«Черная метка» для гуру

– Передумал?

– Передумал? Марина, все хуже, чем ты думаешь, – мрачно ответила Алина. – Гришин мертв. Наверное, тоже убили.

– Что значит тоже? Есть какие-то сомнения?

– По большому счету, я ничего не знаю. Вчера я до восьми часов сидела здесь. Вечером хотела ему домой позвонить, но постеснялась. Сегодня пришла в «Пилигрим», набрала его рабочий номер телефона. Трубку сняла секретарша. Рыдает – слов не разобрать. Одно я только поняла – умер Гришин. Как, когда… – Алина пожала плечами.

– Алина, мне ваша йога все меньше и меньше нравится. Поехали домой к Гришину. Адрес у тебя есть. Ты знаешь, с кем он жил?

– Борис душу передо мной не раскрывал. Знаю лишь, что он был женат, но о семейной жизни вслух не распространялся. Один раз его с занятий встречала жена. Гламурненькая блондинка. Высокая, длинноногая. На дурочку, правда, не похожа. Машина у нее – чисто дамский вариант, красный «Рено», малолитражка.

– Судя по выражению твоего лица, она тебе не понравилась? – спросила я, отметив пренебрежительный тон, с каким Алина отозвалась о жене Гришина.

– Не могу сказать, что она мне так уж не понравилась. Просто вместе они плохо смотрелись. Он такой серьезный, а она… Ей бы ногами подиум мерить. Поехали к ней.

Борис Гришин жил в элитной новостройке в самом центре города. Дверь в подъезд была открыта, мы уже намеривались в него зайти, как из-за двери вынырнул бдительный консьерж.

– Вы к кому?

– Мы в тридцатую квартиру, к Гришиным, выразить свои соболезнования, – я выставила вперед букет пурпурных роз, перевязанный черной ленточкой и предусмотрительно купленный по дороге.

– Да, несчастье какое! – посетовал консьерж. – Но вы уж извините, должен соблюсти некоторые формальности, – он снял трубку с телефонного аппарата и нажал две кнопки – три и ноль. – Как вас представить?

– Директор туристического агентства «Пилигрим» Марина Клюквина и Алина Блинова. Покойный часто пользовался услугами нашего агентства.

– Алло, Вероника Дмитриевна, тут с туристического агентства «Пилигрим» пришли, соболезнования хотят выразить. Пропустить? Ага, хорошо. Проходите, – кивнул он нам и добавил: – Седьмой этаж.

В проеме дверей нас поджидала пожилая женщина, по всему домработница Гришиных.

– Вы к Веронике Дмитриевне?

– Да. Можно?

– Заходите, хозяйка там, – женщина махнула рукой, показывая нам направление, куда следует идти.

Увидев Веронику Дмитриевну, я поняла, почему Алина так нелестно о ней отозвалась. Моя подруга не любит, когда кто-то выглядит ярче, чем она. А жена Гришина, вернее, теперь уже его вдова, впечатляла. Ни черный цвет траурного платья, ни скорбь на лице не могли испортить ее. Высокая и стройная, с копной золотистых волос, она походила на голливудскую кинодиву, которую неизвестно каким ветром занесло в наши края.

– Кто вы? Я вас не помню, – Вероника внимательно всмотрелась в наши лица. В ее усталых глазах читалось недовольство: у меня горе, а вы меня своим присутствием напрягаете.

Промелькнула мысль, что мы пришли зря: все равно разговора не получится.

– Вы нас действительно не знаете. Ваш муж собирался с нашим туристическим агентством посетить Гималаи. Мы, как узнали, что он скоропостижно умер, решили выразить соболезнования. Вот, возьмите, пожалуйста, это для Бориса Ивановича, – я протянула вдове цветы.

Вероника приняла букет и сухо ответила:

– За соболезнования и цветы спасибо. Можно было не утруждать себя, ограничиться телефонным звонком, все равно на похороны вы опоздали. Бориса похоронили в воскресенье.

Вероника замолчала, повисла неловкая пауза. Задать вопрос: «А что, собственно, случилось с Борисом Ивановичем?» ни у меня, ни у Алины язык не повернулся. Выражение лица Вероники Дмитриевны не располагало к беседе. Опершись о край стола, она стояла и ждала, когда же мы уйдем.

«Выглядит утомленной, – мысленно отметила я. – Да это и понятно, мимо нее прошли толпы людей, среди которых были и те, кто пришел на похороны из любопытства. Возможно, она подумала, что мы из их числа. В таком случае ей можно простить негостеприимность: ни сесть не предложила, ни чаю. Впрочем, она и не должна угощать чаем людей, которых видит в первый раз в жизни».

– Вероника Дмитриевна, так я пойду? – в комнату заглянула домработница, прервав ход моих мыслей. – Сердце давит, сил нет. Схожу к врачу, может, таблетки новые выпишет.

– Идите, – разрешила хозяйка, не отводя глаз от нас.

Под ее тяжелым взглядом, который так и говорил: «Когда же вы поймете, что мне не до вас?», – я вынуждена была сказать:

– Мы тоже пойдем. Пусть земля будет Борису Ивановичу пухом, – и поторопилась к выходу.

Вероника, не проронив ни слова, проводила нас до дверей. Домработница все еще находилась в прихожей. Она надевала плащ медленно, тяжело дыша. Скорей всего, ей действительно нездоровилось.

Я переглянулась с Алиной. Та поняла меня с полуслова.

Мы вышли из квартиры втроем: я, Алина и домработница. Когда зашли в лифт, Алина предложила:

– Вам нехорошо? Давайте мы вас подвезем к поликлинике?

– Ой, как я вам буду благодарна. Боюсь, что на трамвае три остановки я не доеду, умру по дороге. Меня Анной Григорьевной зовут.

– Очень приятно, я Алина. Это моя подруга Марина. Анна Григорьевна, почему же вам хозяйка такси не вызвала?

– Да она сама не в себе. Разве не видели? Не женщина, а статуя. Снежная королева. Она словно ледяной коркой покрылась. Да это и понятно: горе у человека.

Алина подвела Анну Григорьевну к своей машине, открыла заднюю дверь и помогла сесть.

– Вот спасибо! – благодарно воскликнула Анна Григорьевна, откинувшись на спинку сидения. После нескольких секунд молчания она заговорила: – У меня сердце часто прихватывает. Борис, царствие ему небесное, всегда своего шофера присылал, чтобы тот меня в поликлинику свозил. Вероника, конечно, этого делать не станет. Наверное, придется мне новое место искать, а то и вовсе на пенсию жить. Последний год Боря меня из жалости держал. Я у его матушки работала, а когда та год назад умерла, к себе взял. Неловко я себя у новой хозяйки чувствовала.

– Почему? – поинтересовалась я.

– Да как же? Мешала я им. Вероника считала, что посторонний человек в доме не к чему, незачем сор из избы выносить. До меня к ней из агентства приходили работницы, каждый раз разные. Приберут квартиру и уйдут восвояси. Я этого не понимаю. А если человек нечестный, стащит что-нибудь? Потом докажи! Веронику кража не пугала, в доме сейф. Вообще-то она аккуратная, побрякушки свои золотые не разбрасывает.

– Анна Григорьевна, вот вы сказали, что Вероника не хотела выносить из избы сор. Они что, с Борисом плохо жили?

– Да как вам сказать? Не знаю, как было раньше. К матери Бориса они всегда приходили веселые, жизнерадостные. Может, для нее старались? Знали, что ей жить осталось недолго. А потом мать Бориса умерла, – Анна Григорьевна перекрестилась, – а я поселилась у молодых. Вот тогда и поняла, что в этой семье каждый живет своей жизнью. Откровенно Вероника и Борис не ругались. Борис очень воспитанный был, голос на жену не повышал, при мне претензии не высказывал. Хотя, наверное, было за что. Не могу сказать, что Вероника – жуткая мотовка, но время от времени она себе такие дорогие наряды покупала. Зачем, спрашивается? Все равно ведь дома сидит. Ой, сколько у нее тряпья скопилось! У всех для одежды шифоньер служит, а у нее целая комната под платья и шляпки оборудована.

Я легко вздохнула. Гардеробная – моя мечта. Увы, моя квартира не позволяет отвести одну из комнат полностью под одежду.

– Анна Григорьевна, а от чего умер Борис? – спросила Алина. Поликлиника была почти рядом, а самого главного мы еще не узнали. – Я его видела на прошлой неделе, выглядел он превосходно. Сердце? Несчастный случай? Что?

– Вообще-то Вероника говорить не велела, – замялась домработница, но потом, как видно, оценив доброе к ней отношение, решилась: – А я скажу! Вы ведь не дворовые сплетницы?

– Ну что вы! – возмутилась я. – Могила!

– Вены Боря себе перерезал. Сел в ванную, набрал теплой воды и чирк бритвой по вене, – прошептала Анна Григорьевна.

– Но почему? Он как-то объяснил свое решение уйти из жизни? Записку оставил?

– Ничего не оставил. В субботу это случилось, днем. В квартире никого не было. Я поехала на рынок. Вероника с подругой у стоматолога сидела, она еще до меня из дома ушла. Боря пришел с работы и вот такое с собой сотворил. Зачем он это сделал, не понимаю. Особой любви с Вероникой у них не было, детей тоже, но согласитесь: это не повод на себя руки накладывать. И грех какой.

– А кто Бориса нашел?

– Вероника нашла. Она и ее подруга после стоматолога к нам приехали, зашли в ванную, а там… Кровищи… И Боря уже не дышит. Я к тому времени с рынка вернулась. Вероника белугой ревет, подруга ее успокаивает.

– Полицию вызвали?

– А как же без нее? Посмотрели, сказали, что сам. Вероника подсуетилась и в воскресенье, чтобы разговоров было меньше, мужа похоронила. Всем сказали, что Борис умер от обширного инфаркта.

– Зачем? – опять не поняла я.

– Как зачем? Чтобы батюшка Бориса отпел. К самоубийцам знаете какое отношение? Грех себя жизни лишать.

– Все равно странно. Муж неизвестно из-за чего вскрыл себе вены, а жена не хочет, чтобы полиция расследовала это дело?

– Так это полиция и сказала, что он сам на себя руки наложил! – напомнила Анна Григорьевна.

– Но есть еще такое понятие, как доведение до самоубийства. Вашему хозяину кто-нибудь угрожал?

– Не слышала.

– Тогда жена достала. Скажем, своей ревностью, – в шутку сказала Алина.

– Кто, Вероника? – переспросила домработница. – Нет, она не слишком переживала. Мужа нет дома – и хорошо. Она прекрасно знала, что он может быть только на работе. Компьютеры заменили ему все: семью, жену, детей.

– Может, неприятности на работе? – вслух подумала я. – Каждая фирма переживает взлеты и падения.

– Неприятности на работе? Не знаю, не знаю, – ответила Анна Григорьевна. – Когда у него что-то с работой не складывалось, он вообще домой не приходил, жил в своем кабинете. С утра предупреждал: «Григорьевна, меня к ужину не ждите». А еще ходил чернее тучи, сам с собой разговаривал. Но так редко бывало, и в последнее время я за ним ничего подобного не замечала. Ой, чуть не проехали, высадите меня здесь.

Алина резко затормозила автомобиль. Я вышла, чтобы выпустить Анну Григорьевну.

– А у Бориса был друг, которому он бы мог довериться, поплакаться в жилетку? – спросила я.

У меня в голове не укладывалось, как такое могло случиться: человек ушел из жизни, и никто даже не догадывался, что у него творилось в душе. Надо признаться, к жене Бориса мы подхода не нашли. Перед подчиненными он тоже вряд ли отчитывался. А вот друг…

– Разве что Вовка Антипов? – вспомнила Анна Григорьевна. – Он до сих пор живет в доме, в котором Борина мать жила. Борис и Вовка с детства дружили. Правда, Вовка таких высот, как наш Боря, не достиг. В каком-то научном институте работает. Сколько раз его Борис к себе звал, но Вовка каждый раз отказывался, говорил, что дружбу ценит дороже денег.

– Где жила ваша прежняя хозяйка?

– Улица Германа Титова, дом три, – автоматически ответила Анна Григорьевна и вдруг насторожилась: – А зачем вам Вовка? Кстати, он так и не знает, что Бориса больше нет. Вероника его недолюбливала, а потому звонить и сообщать о смерти мужа не стала. Да и вообще, если она узнает, что я с вами разговаривала о Борисе, мне несдобровать, выставит за порог без выходного пособия.

– Не волнуйтесь, наш разговор останется в тайне, – пообещала я.

– Тогда ладненько, – протянула домработница. – Я пойду, бывайте, – бросила она нам на прощание и по-старушечьи засеменила к поликлинике.

Глава 9

– Алина, я ничего не понимаю, – призналась я, вернувшись в салон автомобиля. – Молодой преуспевающий бизнесмен режет себе вены. Это что же получается, он убил себя в тот день, когда повесился Сева Богун? Совпадение? Если бы они не знали друг друга, то – да. Но они занимались в одной группе у тренера, которого, кстати, тоже уже нет в живых. На что это похоже? Массовый психоз? Алина, а Артур ни к чему вас не призывал? – Навязчивая мысль о том, что все зло пришло от инструктора, постоянно крутилась у меня в голове.

– К чему… призывал? – Алина повернула ко мне растерянное лицо.

– Может, он вас как-то скрыто зомбировал? Программировал на скорую смерть? Он вас ничем не угощал? Может, он вас какой-то бурдой опоил? На одних подействовало, на других – нет.

– Зеленым чаем угощал, – Алинины губы побелели и задрожали. – Терпкий до горечи, – припомнила она привкус чая, – без ароматических добавок. А если и впрямь?.. Ты хочешь сказать, что я тоже могу наложить на себя руки? Чай с замедленным действием. Ой, я боюсь, вдруг на меня что-то накатит? Марина, ты должна контролировать все мои действия, каждый мой шаг.

Я пожалела, что завела разговор на эту тему. Испугалась она не на шутку. Между прочим, Алина очень жизнелюбивая женщина: жизнь любит не меньше денег. И потому, когда изредка болеет, паникует до потери пульса.

– Алина, я тебя вообще не имела в виду. Если бы чай был с дурью, он бы на тебя сразу подействовал и ты последовала бы за Гришиным и Богуном. Так что не о тебе речь.

– Как так не обо мне? – Алина в какой-то мере обиделась, что я обхожу вниманием ее персону. – Как раз обо мне и идет речь! Борис, если хочешь знать, мало с Артуром общался, не то что я, дура, уши развешивала. Он придет к восьми, позанимается и убегает, а я с расспросами к Артуру. Хорошо он говорил, увлекательно. Думаешь, он меня зомбировал?

– Но у тебя же не было желания умереть?

– Было, – огорошила меня Алина. – Один раз Артур такую большую нагрузку нам дал, что на следующее утро у меня все болело. Ну да ты помнишь, какая я вся скрюченная в «Пилигрим» пришла. Я тогда подумала: скорей бы умереть, чтобы наконец достичь нирваны и на работу не ходить.

– Алина, я с тобой серьезно, а ты … – я в раздражении отмахнулась от нее рукой.

На удивление, мой недовольный тон, как своевременная пощечина для истерички, произвел положительный эффект.

– Ладно, если ты веришь в то, что самоубийство мне не грозит, я спокойна. Куда ехать? – Алина повернула ключ в замке зажигания, ее первородный страх за свою жизнь отошел на второй план.

– Надо бы этого Владимира Антипова навестить. Вдруг он с Борисом недавно виделся и вообще в курсе его проблем?

– Съездить-то, конечно, можно. Улица Германа Титова через два квартала, только вряд ли мы его дома застанем: разгар рабочего дня.

– Чем черт не шутит?

Через пять минут мы въехали во двор нужного дома.

– Знать бы еще номер квартиры, – вздохнула я, вглядываясь в окна дома. – Почему я не спросила у Анны Григорьевны, в каком подъезде живет Владимир Антипов? – запоздало пожалела я. – Обходить все квартиры подряд?

– Придется, пошли, – поторопила меня Алина, вылезая из автомобиля. Окинув взглядом дом, она добавила: – По нынешним меркам, дом небольшой – всего-то два подъезда. Авось подскажут.

Мы зашли в первый подъезд, из трех дверей выбрали самую неказистую, предположив, что за ней непременно должны жить пенсионеры. Расчет был прост: бабушки и дедушки самый разговорчивый народ, они с радостью воспользуются возможностью поговорить с посторонним человеком. Как правило, они знают всех жильцов дома и в курсе всех дворовых событий. А что нам еще нужно?

И точно – после второго звонка за дверью послышались шаги. Никто не спросил: «И кто там?» – сразу щелкнул замок. Но перед наши глазами возникла не старенькая бабулька божий одуванчик, как мы того ожидали, а молодая женщина.

– Вы к Павлу? – спросила она, смахивая с лица длинную прядь волос. – Ой, а я вас, кажется, знаю, – констатировала женщина, сосредоточив на мне взгляд холодных серых глаз.

Узнала ее и я. Она приходила позавчера в наше агентство со своим приятелем, возможно, мужем (откуда мне знать, в каких отношениях состоит парочка). Это они мне напомнили двух хиппи, перенесшихся из семидесятых годов прошлого столетия в наше время. Кстати, на женщине был тот же сарафан, что и вчера: льняной, расклешенный книзу, на широких бретелях. И где она его только откопала? Наверняка сама сшила.

– К Павлу? – переспросила я.

– Да. Разве вы не по объявлению, за картиной? – спросила она.

– Нет, мы ищем Владимира Антипова. Не подскажите, в какой квартире он живет? – вступила в разговор Алина.

– Вовчик? В шестнадцатой. Это в этом же подъезде, только двумя этажами выше, – разочаровано ответила женщина.

– А не знаете, он сейчас дома? – наобум спросила Алина.