Помоги проекту - поделись книгой:
Вот тут маме уже и нечего будет сказать… На этом диалог обрывается. А дальше что? А дальше – ничего. Тишина. Занавес. То есть она и сама не знает, что дальше…
– Да… Я и сама не знаю что… – вдруг тихо произнесла Тата вслух.
И сама испугалась своего голоса. Он прозвучал так, будто этот диалог и в самом деле произошел, только что состоялся. И надо было идти теперь до конца и решать все-таки, что же дальше…
Люда тоже уловила что-то в голосе дочери, перестала вдруг плакать. Села прямо, насухо отерла ладонями щеки. Потом взглянула так, будто и впрямь только что отвечала на все заданные Татой вопросы. Мол, она тоже не знает, что будет дальше…
Они молчали какое-то время, потом Люда решительно поднялась со стула, ушла в гостиную. И вскоре вернулась, положила на стол ключи от бабушкиной квартиры.
– Вот, забирай… Если уж так приспичило, если не можешь больше рядом с матерью находиться… Переезжай, что ж… Это ведь и впрямь твоя квартира. И ты не маленькая уже, вот-вот семнадцать стукнет. Может, и впрямь сама проживешь… А деньги на жизнь я тебе давать буду, продукты покупать буду. Ну, и приходить, конечно… И звонить… И ты мне звони…
– Не надо мне денег, мам. У Лены же свадьба скоро, я знаю, как они тебе самой нужны. Не надо, я сама справлюсь.
– Да как? Как ты справишься? У тебя что, есть хоть какой-то мало-мальский жизненный опыт? Думаешь, так это просто – одной жить?
– Я справлюсь, мам. Да, еще паспорт отдай мне, пожалуйста.
– Да отдам, отдам, не волнуйся… Господи, как это неправильно все, не по-людски… Дочь бежит от родной матери, будто от смерти спасается… Не понимаю, не понимаю… Почти семнадцать лет на тебя смотрю и не понимаю этого, хоть убей… Ну вот объясни мне – а институт как же? Ты же в юридический институт хотела, баллы у тебя высокие, все шансы для поступления есть! Я думала, ты после экзаменов документы в приемную комиссию понесешь… А теперь что? Институт побоку, что ли?
– Ну почему же побоку… Я отнесу туда документы. Надеюсь, что поступлю.
– А жить на что станешь? На крохотную стипендию?
– Нет… Там же еще вечернее отделение есть. Я буду работать и учиться. И вообще, хватит уже об этом, мам… Я все решила. Я буду жить одна. Отдай мне паспорт, пожалуйста.
– Да сейчас, господи! Сейчас принесу твой паспорт. Заладила – паспорт, паспорт…
Мама пошла в гостиную, Тата направилась следом за ней. Взяв паспорт, развернулась, молча ушла в свою комнату. А о чем еще говорить? Все вроде бы решено, стороны подписали договор о разделении своего жизненного пространства. Без военных действий обошлось, и на том спасибо.
Весь вечер Тата собирала свои вещи. Получился большой чемодан, рюкзак и большая сумка. Потом села устало на кровать, провела ладонями по лицу…
Взгляд ее упал на фотографию в рамке на прикроватной тумбочке. Забыла в чемодан положить… Самое главное и забыла… Прости, папа. Прости.
Папа… Как живой. Улыбается. Взяла в руки фотографию, нежно провела по ней пальцами.
