Папина дочка

– Но вы уж Таточку как-то вызовите от подружки, постарайтесь, пожалуйста! Елизавета Максимовна меня так просила…

– Да вы не волнуйтесь, мы разберемся. Это уже наше дело, семейное. Всего вам доброго, еще раз спасибо…

Люда положила трубку, схватилась ладонями за горящие огнем щеки. Надо же, как лихо про Татку соврала, так быстро нашла, что придумать… Что у подружки, мол, и что связи нет… А иначе как, иначе никак нельзя было! Вдруг бы эта соседка и вовсе ключи ей не отдала? Вдруг позвонила бы да на Татку нарвалась и та одна поехала к бабке? А что, с нее станется, может и матери не сказать… А надо ж разобраться, что там с документами на квартиру… Самой надо сначала глянуть, своими глазами… И как хорошо, что Татка в этот момент в ванной была, не слышала ничего! Сейчас вон вышла, стоит рядом, смотрит настороженно. Мокрые вихры на голове вверх торчат. Сколько раз ей говорила – отрасти волосы, хоть на девушку будешь похожа, а не на пацана-подростка! Но разве она послушает, все ведь назло матери делает… Пойдет в парикмахерскую и острижется по самое не хочу…

– Кто это звонил? Что-то случилось, да? С бабушкой что-то? Говори!

– А нормально, по-человечески спросить не можешь, да? – подняла глаза на дочь Люда. – Почему надо с таким напором на мать наседать?

– Да я нормально спрашиваю… Ну говори уже, мам… Что с бабушкой?

– Умерла твоя бабушка, Тата. Сегодня ночью умерла.

– Как умерла?

– Да вот так… Ничего не поделаешь, рано или поздно господь всех призывает. Придется мне теперь похоронами заниматься, больше некому. Буду заниматься, что ж… Но так все не вовремя… С работы надо отпрашиваться, а у нас отчет… А ты давай, занимайся своими делами!

– Какими делами, мам? – оторопело спросила Тата.

– Какими, какими… Завтракай, в школу иди… У тебя выпускные экзамены скоро!

– Да не пойду я в школу, мам… Бабушка же умерла…

– Нет, пойдешь! Я и без тебя справлюсь, все равно ты мне ничем не поможешь! Это ж похороны, сама понимать должна… Я вечером приеду, все тебе расскажу. Хорошо, что у соседей ключи от квартиры есть, да…

Тата не дослушала мать, резко повернулась, ушла к себе в комнату, плотно закрыла за собой дверь. Люда досадливо провела ладонями по щекам – зря она так при Татке… Что не вовремя, мол, твоя бабка померла… Еще и отчет зачем-то приплела! И что больше похоронами заниматься некому! Надо было помягче как-то. Обнять надо было, посочувствовать. Но разве ее обнимешь просто так, по-матерински? Не шибко-то и обнимешь… Сразу закаменеет вся, сожмется и будто силой себя терпеть заставляет…

Вздохнула, пошла следом за дочерью, потянула на себя дверь ее комнаты.

Татка сидела на кровати, опустив голову. Тихо шмыгала носом, утирала мокрые щеки дрожащими пальцами. Люда присела рядом, обняла ее за плечи, попыталась притянуть к себе, но Татка тут же высвободилась, заговорила быстро:

– Ты иди на работу, мам, если тебе так нужно, иди… Я сама все сделаю… Я сейчас поеду к бабушке и сама все сделаю…

– Господи боже мой! Да что, что ты сделаешь, глупая? – снова начала раздражаться Люда. – Ты хоть знаешь, какие это огромные хлопоты – человека похоронить? И как это накладно вообще? Где ты деньги возьмешь, ты знаешь?

– Я знаю… Я все знаю, мам. Бабушка мне все показала, я знаю.

– Ах вон оно как… Стало быть, и без меня обойдешься, да? Стало быть, я к твоей бабушке никакого отношения не имею? Ты все сама? А это ничего, что я вроде как мать тебе, что я за тебя отвечаю? За все твои действия, за все твои поступки? А если что-то не так пойдет, ты подумала?

– Мне в августе исполнится семнадцать лет, мама. Я взрослый человек. Я сама могу отвечать за свои поступки.

– Ну ладно, допустим… Допустим, сама… А тебе не кажется, что ты меня очень обижаешь тем, что отстраняешь сейчас, а? Да разве можно отстранять людей в такой ситуации? Ты думаешь, ты одна любила свою бабушку, да? Я тоже очень хорошо к ней относилась, между прочим… Тем более вон сколько лет Елизаветы Максимовны рядом с тобой не было, когда твой отец умер… А я всегда рядом с тобой была! Кормила, учила, воспитывала! А теперь, значит, матери и проститься с бывшей свекровью нельзя и быть с родной дочерью в такую минуту нельзя? Так получается, что ли?

