Помоги проекту - поделись книгой:
Число умерших в возрасте до 1 года на 1000 родившихся живыми[5]
Как отмечалось выше, быстро снижалась смертность и в других возрастах, непрерывно росла продолжительность жизни. При ее увеличении до 50 лет доля девочек, доживающих до 25 лет, повышается примерно до 75%, при увеличении до 60 лет она вырастает до 85%, при увеличении до 70 лет — приближается к 95%. «Запасные» дети, рождение которых обеспечивали культурные нормы во все времена и которые были необходимы, чтобы противостоять урону, наносимому высокой смертностью, становятся ненужными. Более того, высокая рождаемость становится опасной, потому что приводит к неконтролируемому росту населения.
Устранить эту опасность и восстановить демографическое равновесие, нарушенное небывалым снижением смертности, можно только приведя уровень рождаемости в соответствие с новым уровнем смертности, и XX в. стал веком столь же небывалого снижения рождаемости.
Как и в случае со смертностью, важным подготовительным этапом стал XIX в., хотя поиски демографического ответа на изменения смертности начались ранее, когда эти изменения только обозначились в Европе. Первым таким ответом стала так называемая «европейская брачность», к XVIII в. получившая широкое распространение в европейских странах к западу от «линии Хайнала» (прямая линия, соединяющая Санкт–Петербург и Триест; по имени демографа Д. Хайнала, который описал различия между двумя типами брачности). Этот необычный для доиндустриальных обществ тип брачности предполагал заключение браков в более позднем возрасте и довольно широко распространенное безбрачие, благодаря чему число рождений в расчете на одну женщину или одну брачную пару заметно сократилось. Именно этот путь ограничения рождаемости пропагандировал Мальтус, но его отвергали неомальтузианцы, проповедовавшие не ограничение брачности, а ограничение рождаемости в браке.
Хотя неомальтузианское течение возникло в Англии, главным экспериментатором в области ограничения рождаемости в браке стала послереволюционная Франция, которая на протяжении всего XIX в. выделялась среди европейских стран низким уровнем рождаемости. Но и опыт Франции, и призывы неомальтузианцев были восприняты всеми европейскими странами лишь к концу XIX в., когда успехи в снижении смертности уже сильно ослабили ее роль главного регулятора процесса демографического воспроизводства, и европейские общества стали постепенно осознавать, что эта роль переходит к рождаемости.
Таблица 3
Младенческая смертность в некоторых странах, 1900, 1950 и 2000 годы. Число умерших в возрасте до 1 года на 1000 родившихся живыми[6]
Таблица 4
Младенческая смертность в середине и в конце XX века в разных частях света и в некоторых крупнейших развивающихся странах. Число умерших в возрасте до 1 года на 1000 родившихся живыми[7]
К началу XX в. в Европе существовали три модели рождаемости: традиционная модель неограниченной рождаемости в Восточной Европе; модель рождаемости, регулируемой через брачность в большинстве стран Западной Европы; модель рождаемости, регулируемой в браке во Франции. Соответственно различались уровни рождаемости (см. табл.5).
XX век очень быстро стер все различия и привел к повсеместному распространению французской модели рождаемости. После Первой мировой войны исключительность Франции исчезла, снижение рождаемости привело к сближению ее уровней во многих западноевропейских странах и США, в последующие годы оно захватило такие страны, как Россия и Япония. Уже в первой половине столетия рождаемость в некоторых странах опускалась ниже двух детей на одну женщину, к концу столетия практически не осталось промышленно развитых стран, где бы рождаемость превышала этот уровень (см. график 4).
Во второй половине века снижение рождаемости распространилось на развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки. Во многих случаях этому способствовала проводившаяся в них демографическая политика. Одной из первых таких стран была Индия. Однако усилия правительства Индии, направленные на снижение рождаемости, натолкнулись на сопротивление традиционалистски настроенного общественного мнения, что существенно снизило эффективность программ планирования семьи и не позволило быстро снизить рождаемость в масштабах всей страны. Гораздо более эффективной оказалась политика, проводившаяся под лозунгом «одна семья — один ребенок» в Китае. Она проводилась авторитарными методами и привела к быстрому и значительному снижению рождаемости. Еще один пример быстрого снижения рождаемости под влиянием государственной политики — Иран.
Таблица 5
Коэффициент суммарной рождаемости[8] к началу XX века[9]
График 4
Коэффициент суммарной рождаемости в некоторых промышленно развитых странах, рождений на 1 женщину[10]
Так или иначе, но снижение рождаемости во второй половине XX в. охватило почти весь развивающийся мир. В одних странах оно шло быстрее, в других — медленнее, но к концу века компактной зоной высокой, хотя тоже уже снижавшейся рождаемости оставалась только Африка (см. табл.6).