– Вот видишь, я собралась… Завтра утром мы с тобой переезжаем к бабушке. Там будем жить. Ты и я. И больше никого. Ты ведь меня за это не осуждаешь, правда, пап? Ну, что я маму вроде как обидела… А впрочем, чего это я… Знаю ведь: что бы я ни решила, что бы ни сделала – ты не осудишь. Потому что любишь меня… И я тебя люблю, пап…
Она за все годы так привыкла разговаривать с отцовской фотографией, что не видела в этом ничего странного. Потому что знала – он ее слышит и видит. Что присутствует здесь и сейчас незримо. В такие моменты даже казалось, будто ее щеки оглаживает легчайший ветер, теплый и нежный. И сердце сжимается радостью: да, да… Я знаю, что ты здесь, папа… Я чувствую…
– Ты же понимаешь, пап, что я не могла больше здесь оставаться, правда? Я знаю, что ты понимаешь… Что ты все видишь и понимаешь… И не осуждаешь меня… Нет-нет, я не буду плакать, правда! Я знаю, как тебе бывает плохо, когда я плачу. Нет, я просто устала немного… Сейчас лягу спать, а завтра начну новую жизнь! Доброй ночи, папа… Это ничего, что я фотографию прямо сейчас в чемодан уложу? Вдруг утром забуду…
Всю ночь она спала крепко и утром даже привычного зова будильника не услышала. А может, забыла завести его с вечера… Проспала…
Проснулась от тихого стука в дверь. Подняла голову от подушки, насторожилась удивленно – чего это вдруг? Вроде бы ни мама, ни сестры не утруждали себя такой вежливостью…
Люда вошла, прикрыла за собой дверь, спросила тихо:
– Я тебя разбудила, да? Ну извини…
– Да нет… Хорошо, что разбудила… Это я проспала… – проговорила Тата, удивленно глядя на мать.
Да и было чему удивиться: никогда она не видела ее такой… такой потерянной, такой бледной, с темными провалами под глазами, с припухшими от ночных слез веками. И плечи мама никогда не держала такими, безвольно опущенными вниз. И голоса такого дрожащего у нее не было никогда…
Мама шагнула от двери, присела к ней на кровать – чуть-чуть, с самого краешку, очень осторожно. Будто боялась, что она ее прогонит.
– Что, собралась уже? – тихо спросила мама, покосившись в угол, где стояли сумка и чемодан. – Вижу, что собралась… А я всю ночь не спала, все думала, думала… Наверное, наказана я за что-то, если ты, родная дочь, так со мной… А за что наказана, не пойму. И все-таки, Таточка, доченька… Беспокоюсь я о тебе, очень беспокоюсь… Как ты ко мне ни относись, я ведь мать тебе, никуда от этого не денешься. Мать, понимаешь? Вот будешь сама матерью, тогда поймешь…
Тата хотела что-то ответить, но Люда ей не дала. Коротко и слезно вздохнув, проговорила быстро:
– Я там деньги на кухонном столе оставила – тебе на первое время…
– Мам… Ну я же сказала, не надо…
– Да как не надо-то, как? А на что ты жить собралась? Хотя да… Чего мы опять – по одному и тому же кругу… Но я всю ночь не спала, все думала, думала… Сердце мое материнское этого всего не принимает, понимаешь? Ведь не справишься ты… Жизнь, она штука сложная… А я, выходит, со стороны глядеть должна, как ты одна пропадаешь? Ты мне скажи хоть… приходить-то к тебе можно будет? Пустишь на порог мать или нет? Я ведь и продуктов могу принести, и обед приготовить, и прибрать? А может, вторые ключи мне от бабушкиной квартиры отдашь? Я могу приходить в то время, когда тебя не будет… Когда скажешь, тогда и приду…
– Нет, мам. Извини, но ключи не отдам. И не переживай за меня, я справлюсь. Пусть твоя материнская совесть будет чиста. Я ведь сама так решила, правда? Вот и не надо больше обо мне думать, и переживать не надо…
– Думать, значит, не надо? Переживать не надо? Это ты мне, родной матери так говоришь? А впрочем, я и не ожидала от тебя ничего другого… Ладно, что ж…
Люда поднялась с кровати, неловким движением поправила складку на юбке, произнесла уже сухо и холодно:
– Ладно… Живи как хочешь. И не приду к тебе, что ж… Если надо чего будет, сама прибежишь. А я не приду! У меня тоже своя гордость есть, между прочим! Отвергаешь меня – отвергай! Будем считать, что я свой материнский долг выполнила! И как ты только что сказала – пусть моя материнская совесть будет чиста? Что ж, ладно… Пусть она будет чиста! А вот ты о своей совести задумайся на досуге… Задумайся, как ты мать обижаешь – ни за что ни про что… И каково матери такую обиду в себе носить… Такую, что и врагу не пожелаешь.
