Тело ломило, как после изнурительной нагрузки, мышцы выкручивало. И со страшной силой тянуло выйти на улицу. Он даже не стал тратить время на одевание, лишь натянул легкие шорты. Бегом бросился во двор, за калитку, промчался по деревне, словно предрассветный ураган. Захоти его кто-нибудь остановить в ту минуту, не смог бы, оказался бы сметен его скоростью.
Остановился Егор лишь на лесной поляне, понимая, что с телом его творится что-то неладное. Резкая боль скрутила его и согнула пополам. Как оказался на карачках, даже не понял. Только, прямо так и рванул в лес, да с такой скоростью, что ветер свистел в ушах.
Он даже не запыхался, когда резко затормозил и лес прорезал пронзительный вой. Волки?! И только тут он понял, что сам же и издал этот звук. Опустил взгляд и разглядел лапы, покрытые бурой, отливающей рыжиной, шерстью.
Так Егор первый раз обернулся, когда ему исполнилось четырнадцать. Тогда он пробыл в лесу три дня, наслаждаясь вновь обретенными навыками. Ему нравилось все – во сто крат усилившиеся слух и обоняние, скорость, свобода… Он учился выслеживать добычу, подкарауливать ее и бросаться из засады. На крупных зверей не нападал, инстинкт подсказывал, что мал он еще, да и в одиночку вряд ли справиться. Но зайцев отлавливал лихо и лакомился их свежем теплым мясом.
Он четко осознавал, что остается человеком, но в волчьей шкуре. Еще он понимал, что зверем быть гораздо удобнее. Нередко слух улавливал других волков, но желания приблизиться к ним Егор не испытывал, хоть и знал точно, что те тоже чувствуют чужака на своей территории и ведут себя настороженно, выжидают.
Он почувствовал, когда пришло время возвращаться. Снова потянуло к людям, к бабушке… Как она там? Волнуется, наверное.
На рассвете из леса выходил совершенно голый и резко повзрослевший подросток. К дому пробирался, прячась в кустах, если замечал на горизонте кого-нибудь из односельчан.
Бабушка уже не спала, ждала его на кухне.
– Знала, что сегодня вернешься, – заговорила она будничным тоном, когда он вышел из бани, смыв с себя запах зверя. – Полнолуние закончилось… Завтракать будешь?
Нет, голода он не испытывал, во рту еще до сих пор сохранялся привкус свежей крови. А вот поговорить с единственным человеком, который мог ему все рассказать, необходимость назрела.
Про своих родителей Егор знал только, что уехали они, едва он родился. Как-то говорить об этом у них с бабушкой было не принято. Видел Егор, что тоскует она, замечал, как по вечерам подолгу смотрит на их фотографию, но вопросов не задавал. Да и не помнил он их, а бабушку любил больше всех на свете. Она была его семьей.
Но сейчас он почувствовал потребность узнать всю правду.
– Расскажи мне о маме с папой, – попросил он.
Бабушка даже не удивилась такому вопросу, лишь вздохнула тяжело. Видно, до сих пор это ранило ее, не позволяло забыть…
– Ох, Егорушка… Вот и пришло время все тебе рассказать. Как бы я не оттягивала этот момент, а жизнь берет свое, – она опустилась на стул напротив внука, подперла рукой щеку и внимательно посмотрела на него усталыми глазами, словно все еще колеблясь. – Мамка твоя, моя Леночка, повстречала папку, когда едва ей исполнилось восемнадцать. Совсем девчонка еще была… Вернее, пацанка, – грустно улыбнулась она, и взгляд ее заволокли воспоминания. – Все с мальчишками местными бегала, с девчонками и не дружила вовсе. А как повзрослела, да поняла, что уже неприлично с пацанами гуртом ходить, стала все больше уединяться, в лес захаживать. Там она и встретила Ивана. Он выследил ее, нашел по запаху, потому как предназначалась она ему.
Бабушка замолчала, а Егор пытался переварить смысл его слов. Отец выследил мать? Получается, он волк?
