Робкий ангел возмездия

Отстрелявшись первой, она пошла на задание, с Фомой они договорились о том, что она посещает дом Людмилы Владимировны и ее дочери Варвары. Сейчас Маня чувствовала себя агентом, сыщиком, следопытом. Клятвенно пообещав, что не влезет больше ни в какие истории, Фоме же, словно старшая их опергруппы колобков, поручила зайти к Михаилу. Подгоняемая адреналином и желанием чего-то экстремального, она убежала навстречу приключениям. Общий сбор определили у Мани в «гнезде» вечером.

Дом учительницы с дочкой был не настолько старым, как у Фомы, но и не настолько новым, как «гнездо». Это был добротный дом из склеенного бруса, выглядел он очень мило и ухоженно. Калитка была открыта, «Прям как у меня», – подумала Маня. Центральное крыльцо в дом было полностью заметено снегом, а тропинка от ворот вела на задний двор. «Значит, вход в дом там», – решила Маня. Подойдя к дому поближе, новоявленная сыщица увидела, как в небольшую калитку, что имелась с другой стороны двора, выскочила Варвара и, оглядываясь, словно преступница, быстро направлялась по узкой тропинке в лес. Та была огорожена большими сугробами словно перилами. Грех было упускать такую возможность, но и идти в полный рост нельзя, это все равно что окликнуть объект слежки. Поэтому, с сожалением глянув на свою старенькую, но такую любимую дубленку, Маня упала пузом на тропинку и поползла. Периодически высовывая голову для того, чтоб не упустить объект наблюдения, но ползла Маня явно медленней, чем шла Варвара, поэтому было принято решение не терять время на остановки, тропинка, не сворачивая, вела к лесу, стало быть, никуда она не денется. Маня просто постаралась быстрее передвигаться, периодически ругая себя, что уже два года под разными предлогами она не может вернуться в спортзал. Для более энергичного продвижения еще и петь про себя стала. «Уходим, уходим, уходим, наступят времена почище», – песня молодости и любви звучала сейчас у неё в голове. И так все стало получаться, продвижение заметно ускорилось, правда, Маня предполагала, что это произошло еще потому, что дубленка как-то прикаталась и уже начала скользить как ледянка на горке, но сейчас это было совсем не важно. Прервал ее стройный ход движения громкий и устрашающий «гав», который прозвучал над ухом как гром среди ясного неба. Сказать, что Маня испугалась, значит ничего не сказать. С самого детства она боялась собак, да не просто боялась, а так, что волосы в прямом смысле слова вставали дыбом. Она точно знала, что это не метафора, она это пережила.

Когда Мане было лет тринадцать, родители отправили ее в магазин за молоком. Она вышла из подъезда с хорошим летним настроением и пакетом в руках, но неожиданно ей навстречу бросился огромный сенбернар, без намордника, поводка и даже без хозяина. В ужасе Маня прижалась спиной к стене подъезда и закрыла глаза. Сенбернар же решил, что он не до конца напугал эту трусливую девочку, и, встав на задние лапы, передние поставил Мане на плечи, для пущего эффекта еще громче повторил устрашающее «гав». Прозвучало это настолько близко, что Маня даже почувствовала его слюну на своем лице. Подбежавший хозяин отогнал собаку со словами «не бойтесь, она не кусается», но было уже поздно, волосы на голове у нее встали дыбом, а в сознании маленькой девочки на всю жизнь поселился самый большой страх – боязнь собак.

Сейчас, как и двадцать семь лет назад, увидев в страшной близости огромную пасть собаки, Маня закрыла глаза и, уткнувшись головой в снег, обхватила голову руками, просчитывая в голове, что зимняя одежда ей поможет и укусы этого монстра не будут очень болезненными.

– Ндс, ко мне, – словно увидев спасительный круг в океане, Маня услышала крик и выдохнула – псина с хозяином, пронесло. Однако решила еще немного полежать, перестраховаться, вдруг собака дурная и не слушается хозяина.