Уже у дверей Люда остановилась на секунду, будто не решаясь выйти. Ждала. Ждала, что дочь одумается. Позовет, заплачет, протянет руки навстречу.
Не одумалась дочь. Не позвала, не заплакала, рук не протянула. Лишь вздрогнула, когда в прихожей за матерью с силой захлопнулась дверь – на работу ушла…
Тата полежала еще пять минут, глядя в потолок. Потом резво подскочила с кровати – все, пора! Пора начинать новую жизнь. Свою собственную…
Часть 6
Таточка
В бабушкиной квартире было тихо и неуютно, будто пространство присматривалось к новой хозяйке, не желало отдавать себя в пользование. Тата села на диван, поежилась, огляделась вокруг.
Ну? И с чего начать новую жизнь? Ведь с чего-то ее надо начать… Может, вскипятить чайник на кухне или кофе себе сварить? Тем более она прекрасно знала, где в кухонном шкафу можно найти заварку, а где банку с кофейными зернами.
Нет, с чего-то другого надо начать. Как-то подружиться надо с этим пространством, которое не желает в себя пускать. Отторгает. Пугает неуютом.
О! А вот с этого и надо начать, наверное! Уют навести! Чистоту и блеск! Пыль везде протереть, пол помыть, окна вымыть… Вон какие они серые и пыльные, и уличный свет проходит в комнату будто через печальную вуаль. Оно понятно, что пространство по прежней хозяйке грустит… И она тоже грустит по бабушке, но ведь надо начинать жить как-то!
Да, пожалуй. С окон и надо начать. Вымыть их до блеска, до скрипа, до голубой искорки. Чтобы дневной свет хлынул в комнаты, чтобы свежий воздух вытеснил затаившуюся по углам печаль.
Через десять минут, переодевшись в старую футболку и трикотажные шорты, она уже взгромоздилась на подоконник и приступила к работе. Благо что средство для чистки стекол в одном из шкафов нашлось, почти нетронутая пластиковая бутыль. Работай не хочу. Наяривай по сбрызнутому стеклу хлопковой салфеткой. И про рамы с подоконником не забыть – для этого горячая мыльная вода заготовлена в тазу…
– Эй, на корабле! С борта выпадешь! Осторожнее! – услышала Тата снизу незнакомый голос. Да и откуда здесь взяться знакомому голосу? Она и соседей никого не знает… Разве что добрейшую Тамару Владимировну с третьего этажа, которая приятельствовала с бабушкой. Тамара Владимировна и была с ней в тот день… И «Скорую» она же вызывала, и утром нашла бабушку, уже бездыханную…
Но голос принадлежал явно не Тамаре Владимировне. Мужской был голос. Насмешливый. Можно сказать, даже чуть нагловатый.
Опустила руку с тряпкой, ухватилась за раму, глянула вниз. Ага, вот он, который нагло-насмешливый… Стоит, держит велосипед за руль, голову вверх задрал. Улыбается.
– А если и выпаду – тебе что за дело? – спросила с вызовом, снова приступая к своему занятию.
– Ну как же… Совесть же будет мучить. Мол, стоял и смотрел, как юное создание летит из окна, и летит мимо, аккурат на голый асфальт. Ты правда, осторожнее там… Ишь, размахалась… Что, трудовой энтузиазм вдруг напал, да?
– Ага, напал. Ничего не могу с ним поделать.
– Но это лечится, надеюсь?
– Слушай… Чего ты пристал ко мне?
– Да больно надо к тебе приставать… Просто боюсь, как бы и впрямь вниз не слетела! Ты осторожнее там…
– Ладно. Учту твои драгоценные советы. Спасибо! – громко проговорила Тата, не отрываясь от дела. – Езжай, куда ехал!
