Та, что превращает время в пыль

— Вспомнила наконец-то, — усмехнулась я. Окинула взглядом зал и барную стойку — Чака нигде не было видно. А значит, можно было еще немного поболтать. — Дикси…

— Да? — Подругу перемена в моем тоне насторожила.

— Ты веришь в призраков?

Дикси посерьезнела, прищурила голубые глаза.

— Не знаю, — помедлив, ответила она. — Трудно верить в то, что сам никогда не видел. Но я странное слышала про Ант-Лейк, и даже не знаю, чему верить.

— Странное? — Я зацепилась за это слово — ведь именно это определение как нельзя лучше подходило к бабушкиным рассказам о «Лавандовом приюте» — и о том, что в нем довелось пережить мне самой.

— Да. Говорят, здесь происходили необъяснимые вещи. Говорят даже, что в Ант - Лейк когда-то обитали ведьмы.

— Ведьмы? — Я вздернула бровь. Призраки — это одно. Это то, во что я действительно могла поверить — ведь никто из нас, ныне живущих, доподлинно не знает, какой после себя мы оставляем след. И что происходит потом, после смерти. Я верила, что призраки — это и есть тот самый след, отголосок души, оставшийся на земле после того, как она вырвется, освобожденная, из человеческого тела. Но ведьмы… Колдовство… Магия… В это поверить было нелегко.

Дикси флегматично пожала загорелыми плечиками.

— Не знаю, так говорят. А… почему ты спросила?

Я помолчала, глядя в кофейную гущу, словно желая по ней предсказать свою судьбу. Нет. Я никогда не хотела знать будущего, каким бы оно ни было для меня — плохим или хорошим. Я хотела, чтобы каждый день открывался мне, чтобы все, что случалось со мной — было в новинку.

— Просто так, — улыбнулась я, — чтобы разговор поддержать.

— А, — протянула Дикси, из-под густой челки чуть недоуменно глядя на меня. — Ну я побежала работать?

— Давно пора, — фыркнула проходящая мимо официантка.

Ничуть не смутившись — если смутить Дикси Эллиот вообще было возможно — подруга помахала мне рукой и была такова.

Глава третья #2

Спустя несколько дней мой страх перед незваным гостем несколько поблек — агрессии он не проявлял, зла мне не желал, а значит, и мне бояться его не стоило. И все же я невольно вздрагивала всякий раз, когда обнаруживала, что та или иная вещь загадочным образом переместилась в пространстве. Клянусь, иногда это происходило за моей собственной спиной — и при свете дня. Вот и верь после этого, что призраки предпочитает ночное время суток для своих безобразий.

В действиях призрака (отчего-то я предполагала, что в доме хозяйничает он один) выявилась некоторая закономерность. Он никогда не трогал мои вещи — те, что я привезла с собой из Ветшфура и те, что приобрела уже будучи жительницей Ант - Лейка. Я заметила, что призрака притягивают исключительно старинные вещи, принадлежащие даже не моей бабушки, а поколениям семей, живших в «Лавандовом приюте» задолго до нас.

Но, несмотря на то, что призрак оказался совершенно безвреден, его присутствие порой смущало меня и создавало определенные сложности. Мне казалось, что я нигде не могу остаться в одиночестве. Я плотно задергивала штору над ванной, полной густой пены и скрывавшей мое тело надежнее пухового одеяла. Раздевалась в полной темноте и тут же, как кролик в норку, юркала в кровать. Я не знала, способен ли призрак видеть или для него не существует ничего, кроме пустого дома, в котором он когда-то был жив.

Во мне боролись два желания — изгнать его и вернуть свою жизнь в прежнее, спокойное и обыденное, русло или же увидеть, услышать незваного гостя. Столкнуться лицом к лицу с неизведанным, хотя бы на мгновение заглянуть за ту грань, что разделяет мир живых с миром мертвых. Признаться, мне нравилось чувствовать себя причастной к чему-то потустороннему, сверхъестественному. Когда настроение было особо благодушным, я даже пыталась воззвать к призраку, поговорить с ним. Но — вот что странно, так охотно нарушающий порядок в доме, он совершенно не желал идти со мной на контакт.

В один из чудесных воскресных дней, пропитанных солнцем и запахом скошенной травы, я собиралась в кафе на встречу со своей новой подругой. Даже одела по этому случаю белое платье с юбкой-тюльпан, умелой рукой нарисовала у глаз черные стрелки. Но встреча не состоялась — Дикси сообщила, что планы поменялись, и прийти она не сможет.

Раздраженно хмурясь, я нажала «отбой». Так и стояла при полном параде и с сотовым в руках. И что теперь делать? Гулять по городу одной, даже в такую прекрасную погоду, мне не хотелось. Смотреть было нечего, а переписка с оставшимися в Ветшфуре сокурсницами уже поднадоела.

Сначала я решила почитать что-нибудь из оставшихся мне в наследство книг. Но уже по пути в библиотеку, занимающую в поместье целую комнату, в голову мне пришла другая мысль. Мне вдруг до безумия захотелось исследовать чердак, который прежде я видела лишь мельком — во второй день в «Лавандовом приюте».

Сейчас светло, да и призрак девочки с чердака — если он, конечно, действительно существовал, вряд ли уже может меня напугать. Не скажу, что я полностью свыклась с мыслью, что в моем доме обитает нечто потустороннее, но и не воспринимала происходящее так остро, как поначалу.

Я поднялась по шаткой деревянной лестнице на чердак, распахнула окно — после того, как смахнула с него внушительных размеров паутину.

Прошлась по чердаку, спугнув притаившуюся по углам пыль. В чердачную комнатку хлынул свет, обнажив слои вековой, казалось, пыли на ящиках и коробках. Я постояла, прислушиваясь к своим ощущениям, но, похоже, на чердаке я была одна.

Запрятанным в коробках вещам было никак не меньше нескольких десятков лет. Чего я только там не нашла! И потускневшее от времени столовое серебро, и ветхие книги, рассыпавшиеся на страницы, и изящные канделябры, и даже миниатюрную чернильницу. Как девчушка, которой в руки попался сундук, набитый сокровищами, я изучала артефакты «Лавандового приюта». Меня не интересовала цена, которую за них могли выложить коллекционеры, но манил, притягивал дух времени, которым они были пропитаны. Сколько историй было связано с этими вещицами, сколько рук касалось их когда-то и сколько чужих тайн они хранили?

Чердачного призрака — девочку по имени Тили — я так и не услышала. Зато наткнулась на что-то весьма интересное — запечатанную коробку с писчей бумагой и… старыми письмами. Восхищенная сокровищем, которое держала в руках, я открыла наугад одно из писем. Ровные строчки из чернил, каллиграфический почерк — но явно мужской, без присущего женской руке изящества и вычурных завитушек. Стоило мне только увидеть первые строчки: «Милая моя Орхидея», как сердце забилось часто-часто — это же настоящие любовные послания!

Зачарованная, я перечитывала письмо снова и снова.

«Милая моя Орхидея,

Твое молчание холодно, как лед. Я пишу тебе, а ледяная тишина взрывается, и холодные осколки ранят мое сердце. Прошу тебя, откликнись на мои письма. Если не желаешь ничего объяснить, просто черкни, прошу, пару строк в ответ. Я должен знать, что с тобой ничего не случилось. Ты же знай, что я люблю тебя.

Кристиан»

Сколько в письме было нежности и теплоты! И вместе с тем я остро ощущала горечь и тоску, которыми были пропитаны эти строки. Кем бы ни была эта загадочная Орхидея, она исчезла из жизни автора письма. И каждое слово было пронизано желанием ее вернуть.

Я взяла стопку писем и отнесла ее в кабинет. На роскошном секретере из орехового дерева чуть пожелтевшие от времени письма смотрелись идеально — словно я лишь восстановила нарушенный порядок вещей. А ведь верно… Где еще, как не здесь, незнакомец, подписавшийся как Кристиан, мог писать письма к своей Орхидее?

Меня так и подстегивало любопытство, смешанное с чем-то трудно уловимым. Я оказалась невольной свидетельницей красивой, но, по-видимому, трагичной истории любви. Настоящей, не выдуманной! И желание узнать, кем были друг для друга Кристиан и та, кого он называл Орхидеей, и почему судьба развела их по разным сторонам, было нестерпимым.

Я отлучилась лишь на пару минут — заварила в чайничке чай с кусочками малины, представляя, как сяду в кресло у камина с кружкой чая и старинным письмом в руках. Но моим мечтам сбыться было не суждено — вернувшись в кабинет, я обнаружила, что письма с секретера исчезли. Не было никаких сомнений в том, что натворил это мой призрачный гость.

И хотя холодок пробежал по позвоночнику, огорчение и раздражение от вмешательства в мою жизнь пересилило страх. Уперев кулаки в бока, я воскликнула в пустоту:

— Отдай письма!

Мелькнула мысль — быть может, я ненароком выпустила Тили с чердака, когда надумала там осмотреться? Или все это время в доме она и безобразничала? Но на смену ей пришла другая, куда более привлекательная — а что, если призраком, ворвавшимся в мою спокойную жизнь подобно вихрю, и был Кристиан?

— Кристиан? Тебя зовут Кристиан?

Тишина была мне ответом.

Глава четвертая

В один из дней, войдя в дом, я застыл на пороге. Что-то было не так. Какое-то странное, необычное ощущение, как кисель, разлитое в воздухе. Это ощущение было мне знакомо — навязчивое, как бродячий пес, оно преследовало меня вот уже несколько дней. Но сегодня все было немного иначе.

— Мистер Валентрис? — Из гостиной вышел мой камердинер, Уэсли Эйзерваль.

В кухне, одетая в ситцевое платье и чепец с лентами, суетилась его жена, Дора — еще одна и последняя обитательница «Лавандового приюта». Прежде в слугах я не нуждался — зачем, когда так любишь одиночество и в совершенстве владеешь магией, — и долгое время после возвращения в Ант-Лейк жил в особняке один. Но после того, как в мою жизнь впорхнула Орхидея, некоторые привычки пришлось пересмотреть. Я хотел, чтобы моя любимая ни в чем не нуждалась и жила в роскоши и уюте. Так в особняке появились Уэсли и Дора Эйзерваль — немолодая чета из округи Ант-Лейка. После того, как я остался один, выгнать их у меня не поднялась рука. Супруги Эйзерваль казались уже неотъемлемой частью «Лавандового приюта», и без них дом казался бы совершенно пустым.

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Но отступать оно не желало, наоборот — сделалось острей.

— У нас гости? — осведомился я, снимая шляпу и перчатки и отдавая их камердинеру.

— Нет, сэр, — спокойно ответил Эйзерваль. За месяцы службы он уже привык к моим причудам. Он не только никогда не задавал вопросов, что было бы совсем неучтиво, но и ни мимикой, ни жестом не выражал недоумение или удивление, когда я странно себя вел или говорил странные вещи, что, признаться, случалось нередко.

Я нахмурился. Я отчетливо чувствовал чье-то присутствие в доме — чужую энергию, которая выбивалась из общего фона, раздражая мои нервы своей неуместностью в привычном распорядке вещей, в ставшей мне родной и знакомой атмосфере дома. Так звучит фальшивая нота в слаженной игре оркестра.

Я поднялся по лестнице на второй этаж. Постоял, прислушиваясь к своим ощущениям. Здесь чужеродная энергия ощущалась куда сильнее.

И в это мгновение я увидел ее.

Она была прозрачной, едва видимой, и эта прозрачность мешала мне хорошо разглядеть оттенки в ее образе — цвет глаз, бледность кожи или, напротив, нежный румянец на щеках. Но я видел тонкий нос и аккуратный, с небольшой милой ямочкой, подбородок, чуть приподнятые уголки губ, будто в любой момент готовых улыбнуться. Видел плавность очертаний ее фигуры — тонкой и не лишенной изящества.

Такой милый, нежный образ… за одним только исключением — она была невероятно вызывающе одета. Сорочка откровенного кроя не прикрывала даже колен, полностью открывая ноги, на талии — фривольный бант, а декольте…

Я отвел взгляд. Пусть моя гостья и была духом, но духом привлекательным и почти полностью раздетым.

— Эмм… Мисс?

Она уходила. Я направился вслед за ней — призрачной энергией, видимой в этом доме только мне одному.

— Мисс? — окликнул я.

Миссис Эйзерваль выглянула из кухни, но, увидев меня, уверенно идущего по коридору и говорящего с пустотой, поспешила скрыться на кухне. Я же продолжал преследовать свою цель — хрупкую и быстроногую. Дошел до кабинета, где скрылся дух, и решительно толкнул дверь.

Я не любил заставленные мебелью комнаты, предпочитая простор, и кабинет «Лавандового приюта» был ярким представителем любимого мной лаконичного стиля. Окна кабинета закрывали темные дамастовые занавеси, из-за чего здесь царил полумрак. Взгляд скользнул по секретеру со стулом и шкафу из орехового дерева, и выполненной им в тон деревянной обшивке на стенах, но духа так и не увидел.

Я долго стоял, прислушиваясь, вглядываясь в полумрак и не спеша отдергивать шторы. Кажется, чужеродная энергия чуть поблекла. Недоуменно пожав плечами, я повернулся к двери. И… незваная гостья проявилась снова. Я посмотрел на нее, усилием воли сосредотачивая внимание на милом лице. Но она прошла мимо, не всколыхнув воздух — просто протекла сквозь меня, держа в руках…

Коробку с письмами. Я узнал ее мгновенно — собственноручно уносил на чердак, чтобы не мучить себя болезненными воспоминаниями. Напоминаниями о любви, которую я потерял.

— Мисс… — В моем голосе появились стальные нотки. Дух она или нет, но хозяйничать в моем доме не имеет права!

Она будто бы и вовсе не слышала меня. Села за мой секретер и принялась читать послания Орхидеи ко мне — яркий кусочек той жизни, что уже осталась в прошлом. Это выглядело довольно странно — прозрачная девушка держит в руках настоящие письма из надушенной бумаги. Были среди них и те, что любимой в надежде на ответ писал я. Увы, но они вернулись к адресанту.

— Мисс, немедленно положите письма на место! — Негодованию моему не было предела.

Незнакомка даже головы не подняла.

Испустив раздраженный вздох, я скрестил руки на груди и побарабанил пальцами. Мелькнула мысль: если она — обитательница Пустыни Снов, по неизвестной причине задержавшаяся в моем доме, в котором когда-то, очевидно, жила, то, быть может, я смогу до нее достучаться. Если призову магию.

Смерть идет рука об руку со мной. Иногда мне кажется, что она прячется в моей тени или же попросту притворяется ею. Как бы то ни было, мы с ней повязаны. И все, что так или иначе связано со смертью, мне подвластно.

Я опустил руки вниз и расправил крылья. Здесь, в «Лавандовом приюте» делать подобное было небезопасно — я старался ограждать супругов Эйзерваль от любых проявлений моей силы, от любого знания о том, что знать им было опасно. Но так мой дар действовал в полную силу — с распущенными крыльями живущая во мне искра вспыхивала и горела как костер.

Полупрозрачная гостья вздрогнула и на миг оторвалась от чтения. Настороженно огляделась по сторонам, но, не заметив ничего необычного, вернулась к прерванному занятию. Я раздраженно хмурился, ничего не понимая. Разве духи не видят нынешних обладателей их прежних домов? Впрочем, я недостаточно хорошо был знаком с духами, чтобы утверждать подобное.

Не успел я додумать занимавшую меня мысль, как полуодетая незнакомка — я все еще смотрел исключительно ей в лицо — встала из-за стола и направилась к выходу из комнаты, оставив письма лежать на секретере. Чем я не преминул воспользоваться — как только дух покинул кабинет. При этом она не проникала сквозь стены, как положено духам, а делала странные движения, будто и в самом деле пыталась открыть дверь.

Как только я остался один, тут же схватил лежащие на столе письма и спрятал в потайном месте на чердаке, куда рукам любопытного духа уж точно не добраться. Признаюсь, я даже получил некоторое удовольствие, лицезрев негодование, появившееся на ее милом личике, когда она обнаружила пропажу.

Но несмотря на мою близость ко всему, связанному со смертью, достучаться до призрачной незнакомки мне так и не удалось — она совершенно меня не слышала. Она вообще вела себя не так, как другие духи, которых я прежде встречал.

И оттого разжигала мое любопытство еще сильней.

Глава пятая #1

Досада, появившаяся после исчезновения загадочных писем, почти ушла, сменившись любопытством. Призрак вряд ли мог далеко их запрятать, и — наверняка — не мог покинуть пределы дома, после смерти ставшего для него тюрьмой.

Кто он такой? Права ли моя догадка, что он и есть — Кристиан, возлюбленный таинственной Орхидеи?

Жаль, что я не принимала слова бабушки о «Лавандовом приюте» всерьез… и жаль, что я не могу больше ни о чем ее спросить. Она говорила, что может заглядывать в чужое прошлое — прошлое бывших хозяев поместья. Если бы у меня была такая возможность, я бы воспользовалась ею, не задумываясь.

Я шла по улице, провожаемая чуть удивленными взглядами прохожих — все потому, что мечтательная улыбка не сходила с моего лица. Я представляла, как стою за спиной Кристиана в тот самый момент, когда он пишет своей Орхидее. Я почти воочию видела муку на его лице — или, напротив, нежную улыбку. Хотела бы я, чтобы мне посвящали такие письма.

Словно в насмешку мне пришло смс от подруги из Ветшфура: «Приезжай на выходные. Я рассталась с Эдом, нужно напиться. Желательно в «Вердикс» в окружении молодых барменов».

Качая головой, я отправила ей ответ. На выходные у меня были другие планы — я собиралась перевернуть дом вверх дном, но найти так заинтриговавшие меня письма. С одной стороны, я чувствовала, что вмешиваюсь в чужую личную жизнь, которая должна оставаться вне поля зрения посторонних. С другой… Кристиан мертв — даже если призрак в моем доме не имеет к нему никакого отношения. Письма уж очень старые, им никак не меньше века. И теперь, по прошествии времени, когда оба героя романтической истории уже покинули наш мир, ныне живущие имеют полное право читать их письма — разве не так? Читаем же мы любовные послания поэтов, писателей, артистов прошлых веков к своим женам, и, более того, делаем их достоянием общественности.

Подойдя к дому, я вынула из почтового ящика газету и пару писем — одно из банка, другое из интернет-школы, предлагающей обучение на дому. Решила, что им самое место на столе в кабинете — уютном, но несколько необжитом. Войдя туда, застыла на пороге. Не веря своим глазам, медленно подошла к старинному секретеру.

На лакированной поверхности из орехового дерева лежал прямоугольник писчей бумаги, на которой знакомым почерком чернилами были выведены слова: «Не смей трогать мои письма!»

У меня словно воздух выбили из легких. Несколько секунд я стояла, позабыв, как дышать. Шутка ли — я получила послание от призрака!

Немного оправившись от шока, я повертела головой по сторонам и осторожно спросила:

— Ты… сейчас здесь? Ты меня слышишь?

Все это походило на фальшивый спиритический сеанс из тех, что устраивали вечно хихикающие девчонки-подростки. Кто-то из них непременно заставлял спиритическую доску «говорить» именно то, что было ей интересно, и всегда находилась та, что относилась ко всему происходящему со всей серьезностью и надеялась, что вызываемый дух и правда ответит.

К слову, мой личный призрак отвечать мне не пожелал. Я с надеждой взглянула на письмо, втайне надеясь, что прямо на моих глазах на свободном от чернил пространстве начнут появляться слова. Ничего подобного.

Я переминалась с ноги на ногу. Первый восторг поутих, сменившись задумчивостью. Страх больше не затмевал собой любопытство — мне мучительно хотелось вызвать призрака на разговор. Я действительно этого хотела. И внезапно подумала — а что, если принять правила его игры и посмотреть, что из этого выйдет?

Вынула из верхнего ящика стола ручку. Повертела в тонких пальцах, и, с минуту помедлив, написала: «Прости». Совесть кольнула тонкой холодной иглой — одно дело читать письма давно ушедшего незнакомца, а другое — письма того, кто обитает в твоем же доме, пусть и в призрачном, бесплотном обличье. Я о многом хотела ему написать, но ограничилась лишь извинением.

Безумие… Я писала духу.

Я перечитала его краткое послание и улыбнулась уголками губ. Я сейчас балансировала на тонкой грани между реальностью и нереальным. Читая короткое письмо из одной только строчки ярких, нетронутых временем чернил, я будто бы пересекала эту грань.

Письмо осталось лежать там, где я его и нашла — вместе с моим извинением. И рядом — стопка писчей бумаги — на случай, если дух пожелает дать мне ответ.

Глава пятая #2

С первым письмом наша связь с Кристианом — если призраком, конечно, был именно он — будто окрепла. Однажды я услышала шаги в коридоре — такие громкие и отчетливые, будто бы наяву. Несколько секунд — и все исчезло. Воцарившуюся тишину спугнул отчаянный стук моего сердца. Я, как была, в тоненькой ночнушке, выбежала в коридор. Пусто. И хотя я боялась того, что могла увидеть, неожиданно для самой себя почувствовала разочарование.

Призрак не желал отвечать мне — или считал разговор исчерпанным, приняв мое извинение за чтение его писем, или же не мог прорваться сквозь завесу, разделяющие два таких близких и чуждых друг другу мира — мир живых и мир мертвых. Проходил день за днем, я с надеждой приходила в кабинет, в ожидании, что меня там будет ждать письмо — письмо, прошедшее сквозь призму времени и грань между двумя мирами. Пусто… Кипа писчей бумаги, а сверху — лишь одно мое слово. «Прости».

Странное дело — почему меня так огорчало его молчание? Откуда во мне это неуемное желание понравиться незнакомцу — призраку, в конце концов! Он мертв, я жива, так почему я так переживаю из-за прочитанных писем и того, что он — мертвый — подумал обо мне?

Не знаю, в какой раз я подумала о невидимом жильце своего дома, как вдруг увидела… его. Призрачный, полупрозрачный силуэт мужчины, тонкая бледно - голубая дымка, шлейф, сложившийся в эфемерную мужскую фигуру.

При свете дня это показалось неправильным, почти кощунственным. Как же так? Разве не ночь — время призраков? Разве они могут появляться при свете дня? И тут же ответила самой себе, мысленно усмехнувшись — а разве призраки умеют писать живым?

Он стоял от меня на расстоянии протянутой руки — и я ее послушно протянула, желая дотронуться, убедиться. Мгновение — и дух растаял, словно мое прикосновение его спугнуло. Мои пальцы схватили лишь воздух. Еще долго я стояла на кухне, жалея, что так поспешно бросилась к нему. Возможно, для посланника мира духов мое прикосновение было ядовитым — жизнь уничтожала смерть.