– Сидеть, Ндс, – послышалось совсем рядом, и кто-то, подхватив Маню, поднял ее на ноги. – С вами все в порядке?

В хозяине пса Маня узнала Аркадия, он тоже узнал ее и, улыбнувшись открытой приятной улыбкой, протянул ей руку.

– Здравствуйте, Мария, простите, что Ндс вас напугал, на самом деле он абсолютно безопасен и никогда никого не укусил.

Но у Мани, как всегда после встречи с собакой, испортилось настроение и она пробурчала:

– Терпеть не могу, когда люди так говорят, это вы ее знаете, вы ее любите, вы с ней живете, а я нет. Я ее заведомо боюсь, вы, собачники, относитесь к своим животным как к детям и забываете, что есть люди, которые просто боятся собак, не зависимо от того, укусила она кого-то или нет.

– Простите, – все еще улыбаясь, но уже не так открыто, как прежде, ответил Аркадий. – Ндс обычно гуляет в наморднике, но иногда мы уходим в лес, чтобы он мог отдохнуть от наложенных оков, мы не планировали никого тут встретить. А вы что здесь делаете?

– Я, – Маня растерялась, – я тоже гуляю, или, вы думаете, только вам это могло прийти в голову?

– А давайте гулять втроём, – предложил Аркадий, все еще стараясь сгладить конфликт, – вы, я и Ндс, и вы убедитесь, какой умный у меня пес.

Маня посмотрела вокруг, Варвару она все равно уже потеряла, а может быть, и правда попробовать поговорить с Аркадием, ведь даже не пришлось напрашиваться, а он также был в их списке подозреваемых.

– Давайте, только пусть он докажет, что не кусается, – ткнув пальцем в собаку, сказала Маня.

Аркадий рассмеялся.

– Ндс – породистая немецкая овчарка, конечно, он кусается, но он еще и хорошо воспитан, это у них тоже в крови. Ндс, это друг, – сказал Аркадий, показав пальцем на Маню.

Собака, сидевшая до этого неподвижно, встала, подошла к Мане, обнюхала ее и села обратно, преданно уставившись на хозяина, как бы говоря ему: «все поняла, так бы сразу и сказал».

Тропинка была узкая, поэтому Маня шла под руку с Аркадием, а умный пес Ндс бежал впереди.

– Что вы думаете про вчерашние события? – начала Маня с места в карьер, ну, не было у нее опыта корректного поведения со свидетелем и не владела она методом скрытого допроса потенциальных подозреваемых. Аркадий же списал это все на женское любопытство и с удовольствием вступил в разговор.

– Знаете, у меня один ответ – это ужасно, – как-то очень печально начал Аркадий. – Мне иногда кажется, что бог забыл про нас.

– Про кого это – про нас? – уточнила Маня.

– Про жителей нашей планеты. Мы живем, карабкаемся, что-то придумываем в полной уверенности, что находимся у него под присмотром. А он вышел, не знаю, чаю, например, попить, или у него что-то интересное подвернулось, возможно, какой-нибудь другой мир. И сейчас он очень им занят. А мы живем и никак не можем понять, куда смотрит наш куратор, почему допускает такое? Но ведь самое странное, что есть люди, точнее, не так, нелюди, они знают о том, что он вышел, каким-то непостижимым образом они догадались об этом. И, пользуясь его отсутствием, творят зло, здесь и сейчас, не боясь никакого возмездия. И тут у меня возникает вопрос: кто им сказал об этом, откуда они узнали, что мы без присмотра, уж сам ли дьявол шепнул им это на ушко? Если так, то это его друзья, ну, сами посудите, не стал бы он рассказывать кому попало такую важную информацию. Мой вывод из этого всего: убийца – друг дьявола.

Маня завороженно слушала Аркадия, она была не готова к такой риторике и не знала, что сказать. То ли срочно вспомнить, что утюг забыла выключить, и побежать, то ли закосить под сумасшедшую, ну, если делать вывод из его слов, то свою для Аркадия.

– Вы философ, Аркадий? – подбирая слова, пораженно спросила Маня.

– Немного, – смутился он. – А вы верите в бога?

– Вы знаете, тут такая история, моя дорога к стоянке автомобиля лежит мимо церкви, – Маня говорила первое, что приходило ей в голову, серьезно и с умным выражением лица. Она верила, что эта тактика поможет сблизиться со странным соседом, – и каждое утро я хожу мимо, так вот, на территории стоит маленький киоск с названием «Монастырская выпечка». Я покупаю булочку или пирожок, пекут они их с молитвой, и, мне кажется, съедая ее, я общаюсь с богом. Как вы думаете, это можно считать за молитву? – на полном серьезе спросила Маня Аркадия.

– Я думаю, это можно считать вашим каждодневным набором калорий, только и всего, – весело, как вполне нормальный и здравомыслящий человек, ответил Аркадий.

– Да? Думаете? Ну, надо с этим тогда заканчивать, – расстроилась Маня, ни капли не обидевшись.

– Полностью уверен, – подтвердил собеседник, как будто разгадал Манин план.

– Вот скажите, вы такой большой и сильный, у вас такая красивая собака, я так понимаю, она и защитница ваша, и друг, – убедившись, что Аркадий нормальный, Маня перешла к серьезным вопросам. – Почему же вы той ночью не вышли на мой крик? Я ни за что не поверю, что вам было лень вставать. Вы живете один, как я поняла, а вечерами здесь бывает скучно. Вы нормальный любознательный мужчина, вы просто не могли не выйти. Скажите честно, почему вы не отреагировали на крики?

Аркадий стоял и ухмылялся одной стороной губ, видно было, что он сомневается, говорить или нет. Обдумав все и не заметив угрозы в этой чудаковатой женщине, заговорил:

– Давайте скажем так, я находился в этот момент возле озера и был несколько занят, чем, не спрашивайте, не отвечу. Сначала у меня был порыв все бросить и побежать, но ваши крики утихли, и я решил, что ситуация завершилась миром, – несколько туманно ответил Аркадий.

– Хорошо, я не буду спрашивать, что вы там делали, но тогда ответьте, не видели ли вы кого-нибудь до моего крика, не именно возле моей бани, просто на улице? – Маня решила, если он не хочет говорить про себя, возможно, он сдаст кого-то другого. Так и получилось.

– А вы знаете, да, – подумав, ответил Аркадий. – Пока вы не спросили, я как-то забыл об этом. Я видел Михаила, он вышел из своей калитки, которая выходит к озеру, и, как-то странно оглядываясь по сторонам, пошел вдоль берега, но куда, я не знаю, потому как тогда мне это было неинтересно. Одно могу сказать – он шел в сторону ваших домов.

– Интересно. И все? – спросила Маня. – Больше никого не видели?

– И еще видел соседку-близняшку, ну, кого именно, как вы понимаете, я не знаю, она чуть позже бежала вдоль вашего забора и заскочила к себе в калитку, но, объективности ради, я не видел, откуда она вышла от вас, от писателя или от Михаила.

– Через сколько после этого прозвучал мой крик?

– Я думаю, через минут десять, может быть, пятнадцать, – ответил Аркадий, проводя в уме какие-то вычисления.

– Спасибо, – ответила Маня и, не прощаясь, побежала. Ей надо было срочно рассказать все это Фоме, обсудить, ситуация становилась все более интересной.

«Не буду его дожидаться», – решила она и направилась к нему домой. Но, не дойдя метров тридцать, она встала как вкопанная, возле калитки Фомы остановился маленький автомобиль красивого красного цвета, из него вышла жгучая брюнетка с длинным вьющимся волосом, в рыжей лисьей шубе и на огромных шпильках. Гостья была молода и красива, распахнув заднюю дверь автомобиля, она начала доставать бесчисленные пакеты с продуктами. В этот момент из калитки выскочил Фома, забрал ее пакеты и, улыбаясь так, будто выиграл миллион, он с обожанием обнял ее, и они, хохоча, зашли в дом. Сразу стало темно и трудно дышать. Радость и ожидание чуда растворились в воздухе, будто и не было их. Пришло такое знакомое чувство отчаянья и безысходности, ощущение пустоты. Маня почувствовала всеми клеточками организма, что ей срочно надо домой, под одеяло, и, спрятавшись под ним, пережить, пережевать, переплакать ЭТО.

От слез, что не лились, а просто стояли неподвижно в глазах, она почти ничего не видела, поэтому, поднявшись на крыльцо, Маня достала ключи и наклонилась вплотную к замочной скважине. Не ожидая больших испытаний судьбы третий день подряд, Марь Иванна Денисова получила по голове. Еще не провалившись окончательно в омут бессознательного – видимо, голова начала привыкать к ударам, – она услышала подозрительно знакомый голос:

– Вот дура жирная, отъела себе задницу, как тащить-то тебя теперь? – и провалилась в кромешную мглу.

* * *

Сознание приходило медленно, когда же Маня вспомнила, кто она и что случилось, то первое, что она подумала: «Голову однозначно придется лечить, на ней теперь, как на елке, шишка на шишке».

Обнаружила она себя сидящей в кресле-качалке, напротив на диване сидела бывшая коллега Лариска и что-то читала в телефоне. Сначала Маня обрадовалась своей гостье, но, сообразив, что руки приклеены скотчем к подлокотникам, пересмотрела и свое положение.

– Отошла, ну, прости меня, – Лариска выглядела счастливой, – ты просто не оставила мне шанса быть хорошей. Ну что, отдашь или заставишь меня применять крайние меры?

– Это все из-за степлера? – воскликнула в ужасе Маня. – Мне вот интересно, если я его тебе не отдам, на какие крайние меры ты готова пойти? Он у тебя из бриллиантов? Или ты просто рехнулась в своем личном дурдоме – свекровь, муж и двое пацанов? Да и вообще, степлер твой украли вчера, вытащили из машины вместе с пакетами. Теперь тебе придётся меня убить, – Маня шутила, потому что не могла поверить в происходящее.

– Ты дуру-то из меня не делай, – ответила Лариска, ничуть не смутившись. – Пакеты вчера забрала я, кстати, по голове огрела тоже, уж очень не вовремя ты пришла. Была у меня, конечно, надежда, что это случайность и что старого Каца ты в коридоре перевернула и половину его бумажек в свои пакеты положила по своей невезучести и банальной безалаберности, и, в частности, ту, что он нес мне. Но, изучив твои пакеты вдоль и поперек, разобрав их по молекуле, я не нашла то самое главное, что я ищу, а раз там этого нет, значит, ты уже увидела и счет, и пароль, и я думаю, все поняла, теперь ты опасна для меня, Денисова.

– Я случайно упала, – ничего еще не понимая, сказала Маня.

– Что-то мне подсказывает, что ты не настолько проста, как кажешься, и устроила это падение на лестнице специально, уж очень ловко это у тебя получилось. В любом случае вывод один – ты стоишь у меня на пути.

Как-то очень спокойно и уверенно говорила Лариска, так уверенно, что Маня начинала ей верить и бояться.

– Ты меня убьешь? – все еще не веря в происходящее, спросила Маня.

– Я повторяю: ты не оставила мне выбора, даже если отдашь, все равно умрешь, во втором случае это будет просто яд, самоубийство, ну, а не отдашь – сожгу дом вместе с тобой, если ты спрятала документ, то все сгорит синим пламенем.

– Да что спрятала-то? – возмутилась Маня. – Из-за чего ты из человека превратилась в чудовище?

– После твоего феерического ухода пропал счет с паролем доступа, а также декларация, по которой я растаможивала товар, пока ты была в отпуске. Пакеты твои я разобрала по листочку, декларацию нашла, а вот маленькой бумажки с номером счета и паролем там нет, если ты не хочешь отдать сама, значит, не случайно ты ее стащила, значит, решила мстить, а возможно, и сама хочешь воспользоваться деньгами, ты хоть и дура, но поняла, что счет на предъявителя пароля, если так, у меня просто нет выбора.

– Знаешь, выбор есть всегда, – дрожащим голосом сказала Маня. – Я не брала никакую платежку, никакой счет, ведь декларацию-то ты нашла, если бы я все это делала специально, то и ее бы я тоже спрятала. Давай ты сейчас меня развяжешь, а я пообещаю, что никому ничего не скажу. Мы просто забудем друг про друга.

– Забудем? Ты серьезно? Там миллион рублей! Мне мало твоего «обещаю», надо же, а так все хорошо начиналось. Роберт Моисеевич – умнейший человек, за годы работы понял, что с тобой каши не сваришь. И вот, о чудо, наша трудяга уходит в отпуск, первый раз за два года, пусть на десять дней, но это уже победа. Во мне этот умнейший человек видит союзника. Потому что в этой жизни я всего добиваюсь сама, потому что у меня нет папы-генерала, у меня нет квартиры в центре, а есть больная свекровь, муж-дегенерат и двое спиногрызов, которые ботинки носят не больше двух недель.

– Вы растаможили по первому методу, списали как по второму, а деньги перечислили на транзитный счет, его вы сделали на предъявителя пароля, если что, на вас никто не выйдет, чтоб не светить нигде свои фамилии?

– Догадалась, да? Умная? А никто и не сомневался, что ты умная, у нас все получилось с первого раза. Роберт Моисеевич начальству напел, что ты лишняя, и вот большая радость на фирме – тебя нет, но от таких, как ты, нелегко отделаться, да? Ну зачем ты взяла эти документы, декларация должна была отлежаться три месяца и уйти в архив, со стороны бухгалтерии подстраховывал Кац, гений цифр, наша с ним прибыль пролежала бы немного на Кипре, и мы бы ее сняли, все было бы хорошо у всех, и у тебя в том числе. Скажи, откуда ты узнала про документы? Ты специально сбила его на лестнице, чтоб незаметно забрать их? Что ты собиралась с ними сделать, сдать нас начальству или себе деньги забрать? – Лариска усмехнулась. – Если себе, то я сильно в тебе ошибалась. Вообще мне это по сути не важно, верни счет – и пора заканчивать с этим.

– То есть я правильно понимаю, за один миллион рублей ты готова убить? – ошарашенно спросила Маня.

– Ты мне надоела, у меня впереди долгая богатая жизнь, и если только ты отделяешь меня от нее, то я снесу тебя со своего пути. Для тебя это не деньги, потому что живешь на всем готовеньком, а для меня это огромные деньги. Я спрашиваю в последний раз: где документ?

– Лариса посмотри на меня, ты думаешь, я буду врать? Я трусиха, слабая маменькина дочка, я не способна на поступки. Даже если бы я решилась украсть, то сейчас сто раз бы уже всё отдала тебе обратно. У меня нет никаких документов, возможно, Роберт Моисеевич их положил в другую папку и забыл, а может быть, он решил тебя обмануть, отпусти меня. Я все равно не верю, что ты способна на убийство, по голове ударить – да, это в твоем стиле, гаденько и из-за угла, но не убить, нет. После того как меня с позором на планерке перед всеми начальниками отделов главный выпер с работы, как ты думаешь, я пойду к нему возвращать какие-то деньги? – Маня, как могла, тянула время, не понимая, для чего, но будучи твердо уверенной, что время – ее союзник.

* * *

Хотя у Фомы были гости, но он не забыл, что обещал забежать к Мане на собрание. Зайдя на участок через калитку, которая на заднем дворе, в окно он увидел, что у соседки тоже гости. Он готов был уже развернуться и уйти, как что-то странное зацепило его взгляд. Это были руки его новой знакомой, приклеенные скотчем к креслу. Фоме хватило трех минут на оценку ситуации, минуты – чтоб придумать план спасения и тридцать секунд на звонок оперативнику Николаю, который обещал сегодня ночевать в здании управляющей компании. Теперь оставалось только ждать, он не был уверен, что гостья в доме у Мани одна, поэтому, согласно стратегии, необходимо было подстраховаться. Было невыносимо ждать и отвратительно видеть: человек в опасности, а ты не можешь сейчас забежать с шашкой наголо и всех победить. Но именно этому его научила армия: хочешь выиграть бой – придерживайся стратегии. Почему же сейчас так трясутся руки?

* * *

Фома с Николаем залезли через окно котельной, оно оказалось немного приоткрыто. Затем на цыпочках, босиком, пробрались к гостиной, на ходу оценивая обстановку в доме. Постояв еще минуту и подслушав разговор, оба пришли к выводу, что гостья все-таки одна, и на три-четыре ворвались в комнату. Надо отдать должное оперативнику Коле, подготовлен он был замечательно, Фома даже несколько позавидовал его реакции и сноровке. Ничего же не успевшая понять гостья была обезврежена и закована в наручники. Фома кинулся к Мане и начал развязывать ей руки. Как только правая рука была освобождена, Маня с размаху залепила ему звонкую пощёчину.

– За что? – вскрикнул ошарашенный Фома.

– За то, что вы так долго шли, меня почти убили, пока вы гуляли не понять, где, – на этих словах Маня вспомнила, где он все время гулял, и влепила ему вторую оплеуху.

– А эту за что? Между прочим, я не очень-то и опоздал, – возмутился Фома.

– А это за раздачу напрасных надежд, – очень гордо, уже немного смутившись, ответила Маня.

– Если вы за все ему отомстили, давайте разбираться, – устало произнес полицейский Коля. – Я могу привлечь ее только за хулиганство, она абсолютно безоружна, как она вас победила-то? Ведь она совсем глиста в корсете.

– Как-как? Подло! – ответила, немного обидевшись, Маня.

– Заявление писать будем? – устало спросил Коля.

В Мане боролись сейчас два человека, первому было безумно жаль Лариску, она несчастная женщина с тяжелой судьбой. Второй кричал в ней, что она, не моргнув, убила бы ее, не приди вовремя помощь, а значит, она социально опасна, а значит, надо писать заявление. Лариска с испуганными глазами сидела и смотрела на Маню, понимая, что именно от бывшей коллеги будет зависеть решение ее судьбы. Видя, что та сомневается, она решила надавить на жалость.

– У меня двое пацанов, они сиротами останутся, Мань, не тронула бы я тебя, я шутила, вот те крест, – пытаясь перекреститься руками в наручниках, сказала бывшая подруга. – Я уволюсь, клянусь, даже не пойду на ту работу больше, про тебя забуду, ну, прости дуру, пожалей, – начала уже подвывать Лариска.

– Заявление писать не буду, – тихо сказала Манюня.

– Тогда у меня два вопроса, – продолжил опер Коля, обращаясь уже к даме в наручниках. – Первый – когда вы были в поселке, второй – где вы были двадцать третьего декабря?

Лариса сообразила, что развивается ситуация в ее сторону, и охотно начала отвечать:

– В поселок я приехала вчера вечером, позвонив Маниным родителям, я узнала, что она здесь одна, почти до конца декабря одна, вот я и решила просто забрать пару бумажек. Дома никого не было, я открыла багажник и вытащила пакеты, именно они мне были необходимы. Я уже решила, что все прошло хорошо и мирно, как во двор зашла Марья, я схватила палку и ударила ее легонечко по голове, – Лариска говорила так, будто рассказывала фильм. – А двадцать третьего я была в больнице со свекровью весь день, у неё начался приступ, и ее положили в стационар, только под утро, когда стало понятно, что опасность миновала, я вернулась домой.

– Кто это может подтвердить? – спросил опер Коля, что-то записывая в свой видавший виды блокнот.

– Каждый из смены, что дежурила в ту ночь в больнице, свекровь моя – женщина беспокойная, так что я там только успевала бегать, то холодно, то жарко, то попить, то еще что-нибудь придумает.

– А вы знакомы с Цыганом Валерием Петровичем? – со вздохом уточнил Николай, понимая уже, что вытянули пустышку и эта тетка никак не связана с убийством мажора.

– Нет, – предсказуемо ответила Лариска, – первый раз слышу.

– Раз потерпевшая заявление писать не будет, вы свободны, – снимая с испуганной женщины наручники, сказал опер. – Но вы так больше не шутите, с чувством юмора у вас, видать, большие проблемы, так что вы могли и отхватить, она, вон, больше вас в два раза. Да и в ваши экономические приключения я влезать тоже не хочу, но убедительно советую завязывать, так как все равно все вылезет наружу, поверьте мне, сколько веревочке не виться, конец все равно виден.

– Обещаю, – без энтузиазма сказала Лариска, потирая освободившиеся запястья.

– Ну, раз мы с вами по детсадовским правилам раздаем обещания, – вставил Фома, по-прежнему прижимая руку к покрасневшей щеке, – то давайте вы еще пообещаете, что будете обходить госпожу Денисову стороной, иначе мы вспомним все ваши прегрешения и уже не составит труда посадить вас хотя бы на пятнадцать суток, а если привязать кражу ценных пакетов из багажника машины, то и на три года.

– Да, – будто опомнился опер Коля, – подойдете к ней ближе, чем на сто метров, – сядете, у нас есть отпечатки пальцев, снятые с машины, показание свидетеля, – указал он пальцем на Фому, – так что до свидания и чтите Уголовный кодекс.

Лариска, кивнув, молча выскочила из дома, опер Коля, будучи немного расстроенным от того, что дело его не сдвинулось ни на шаг, пожав руку Фоме и кивнув Мане, тоже ретировался. В комнате остались двое, своими пощечинами Маня сказала больше, чем словами, это понимали оба, и обоим было жутко неудобно.

Фома встал, нагрел чайник, налил две кружки крепкого черного чая, поставив одну кружку напротив насупившейся Мани, сказал:

– Я вообще не понимаю, почему я должен оправдываться перед вами, но, так понимаю, для продолжения продуктивного нашего общего расследования мне придётся это сделать. Насколько я помню, колобков, что ведут следствие, все-таки двое, значит, один я однозначно не справлюсь, – Фома пытался шутить.

– Не надо оправдываться, это ваша жизнь, делайте, что хотите, – гордо ответила Маня. – Что касается расследования, то у меня новости, – видно было, что она тоже пытается сгладить неловкую ситуацию. – Аркадий вечером в день убийства был около озера, что он там делал, не говорит, но буквально за несколько минут до моих криков он видел крадущегося Михаила и пробегающую близняшку, само собой, он не понял, кто из сестер это был. Получается, из первых восьми подозреваемых мы можем выделить два главных.

– Сразу выделять, – засомневался Фома, – я бы не был столь категоричен, ведь он видел забор со стороны озера, – рассуждал он, попивая невкусный чай, – а убийца мог зайти и со стороны дороги. Но восклицательный знак напротив этих людей, согласен, я бы поставил.

– А вы говорили с Михаилом? – поинтересовалась Маня. – Он сказал вам, зачем и куда в тот вечер ходил?

Фома немного смутился, ему показалось, что даже пошел красными пятнами, но, постаравшись взять себя в руки, сказал:

– Нет, я не успел, закрутился совсем.

Маня опять вспомнила, вокруг чьих длинных ног он закрутился, и тоже вспыхнула, но, быстро напомнив себе, что не имеет на него никакого права, взяла себя в руки.

– Вы знаете, – начала она, – я собиралась еще вчера полить елку, она совсем сухая стоит, но увидела эту дурацкую баню опять открытой и все бросила, рванув к вам. Хорошо, что вы мне напомнили, – и очень по-деловому направилась в туалет, где так и осталась стоять на подоконнике принесенная вчера из машины лейка.

– Я ни о чем вам не напоминал, – улыбаясь себе в бороду, крикнул ей вслед Фома, – но если вам так интересна моя жизнь, – все еще кричал он ей в спину, – то это была моя дочь.

На этих словах Маня вернулась в зал, в руках у нее была лейка, а на лице – глубокая растерянность, о чем свидетельствовали выпученные глаза и открытый рот.