– Да я, собственно, уже и приехал… Завершил утренний моцион… – не отставал ее неожиданный собеседник. – Я в этом же подъезде живу, этажом выше… Выходит, ты моя соседка, да?
– Выходит, что так…
– Странно, что я тебя раньше не видел! Где-то пряталась, что ли?
– Да я только сегодня въехала… Видишь, порядок навожу…
– А, понятно. Я тоже в этом доме всего месяц живу. Тоже недавно переехал. Родители развелись, квартиру разменяли… Отцу однушка досталась, а нам с мамой хоть и небольшая, но двушка перепала. Да у тебя точно такая квартира, как у нас… Мы ж аккурат у тебя на голове сидим, получается… Так что будем знакомы, соседка! Меня Павлом зовут. А тебя?
– Меня? Таней меня зовут…
– Хорошее имя. Звонкое. Как в том стишке из детства: наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик! А дальше не помню… Забыл… Детство-то давно кончилось…
– Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч… – автоматически продекламировала Тата и улыбнулась грустно. И добавила со вздохом: – Да, детство давно кончилось…
– Ну-ну, не примазывайся! – весело выкрикнул парень и сощурил один глаз на солнце, продолжая ее разглядывать. – Я свое детство имел в виду, которое давно кончилось, а для тебя все его прелести продолжаются! Ты ведь еще в школе учишься, наверное?
– Представь себе, нет! – гордо отрезала Тата. – На днях аттестат получаю!
– Ух ты… А выглядишь как восьмиклассница. Хотя отсюда только одни ноги хорошо разглядеть можно. Ничего такие, мне нравятся… Длинные такие, стройные…
– Слушай, ты! Комментатор! Как тебя там! – сердито махнула рукой с тряпкой Тата. – Давай, мимо проезжай, понял? Сколько времени можно торчать под окнами?
«Комментатор» ничего не успел ответить – Тата услышала, как над ее головой распахнулись створки окна и высокий женский голос плеснул едва сдерживаемым смешком:
– Павлик, перестань… Ну что ты ведешь себя как гармонист на колхозной ярмарке? И шутки у тебя такие же, ага… Мне стыдно за тебя, Павлик!
– Да ладно тебе, мам… Я просто беспокоюсь, чтобы юное создание не вывалилось от излишнего усердия из окна, только и всего!
– Не надо обо мне беспокоиться, я не вывалюсь! – буркнула себе под нос Тата.
– Слышишь, Павлик? Юное создание никуда не собирается вываливаться! А ты будь галантным кавалером и пригласи юное создание к нам на завтрак… Я блинчики с мясом сделала и с творогом еще… Такие вкусные получились, настоящее произведение кулинарного искусства! Сама бы ела, да не могу… На строгой диете сижу…
Звук насмешливого женского голоса лился сверху, как нежный колокольчик. И насмешливость его была вовсе не обидной, а даже приятной. И почему-то очень захотелось посмотреть на хозяйку этого голоса. А еще блинчиков захотелось – страсть как…
– Ну что, юное создание по имени Таня, идем к нам завтракать? – вполне себе дружелюбно проговорил Павел. – Отменное качество маминых блинчиков гарантирую, сам часто ими питаюсь. Оттого и на велике по утрам гоняю, чтобы пузо раньше срока не вылезло!
– А что, идем! Я очень люблю блинчики! Или ты надеялся, что я вежливо откажусь? – с веселым вызовом спросила Тата.
– Молодец, молодец, Танечка! – снова услышала она женский голос сверху. – Так его, так! Давай, поднимайся в квартиру этажом выше… Не жди его… Пока свой велик дотащит, мы уже с тобой все съедим!
– Да, я сейчас… Я быстро… – проговорила Тата, спрыгивая с подоконника и убегая в ванную, чтобы помыть руки и надеть джинсы.