Люда всхлипнула, отвернулась. Но в то же время почувствовала, что одержала-таки победу. Татка тронула ее за плечо, произнесла виновато:

– Прости, мам… Прости. Ну давай вместе туда поедем…

– Да зачем же вместе, Таточка? Я и одна справлюсь… А тебе и впрямь в школу надо, нельзя сейчас пропускать… Скоро ведь экзамены начнутся…

– Я не пойду в школу, мам. Не пойду.

– Ну хорошо, хорошо, как скажешь. Вместе будем заниматься похоронами. Давай, собирайся, сейчас поедем… Надо ведь документы найти, паспорт Елизаветы Максимовны…

– Не надо искать. Я знаю, где что лежит.

– Ну так тем более! Собирайся, поедем.

В квартире Елизаветы Максимовны остро пахло лекарствами и еще чем-то, что всегда сопровождает уход человека из жизни. Запах пустоты, запах осиротевшего без хозяина жилья… Тата подошла к столу, за которым они с Елизаветой Максимовной всегда пили чай, провела дрожащей рукой по скатерти, взяла в руки тонкую фарфоровую чашку – бабушкину любимую. В чашке на донышке плескались остатки чая. Подумалось вдруг – посидеть бы сейчас одной здесь, на диване, послушать грустную тишину, проститься с бабушкой… И не слышать за спиной мамин голос, нетерпеливый и деловитый…

– Ну что, Тата? Где у бабушки документы лежат? Давай посмотрим, надо ведь идти свидетельство о смерти оформлять… А сначала за справкой о смерти надо поехать… Дел всяких очень много, Тата! Ты уж извини, что я тебя тороплю, но…

– Документы в шкатулке, в секретере! – торопливо перебила мать Тата только затем, чтобы она замолчала. – Там и паспорт тоже лежит…

Сидя на диване, она будто в тумане видела, как мама вожделенно перебирает бабушкины документы. И в который раз ругала себя: зачем, зачем… Надо было одной сюда приходить… Бабушка же просила, а она сдалась, она таки уступила…

Но Люда не слышала мыслей дочери. Держа в руках дарственную на квартиру, говорила тихо, будто сама с собой:

– Надо же… Расщедрилась-таки на дарственную для внучки… Но хорошо, если так… Хоть квартира не пропадет. А могла бы и ничего не оформить, вот бы я набегалась тогда…

Словно спохватившись, она быстро глянула на дочь, проговорила с печальным вздохом:

– Документы я все домой заберу, Таточка… Чего они тут будут лежать… Мало ли у кого еще ключи от квартиры есть! Да, насчет ключей… Надо у соседки с третьего этажа их забрать. Мне сказали, они у нее пока. И твой ключ от квартиры тоже при мне пусть будет… Так сохраннее, правда? Вдруг ты потеряешь?

Тата только рукой махнула. Не могла она сейчас с мамой спорить. Сил не было. И еще она поняла вдруг, что с уходом бабушки осталась одна, совсем одна…

– А шкатулку я домой не потащу, больно тяжелая! – продолжала деловито распоряжаться Люда. – Пока только документы заберу… Можно, конечно, еще по шкафам посмотреть, да некогда сейчас… Да и нечего искать особо, я думаю! Вот они, все деньги, здесь, в конвертике. Ну и на книжке еще немного… Но с книжкой уж потом разберемся… Смотри-ка, предусмотрительная оказалась Елизавета Максимовна! Денег оставила тютелька в тютельку, аккурат на похороны хватит! Нынче это событие недешевое. Вот мы на работе хоронили недавно одного сослуживца, так скидываться всем миром пришлось! А тут и своих добавлять не надо, и этих денег хватит…

Испугавшись, что сказала лишнего, Люда испуганно прижала пальцы ко рту, глянула мельком на дочь. Но та ее и не слышала вовсе – полностью погружена была в тихое отчаяние. Не плакала, только медленно раскачивалась взад-вперед, бормотала что-то непонятное. Но времени не было прислушиваться – что она там бормочет… Надо было торопиться, бежать, исполнять горестные обязанности.

Народу на похороны собралось немного. Люда расстаралась, конечно, честно обошла всех соседей, собрала дальних родственников. С кладбища поехали в столовую, где был заказан поминальный обед. От Таты помощи было немного; все это время ходила вялой, заторможенной. Когда Люда к ней обращалась, вздрагивала, смотрела испуганно. Люда сердилась про себя – перед людьми позорит, ей-богу… Еще подумают, что мать ее в черном теле держит, что издевается над родной дочкой! Никто ведь настоящей правды не знает, кто на самом деле над кем издевается!

Не прошло и месяца после похорон, как Тата спросила:

– А где ключи от бабушкиной квартиры, мам? Отдай их мне, пожалуйста.

Люда застыла на месте, предчувствуя недоброе. Потом спросила осторожно:

– А зачем тебе ключи вдруг понадобились, Таточка?

– Надо, если прошу…

– Но ты можешь сказать зачем?

Тата глянула так, будто вопросы матери были оскорбительны для нее. Люда отвела глаза, помолчала немного. Потом развела руки в стороны, произнесла с вызовом:

– Так нет у меня ключей! Нет, понимаешь?

– А где они?

– А чего ты меня допрашиваешь, будто я обязана тебе отвечать? Что тебе с этих ключей? Говорю же, нет их у меня… Нет, и все… И отстань, пожалуйста… Вон у меня голова с утра раскалывается, а ты привязалась с ключами! Делать тебе нечего, что ли? У тебя ж экзамены, иди готовься! И не приставай к матери с глупостями!

– Где ключи, мам? Дай мне ключи! – снова повторила Тата, исподлобья глядя на мать.

– О господи… – простонала Люда, закатывая глаза. – Что мне за наказание с тобой, не пойму… Говорю же тебе, нет у меня ключей, нет! Один комплект в квартире у Елизаветы Максимовны остался, а один я забрала, да… Они у меня были, а сейчас их нет…

– А где же они?

– Так я Лене отдала… У нее они.

– Почему Лене? Зачем?

– Ну, отдала и отдала! Перестань меня допрашивать, будто я преступник, а ты следователь!

– И все-таки зачем, мам?

– Ой, господи… Просто Лена хотела квартиру посмотреть… Она ведь замуж собралась, ты знаешь! Ремонт там сделать кой-какой надо…

– Где ремонт? В бабушкиной квартире? Зачем Лене там делать ремонт?

– Вот привязалась, а? А где Лена с мужем жить будут после свадьбы, ты подумала? Вот там, в бабушкиной квартире, и будут… Зачем ей зря пустовать?

– Но почему… Почему ты мне ничего не сказала, мам?

– А что я должна была тебе сказать? Разрешения у тебя спрашивать, что ли? Ты пока со мной живешь, тебе еще долго своя квартира не понадобится! Пока в институт поступишь да выучишься, пока замуж выйдешь… Это ж сколько времени еще пройдет! Вот Лена с мужем и поживут пока там… А потом видно будет, как и что… Может, они там и останутся, да…

– А я?

– А что ты? Ты со мной будешь. Ты же младшая, а младшие всегда рядом с матерью остаются. Мы же с тобой вдвоем в этой квартире останемся, ведь так? Вот вдвоем и будем жить… А потом ты мужа своего сюда приведешь, детей родишь… Погоди-погоди, я еще понадоблюсь тебе, когда сама матерью станешь! Ой как понадоблюсь! Ну, чего ты на меня опять волчонком смотришь, что я опять не так сказала, а?

– Да все не так… Во-первых, бабушка мне квартиру оставила и дарственную на мое имя оформила, и ты об этом прекрасно знаешь. Во-вторых, я не хочу, чтобы там жили Лена с ее мужем! Это моя квартира, мама! Моя!

Люда только руками в стороны развела, возмущаясь поведением дочери. А еще чувствовала, как раздражает ее это своевольное поведение. И раздражение растет, растет… И надо бы утишить его как-то, чтоб не взорваться… Спокойно как-то надо говорить…

И все-таки не смогла спокойно. Все-таки взорвалась обидой:

– Ты как с матерью разговариваешь, а? Ты себя слышишь сейчас или нет? Что значит «это моя квартира»? Ты в семье живешь или где? Да что ты вообще о себе вообразила, бессовестная! Молоко на губах не обсохло, а туда же – моя квартира, отдайте ключи! Нет уж, моя милая, не надо в таком тоне разговаривать, поняла? Я тебе не подружка и не тетка посторонняя, я тебе мать! А ты еще соплюха малолетняя, чтобы от меня что-то требовать! Как скажу, так и будет, поняла? Пока ты со мной живешь, ты не будешь командовать тут…

– А я и не командую. Я просто хочу, чтобы ты отдала мне ключи от квартиры. Моей квартиры. И все.

Люда опять всплеснула руками, потом воздела их над головой, словно призывая высшие силы образумить родную дочь. Потом опустилась на кухонный стул, закрыла лицо руками, начала качаться из стороны в сторону и тихо всхлипывать. И впрямь было себя очень жалко… Да она ли для детей не старается? Да что плохого в том будет, если Лена с мужем в той квартире поживут? Они ж молодожены, им наедине побыть хочется… И почему, почему все это надо объяснять этой вреднючке, которая вообразила себя хозяйкой положения? Ключи, видишь ли, ей срочно отдай… Молоко на губах не обсохло…

– Мам, перестань. Не надо, мам, – тихо произнесла Тата, но Люда не услышала в ее голосе ни капли дочерней жалости. Наоборот, очень плохое для себя что-то услышала. Даже похожее на презрение что-то…

– Ну зачем… Зачем ты, Тата… Зачем ты так со мной, дочь?

– Да как, мам? Разве я многого хочу? Всего лишь ключи…

– Да зачем они тебе, господи! Ты можешь мне объяснить толком? Вот именно сегодня, сейчас – зачем?

– Могу объяснить, конечно. Просто я хочу там побыть, в бабушкиной квартире. Мне необходимо побыть там, вот и все.

– Но это ведь не объяснение – хочу побыть… Мало ли кто чего хочет! Лена вот тоже хочет со своим молодым мужем там побыть… И что теперь делать? Кому там побыть важнее в данный момент, тебе или Лене? Ей ведь жизнь свою семейную налаживать надо, а у тебя сейчас просто прихоть!

– Ну, хорошо, я по-другому скажу… Если ты меня не слышишь и не понимаешь, я скажу, да. Я бы хотела туда насовсем переехать, и как можно скорее.

– Не поняла… Как это – насовсем? То есть… Ты жить там собралась, что ли?

– Ну да…

– Одна?!

– Да, одна. Ты спрашиваешь так, будто мне десять лет. Но мне не десять лет, мам. Я вполне могу жить одна. Я бы и раньше ушла, но ведь ты на каждом углу будешь кричать, что я из дома сбежала, с милицией за мной придешь, скандалить станешь!

– Да! И приду! И буду скандалить! А ты как думала? Пока что я за тебя отвечаю, ты ж мне родная дочь!

– Мам… Я еще раз повторяю: мне не десять лет. Я вполне могу жить одна. И не то что могу, а имею полное право жить одна. Жить на той территории, которая мне принадлежит. И я не понимаю вообще, о чем мы сейчас спорим, мам…

Люда смотрела на дочь с ужасом, дышала тяжело. Но говорить старалась спокойно, даже с просительной улыбкой:

– Нет, нет… И я не позволю тебе, что ты… Не смогу такое позволить… Тебе еще в институте пять лет учиться, за тобой еще глаз да глаз нужен! Вот вырастешь, будешь самостоятельной, тогда пожалуйста! Хоть на все четыре стороны! А пока уж изволь…

– Отпусти меня, мам. Сама отпусти. Пожалуйста.

– Но почему, почему…

– Есть причины. Я не могу тебе всего сказать, но… Поверь, что я больше не могу жить здесь.

– Где здесь? То есть… со мной жить рядом не можешь?

– Понимай как хочешь, мам. Но я все равно уйду. Не сегодня, так завтра – все равно.

Тата говорила так уверенно, что Люда затихла, боясь глянуть на дочь. Что-то было в ее голосе… Будто она приговор матери выносит. Что-то стояло такое за этими «не могу» и «уйду»… Такое, что и спрашивать страшно.

Она и не спросила, она просто заплакала. Сама понимала, что и не плачет по-настоящему, а пытается укрыться за этими слезами. От Таты укрыться. От ее голоса. От безысходности этого приговора.

Тата молча смотрела на мать… Ей не было ее жалко. Более того, очень хотелось задать сейчас тот самый вопрос, который мучил ее давно. Если бы мама знала, сколько раз она прокручивала внутри себя этот их диалог! В деталях прокручивала, с эмоциями. Мамиными, конечно. И сейчас, глядя, как мама плачет, этот несостоявшийся вымученный диалог снова крутился в ее голове, как старая заезженная пластинка…

– Мам! Это ведь ты папу убила, да? Ну признайся честно, мам…

– Ты что… С ума, что ли, сошла? Да как у тебя язык поворачивается такое у матери спрашивать? Да как ты смеешь…

Да, именно так мама ей ответит. В таком духе. А она ей бросит в лицо:

– Смею, мам! Смею! Ты что, думаешь, я маленькая была и ничего не помню? А я все помню, мам… Как ты пошла на кухню за лекарством и долго не выходила… Я заглянула, а ты на стуле сидишь…

А на этот убийственный аргумент как она может прореагировать? Растеряется? Руки в стороны разведет и глаза к потолку закатит, как она любит делать в состоянии крайнего возмущения? И будет лепетать что-нибудь испуганным извиняющимся голосом – вроде того, мне плохо стало, голова закружилась, не помню ничего… Может, на одну только секунду на стул присела…

Да, наверняка так и скажет – на одну только секунду. Невиноватая я. Ноги не удержали. А она ей ответит… А что она ей ответит? На секунду, мол? На ту самую необходимую секунду, которая могла спасти папу?