– Да, внучек, твой отец – волк, перевертыш. И способности свои ты унаследовал от него. В то время здесь целая стая жила таких перевертышей. И волков в наших лесах водилось очень много. Пока их не начали истреблять… Трудно обвинять в этом людей – большой вред эти хищники наносили хозяйствам. Не стая, где жил твой отец, нет. Они-то как раз понимали поболе, а остальные… – бабушка снова замолчала, собираясь с мыслями. – Родила тебя Леночка незадолго до этих событий. А потом стал вопрос, что должна стая покинуть наши края. Тогда, отец твой обратил мать в волчицу, и они ушли отсюда, далеко-далеко. Так и остались мы с тобой вдвоем на всем белом свете.
– Вот значит как?
В первый раз Егор думал о своих родителях не отстраненно, а как о живых людях. Вернее, волков. Имеет ли право он осуждать? Мать дала ему жизнь и выбрала любовь. Отец наградил редким даром – оборачиваться в волка. Ему нравилось это! Несомненно, нравилось. Ни разу в жизни он не чувствовал себя настолько свободным, как эти три дня в лесу. Может, все случилось так, как и должно было случиться?
Они еще долго говорили с бабушкой тогда, сидя на кухне. Егор впитывал ее рассказы об отце с матерью, как губка, сохраняя все в памяти навсегда. Да и она была рада вспомнить горячо любимую дочь, которую знала так мало. Вряд ли они свидятся еще когда-то. Говорят, кто выбрал жизнь зверя, постепенно утрачивает человеческие качества. А вот этого Егор точно не хотел, поэтому и решил тренировать свой дар.
Время шло, Егор взрослел. К двадцати годам он превратился в красивого, стройного мужчину. Ничего особенного ему для этого делать не приходилось, разве что помогать бабушке по хозяйству. Мускулатура его развивалась год от года. И в лесу он стал пропадать все чаще. Зверя в себе он контролировал полностью, обращался, только когда хотел этого. Беда в том, что желал он этого все чаще и сильнее. И бабушка не могла не замечать этого, переживала сильно, хоть и виду не подавала.
После школы Егор не пошел учиться дальше, решил остаться в деревне. Открыл свою кузницу и зарабатывал понемногу. Получалось неплохо, и без клиентуры не простаивал. Правда, народ поговаривал, что странный у них в округе какой-то кузнец – пропадает по несколько дней. Но дальше разговоров дело не шло, и никто на него не косился. Разве что девушки, на которых он совершенно не обращал внимания.
А они ему проходу не давали, пытались завлечь в свои сети. В лесу волчицы одолевали, хоть он и держался в стороне, не примыкал ни к одной из стай. Его даже побаивались собратья, лютым он считался волком. Но на открытый конфликт не выходили, уважали его желание быть одиночкой.
Примерно в то же время появилась у него еще одна особенность – исцелять животных. И чувствовал он чужую боль на расстоянии, когда был в образе зверя. А стоило ему обернуться в человека, как руки его приобретали способность исцелять. Достаточно было прикоснуться к раненному животному, как тот уже становился здоров. Бывали, конечно, случаи, когда он терпел неудачу, но это случалось, если рана была смертельной.
Голод свой Егор тоже научился держать в узде. Лишнего в лесу не брал, только необходимое, выбирая слабых особей. Так ему диктовали инстинкты и человеческий разум.
***
Как-то бабушка завела с ним деликатный разговор. Тогда Егору шел уже двадцать пятый год.
– Стара я уже стала, Егорушка. Да и ты моложе не становишься. Пора бы тебе жениться. Вон, Танька, со двора напротив, все глаза проглядела… Нравишься ты ей.
Егор и сам это понимал. Не было для него секретом и трепетное отношение соседки. Не раз он ловил на себе ее взгляды. Да и причины та все время придумывала, чтобы заскочить к ним в дом или кузнецу. И симпатичная она была девчушка, да и по характеру ладная, но не его. Чувствовал он, что не пара она ему, и обидеть не хотел, воспользоваться ее отношением к нему. В женщинах у него не было недостатка – свое брал, когда природа велела.
– Нет, бабуль, не могу я так… Душа не лежит.
– Но ведь, нужно, Егорушка. Меня не станет, совсем один на всем белом свете будешь. Так жить-то тяжело.
– Все понимаю, но ничего не могу поделать.
И видел он, как расстраивается бабушка, и врать ей не хотел. В глубине души теплилось чувство, что обязательно встретит он ту, единственную и на всю жизнь, которую сможет обратить в волчицу и назвать своей. Или она уже будет волчицей. Как бы он не противился, а волк в нем был сильнее человека. И пусть пока он контролировал зверя, но интуиция подсказывала, что наступит время, когда он не сможет этого сделать. Вот и ждал свою настоящую любовь, понимал, что учует ее, как только она появится.
Бабушки не стало через два года после того памятного разговора. Больше она не пыталась навязать ему какую-нибудь девушку. Мудрая была, поняла, что внук все равно поступит по-своему. Как-то Егор вернулся домой из кузницы, а она лежит на кровати и будто спит. Только холодная уже к тому моменту стала.
Похоронил Егор бабушку и еще какое-то время жил в деревне, пока тоска его не начала съедать окончательно. Осиротев, он понял одну вещь, что кроме бабушки, ни с кем больше не может общаться так откровенно. Люди его тяготили, а домогательства со стороны девушек, и местных, и приезжих, так и вовсе выводили из себя. Да и в деревне стали поговаривать, что странный их кузнец какой-то стал. Поползли разные слухи…
Тогда Егор и решил перебраться жить в лес. Продал дом в деревне, соседям сказал, что переезжает в город, а сам себе построил небольшую избушку в самой чаще и зажил там спокойно. О пропитании волноваться не приходилось – он его с легкостью добывал в обличье зверя. А в человека ему оборачивать хотелось все меньше, разве что когда требовалось кого-то излечить. Только и волков к себе, как прежде не подпускал.
***
Однажды он, как привык делать каждый вечер, обходил территорию, которую считал своей, проверял, все ли на ней спокойно. Едва уловимый аромат заставил его задрожать всем телом. Пахло его самкой – той единственной, что вот уже столько лет он ждет. И это не было ошибкой, он отчетливо осознавал, что совсем рядом находится его половинка.
Егор пошел на запах, стараясь ступать тихо, будто человеческое ухо способно было уловить его шаги.
На поляне расположилась небольшая компания. Ее он увидел сразу и решил, что только такой она и может быть – немного грустной и задумчивой, очень нежной и красивой. Слышал, как подруга назвала ее по имени. Маша… Как оно ей подходит!
Он прятался за деревьями и не сводил с нее волчьих глаз. Пару раз она оглядывалась в его сторону, и тогда ему казалось, что она заметила его. Но девушка лишь смущенно отворачивалась и продолжала о чем-то разговаривать с друзьями. Он заметил и мужчину, что бросал на его самку взгляды собственника, когда та не смотрела на него. В тот момент Егор впервые испытал жгучую потребность вцепиться в человеческое горло и разорвать его. Убить соперника! Ему даже страшно стало от силы ревности, что нахлынула тогда.
Подойти ближе к поляне он не рискнул, как и убежать не мог. Ее запах будоражил обоняние. Егор понимал, что отныне он его будет преследовать везде и сводить с ума. Пока он не сделает ее своей.
Когда Маша с подругой спустились к источнику, и подруга оставила ее там одну, Егор как с цепи сорвался. Никакая сила не смогла бы удержать его в тот момент – он рванул к своей самке. Он видел испуг в ее глазах, чувствовал выброс адреналина. Но это только подстегивало и гнало вперед. Егор придавил ее к земле и заглянул в бездонные глаза, с удовлетворением замечая, как страх уступает место любопытству. А этот запах! Он втягивал его ноздрями, понимая, что не насытится никогда, желая большего и прямо сейчас.
Когда рука Маши коснулась его морды, Егор едва сдержался, чтобы не покусать ее, не обратить в волчицу тут же. Титаническим усилием он заставил себя не делать этого, оставить ее в покое. Он гнал себя вглубь леса, пока не сбилось дыхание. Ему хотелось выть, но нельзя привлекать к себе внимание. Первый раз выдержка до такой степени подвела. Зверь в нем чуть не победил человека, который пока еще доминировал.
Полночи Егор промучился, слоняясь по домику и мечтая заключить самку в объятья, слиться с ней полностью, насладиться ее близостью. Временами ему становилось нечем дышать, плоть пульсировала, всеми фибрами он рвался на поляну… Он решился лишь посмотреть на нее спящую, еще раз ощутить рядом ее аромат.
Огонь уже был потушен, песни на поляне смолкли, все мирно спали. Егор с удовлетворением подметил, что палатки три, а не две. Раньше он и внимания на это не обратил.
Ее палатку он безошибочно определил по запаху. Волосы Маши разметались по подушке. Во сне она выглядела еще нежнее, если это только возможно. Грудь ее равномерно вздымалась под тонкой маечкой, одеяло сползло, открывая взору живот и каемку белых трусиков. Запах оглушал, лишал способности соображать. Губы приоткрылись, и с них срывалось едва уловимое дыхание…
Егору захотелось лишь прикоснуться, ощутить гладкость ее кожи. Он и сам не заметил, как прижался к ее губам. И совершенно потерял голову, когда она доверчиво прильнула к нему, обвила шею руками.
Эта ночь была полна открытий. Он и не знал, что можно получить настолько полное удовольствие от процесса, который считал простым соитием. Он дышал ею, жил… Ее тело дарило наслаждение, о котором он мог лишь мечтать. Второй раз в жизни ему пришлось укрощать зверя внутри себя. Достигнув пика, он едва не обернулся, чтобы вгрызться в ее нежную кожу, оставить метку.
***
На следующий день он не высовывался из леса, ощущая ее запах, сгорая от желания подойти поближе. Еще через день он думал, что умрет, когда слышал, как Маша с друзьями собирают вещи на поляне, чтобы отправиться домой. Ее запах становился все слабее по мере их удаления, пока не исчез вовсе. Вот тогда ему стало по-настоящему плохо – за каких-то два дня он приобрел зависимость и теперь ему эта женщина стала необходима, как никогда.
Еще несколько дней Егор провел в метаниях по лесу. Он практически не расставался с личиной зверя. Только так он мог выплеснуть хоть часть эмоций, которые переполняли его.
Когда понял, что больше не в силах терпеть, отправился на ее поиски. Сделать это оказалось не сложно, запах он учуял издалека. Она дичилась по началу, но он оставался непреклонен. Покорить ее – теперь было делом всей его жизни. Она должна сама захотеть стать его.
***
Когда Егор очнулся в постели Маши, после второй, самой волшебной в его жизни ночи, он понял, что не может сдержать зверя. Тот рвался из него, невзирая на приказы разума, разрывая мышцы, затмевая мысли.
Он сбежал, чтобы не причинить ей вреда. Едва успел скрыться в лесу, как обратился в зверя. И вот уже почти месяц, как зверь не позволяет ему стать человеком, словно наказывает за то, что он выбрал себе не ту самку.
Он все еще способен мыслить по-человечески, отдает себе отчет, что одичал совсем. Даже собратья, и те шарахаются от него, когда он бродит, как тень, по лесу или воет на луну от щемящей, всепоглощающей боли в груди. С каждым днем ему становится все хуже, инстинкты все больше преобладают над разумом. И самое страшное, что он не может обернуться в человека, чтобы для этого не предпринимал. Зверь в нем отвергает его человеческую сущность. Наверное, то же, в свое время, произошло и с родителями. А иначе как они могли бросить свое дитя?
***
– Что с тобой происходит? – Вика ворвалась в квартиру, как маленький ураган. – По телефону из тебя слова не вытянешь, встречаться отказываешься… Маш, случилось что?
Теперь уже в ее глазах читалась озабоченность. И Маша понимала отчего. Она и сама на себя в последние дни старалась не смотреть в зеркало. Слоняется бледной тенью по квартире. Не красилась, причесывалась редко, аппетит пропал совершенно, приходилось заставлять себя съедать хоть что-нибудь, чтобы не шататься от слабости.
В первые дни, когда Егор сбежал от нее после ночи, которая в ее воспоминаниях останется, как что-то волшебное и непередаваемое, Маша еще пыталась жить, как обычно. Ходила на работу, встречалась с друзьями, даже в Нострадамус забрела однажды, в надежде встретить там его. И каждый вечер она ждала, что вот сейчас раздастся звонок, она откроет дверь, а на пороге он… Она не знала, что скажет и сделает тогда, но это стало ее навязчивой идеей. И она перестала выходить по вечерам из дома. Ночью, засыпая, она улавливала его запах. Тогда она решила не менять постельное белье, чтобы закрывать глаза и каждый раз представлять Егора.
Через неделю Маша поняла, что не может делать вид, что все в порядке. Ей было до такой степени плохо, что она не могла ни на чем сосредоточиться. Она все время думала о Егоре, вспоминала его улыбку, как его руки прикасались к ней… На работе из-за этого возникли проблемы, да и ее строгий шеф проявлял недовольство. Благо, у нее был почти месяц неиспользованного отпуска. В него она и отправилась, чтобы сидеть дома и ждать Егора. Не мог он не прийти, все фибры ее души кричали об этом. Нужно только терпеливо ждать…
Вика звонила регулярно, и каждый раз она, как могла, уверяла подругу, что все в порядке. На вопрос, почему взяла незапланированный отпуск, неизменно отвечала, что устала и хочет отдохнуть. Куда-нибудь сходить отказывалась. Разве может она выйти из дома? А если как раз в этот момент придет Егор? Она и в магазин-то бегала ближайший и ровно на десять минут. Если там была очередь, то сразу же уходила. В очереди стоять она тоже не могла себе позволить.
Маша и сама понимала, насколько неудовлетворительно звучат все ее отмазки, но ничего не могла с собой поделать. С каждым днем пустота в душе разрасталась, рождая отчаяние.
Несколько раз приходил Дима. Если бы смогла, позволила природная вежливость, Маша бы его не впускала. Но так вести себя некрасиво. Она понимала. Хотя бы в память о том, что между ними было, она обязана вести себя вежливо. Еще она прекрасно осознавала, что наводку ему дала Вика. Сама она была чем-то дико занята, и не могла к ней прийти. Вот и переложила эту ответственную миссию на Диму. И наверное, подспудно преследовала мысль, что они могут помириться.
Маша была благодарна подруге за заботу, но как же ее напрягал вид бывшего бойфренда. Каждый раз она невольно его сравнивала с Егором и страдала, понимая, насколько сильно умудрилась полюбить последнего. Еще разок бы прижаться к его груди, вдохнуть такой родной запах… Еще хотя бы раз.
С Димой все-таки пришлось серьезно поговорить. Естественно, Маша не стала рассказывать ему всей правды, но попросила больше к ней не ходить и не звонить. Если уж выбирать между его компанией и одиночеством, то последнее она предпочитала больше.
И вот однажды вечером, когда Маша бездумно переключала каналы на телевизоре, нагрянул ураган в лице Вики. Рано или поздно это все равно бы произошло, поэтому Маша обреченно впустила подругу в квартиру и даже попыталась разыграть из себя роль гостеприимной хозяйки.
– Что будешь, чай или кофе? – поинтересовалась она.
– Так, ну ка сядь лучше! – гаркнула Вика. – Ты на ногах еле держишься.
У Маши, и правда, сегодня сильнее обычного кружилась голова.
– Ты сегодня что-нибудь ела? – вновь приступила к допросу подруга.
– Не помню, – честно призналась Маша.
– С ума сошла?! Хочешь уморить себя? Так, сейчас я приготовлю омлет, а потом ты мне все расскажешь. И не плети, пожалуйста, что так ты отдыхаешь. Мертвецы, и те краше. Отдыхает она…
Вика еще продолжала что-то бормотать, но Маша уже не слушала. Да и делала она это тихо, гремя посудой что есть силы. Маша даже нашла в себе силы улыбнуться, такой возмущенной выглядела подруга.
– Ешь, и чтобы ни слова, – поставила подруга перед ней тарелку, полную омлета. – Начнешь рассказывать не раньше, чем опустеет тарелка.
Маше пришлось подчиниться, чтобы избежать кормежки с ложки. Вика и на это была способна. Вздохнув тяжело, зная, что не отстанет, она принялась ковырять вилкой в тарелке. Голод все-таки заявил о себе, и омлет она съела.
– Теперь рассказывай!
Маша задумалась. А сможет ли она все рассказать? Начать ведь нужно с того, что случилось в лесу. И как отреагирует на это подруга? А, была-не-была, отмолчаться все равно не получится, да и терять ей нечего.
– Постой, постой… – перебила ее подруга. – Ты хочешь сказать, что там, в лесу, и этот парень из бара – один и тот же человек? Кстати, почему ты тогда мне всего не сказала?
Если она и возмутилась, то на долю секунды. В данный момент ее интересовало другое. И нужно отдать ей должное – на довольно откровенный рассказ Маши, о том, что произошло между ней и Егором в первую их встречу, никаких ханжеских замечаний со стороны Вики не последовало. За это она была особенно благодарна подруге.
– Ну да, – кивнула Маша. Как ни странно, по мере рассказа, она чувствовала, как становится все легче, словно часть своих проблем она перекладывала на плечи подруги.
– Так-так… Он трахнул, уж извини за грубость, тебя в лесу, нашел в городе. Снова трахнул, – Маша невольно поморщилась. Ну как можно так называть самые прекрасные ночи в ее жизни. – Ну, хорошо-хорошо, вы занимались любовью, – заметила подруга ее реакцию. – После последней ночи он сбежал, правильно? И сколько его уже нет?
– Три недели, четыре дня и… – Маша посмотрела на часы, – шесть часов.
Какое-то время подруга смотрела на нее, раскрыв рот. А потом слишком серьезно произнесла:
– Никогда не видела тебя такой. Хотелось бы, чтобы он был достоин такого чувства.
– Он достоин, – ответила ей Маша, чувствуя, как глаза наполняются слезами. И это тоже принесло облегчение, потому что не плакала она уже тоже давно.
– Я не знаю, почему он не приходит, но уверена в одном – таких, как ты не бросают, – вновь заговорила Вика, встав из-за стола и принимаясь мерить шагами кухню. – Скорее всего, живет он в Виновке, ну или где-то поблизости. Если он, конечно, не маньяк и не шляется по ночам по лесам. Все-все… – замахала она руками, видя Машино возмущенное лицо. – Я просто рассуждаю. Если Магомет не идет к горе… то мы снова отправляемся в поход! – радостно умозаключила она.
Такая мысль Маше в голову не приходила. Вообще, она только сейчас начала осознавать, что попала под власть инертности, вместо того чтобы хоть что-то предпринять.
Следующей мыслью стала, что погода не благоприятствует отдыху на природе. Уже стояла начало октября, и начало осени в этом году выдалось не самым теплым. Почти каждый день шли дожди.
– Ну и что, не раскиснем, – оптимистично заявила подруга. Оденемся потеплее, да побольше возьмем с собой спальников… Осталось уговорить Витька.
Почему-то Маша не сомневалась, что Витька у нее получится уговорить. С ее-то влиянием на любимого…
– Диму звать не будем, нет?..
– Вика!
– Да не ори ты, пошутила я. Надо же как-то вытряхивать тебя из этого вакуума. Прямо сейчас и позвоню Вите…
Она помчалась в коридор, невзирая на Машины возражения. Да и сопротивлялась она вяло, ухватившись за идею, как утопающий за спасительную соломинку. Лишь сидела на кухне и ждала исхода переговоров подруги с женихом, крепко сцепив пальцы.
– Заметано! – прокричала та, возвращаясь в кухню. – Витек велел тебе собираться. А мои вещи он соберет сам. Все-таки мне достался самый лучший мужик в мире.
С этим Маша даже спорить не стала, зная, какие прочные чувства связывают этих двоих и в глубине души даже немного завидуя подруге.
– У тебя есть полчаса, а я пока налью себе кофе.
Как и в прошлый раз, Маша с собой почти ничего не взяла, кроме толстой вязаной кофты, на случай, если сильно замерзнет. Не покидало ощущение дежавю… Только тогда она не хотела ехать, а сейчас на ту поляну рвалась ее душа. Так рвалась, что руки дрожали и не давали складывать вещи в сумку. Движения получались суетными. Пришлось и в этом ей помогать Вике. Она ее просто отодвинула от шкафа, и сама складывала в сумку то, что Маша говорила.