Уже закрывая входную дверь, подумала – отчего бы нет? Отчего бы не подружиться с соседями, если они сами на знакомство напросились? И бабушка так говорила… Мол, с соседями лучше не ссориться…
У мамы Павла были улыбчивые, доброжелательные глаза и свободная манера общения. И сама она была симпатичной, но полноватой слегка – не зря обмолвилась про диету. Очень, очень милая женщина. Рядом с такой хозяйкой любой гость почувствует себя в своей тарелке. Странно только – почему с мужем-то развелась? Вроде такая добродушная, такая домашняя вся… Но спрашивать ведь не будешь, понятное дело!
– Заходи, Танечка, заходи! Давай знакомиться будем! Ты, стало быть, Танечка, а я – Наталья Петровна. Будем дружить домами, Танечка. С соседями надо дружить…
– Да. Бабушка тоже так говорила – с соседями надо дружить…
– Значит, ты с бабушкой живешь, да?
– Нет… Она умерла недавно.
– Понятно, что ж… Ну, проходи в ванную, мой руки и за стол! Ты чай будешь или кофе?
– Я кофе…
– Сейчас свежий сварю. Павлик тоже по утрам кофе пьет, причем огромную кружку! Я его ругаю – нельзя столько! Сердце надо беречь смолоду! Но разве он мать послушает?
– И что ты про меня сплетничаешь, мам? Я здесь, я все слышу! – донесся из прихожей веселый голос Павлика.
– Давай быстро за стол, Павлик! Времени уже много, в институт на консультацию опоздаешь! И руки помыть не забудь, слышишь? А то знаю я тебя! – крикнула ему в ответ Наталья Петровна и зачем-то пояснила Тате скороговоркой: – У него сегодня консультация перед экзаменом, нельзя пропустить… А у меня, наоборот, выходной… А ты никуда не торопишься, Танечка?
– Нет… Я сегодня весь день квартиру отмывать буду. Устраиваться. Я ведь только сегодня в бабушкину переехала.
Павел вошел на кухню, сел за стол, дурашливо вытянул перед матерью чистые ладони. Подмигнув Тате, проговорил быстро:
– Слышишь, как меня в черном теле держат? Руки не забудь помыть, шапку не забудь надеть, дорогу переходи только на зеленый свет… Ужас просто! Мамочка никак не может из образа выйти. А мне что остается делать? Терплю… Такая вот у меня жизнь тяжелая, представляешь?
– Да ну тебя, Пашка! – засмеялась Наталья Петровна и даже слегка хлопнула сына по руке. – Таня подумает о нас бог знает что!
– Ага! Не нравится горькая правда о себе, да? – с шутливым вызовом спросил Павел, прищурившись на мать. – Не нравится? А вот так тебе и надо, не будешь мои законные права ущемлять! Может, я с детства мечтаю садиться за стол с грязными руками, гулять в морозы без шапки и переходить дорогу на красный свет!
– Ой, да ну… – снова отмахнулась от сына Наталья Петровна. – Тебе, наверное, не в химико-технологический надо было поступать, а к Петросяну в театр…
Тата сидела, ела вкуснейшие блинчики, переводила взгляд с лица Натальи Петровны на лицо Павла. Какие они веселые оба, легкие… И видно, что очень любят друг друга. Даже завидно немного… И Павел этот при ближайшем рассмотрении оказался довольно симпатичным… Высокий, поджарый, улыбается хорошо, глаза умные. И ничего, что немного насмешливые. Ему очень идет эта насмешливость, и не обидная она вовсе… Интересно, а девушка у него есть? Наверняка ведь есть…
– А ты, Танечка? – спросила Наталья Петровна, подливая ей кофе в чашку. – Ты, наверное, еще в школе учишься, да?
– Нет, я школу закончила… Буду в юридический институт поступать. Скоро документы в приемную комиссию понесу.
– Ух ты, молодец… – вздохнув, проговорила Наталья Петровна. – А я так хотела, чтобы Павлик после школы в юридический пошел… Но он выбрал химико-технологический, теперь уже на втором курсе учится.
Поделиться книгой: