альбома и что гитаристы этой группы – младшие братья Джорджа, он не спал всю ночь и практически сразу позвонил в офис Alberts в Сиднее. «Я сказал: “Я хочу присматривать за этими парнями”.

Янги действительно были очень семейными. Поэтому они знали меня, и я им нравился. Тогда я понял, что нахожусь в нужном месте, и мне действительно очень нравится работать с этими людьми. Затем произошло то, о чем вы и так знаете – мы заключили сделку». Талер тогда даже не мог представить, сколько проблем доставит группе нью-йоркский Atlantic.

Без поддержки со стороны крупной звукозаписывающей компании было почти бессмысленно подписывать соглашение с его новым агентством. Джордж знал, что собственный американский агент, готовый работать вместе с ними, будет большим преимуществом, которое позволит убедить обитателей офиса на Rockefeller Plaza отойти в сторону и просто поверить Талеру.

Чего Талер никак не ожидал, так это того, насколько невелик будет энтузиазм по поводу его новых зарубежных контрактов со стороны его нового босса из ATI Билла Элсена. Элсен ставил многое на работу в Premier Talent, принадлежащем легендарному Фрэнку Барсалоне, который переманил всех из The Beatles к себе в Led Zeppelin. В конечном итоге ATI также станет крупным игроком на американском рынке, организующим туры для Рода Стюарта, Нила Янга, Kiss и Dire Straits. В 1977 году, однако, они до сих пор сильно отставали от Premier. «Билл, кажется, думал о чем-то вроде: “Что же мы будем делать со всеми этими группами младенцев, с которыми мы подписали контракты?” Я пытался убедить его, что мы не должны конкурировать с Premier. Если мы будем ждать, что группа “выстрелит”, этого никогда не произойдет. Нам нужно записывать группы до того, как они взорвут все эфиры».

Поскольку Элсен все еще не был уверен насчет AC/DC, Талер поставил ультиматум: «Я сказал: “Слушай, я могу заказать их через агентство или из дома, но в любом случае я буду работать с этими парнями”». В итоге Талер подписал с группой контракт на пять туров в Америке, вместе с Элсеном и ATI.

Ян Джеффри говорит: «Мы пытались собрать 150 долларов, разъезжая с дорожной книгой Holiday Inn, чтобы хотя бы примерно понимать направления. Никаких агентов по турам. И Дуг сказал нам возвращаться туда, откуда мы только что приехали, потому что им нужно было от нас еще одно выступление».

Тогда они собрали все свое барахло, мелкие монетки и еще какие-то деньги. «Мы хотели посмотреть, достаточно ли у всех нас вместе взятых наличных, чтобы вместе сходить в Dairy Queen, веселую и дешевую сеть фастфудов, которая тогда была разбросана по всем автострадам Америки».

Ключом к их успеху определенно были решительность и чистосердечность, а этих качеств у братьев Янг было в избытке. «В этом был весь Малькольм, – говорит Джеффри. – Во всех спорах и дискуссиях Ангус в какой-то момент самоустранялся, а Малькольм бился до конца. Бон был похож на престарелого государственного деятеля, которого все любили, однако все решения принимал Малькольм. Даже если у Ангуса была своя точка зрения на тот или иной вопрос, Малькольм мог сказать ему: “Иди ты, приятель, мы все равно не будем делать так, как ты говоришь”».

Бон Скотт почти пропустил их первое шоу, потому что снова «куда-то забрел вместе со всеми мексиканцами, с которыми снова подружился в каком-то баре», как выражался Джеффри. Он продолжил: «В день выступления, когда все уже начали репетировать, Бон пропал. Братья начинали злиться все сильнее и сильнее. Они отправили меня обратно в отель, чтобы я поискал его, но я был уверен: Бона там нет. В любом случае за десять минут до того, как дверь в зал должна была открыться, и все люди, стоявшие за ней, должны были увидеть музыкантов, я находился снаружи, молясь и надеясь, что Бон все-таки придет на шоу. Следующее, что я помню, это как большой грузовик несется из-за горизонта, а из него безумно громко звучит музыка AC/DC. Это был Бон со своими десятью новыми лучшими друзьями, у каждого в руке были бутылка виски и косяк. Машина останавливается, Бон выпрыгивает из нее и говорит мне: “Ян, это Педро, а это – Пончо, и так далее… Можешь включить их всех в список гостей?” А тем временем братьям было уже очень и очень не по себе. Тем не менее в итоге концерт прошел неожиданно гладко».

Как считает Джеффри, своенравное поведение Бона в их первом американском туре было просто его способом справиться с задачей начать все заново: «Все это было не похоже на то, что происходило в Британии, где их выступления попадали в музыкальные газеты или что-то вроде этого. Это была Америка, где один штат больше, чем вся Британия. Ты мог отлично отработать одну ночь в Джексонвилле или где угодно, а затем играть перед одним человеком и собакой в Аризоне в ожидании, когда же Бон все-таки появится. Мы потели по несколько ночей в тех местах, о которых раньше бы и не предположили, что там можно потеть».

Ангус Янг вспоминал именно такой случай, когда они в последний момент открывали концерт Джонни Винтера: согласно документам, это должно было быть дуэтом, то есть дерзкие молодые рокеры должны отрываться рядом с энергичным гитаристом. В итоге все было иначе. Зрители, которые «пришли исключительно на его выступление», заинтересовались творчеством AC/DC только в тот момент, когда Ангус получил сильный удар электрическим током из-за неисправного оборудования. «Им это понравилось, – вспоминает он. – Ой, этот мелкий парень горит!»

Когда зрители пробыли в зале достаточно долго, чтобы услышать, что группа может сделать, «реакция была блестящей», как говорит Браунинг: «Я не помню ни одного концерта, про который мог бы сказать, что он не удался. Это была мгновенная связь с аудиторией. Ангус делал свое дело в каждом шоу. И даже если зрители не знали песен, к концу выступления всегда была та самая реакция». «Даже если бы они не всегда видели мои выходки, – сказал Ангус, – Они бы все равно никогда не забыли маленького ребенка в шортах и с ранцем за спиной, парня, который вел себя как сумасшедший». «Некоторые из них думали, что Ангус был странным, – добавил Малькольм с ухмылкой. – Особенно, когда он обнажал свою задницу…»

Когда музыканты выступали в поддержку REO Speedwagon в Джексонвилле, штат Флорида, Бон познакомился с «хорошими ребятами» из Lynyrd Skynyrd. Он почувствовал, что с фронтменом этой группы, Ронни Ван Зантом, у него даже слишком много общего. Распрощавшись со своими новыми друзьями из Down Under, команда Skynyrd отвезла Бона, Малькольма, Ангуса и Клиффа в их собственный музыкальный комплекс – деревянную хижину в горах, – где они в течение следующих двух дней пили, курили и глотали все от "Sweet Home Alabama" до "Whole Lotta Rosie". Когда Skynyrd предложили группе полететь на их следующее шоу вместе, на частном самолете, Бон очень воодушевился, да он был на все готов ради этого! Но Ангус, чей титотализм[1]полностью исключил все его связи с «чертовой петлей Скотта-Ван Занта», отверг эту идею. Малькольма же заставила отказаться его подруга (позже жена) Линда. Она устроила ему сцену, жалуясь, что прилетела в Америку из Австралии не для того, чтобы куковать в одиночестве, и Малькольму пришлось с ней согласиться. Бон тоже очень неохотно отклонил предложение.

Когда всего два месяца спустя Ван Зант и еще пять человек, в том числе гитарист Skynyrd Стив Гейнс с сестрой и вокалист Skynyrd Кэсси, насмерть разбились в том же самолете по пути из Южной Каролины в Луизиану, когда в нем закончился запас топлива, Бон и Малькольм поняли, что сделали все правильно.

Они заводили новых друзей везде, куда бы ни пошли. Во времявторого из трех демонстрационных выступлений в Whisky a Go Go в Лос-Анджелесе в конце августа Бон был приглашен за кулисы к лидеру Kiss Джину Симмонсу. «Он сказал: “Послушайте, мы гастролируем в декабре и мы хотели бы, чтобы вы гастролировали с нами”. И они гастролировали с [тысячами] людей за ночь».

Это было обещание, которое Симмонс выполнил бы во время второго тура группы по США в том же году. Однако к тому времени все крупные американские группы хотели, чтобы новички открыли их шоу. Весть о AC/DC наконец, распространилась по стране.

«Ты мог чувствовать, как они растут, – говорит Браунинг. – Джерри Гринберг тогда нанял двух новых руководителей из Arista Records, Марка Клеффнера и Перри Купера. И одним из первых их заданий от Atlantic было сделать с группой что-то интересное, хотя они абсолютно не знали, что именно им делать. И то, что сейчас лейбл, работающий с нами каждый день, представляли два чемпиона, было спасением для Америки. Они пришли на первые пару концертов в районе Флориды, в Джексонвилле и в Колумбусе в Огайо, где у нас было немало радиопередач с FM-радио, и зрители хорошо принимали группу. И музыканты это почувствовали и действительно делали свое дело хорошо. Я не могу говорить высокопарные слова, особенно о Майкле Клеффнере, который уже умер. Но он был очень, очень важен, потому что только с этими людьми поддержка группы американским Atlantic стала возможной. Остальные… Ахмет Эртегун и Джерри… Если честно, я не думаю, что они взяли от группы что-то важное… ну… пока не начали получать роялти. Я знаю, что даже сам Ахмет считал группу чем-то обычным, ничем не выдающимся, не судьбоносным. Он просто думал, что это обычная, топорная рок-н-ролльная группа, которая несет миру базовые истины, и это все. Если эти люди сделали на группе деньги – что ж, круто. Но они не особо ценили AC/DC как людей и музыкантов».

По словам Браунинга, большую роль в судьбе группы также играл Клеффнер, который сумел переманить в AC/DC очень успешного американского промоутера Билла Грэхама. «Майкл раньше работал на Била охранником, я даже думаю, он был кем-то вроде вышибалы в Филиморе в Нью-Йорке. Поэтому у этих двоих были довольно хорошие отношения, благодаря которым он работал с группой в следующем году на фестивале Day On The Green в Сан-Франциско. Майкл очень поддерживал нас. Он знал ряд влиятельных людей, работа с которыми в США пошла бы группе на пользу».

Все дело было в построении правильных отношений, в том, чтобы быть добрым к каждому Джо из Айдахо. Но как братья справились с такой задачей, с их-то враждебностью к миру, спрашиваю я? «В этом бизнесе были люди, которые действительно им нравились. А были те, с кем им не особо хотелось иметь дело. При этом каждый прекрасно осознавал необходимость общаться с этими людьми, ведь это – тоже форма пиара. Я думаю, группе правда нравились Перри Купер и Клеффнер. Но на их пути были и другие люди, такие как Дуг Талер из агентства. Однако как бы ты к нему ни относился, он, безусловно, был очень важной частью процесса».

Ян Джеффри рассказывает: «Обычно, когда Купер появлялся, первое, что ты видел после того, как он зарегистрировался в отеле, – то, как персонал тащит к нему две огромные тележки с пивом, сэндвичами и другими ништяками. Никто из нас не был особо против, мы знали, что если мы едем с Перри, у нас всегда есть бесплатные еда и выпивка.

Подобные вещи имеют большое значение, когда вы застряли в глуши и путешествуете в “универсале” и двенадцатиметровом фургоне. Перри оставался в том же отеле, что и группа. Он обычно выбирал комнату побольше, но ты всегда мог сам прийти туда и взять все, что тебе нужно. Он всегда интересовался, не нужно ли тебе что-то еще. Тогда для нас было утешением, что в нашей звукозаписывающей компании есть такой “свой парень”. Он был очень крут».

Другим важным контактом в Нью-Йорке был Барри Бергман из EB Marks, американского издательства группы, с которым у Alberts был долгосрочный контракт. Бергман был амбициозным, любящим музыку 32-летним мужчиной, который довольно долго довольствовался малым, прежде чем организовать свой первый полноценный концерт в EB Marks, где он стал вице-президентом. Он в один и тот же год помогал начать карьеру Миту Лоуфу и подписал контракт с Вандой и Янгом. «Барри стал очень сильным союзником и для группы, и для меня, – говорит Браунинг. – В итоге он дал мне офисное помещение в их здании, и все. Благодаря Барри Бергману, Майклу Клеффнеру и Перри Куперу у нас вдруг появилась солидная поддержка в Америке, что имело для нас решающее значение. Без них ничего бы не произошло».

Сам Бергман сейчас говорит: «Я был убежден, что у группы есть будущее в Америке, я знал, что их живое шоу – невероятное. Я вдвойне понимал, что это так, потому что эти ребята были готовы вкладывать кровь, пот и слезы в то, что делают. Я изначально не делал акцент на всех их песнях, потому что чувствовал, что хит, в который мне следует вложиться, пока не написан. Но я знал, что это произойдет. Я в тот момент даже не думал о контрактах с радиостанциями, потому что это не группа для радио. Это живая группа. Группа “про своих фанатов” и “про свою работу”».

Бергман вспоминает, как в самом начале их совместной работы ему позвонил Ангус. «Он сказал: “Барри, никто не любит нашу музыку. Радио не хочет ставить наши песни, и я не знаю, что с этим делать”. Но, по факту, он говорил всего о паре альбомов, и я ответил: “Ангус, просто продолжайте делать то, что делаете, и ветер переменится. Величие – оно везде величие, и оно поднимет вас до вершины”». Однако Бергман знал, что это будет тяжелая борьба. Тот факт, что группа была широко известна в Австралии и ее неплохо принимали в Британии и Европе, по его мнению, ничего не значил: «Никто в Америке не следит за другими рынками».

Даже после того как Let There Be Rock все-таки дали зеленый свет в Америке, в них мало кто верил. Джерри Гринберг говорит: «Я действительно никогда не чувствовал этого. Вы должны всегда смотреть шире. Это ведь не просто подписание контракта, понимаете? Мы работаем в такой сфере, где люди заботятся только о том, как они хороши, но не о том, что какой-то проект имеет действительно огромный потенциал. Я приходил в офис Atlantic и говорил им: “Эй, они играют здесь, в центре города, нам нужно привести некоторых людей”, а они отвечали мне: “Да кому они вообще нужны?” Это была долгая история. Все хотят быть рядом с победителем, но очень немногие могут поднять задницу и самому создать его. И важно всегда помнить эту истину, даже если весь мир говорит тебе, что ты сумасшедший».

Еще один важный для AC/DC PR-ход Барри провернул во время их первого американского тура, когда группа выступала с The Key to the City в Северном Майами, Флорида, благодаря мэру Майклу Колодни. За день до этого группа играла на большой местной площадке Spartatorium вместе с Charley Daniels Band на благотворительном концерте Day For The Kids, посвященном проблеме мышечной дистрофии. «Это было ключевой вещью, которую я мог сделать для них, – говорит Бергман с некоторой гордостью. – Но была еще одна история, которую раньше никто не рассказывал. Это было еще до их прорыва. Но на самом деле, мэр – мой родственник. Поэтому я сказал ему: “Мы хотим сделать здесь что-то интересное”, и он был только за. Мы никогда не рассказывали миру, как все было на самом деле. Колодни сказал: “Я дам им площадку в City Hall. Затем пусть они просто придут и сделают свое большое дело!” И мы его сделали».

Более вдохновленные, чем Zeppelin, более игривые, чем Aerosmith, и, конечно, более мудрые, чем любая из металлических групп следующего поколения – вот такими они были.

Глава 10

Волк в волчьей шкуре

Хотя Let There Be Rock едва попала в Топ-200, остановившись на номере 154, это было начало путешествия с большим результатом, которое будет длиться следующие три года. AC/DC стала одним из крупнейших рок-бендов в Америке. Однако им предстояла действительно тяжелая дорога. Они прибыли в Нью-Йорк в последнюю неделю августа, чтобы сыграть два шоу. Одно из них – третье по счету для нью-йоркских панк-старейшин The Dictators, билеты на которое в Palladium на 3400 мест были распроданы. Второе – намного менее масштабное, но более популярное у СМИ, проходило в заслуживающем доверия у панков CBGB. Его открывали популярные у местных Marbles, которые делали это и год назад.

AC/DC часто попадали под влияние панка и шоу "новой волны", которые сейчас были очень распространены в США. «Я сделал так, чтобы они попали в Palladium, – признает Дуг Талер. – Не потому, что считал их панками. Нет, для меня они не были Ramones. Они были чем-то другим, более сложным для восприятия. Я просто хотел поставить их перед настолько большим количеством людей, насколько это возможно на их первом шоу в Нью-Йорке, и мы продавали единые для всех трехдолларовые билеты. На этом концерте выступали еще и Dictators, и Michael Stanley Band, которые сейчас тоже были на хорошем счету и подписывали контракты с различными лейблами. Майкл Клеффнер был одним из тех, кто запланировал их для CBGB». Клеффнер хотел добавить немного доверия к ассоциации, и считал, что этим он оказывает группе услугу. Но даже если AC/DC оставили фанатов Marbles откровенно озадаченными, это привело группу к интересному интервью на следующий день. Нью-йоркское издание Punk спросило Бона о смысле жизни. В ответ он пожал плечами: «Жизнь должна быть настолько крутой и настолько короткой, насколько это возможно».

Фил Карсон говорит: «AC/DC не были панк-группой. Но в Америке они каким-то образом стали частью панк-культуры, возможно, из-за костюмов, которые носили Бон и Ангус… Джерри Гринберг, например, вообще думал, что группа стала хитом чуть ли не по ошибке.

Потому что американские фанаты AC/DC были уверены, что нам нравится панк, но на самом деле панк нам совсем не нравился, потому что он отстой. Но если это продается, то почему бы и нет? Именно таким образом, как мне кажется, началась популярность группы в Америке, чисто потому, что музыканты выглядели так, как нравится поклонникам. Это позволило фанатам разглядеть группу поближе и влюбиться в их песни, именно поэтому слух об AC/DC и начал распространяться».

Самой важной задачей было сделать так, чтобы группа продолжала работать несмотря ни на что. На этот счет, по крайней мере, у Atlantic не должно было возникнуть никаких возражений. «Они приехали в США в полной уверенности, что “взорвут” это страну, – говорит Барри Бергман, который взял на себя ответственность продвигать парней в Rockefeller Plaza изо всех сил. – Они могли бы играть для пяти человек, для 20 человек, им было наплевать. Они просто играли и никогда ни на что не жаловались. Никогда не было такого, чтобы они не могли что-либо сделать. Никогда не было». По его словам, вне гастролей деятельностью группы управлял Малькольм, но на самом деле, все решения принимал Джордж Янг через Малькольма: «Группа не принимала бизнес-решений, их все принимал Джордж».

На самом деле, по мнению участников AC/DC, бесконечные гастроли были единственным способом добиться успеха: просто «бомбардировать» каждую площадку, где они выступают, давая концерты и снова давая концерты. Через три дня после финального шоу их первого американского тура, которое состоялось на встрече Atlantic Records в Форт Лодердейл (Флорида) 7 сентября, группа уже была в Бельгии, где начинался тур по семи странам Европы, состоящий из 22 концертов. А через 48 часов после окончания этих гастролей они дали свой первый концерт в Политехникуме в Шеффилде в рамках британского тура из 17 выступлений. Let There Be Rock же была выпущена в Великобритании, и отзывы оставались довольно средними (однако, например, Sounds назвал новинку достаточно хорошей, а NME, наоборот, оставили негативный отзыв вроде «мы говорили, что это будет так себе»). Однако ни один друг группы, ни один журнал, ни один конкурент поначалу не поняли, насколько большой скачок вперед в действительности сделала группа с этим альбомом. А этот скачок действительно был – билеты на все шоу группы начали разлетаться с космической скоростью.

Когда музыканты услышали эту новость, они вздохнули с облегчением. В то время, когда группа только выехала в тур, Бон рассказывал Молли Мелдрум в снятом для Countdown лондонском интервью следующее: «Если честно, мы думали, что панк и “новая волна” навредят нам, но этого не произошло. Этим направлением увлекались очень многие, и некоторые до сих пор продолжают, но, на самом деле, все это дало рок-музыке настоящий толчок, понимаете? Мы играли здесь еще до того, как о Sex Pistols даже кто-либо слышал, и сейчас люди начинают понимать, что хотят чего-то большего, чем просто парней, орущих про анархию и изнасилование…»

Главным событием тура с точки зрения престижа оставалось выступление в качестве хедлайнеров на шоу в лондонском Hammersmith Odeon 25 октября. Затем, как обычно, была запланирована вечеринка, к участию в которой Корал Браунинг смогла привлечь нескольких известных журналистов, пишущих о рок-музыке. «О них редко писали что-то крутое в британских СМИ, – отмечает Малькольм Доум, который присутствовал на той вечеринке. – Некоторые журналисты, такие как Дейв Льюис из Sounds, в целом не очень хотели разговаривать с кем-то». Также там были другие заметные музыканты, которые всем своим видом показывали, что AC/DC имеют прямое отношение к культурной пропасти, порожденной панком. Там были такие гиганты тяжелого рока того времени, как The Damned and Eddie или The Hot Rods, но рядом с отдельными участниками этих бендов музыканты AC/DC чувствовали себя как дома: это Пит Вэй из UFO, Брайан Робертсон из Thin Lizzi, а также их австралийский приятель Боб Дейзли из Rainbow. «Малькольм и Ангус не доверяли новым людям, которые пытались ворваться в их мир, – говорит Доум. – Не говоря уже о панках, которых они действительно совершенно не уважали. А Бон, в свою очередь, относился к каждому новому человеку примерно следующим образом: “Почему я не должен относиться к тебе как приятелю, пока ты не доказал мне обратное?”»

Участник UFO и Babe Ruth Берни Мерсден, который тогда был в составе группы Whitesnake, недавно созданной вокалистом Дэвидом Ковердейлом после того, как Deep Purple очень странным образом за год до этого прекратили свое существование, был еще одним человеком, который совсем недавно стал довольно близким для группы. «Я знал каждого из них, но лучше всего – Бона, – рассказывает Мерсден сейчас. – Мы пили вместе. Мы не могли просто так остаться наедине “на минутку”, не говоря уже о часе или двух. Это было весело, потому что все мы тогда были намного моложе. Но я помню, как думал тогда: “Эммм, я не знаю, могу ли справиться со всем этим”. Также все это было дорогим удовольствием, особенно в таких местах, как Marquee, куда мы очень любили ходить. Но всегда казалось, что у них есть еще какой-то козырь в рукаве. Мне нравилось проводить с ними время, но я не мог участвовать во всей этой благотворительной деятельности. Я всегда боялся, что рядом с ними могу подсесть на наркотики», – тогда Берни было только 25, и он все еще находился в поисках своего пути на музыкальной сцене.

Бону же было уже за 30, и он успел много где побывать, по крайней мере, так казалось со стороны. «Он был очень, очень сильным фронтменом. Это немного пугало. Скажем так, я никогда не слышал, чтобы кто-то его прерывал.

Да, многие говорят, что он крутой, жесткий и сильный, но я думаю, что Бон действительно таким был. Я видел, как пару раз в барах люди начинали наезжать на него, а потом очень быстро отступали, после того как он просто взглянул на них. Поэтому, когда я выходил куда-то с Боном, я чувствовал себя в полной безопасности».

На следующий день AC/DC должны были ехать в Грейт Ярмут, но шоу было перенесено, когда в последнюю минуту из BBC позвонили и попросили выступить в их концертной программе Sight and Sound, которая должна одновременно выйти на Radio One и BBC2 TV. Sensational Alex Harvey Band, шотландская группа, которой Бон так восхищался, должны были играть там, но в итоге выступление отменили за 48 часов до начала, когда вокалист Алекс Харви ушел с репетиции, сказав, что «выходит на пенсию».

Это была очень странная неделя. За несколько дней до этого появилась новость о крушении самолета Lynyrd Skynyrd, но времени осознать это просто не было. На следующий день после финального шоу в британском туре на Cambridge Corn Exchange 12 ноября Бон улетал с Сильвер в Париж, якобы чтобы встретиться с ее старым другом Ронни Вудом, который тогда записывал альбом Rolling Stones Some Girls. Учитывая, что Вуд и его лучший друг Кит Ричардс тогда усиленно боролись с кокаиновой и героиновой зависимостью, очевидное предположение состояло в том, что Сильвер везет их за дозой. Какой бы ни была причина, Бон уехал и потратил следующие 48 часов на тусовку с Вудом и его окружением. Затем он вдруг столкнулся с другой рок-группой, работавшей в очень маленькой студии, новыми французскими артистами Trust, которые по странному стечению обстоятельств тогда записывали свой первый сингл, панк-версию Love At First Feel, с текстом, переведенным на французский язык вокалистом Бернардом Бонвуазином, сменивший название на Paris By Night. Французский певец был счастлив встретиться в студии с вокалистом AC/DC во время записи этой песни, и Бон с Берни сразу же стали друзьями, зависающими в нескольких парижских кафе вдоль левого берега, где они искали убежища ночами. К тому времени, когда Бон снова уехал 15 ноября, он и Берни были «кровными братьями», как он сам говорил.

Бон проспал большую часть восьмичасового полета, а когда прибыл в Нью-Йорк, уже был полностью готов к следующему шагу AC/DC на пути к американскому успеху, открытию Civic Center в Покипси на первом из четырех концертов, где выступали канадские звезды Rush.

Сразу после этого они выдвинулись на тур UFO через юг, включая четыре шоу с UFO и пять собственных концертов в маленьких театрах и клубах. Вне зависимости от того, одни они выступали или вместе с другими артистами, у них теперь был «нокаутирующий» сет, наносящий один удар за другим: Let There Be Rock стала новой песней, которой они открывали концерты, затем шли Problem Child, Hell Ain’t A Bad Place To Be, Whole Lotta Rosie, High Voltage… Когда музыканты выступали на разогреве, им редко давали возможность сыграть «на бис», поэтому они превращали конец каждого сета в один всемогущий «бис», обычно – с песней Rocker, которая могла длиться все 12 минут или даже больше, в зависимости от того, как зал принимал ее, а обычно он принимал ее очень хорошо.

Басист UFO Пит Вэй рассказывает, что AC/DC, а особенно братья Янги, приходили на их концерты, «чтобы каждую ночь “убивать их”». Он добавляет: «Знаете, обычно группы, выступающие на разогреве, не признают, что пытаются затмить хедлайнеров, но AC/DC, особенно Малькольм, не удосуживались это скрывать. Он мог даже не посмотреть на тебя, прежде чем продолжить “разрывать” зал. Даже Бон, который почти каждую ночь зависал в нашей раздевалке, делал то же самое. Да, он мог легко кивнуть или подмигнуть нам, но когда он выходил на сцену, он даже забывал думать о нас. Они делали все, чтобы вырвать у нас этот кусок».

Вдали от сцены Пит и Бон были единомышленниками, которые хотели просто, как Вэй говорит сейчас, «отрываться на полную катушку как можно чаще», они могли бы даже стать «хорошими друзьями». Впрочем, как говорит Вэй, во время первого совместного тура он особенно дружил с Ангусом: «После шоу остальные участники группы могли напиться или что-то в этом роде. Но Ангус ничего такого не делал, он просто сидел со мной в раздевалке. А вернувшись в отель, мы зависали в комнатах друг друга, обычно в моей, потому что она была лучше. Но дело даже не в этом. Нам нравилось весело проводить время вместе. Самое смешное, что я обычно практически бился в пьяной и наркотической истерике, а Ангус даже не возражал. Я нюхал кокаин, он пил Кока-Колу. И мы правда проводили ночи напролет, болтая и шутя, потому что в нем было столько энергии, словно он пил вовсе не колу. Однажды утром он сказал мне: “Я не знаю, зачем тебе нужно это все. Почему вместо этого просто хорошо не позавтракать?”»

Через три недели, во время второго американского тура группы, Перри Купер выступил с новаторской идеей взять бенд в нью-йоркскую студию Atlantic на Бродвее, на углу 60-й улицы, и записать живой альбом. Не просто ради того, чтобы выпустить его, а чтобы попытаться попасть на американские радиостанции, в надежде, что группу могут заметить и предложить контракт на постоянной основе. Новые студии лейбла в Нью-Йорке были известными благодаря тому, что именно в них проявили себя несколько образцов «рок-классики», к примеру, там были записаны два недавних альбома Cream Disraeli Gears и Wheels Of Fire, альбом Allman Brothers Band от Velvet Underground и ряд других рок-знаменитостей. Для AC/DC сама форма размещения – не в рамках общего релиза, а специально для радио, тем более в одном ряду с такими громкими именами, была чем-то особенным. Конечно же, FM-радио «попалось на крючок», и первое время после этого такие песни AC/DC, как Live Wire, Hell Ain’t A Bad Place To Be и Whole Lotta Rosie были главными хитами на американском FM-рок-радио. «Это настолько хорошо сработало, что они даже подумывали, не выпустить ли им подобный проект с парочкой других артистов, – вспоминает Барри Бергман. – Они делали тысячу копий и присылали их на радио, чтобы напоминать о существовании группы в промежутках между выходом альбомов. Они сделали только три или четыре концерта в серии, но уже были первыми».

Бергман, который до этого записывался перед приглашенной аудиторией, состоящей из представителей Atlantic и других высокопоставленных лиц, был очень раздражен, когда Бон во время одного из выступлений пытался засунуть микрофон ему под нос и заставить его подпевать на припеве песни The Jack.

48 часов спустя AC/DC открыли четыре шоу Kiss на действительно огромных площадках, начиная с Мемфиса, заканчивая 12-тысячной ареной в Колизее на Среднем Юге. А в одни из выходных они выступили в Индианаполисе на арене Market Square перед 18 500 посетителей. Еще через два дня состоялось финальное шоу Kiss в Форт Уэйне, а затем они присоединились к последнему туру Aerosmith, открывая концерт перед 9000 человек в Колизее в Чарльстоне.

Ночью после этого они открывали концерт Cheap Trick в Колизее в Гринсборо. Зрителями были более пяти тысяч человек, они все сосредоточились вокруг сцены, кто-то стоя, кто-то сидя.

Что касается Aerosmith, участники группы в то время были настолько слабы под гнетом наркотиков, что сместить их как хедлайнеров не составляло для AC/DC особого труда. Им нужно было помогать на сцене и вне ее, и эта группа для разогрева с ее бешеной энергетикой отлично с этим справлялась. Особенно хорош был Ангус, который мог охватить своей харизмой каждый сантиметр зрительного зала, сидя на плечах Бона и заставляя хедлайнеров казаться еще более бесполезными. Гитарист Aerosmith Джо Перри рассказывает: «Если бы вы закрыли глаза, вы бы подумали, что Ангус стоит прямо перед вами, отбивая ритм ногой. Но он все еще был на сцене и феерически точно играл свою партию». По его словам, дорожная команда Aerosmith даже придумала название для ночных похождений Ангуса по сцене – «жарка бекона».

Самыми популярными историями о группе, конечно, оставались байки о живых выступлениях музыкантов. Однако не отставали от них и рассказы о закулисных махинациях AC/DC. Иногда это было что-то вроде навязанного самим себе безумия, особенно это касалось Бона. К примеру, однажды он ушел с байкерами из клуба Hell’s Angels, с которыми только что познакомился, в домик где-то в лесу, где они самостоятельно варили виски. Малькольм, которого Бон в тот день потащил за собой, рассказывал, что они не могли уйти до следующего утра, «играя в бильярд, рассказывая анекдоты и распивая то же, что пили все».

Джо Перри в 2008 году рассказывал журналу Rolling Stone: «У Бона был очень громкий голос. Вы могли понять, когда он поет… он был там». Сам Бон в 1978 году говорил американскому журналисту Дэвиду Фрику следующее: «Мы просто хотели, чтобы стены обвалились, а потолок рухнул… Музыка должна играть настолько громко, насколько это возможно, по-настоящему свежо и бодро, и я дам в морду любому, кому она не нравится».

Однако иногда постоянное пребывание AC/DC в числе аутсайдеров приводило к настоящей лихорадке, причем такое случалось не раз. У участников этой группы не было экстравагантных шелков-шарфов или телохранителя, как, например, у Aerosmith. Не было никаких диковинных прихотей или странных чуваков, выпадающих из лимузинов, как у UFO. Один раз охрана одной из площадок просто чуть не выбросила их с места концерта, потому что не могла поверить, что эти странные агрессивные незнакомцы могли быть частью шоу-программы. «Мы привыкли приезжать на шоу на машине, – вспоминал Малькольм в 1980 году. – Мы бы сказали: “Мы играем здесь сегодня”, но мы просто не могли ни до кого дозвониться. В конце концов, нам просто пришлось проходить силой и протаскивать многих ребят прямо через ворота».

Барри Бергман, который часто путешествовал с группой на их автобусе, рассказывает, что жесткость братьев проявлялась во всем: «Я, должно быть, увидел пару сотен их шоу за все эти годы, – говорит он. – И я хочу сказать, что эти парни не разговаривали друг с другом вне работы.

Они не были очень близки вне группы, но когда они были вместе, они были вместе. Они привыкли спорить и драться, но это всегда были конфликты, связанные с их шоу и с качеством проделанной работы. Они могли сделать все что угодно ради своих фанатов, но они никогда не были теми, кто работает ради того, чтобы создать бизнес. Я всегда чувствовал, что они – полностью группа для людей. Они не любили эту индустрию и большинство людей из нее. Они считали, что очень многие участники этого бизнеса полны дерьма, и они были правы».

Во время их собственного концерта в Аллентауне, Пенсильвания, 17 сентября, с группой Dictators на разогреве, у которой AC/DC, кстати, тоже выступали на разогреве годом ранее в Нью-Йорке, промоутер Том Маккул рассказывал Дагу Талеру, что однажды Малькольм и Ангус подрались, споря о том, какую песню сыграть «на бис». «Один брат выбил зуб другому брату!» – позже вспоминал сам Талер эту историю. Единственным, на кого братья никогда не поднимали руку, был Бон: Ангус не делал этого, потому что слишком сильно любил Бона, Малькольм – потому что «Бон мог ударить в ответ, и это было ясно как белый день».

Январь 1978 года, Кинг Стрит, Сидней. В этом году австралийский летний тур AC/DC мог быть отменен, хотя прошло уже больше года с тех пор, когда они последний раз играли там. И это несмотря на то, что некоторые их выступления уже фактически были объявлены и разрекламированы. По официальной версии, концерты были отменены, потому что Клифф Уильямс до сих пор не получил разрешения на работу в стране. Но это не было правдой. Клифф вполне спокойно вместе с группой работал в студии над тем, что, как они надеялись, будет их лучшим альбомом. Настоящая причина заключалась в другом. «Их предудыщий австралийский тур был слишком болезненным для них, – рассказывает Майкл Браунинг. – Они даже не задумывались о том, чтобы туда вернуться. Мы просто понимали, что сейчас нужно выходить на международный уровень, и покорение Америки отлично поможет нам в этом».

Они делали все, чтобы покорить Америку и наконец «просто делать свое дело там». После долгого, почти бесконечного ворчания насчет «глупых янки» в последние месяцы в Америке Малькольм словно открыл глаза. Теперь для него США стали не просто местами и людьми. Это были совсем другие масштабы, в которых они могут что-то сделать, и понемногу у AC/DC это получалось. Дело было не только в приобретенных фанатах. Скорее в том, что они встретили множество других групп и музыкантов, людей из американского музыкального бизнеса, промоутеров, издателей, продюсеров, представителей звукозаписывающих компаний и радиостанций. Все эти люди сейчас работали с ними, а еще год назад они даже не слышали об AC/DC и не давали им даже шанса на то, что их записи могут быть выпущены в Америке. Группа всегда избегала того, чтобы относиться к своему положению с излишней серьезностью, но сейчас Малькольм наслаждался тем, что люди в Америке – стране-рекордсмене по покупке музыкальных дисков – начинают воспринимать AC/DC как настоящую серьезную группу.

Раньше они думали, что Австралия – предел их мечтаний, но оказалось, что существует кое-что гораздо лучше и масштабнее. Они сумели даже обогнать Британию, панков, которые тогда были «на волне». Однако в Америке им предстояло конкурировать с Aerosmith и Kiss, с Элисом Купером и Тедом Ньюджентом.

Раньше к этим «большим именам» они даже не могли прикоснуться, но сейчас Малькольм Янг понимал, что AC/DC могут увеличить ставки и предстать совершенно в новом свете. В итоге человек, который большую часть жизни с пеной у рта доказывал окружающим, что ему плевать на чужое мнение, в январе 1978 года вместе с группой вернулся в студию под руководством своего старшего брата Джорджа и его приятеля Гарри, чтобы завершить свой пятый альбом. И сейчас Малькольм чертовски сильно переживал, что подумают люди о финальном результате.

В промежутке между этими ранними сессиями и окончанием второго американского тура, открывшегося в Blue Oyster Cult в Питсбурге за четыре дня до Рождества 1977 года, Малькольм решил, что Powerage не будет похож на другие альбомы AC/DC.

Ежедневно проезжая сотни миль в тесном фургоне, в конце концов они не могли думать ни о чем, кроме музыки, которая звучит по радио. Впервые с тех пор, как они были детьми, братья Янг слушали такое количество музыки. Они бы никогда не сделали этого по собственной воле. Они часами слушали песню More Than A Feeling группы Boston, Fly Like An Eagle Стива Миллера и Feels Like The First Time группы Foreigner. День ото дня они возвращались к Роду Стюарту, ELO, Элису Куперу, Kiss, Бобу Сигеру, Питеру Фрэмптону, Heart, Aerosmith и Queen, всем, кто попал в Топ-40 лучших хитов в США в этом году. Более того, им приходилось слушать Hotel California the Eagles и Rumours Fleetwood Mac, которые были самыми продаваемыми альбомами даже не этого года, а целого десятилетия.

К тому времени как они были готовы вернуться в студию в Сиднее, к январю 1978 года, Малькольм и Ангус знали лучше, чем когда-либо раньше, что именно нужно сделать AC/DC, чтобы стать звездами в Америке. Они понимали, что на этот раз им придется сделать больше, чем пойти в студию с пустыми руками и под воздействием алкоголя и сигарет кое-как собрать альбом.

Powerage должен был стать их самой «тяжелой» работой, но в то же время самой музыкальной. Альбом был призван показать, на что способны AC/DC, показать всем, что они достигли того роста, о котором так много говорили музыкальные критики. В этот раз маленькие собачки решили не злиться на больших, а просто доказать все делом.

«Сейчас, когда в их группе был Клифф, а дела в Америке пошли в гору, они обрели уверенность, чтобы сделать то, что хотели, – говорит Майкл Браунинг. – Я имею в виду, что они, а особенно Малькольм, никогда не стеснялись говорить, что Powerage раскроет их музыкальные возможности». В результате для записи Powerage потребовалось больше времени, чем для предыдущих альбомов AC/DC, специальные сессии записи были распределены на несколько недель. Впервые испытав на себе, с каким жаром AC/DC могут работать в студии, Клифф Уильямс был полностью уверен: Powerage – особенный. Это был его любимый альбом группы.

Клифф рассказывает: «В этом альбоме было много “химии”, прямо настоящая феерия рабочей энергии. Однажды мы спустились в студию для записи альбома и провели там множество рабочих часов и дней… Это был огромный опыт, и альбом действительно получился довольно хорошим». Джерри Юинг описывает альбом так: «Для меня Powerage – это окончательное утверждение Бона Скотта. Похоже, они просто пошли в студию и оторвались. И вы можете это услышать. В нем есть неистовая энергия».

Powerage, задуманный как витрина, куда поместились бы и творчество самих AC/DC, и что-то от американских суперзвезд, с которыми они теперь делили сцену, был разделен пополам. Часть занимала более тонкая классика AC/DC, такая как мощный новичок Down Payment Blues. Разница в настроениях определяется изменением лирики Бона, который все еще пишет о долгом пути к вершине, но больше не мифологизирует себя и не говорит что-то вроде «Чувствую себя как бумажный стаканчик / Плыву по канализации». Замена дрожащих «блочных» аккордов былого времени была самым трансцендентным моментом для любого альбома AC/DC, лирика словно «смотрела сквозь любовь и боль».

Независимо от того, было это намеренным или нет, динамика на всех его девяти треках была одна и та же: сумасшедший спиральный рифф «Riff Raff», противоречащий одиночному стиху о том, что герой потерян в Мексике.

Здесь он почти буквально смеялся над собой. В следующий момент появилась еще одна соблазнительная вещь среднего размера, сложенная вокруг плотной, почти попсовой фигуры гитары, Gone Shootin. На этот раз, тем не менее, песня казалась действительно странной. Это был не столько рок-нуар, сколько темнота, которая накрывает вас с головой, когда вы меньше всего этого ожидаете и когда вы абсолютно не готовы с ней справляться. Это песня о девушке, которая всегда так загружена, что решила попрощаться со всеми. Учитывая пристрастие Бона к написанию текстов, берущих начало из его собственной жизни, невозможно не заметить, что хотя бы часть этой песни рассказывает о его взаимоотношениях с Сильвер, женщиной, которая до сих пор постоянно была в его голове.

Конечно, в этой композиции не было ничего праздничного. Несмотря на какое-то приятное преуменьшенное взаимодействие между двумя гитаристами, не столько дуэль или поддержка друг друга в бою, сколько просто совместные танцы двух партнеров, этот трек отличался своей смиренной, горько-сладкой лирикой и нарочито минималистичной, но эмоционально насыщенной игрой, и был похож на Hotel California или Rumours.

В оставшихся треках границы между старой школой, go-get-’em AC/DC и новым, более размеренным творчеством группы приятно размыты. Sin City начинается как все классические песни AC/DC – возвышенное вступление, оглушительный рифф – но опять же заключенная в песне история – намного глубже, чем в ранних треках, таких как Bad Boy Boogie. На первый взгляд, это история об игроке, проходящем весь жизненный путь в Лас-Вегасе, но на самом деле это очередная метафора AC/DC. А Gimme A Bullet с низко-серийными гитарами и гудящими барабанами звучит скорее как номер Lynyrd Skynyrd, чем что-либо, что AC/DC записывали на виниле ранее. Эта песня – о девушке, которая говорит своему парню: «Теперь иди своим путем, а я пойду своим». Похоже, здесь Бон снова обращается к Сильвер, особенно это заметно по строчке: «Пусть меня пронзит пуля, которая поможет мне избавиться от боли».

Два трека, которые завершают альбом, Up To My Neck In You и Kicked In The Teeth, также иллюстрируют эту новую динамику творчества группы. Хотя обе песни восходят к более ранним сессиям Powerage, состоявшимся шесть месяцев назад, только последняя звучит так, будто пришла из более ранней эпохи. Up To My Neck In You кажется уже гораздо более современной. Бон в этих композициях снова будто окунулся в атмосферу виски и женщин и те самые «хорошие-плохие времена», но гитары и барабаны здесь еще двигаются с ошеломленной грацией, что больше похоже на Rolling Stones середины семидесятых, чем на AC/DC. Был и еще один трек, Cold Hearted Man, но он попал только в самые ранние виниловые издания альбома, выпущенного в Великобритании, – позже он не вошел ни в один из CD или цифровых версий. Но это, на самом деле, не было большой потерей.

Остальные музыка и лирика – плод коллективного творчества, но то, что их в конечном итоге вырезали из альбома, было связано с другими вещами. В итоге Powerage было суждено стать еще более важным альбомом для AC/DC, чем Dirty Deeds.

Для всех трех братьев Янг это было лучшей на тот момент работой, это было музыкальным прорывом на новый уровень, которым они все по праву гордились. Для Бона это тоже стало важной вехой. Он больше не чувствовал, что обязан, как конвейер, придумывать тексты на заказ. Ранние стихи Бона были созданы по мотивам реальной жизни и по большей части обращены к тем, кто ищет неприятностей. Затем на смену им пришла другая лирика, более медленная и зовущая на помощь. Тогда это было ближе Бону, который был уверен, что его сердце сейчас сломано и не подлежит ремонту.

Таким образом, Powerage был первым альбомом AC/DC, после которого стало ясно, что музыканты стали чем-то большим, чем просто рок-группа.

Более вдохновленные, чем Zeppelin, более игривые, чем Aerosmith, и, конечно, более мудрые, чем любая из металлических групп следующего поколения – вот такими они были.

Они не могли представить себе реакцию, которую альбом получит от сотрудников Atlantics в Нью-Йорке. Тем более в этот раз это повлияет не только на популярность альбома, но и на жизнь группы в целом.

В феврале в Сидней приехал Даг Талер, чтобы лично увидеть наработки группы. Музыканты тогда находились в приподнятом настроении. «Казалось, это время было очень захватывающим для них. Братья Янг были хорошими парнями, [и] я снова увидел, как группа работает и репетирует». До AC/DC Талер сотрудничал с такими группами, как Alex Harvey и Thin Lizzy. Бон обожал слушать его рассказы о Харви и ярком поэте-певце Lizzy Филе Линотте.

Будучи все более частым гостем в квартире Талера на 10-й улице в Нью-Йорке, Бон теперь отвечал на его расположение взаимностью, взяв на себя обязанность показывать Дагу самые крутые фрагменты рок-н-ролльных композиций, написанных в Сиднее. Талер вспоминает: «Бон жил в мотеле в Бонди со своей девушкой [Сильвер]. И однажды ночью мы с ним пошли в Bondi Lifesaver. Играли Rose Tattoo. Мы заметили пятерых парней: у четырех из них были волосы разного цвета, а один из них, певец Энгри Андерсон, и вовсе был без волос. Энгри пел песню, а затем прыгал с противоположного конца сцены. Затем он пел другую песню, снова отправлялся на другой конец сцены и опять прыгал. У главного входа в клуб было большое стеклянное окно, и было ясно, что совсем недавно из него выбросили человека.

Талер почувствовал, что поведение Скотта изменилось, и в следующий раз, когда они увиделись всего несколько месяцев спустя (в начале следующего тура группы по США), Бон был не похож на себя еще больше, чем обычно. Как говорит Талер, никто из AC/DC не был законченным наркоманом: «Я никогда не видел, чтобы Ангус делал что-либо, кроме как курил сигареты или пил чай. А Малькольм любил [выпивать и] баловаться травкой, как и Бон. Но с Боном все сложнее… После того как его девушка ушла от него в 1978 году, он начал спускаться на самое дно».

Последние проблемы Бона с Сильвер начались после завершения выступлений с Powerage.

Вместо того, чтобы отдыхать на пляже и думать о светлом будущем с великолепным новым альбомом и большим количеством европейских и американских концертов, Скотт ссорился со своей девушкой. А Сильвер, похоже, была больше заинтересована в том, чтобы тусоваться с новым «другом» по имени Джо Фьюри.

Фьюри работал техником у Rose Tattoo. Однако, в отличие от Бона или других членов своей группы, Джо не был алкоголиком, предпочитая делать то, что было любимым занятием и для Сильвер: получать кайф от героина. Сильвер утверждала, что она и Джо никогда не были любовниками, но ни один из них не отрицал, что они очень быстро стали близкими. Я знал их обоих некоторое время, в конце семидесятых, когда они жили в Лондоне, и они, безусловно, выглядели как пара. Несмотря на то, что они жили вместе, никогда не было ясно, занимались ли они сексом. Скорее, они были похожи на брата и сестру.