Робкий ангел возмездия

– Ничего себе, – удивился, улыбаясь, участковый. – И кто вас так не любит, позвольте узнать, может, родственники, за то, что пораньше приехали на дачу?

– Я не знаю, я никого не видела.

– Я принес ее сюда, сейчас собрался идти смотреть, что там, – сказал Фома.

– Пойдемте вместе, – сказал Данил Сергеевич.

Когда участковый вместе с Фомой ушли, Мане на ум стали приходить только лирические нежные стихи, и, листая их в голове словно книгу, она уснула.

* * *

А недалеко, в соседнем доме, за столом сидели две сестры. Стол был накрыт и почти не тронут, так как гости разошлись почти сразу, лишь узнав страшную новость. Сестры смотрели сейчас друг на друга как в зеркало.

– Это плохая примета, – первой прервала напряжение Нина, – в рождество произошло убийство.

– Не надумывай, – сказала Ира и начала убирать посуду со стола. – Убийство произошло двадцать третьего. Лучше иди доделывай работу.

– Откуда ты знаешь, что двадцать третьего? – спросила Нина.

– Ты что, не слышала, Аркадий сказал, что это тот человек, которого наша соседка, мышь серая, нашла у себя в бане вчера, – резко сказала Ирина.

– Заметила, как она кокетничает с этим медведем Фомой, до смеху, – улыбнулась от воспоминаний об этой парочке Нина.

– Людям за сорок, а они как школьники, ей-богу, – закатила глаза в возмущении Ирина.

– Жизнь не заканчивается в сорок, мне они, наоборот, очень приятны, знаешь, это когда ты со стороны видишь, что люди нравятся друг другу, а они еще даже сами себе в этом не признались. Кстати, Ира, а ты поедешь завтра в город?

– Да, я доделала программу, мне необходимо отвезти работу заказчику, и заодно отправлю шапку твоему.

– Какая ты у меня все-таки молодец, – сказала Нина и, поцеловав сестру, ушла, как только сестра покинула в комнату, Ира села на стул и, в отчаянии обхватив голову руками, заплакала.

* * *

Дмитрий Борисович, или по-простому дядя Митя, вернулся домой, он был расстроен и даже немного напуган. Руки дрожали, а голова гудела. Разговоры с оперативниками, которые крутились по кругу, отдавались в мозгах и не хотели выходить из головы. Вспомнив, что у него в холодильнике есть настойка, он первым делом решил пойти на кухню. В темной комнате у окна стоял человек, дядя Митя вздрогнул и дрожащей рукой потянулся к выключателю. Свет поставил все на место, как он мог забыть про своего нового жильца, вчера он пустил его на постой. Странный он какой-то, зря, наверное, но так хотелось заработать целую тысячу за пять суток. Жилец стоял, не шелохнувшись, и продолжал пристально смотреть в окно. Вытащив настойку из холодильника, дядя Митя из вежливости решил предложить и гостю:

– Не хочешь выпить? Настойка моя, черёмуховая, сам делал, за качество отвечаю.

Но гость лишь отрицательно помахал головой, продолжая смотреть в окно. Тогда дядя Митя чокнулся с большим портретом красивой женщины, висевшим на стене, и, выпив рюмку, пошел спать. В постели одна мысль не давала ему покоя: что в свете последних событий опасно держать у себя незнакомца, но тысяча рублей все еще жгла карман.

* * *

В другом доме у самого озера Миша Ефремович играл на скрипке, но не потому, что ему надо было репетировать, а для души. Он исполнял Вивальди «Шторм», именно это произведение полностью отвечало сейчас настроению скрипача, именно такая буря кипела у него внутри. И вот именно за это он любил дачу, эту старенькую избушку, наполненную воспоминаниями из детства. Дачный участок достался ему от бабушки, здесь можно было упиваться скрипкой в любое время суток, не боясь потревожить соседей. Старый бревенчатый дом, как голодный медведь, проглатывал любые звуки и не давал им вылиться наружу. Жалко, что нельзя так просто проглотить ураган, который сейчас бушевал у Михаила в душе.

* * *

Аркадий Васильевич Пронин стоял на льду до последнего, до последнего полицейского на территории поселка, все уже разошлись, даже этот странный Фома, который внешне вроде мужик мужиком, а пишет бабские романы, тоже ушел. У Аркадия даже промелькнула мысль, не человек ли он с потревоженной идентичностью, но, понаблюдав, как тот смотрит на дам, отмёл данное предположение.

Дядя Митя тоже странный рыбак, сбежал, как только разрешили, остальные гости вовсе не пошли на озеро, узнали новости от Аркадия и разошлись по домам, лишь он один был до последнего на тонком льду озера. Что-то не отпускало его оттуда, какая-то непреодолимая сила заставляла его стоять на трескучем декабрьском морозе. Аркадий не был трусом, но и воином в прямом смысле этого слова тоже не являлся, отслужил он в армии, как положено, два года, но никогда не воевал, более того, он просидел на бумажках в канцелярии округа и к любым, даже учебным, военным действиям имел только косвенное отношение. Но вот и его застала война – именно так он сейчас чувствовал произошедшее.

У него была странная семья: мать с отцом развелись, когда Аркадий был совсем маленьким. Не сошлись характерами, говорила мама, она была бухгалтером и, пытаясь обеспечить им вдвоем безбедное существование, проводила все время на работе.

Однажды, когда Аркадию было восемнадцать лет, к ним в дом пришел батюшка в длинной рясе и с бородой. Увидев его, мама ойкнула и села от удивления на стул. Позже Аркадий узнал, что это его отец, он отсидел в тюрьме пятнадцать лет за непреднамеренное убийство – убил кого-то в драке. Там, в тюрьме, Василий Пронин и пришел к богу. После этого у максималиста Аркадия начались трудные времена, принятие того, что твой отец – убийца, долгие и интересные разговоры о боге с отцом и прощение матери за то, что врала. На это у Аркадия ушло не меньше двадцати лет, хотя, наверное, нет, он до сих пор от этих терзаний не ушел. И вот сегодня, стоя на тонком льду и завороженно глядя на труп человека, он понимал, что в нем течет кровь отца и он тоже способен на убийство.

* * *

Людмила Владимировна уже видела прекрасные цветные сны, Варвара заботливо дала маме таблетки, которые ей необходимо было пить каждый день, и уложила в кровать, но самой Варе не спалось. От бури мыслей, эмоций и страха она ходила по своей комнате из угла в угол. Пытаясь найти хоть какое-то решение, она упиралась в стену безысходности, выход не находился. Выхода не было, но ей так хотелось его найти, от этого она взяла карандаш и начала рисовать, это всегда ей помогало, выводило на правильные мысли, но, видно, не сегодня, на листе из-под ее карандаша невольно появлялся темный лес с подвешенной над ним огромной страшной луной, посередине блестело озеро, а заросли камышей как будто колыхались на ветру. Наверное, Варвара была неплохой художницей, потому что даже в состоянии наброска картина внушала чувство страха.

* * *

Инесса, а по паспорту Оксана Петруха, находилась сейчас в крайнем возбуждении. В ее тридцать восемь лет у нее было всё: свой собственный, потом и кровью заработанный бизнес, сеть салонов красоты, квартира, дача, машина и двое уже взрослых сыновей, но не было самого главного – мужчины. Совершенно не те индивиды попадались ей на жизненном пути. Своему первому мужу она, конечно, благодарна за умных красавцев-сыновей, сама Оксана умом не отличалась, институтов не заканчивала, поэтому дитятки пошли в отца – кандидата наук, сейчас оба учатся в университете и радуют маму. Зато у Оксаны был другой талант – была у неё врожденная предпринимательская жилка, вот умела она работать, а самое главное – умела зарабатывать. После развода с первым мужем она мечтала встретить такого же, как она, чтоб вместе приумножать капитал, но, как назло, попадались одни проходимцы. Позже, когда своих денег стало достаточно, она начала мечтать о мужчине ласковом, любящем, о таком, как в романах Мэрилин Фом, ведь этими книгами она зачитывалась томными одинокими ночами. Сегодня, увидев свою любимую писательницу в лице огромного мужика-бородача, она была разочарована до конца. Как этот бугай с руками-кувалдами мог так тонко писать о любви? Ведь, читая его книги, Инесса почти физически чувствовала каждую строчку, написанную прекрасной, обязательно несчастной в любви, как сама Инесса, женщиной. Всё в жизни обман, как говорила чудесная Фаина Раневская: «Под самым красивым хвостом павлина скрывается обычная курная жопа», вот и Инесса очередной раз сегодня испытала разочарование в людях. Правда, вчера произошло еще одно досадное обстоятельство и, как пуля по касательной, задело саму Инессу, вот это происшествие надо обязательно обдумать. Да и вообще, пора составить план, последнее время все вышло из-под контроля, а это потому что без плана нельзя, обязательно нужен план. Инесса села за стол, швырнув в урну книгу Мэрилин Фом, которая раньше была настольной и родной, взяла в руки блокнот и ручку, так, как она делала всегда, когда пыталась найти решение. Но в этот раз Инесса никак не могла начать писать, ее руки тряслись. Это давно забытая деревенская девчонка Оксана Петруха сейчас впадала в панику.

Аугсбург, 21 декабря, 1681 год

Это был первый день рождения Габриэль, которого она боялась. Шесть лет промелькнули незаметно в радости, счастье и беспечности. Иногда она даже забывала, что помолвлена со старым графом. Нет, пока она не встретила свою большую, да что там, и маленькую тоже, любовь, но граф уже не казался ей печальным рыцарем. Иногда, не чаще раза в год, он приходил к ним в дом, садился напротив нее и вел с отцом неинтересные взрослые беседы. Эти разговоры были скучны Габриэль, но именно в них она поняла, как сильно стареет граф, как тускнеют его глаза, а волосы перестали казаться посеребренными – они стали пепельно-белыми.

Сегодня день икс – она должна принять решение быть графиней или нет, если, конечно, старый граф Питер не забыл о своем обещании. Выбор был труден, Габриэль не хотела расстраивать отца и обижать знатного, уважаемого человека, но она мечтала полюбить по-настоящему, как любят только в молодости, Габриэль понимала, что с графом это просто невозможно, она никогда не сможет полюбить старика. Что же выбрать, как поступить, не радует ни платье, ни предстоящие подарки, ни гости, девушка понимала: сейчас она делает огромный выбор, скорее всего, в этот самый момент определяется ее судьба.

Семь дней до Нового года

Чай был вкусный, с облепихой и калиной, бутерброд – сытным, утро – добрым, а новости – грустными. Маня открыла глаза, когда Фома уже хозяйничал на кухне, пахло хлебом и мятой.

– Вставайте, Марь Иванна, нас ждут великие дела, – сказал хозяин, увидев, что его гостья зашевелилась. – Как спалось? Ну да, можете не отвечать, это совсем не важно, у меня новости.

Маня села за стол все в том же халате, в котором вчера уснула.

– Ну, давайте свои новости, – не ожидая ничего хорошего, сказала она, запивая бутерброд чаем.

– Первое – запонка, которую вы вчера нашли, на убитом надета толстовка и никаких запонок, но Даня ее отдаст оперативникам, возможно, это аксессуар убийцы, если, конечно, она не ваша, – засмеялся Фома, у него на удивление было хорошее настроение. – Я вот, между прочим, ни капли бы не удивился – с вашими сотрясениями вы скоро забудете, как вас зовут. Второе – охрана, вы знаете, что они записывают только номера и марки машин, а самое главное, любой желающий может зайти на территорию поселка через калитку, которая находится немного левее со стороны дороги, ее сделали специально для удобства жителей, чтоб они могли ходить в магазин за покупками и на остановку автобуса, не делая большой круг. Для контроля там, конечно, висит видеокамера, но по странному стечению обстоятельств три дня назад она вышла из строя.

– Да, – сказала Маня, поглощая уже третий бутерброд, – плохие новости.

– Что вы, Марь Иванна, это были хорошие новости, – сказал он, одновременно наблюдая, как Маня намазывает на горячий тост крыжовниковое варенье. – Кстати, у вас прекрасный аппетит для человека, два дня подряд получающего по голове, это я вам как врач говорю.

Покраснев, ох уж эта белая кожа, Маня со стыдом отложила в сторону такой аппетитный бутерброд.

Если бы только видела ее сейчас тетушка, когда она учила хорошим манерам своих племянников, особенное внимание она уделяла еде. «Милые мои девочки, – говорила она Мане и Лёльке, Марика тогда еще не родилась, – девушка должна есть словно птичка». Пятилетняя Лёлька как в школе подняла руку и после величественного кивка головой Марго спросила: «А можно как Дюймовочка? В сказке она ест всего ползернышка, и это очень нравится кроту». Марго тогда расцеловала Мальвину, которую в быту почему-то все звали Лёлькой, и, кажется, влюбилась в нее окончательно, забыв про Маню. Нет, конечно, был еще племянник Илья, «скучный ботан», ровесник Мани, и позже его маленькая сестренка Марика, но именно с того момента Лялька оставалась постоянной фавориткой Марго.

– Так что там с плохими новостями? – сказала Маня, решив сменить тему.

– Первое – это то, что вы подозреваемая в убийстве номер один, а второе – что вас пытались вчера ограбить: так как дом был закрыт, а машину вы, решив, что победил коммунизм, держите открытой – у вас украли что-то из вашего авто, что конкретно, я не знаю, это вы сейчас сами поймете, когда сходите домой, но сразу хочу вас огорчить: если у вас что-то было в багажнике, то попрощайтесь с этим, так как багажник совершенно пустой, – сказав это, Фома расплылся в улыбке, он был очень доволен собой и держал мхатовскую паузу.

Маня молча встала из-за стола и вышла, вернулась она через пять минут уже в своей одежде, та почти высохла после вчерашнего холодного «душа».

– Спасибо вам, Фома, за все, мне пора, – со вздохом сказала Маня, словно отправлялась сразу в Матросскую Тишину.

– Я очень польщен, что вы обиделись и даете мне шанс жить дальше спокойной жизнью, но как благородный человек теперь я обязан вам помочь. Во мне некстати проснулась кровь предков, а она у меня чересчур благородная, – и, сокрушаясь, добавил: – Аж самому от себя, такого положительного, противно. Да и оперативники с участковым приедут только через час. Так что спрячьте свою запоздалую гордость и давайте лучше ударим мозговым штурмом по сложившимся обстоятельствам и вместе подумаем, как нам лучше поступить.

Фома достал листок, карандаш и стал чертить план поселка, в частности, ту часть, где стояли их дома.

– Давайте рассуждать: раз в месяц кто-то из ваших родственников ездит проверять хозяйство. Так?

– Так, – подтвердила Маня.

– Так же раз в месяц ездит специалист обслуживать бассейн. Так?

Маня утвердительно мотнула головой.

– Все, как вы сказали, пользуются ключом, висящим на гвоздике справа от двери. Все правильно?

– Абсолютно, – подтвердила Маня.

– Как итог, кто-то, – Фома сейчас был похож на учителя математики, доказывающего очередную теорему, – назовем его «убийца», знает, что никого в доме месяцами нет и что ключ от бани висит при входе. Поэтому решает воспользоваться данным помещением, сделать это лучше вечером, так как и первые, и вторые ездят редко и в основном днем.

Маня сидела и восторженно смотрела на соседа, как будто он открывал ей дверь в новый мир – мир детектива.

– Давайте нехитрыми вычислениями попробуем понять, кто мог это видеть случайно, не выслеживая специально ваш дом, – Фома заканчивал рисунок и начинал рисовать линии. – Это линии, соединяющие визуально вашу баню и другие дома.

– Близняшки Ира и Нина, – включилась в игру Маня, – у них наша баня прям как на ладони. Ну, и вы, естественно.

– Я думал, мы закрыли эту тему, – сказал Фома.

– Я не была бы так уверена, в детективах убийца больше всех помогает следствию, – было понятно, что Маня вредничает.

– Хорошо, меня записали, дальше, баня стоит ближе к озеру и на нее прекрасный вид у Михаила Ефремовича, моего соседа.

– А вы его давно знаете? – спросила Маня.

– Да нет, как-то раз у забора разболтались.

– Как-то уж очень разболтались, если вы рассказали ему про свой псевдоним, даже мне, вашей ближайшей подруге, под давлением спиртного вы не выдали этой тайны.

– Вы знаете, а я даже не заметил, как все ему рассказал, обычно я не настолько болтлив, – недоуменно констатировал Фома.

– Вот и я про то, странный он тип, еще разговор, что я слышала вчера у забора, так что записываем «Ефремович», это подозреваемый номер три.

– Три-то почему? – возмутился Фома, который вел запись.

– Вы опять себя забыли записать, – сказала Маня, заглянув в его список.

– Вот и помогай после этого людям. Ладно, давайте дальше, – записывая себя и еле сдерживаясь, чтоб не наорать, сказал Фома.

– Если мы записываем Михаила, то Инессу сам бог велел, смотрите, как ее дом, уже повернув по контуру озера, смотрит на нашу баню.

– Да, Инессу сюда же, – Фома помечал дома крестиком. – Дальше, дядя Митя, но он видит только дом, потому что тот стоит возле дороги, обзор на баню для него закрыт, а вот его соседи – и мама-учительница с пришибленной дочкой, и неплохой мужик Аркадий – нам подходят, их дома стоят наискосок и сбоку им как раз видна баня. Ну и на этом все, остальным ваше строение не видно абсолютно.

– Получается, что мы можем исключить только дядю Митю и все, а остальные у нас остаются под подозрением?

– Если бы только они, – вздохнул Фома. – Охрана могла знать, или просто случайный прохожий, прогуливаясь вдоль озера, мог заметить, но мы не будем нагромождать ситуацию подозреваемыми, остальных пусть разрабатывает полиция. Мы же с вами проведем собственное расследование. Значит, так, – по-хозяйски начал командовать Фома, – сейчас идем к вам домой оценивать ущерб от вчерашнего происшествия, кстати, настоятельно рекомендую написать заявление в полицию.

– А потом? – Маня уже чувствовала себя в команде.

– Потом у нас встреча с полицейскими.

– А потом? – не унималась Маня.

– Распределим между нами соседей и попробуем с ними поговорить по-свойски, выведать, может, кто и проболтается, что видел ваш тайник с ключами.

– Фома, вы стратег, вы Суворов, а я буду вашим Кутузовым, или нет, вы Шерлок, а я ваш Ватсон.

Фома смутился, возможно, даже немного покраснел, но, быстро придя в себя, оборвал Манины сравнения:

– Мы, скорее, братья колобки, которые ведут расследование глупо и по наитию.

Но Маня была настолько счастлива, что согласилась даже на колобков.

* * *

В машине ничего ценного не было, Маня не любила захламлять пространство вокруг себя.

– Мы с Данилой вчера, конечно, попросили экспертов снять отпечатки пальцев, на всякий случай. Сейчас я вам покажу, как стояла машина, – Фома подошел и открыл абсолютно все двери плюс багажник. – Проверьте, что пропало?

Пропадать было нечему, Маня даже не знала, что проверять, но, подойдя к багажнику, ахнула – она вспомнила. Два огромных пакета, которые она как трофей забрала с работы, исчезли.

– Там было что-то ценное? – спросил Фома.

– Нет абсолютно, там житейский скарб, что накопился у меня за время работы. Если честно, то после того как лейки, в которых по недоразумению осталась вода, намочили всё, я вообще собиралась эти пакеты просто выкинуть.

– Возможно, это шпана с соседних деревень проверяет незакрытые машины и тащит из них все, что забыли хозяева, – стал высказывать свои предположения Фома. – Участковый говорит, в соседних посёлках такое бывало. Вы пришли, напугали их, и им некогда было разбираться, что в пакетах, поэтому воришки их просто дернули, стукнув вас по голове, я бы многое отдал за то, чтоб посмотреть на лица горе-грабителей, когда они открыли свою добычу и увидели, что там мусор. Надо бы спросить у охраны, бывали ли такие случаи раньше в этом поселке.

Дверь в дом была закрыта, Маня обошла все комнаты – все было в порядке. Баня же была опечатана полицией, дверь украшала белая бумажка с синей печатью. Она как бы напоминала Мане, что все по-настоящему, все по-взрослому, все всерьез.

* * *

Полицейские поочередно приглашали жителей коттеджного посёлка «Русь» на опрос в помещение управляющей компании, там пахло кошкой и сигаретами. Маню вызвали первой, видимо, участковый все-таки сказал оперативникам, кто ее отец. Быстро ответив на стандартные вопросы уставшего опера, Маня поняла, что Фома несколько преувеличивал о подозрении в ее адрес. Зато она теперь знала, кто тот несчастный, которого она нашла в своем бассейне.

– Вы знаете его? – молодой оперативник с деревенским, по мнению Мани, именем Коля и смешной фамилией Гусик показал фотографию. Она внимательно изучила фото, на нем был запечатлён молодой человек, живой и улыбающийся, он был солидным мужчиной лет тридцати, красив и, судя по всему, очень богат. Фотография была профессиональная, и человек выглядел на ней как модель для гламурного журнала.

– Нет, я вижу его в первый раз, – сказала Маня.

– Это Цыган Валерий Петрович, сын олигарха Воронцова, фамилия у него по маме.

– Того самого? – глупо спросила Маня.

– Да, того самого, владельца заводов, морей, пароходов, как писал Маяковский. Так что с сегодняшнего дня у вас тут работает усиленная и самая лучшая опергруппа, – как-то грустно хохотнул Коля, наверно, потому что, кроме него, в управляющей компании никого не было, и добавил: – Он, конечно, проблемный ребенок, постоянно попадал в грязные истории, но, как говорится, родителей и детей не выбирают. Вас я попрошу – никакой самодеятельности в связи с вчерашним нападением на вас, может, это, конечно, совпадение и всего лишь хулиганы с соседних деревень, а может, и нет. Вот вам мой телефон, если что, то сразу звоните, я чувствую, находиться я здесь буду ближайшее время круглосуточно, вон, вместе с участковым поставим здесь раскладушки и будем куранты слушать. Да, Новый год у меня, чую, будет швах, – уж очень по-свойски пожаловался Мане опер Гусик.

– А как его убили? – уже в дверях спросила Маня.

– Смертельный удар по голове, как говорит эксперт, тупым тяжелым предметом, предположительно железным, чем-то вроде кочерги, у вас есть в доме кочерга? – буднично спросил ее полицейский. Маня отрицательно замотала головой и выскочила в коридор.