Переход к новой модели рождаемости был продиктован объективной необходимостью снижения ее уровня, но он повлек за собой неисчислимые качественные институциональные и культурные изменения, затронувшие самые разные стороны человеческого существования.
Ни одно доиндустриальное общество не знало свободы прокреативного выбора — предупреждение зачатия или прерывание беременности по воле родителей, как правило, осуждалось культурными нормами, противоречило религиозным предписаниям и светским законам. Рождение детей было прямым следствием сексуальных отношений, которые, в свою очередь, были привязаны к браку. Все крупные культурно–религиозные нормативные системы последних тысячелетий, как правило, не допускали самостоятельного сексуального или прокреативного поведения, и то, и другое всегда рассматривалось в неразрывной связи с матримониальным поведением. Пребывание в браке, сексуальная жизнь и производство потомства воспринимались массовым сознанием как единое целое, как незыблемая основа семейной морали, любое нарушение этого единства осуждалось как грех или преступление. Рождение детей осознавалось как одна из главных задач супружества.
Таблица 6
Коэффициент суммарной рождаемости в разных частях света и в некоторых крупнейших развивающихся странах, лет[11]
Переход к новой репродуктивной модели необратимо подорвал это триединство. Первое, чего он потребовал, была автономизация прокреативного поведения, признание того, что рождение ребенка не должно рассматриваться как неизбежное следствие сексуальных отношений. Снижение рождаемости свидетельствовало о все более массовой практике предотвращения или прерывания беременности. Технологически первоначально эта практика опиралась на традиционные методы и средства, известные с незапамятных времен, но обычно находившиеся под законодательным или моральным запретом. Но эти методы и средства (их, в частности, пропагандировали первые неомальтузианцы) при их освоении массовой практикой оказались недостаточно эффективными или небезопасными, и в обществах, менявших свою репродуктивную стратегию, возник запрос на более совершенные методы регулирования деторождения. На протяжении первой половины XX в. шли поиски таких методов, они долгое время не выходили из стадии экспериментов, окончательный прорыв был совершен лишь в 1950‑е годы, когда были созданы современные высокоэффективные внутриматочные и гормональные противозачаточные средства. Это открыло путь для «контрацептивной революции», произошедшей в Европе в 1960‑е годы. Она сделала возможным надежное планирование числа и сроков рождения детей при весьма ограниченном числе искусственных абортов, остававшихся лишь «крайней мерой».
Автономизация прокреативного поведения одновременно означала автономизацию и сексуального, а тем самым и матримониального поведения. Половые отношения, при желании половых партнеров освобожденные от риска зачатия, уже не требовали обязательной санкции брака, и добрачная половая жизнь стала широко распространенной и все более терпимо воспринимаемой обществом. В то же время официальный брак перестал быть и обязательной предпосылкой рождения детей и получил какой–то иной, отличный от прежнего смысл, возможно, приобретя при этом черты более тесного и интимного личного партнерства.
Так или иначе, но демографические изменения XX в. создали предпосылки для совершенно иной, чем прежде, организации семейного и всего жизненного цикла человека.
С одной стороны, небывалое увеличение продолжительности жизни, равно как и продолжительности здоровой жизни, почти гарантированная надежность дожития и сохранения способности к активной жизни до намного более позднего, чем даже в недалеком прошлом, возраста, само по себе поставило — и перед индивидом, и перед обществом — вопрос о каком–то новом структурировании значительно выросшего и доступного для использования времени человеческой жизни. На достижение каких целей может и должно быть использовано это доставшееся человеку новое богатство? Для получения образования? Для удлинения сроков производственной жизни? Для расширения времени досуга? В какой период жизни?
С другой стороны, ограничение избыточной рождаемости резко сократило время, по необходимости уходившее прежде у женщины и у супружеской пары в целом на производство потомства, создало совершенно новые предпосылки для достижения гендерного равенства. В то же время оно поставило вопрос о локализации прокреативной деятельности в увеличившемся пространстве доступного каждому человеку времени с учетом его стремления к достижению всех его жизненных целей.
XX в. стал временем поисков ответов на все эти вопросы, в частности, и поисков наилучшего размещения внутри жизненного цикла человека важнейших демографических событий его жизни, таких как вступление в брак и рождение детей.
С распространением внутрисемейного регулирования деторождения поздняя «европейская брачность», просуществовавшая в Западной Европе несколько столетий, потеряла свой демографический смысл и стала исчезать, возраст вступления в первый брак стал снижаться. Это снижение продолжалось примерно до 1970 г., а затем начался его новый рост, свидетельствующий о продолжающихся поисках наилучшей организации жизненного пути человека в новых условиях.
Оказав огромное влияние на жизненный цикл и организацию частной жизни отдельного человека, демографическая революция одновременно породила невиданные изменения и на глобальном уровне, привела к беспрецедентному по скорости и масштабам росту населения Земли и кардинальному изменению его распределения по странам и континентам.
Будучи ответом на снижение смертности, снижение рождаемости начинается с большим или меньшим запаздыванием, когда допереходное равновесие уже нарушено, что и служит причиной демографического взрыва — роста населения необычно высокими темпами. Такие более высокие темпы сохраняются на протяжении всего периода, пока падающая рождаемость «догоняет» снижающуюся смертность и устанавливается новое равновесие. Конкретные масштабы роста того или иного населения в период перехода зависят от многих обстоятельств: разрыва во времени между началом снижения смертности и рождаемости, скорости снижения того и другого и т. п.
Европейские страны, первыми вступившие на путь демографического перехода, пережили свой демографический взрыв (в Западной Европе его не знала только Франция) еще в XIX в., что привело, в частности, к массовым заокеанским миграциям европейцев. В целом за XIX столетие население Европы и заокеанских стран европейского заселения выросло в 2,3 раза, тогда как населения всего остального мира — всего в полтора раза.
В XX в. европейский демографический взрыв остался позади, но начался гораздо более мощный и продолжительный взрывной рост численности населения в Азии, Африке и Латинской Америке. Он также внес — посредством миграции — некоторый вклад в рост населения Северной Америки, Океании и даже Европы, но основной прирост населения пришелся на весь остальной мир. Его население увеличилось за XX в. в 4,4 раза против 1,5 раза в XIX в. Население всей планеты выросло при этом в 3,7 раза против 1,7 раза за XIX в. (см. табл.7).
Подобных темпов роста населения человеческая история не знала. Население Земли росло очень медленно, оно достигло 1 млрд человек только в начале XIX в. В это время рост населения ускорился, и к началу XX в. число жителей Земли оценивается в 1650 млн. К концу же столетия оно выросло до 6,1 млрд, т. е. почти на 4,5 млрд человек, (см. табл.8) Иными словами, XX в. принес прирост населения Земли, почти в 4 раза больший, чем вся предшествующая история. В этом, возможно, главная необычность этого столетия.
Демографический взрыв приобрел глобальные масштабы после Второй мировой войны, когда новая эпидемиологическая модель стала распространяться на развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки и в них стала быстро снижаться смертность, но они оказались не готовы к ответному снижению рождаемости. Темпы естественного прироста населения резко увеличились и достигли пика в Латинской Америке в первой, а в Азии и Африке — во второй половине 1960‑х годов. Тогда же достигли максимума темпы прироста всего мирового населения. После этого рост населения Азии и Латинской Америки, а значит, и всего мирового населения, стал замедляться, во многих случаях в результате целенаправленной политики правительств, осознавших опасность чрезмерного увеличения населения. В Африке же высокие темпы естественного прироста населения сохранялись и в конце века.
Таблица 7
Рост населения в разных частях света в XIX и XX веках, раз[12]
Таблица 8
Численность населения мира и его крупных регионов с 1750 года, млн человек[13]
Таблица 9
Среднегодовые темпы естественного прироста населения во второй половине XX века в разных частях света и в некоторых крупнейших развивающихся странах[14]
В то же время в Европе темпы естественного прироста, невысокие уже в начале 1950‑х годов, неуклонно снижались и к концу XX в. в целом для Европы стали отрицательными (см. табл.9). Это в решающей степени определялось низким уровнем воспроизводства населения во многих странах Восточной Европы.
Как следует из табл.8, стремительное увеличение населения мира сопровождалось нарастанием глобальной демографической асимметрии. Население мира никогда не было распределено по территории планеты равномерно, большая его часть издавна была сосредоточена в Азии. Примерно с середины XVIII в. начала увеличиваться доля Европы, а затем и стран преимущественно европейского заселения, за период с 1750 по 1900 г. она выросла с 21,1% до 30,1%. Но затем началось обратное движение, к концу XX в. доля Европы, Северной Америки и Океании упала до 17,6%, т. е. стала заметно ниже, чем в середине XVIII в. (см. график 5).
Демографический взрыв второй половины XX в. существенно изменил иерархию стран по численности населения. В табл.10 приведен ранжированный по численности населения список 20 самых населенных стран мира, в которых и в 1950, и в 2000 гг. проживало свыше 70% жителей планеты. За полстолетия численность их населения увеличилась на 2,5 млрд человек. Три страны, возглавлявшие список в 1950 г., сохранили свои позиции и в 2000 г. Но в остальной части списка произошли большие изменения. Германия, Франция и Великобритания передвинулись из первой десятки стран во вторую, а Италия вообще выпала из списка, так же, как Украина, Испания и Польша, находившиеся во второй десятке. Зато в первую десятку добавились Пакистан, Бангладеш и Нигерия, а во вторую — Филиппины, Эфиопия, Иран и Турция.
График 5
Распределение населения мира по континентам в 1750-2000 годах[15]
Таблица 10
20 наиболее населенных государств мира в середине и в конце XX века в границах, сложившихся после Второй мировой войны с учетом их последующих изменений. Численность населения в млн человек[16]
В целом произошедшие за XX в. демографические изменения, казалось бы, не изменившие политическую карту мира, были огромными, и они предвещали очень серьезные перемены в мировом экономическом и геополитическом порядке.
К числу небывалых демографических изменений XX в. относится совершенно новый в истории человечества феномен: изменение возрастного состава мирового населения. Перестройка возрастной структуры в глобальных масштабах завершится уже в XXI столетии, но процесс изменений был запущен именно в XX в.
Новая возрастная структура — неизбежное следствие перехода к низкой смертности и низкой рождаемости: на смену классической возрастной пирамиде с широким основанием, быстро сужающейся кверху (поколение родившихся быстро вымирает) приходит фигура, которая может называться пирамидой лишь условно (почти все родившиеся доживают до весьма почтенных возрастов). Это означает, что доля младших возрастных групп в населении неуклонно снижается, а доля старших столь же неуклонно возрастает, население «стареет». В XX в. старение дало о себе знать прежде всего в экономически развитых странах. Его можно проиллюстрировать на примере Швеции — страны, не участвовавшей в военных действиях, которые в той или иной степени деформировали возрастную пирамиду большинства европейских стран.
И смертность, и рождаемость умеренно снижались в Швеции уже в XIX в., соответственно тогда же началось и старение ее населения. Доля людей в возрасте 60 лет и более выросла с 8,2% в 1860 г. до 11,9% в 1900. Но XX в. принес кардинальные изменения, к 2000 г. эта доля увеличилась до 22,4%. Одновременно сокращалась доля детей и молодежи в возрасте до 20 лет — она упала с 41,8% в 1900 г. до 23,6% в 2000 г. (см. график 6). Соответственно коренным образом изменилась и возрастная пирамида населения Швеции (см. график 7).
К середине XX в. демографическое старение обозначилось уже в большинстве развитых стран: в Швеции доля пожилых людей (60 лет и старше) выросла до 15%, примерно такой же она была, в среднем, для всех стран Западной и Северной Европы. Но в Европе в целом эта доля оставалась еще невысокой, на уровне Швеции 1900 г., а в мире в целом — примерно на уровне Швеции 1860 г. (см. табл.11).
График 6
Старение населения Швеции на протяжении XX века (доли младшей и старшей возрастных групп)[17]
Вторая половина XX в. ознаменовалась заметным постарением населения большинства развитых стран, о чем свидетельствуют как изменение долей младшей и старшей возрастных групп в их населении, так и значительное повышение его медианного возраста. В 2000 г. в Европе в целом половина населения была старше 37,6 года, в Северной Америке — старше 35,4 года; в 1950 г. население этих регионов было намного моложе.
Но в целом население мира и его наиболее населенных регионов к концу XX в. оставалось еще очень молодым, было слабо затронуто процессом старения. Более того, в некоторых странах и регионах наблюдалось омоложение населения, доля молодежи повышалась, а медианный возраст сокращался. Это относится прежде всего к населению африканских и азиатских стран. Половина населения Пакистана имела в 2000 г. возраст ниже 19 лет, половина населения Нигерии — ниже 18 лет (см. табл.11). В демографическом и политическом словаре появилось выражение «молодежный бугор» — речь идет о необычно высокой доле в населении детей и молодежи, что имеет немалые экономические и политические последствия. «Молодежный бугор» и вообще омоложение населения некоторых стран и регионов во второй половине XX в. — спутник демографического взрыва, в основе которого лежит сохранение высокой традиционной рождаемости при резко сократившейся смертности детей и молодежи. Это — временное явление, по мере прекращения демографического взрыва «бугор» будет перемещаться в средние, а затем и в старшие возрасты и со временем усилит процесс демографического старения — магистральную тенденцию изменения возрастного состава, которая сформировалась в XX в. и сохранится до тех пор, пока возрастная пирамида населения всех регионов и мира в целом не придет в соответствие с новыми характеристиками рождаемости и смертности. Но к прежней возрастной структуре, которая существовала до XX в., мир не возвратится никогда.
График 7
Возрастные пирамиды населения Швеции в 1900 и 2000 годах[18]
Таблица 11
Доля младшей и старшей возрастных групп и медианный возраст населения в разных частях света и в крупнейших странах мира в 1950 и 2000 годах[19]
На протяжении истории миграция не раз становилась важным инструментом глобального демографического регулирования за счет передвижения людей из более населенных в менее населенные регионы планеты. Результатом этого процесса стало распространение человека по всему земному шару.
В XIX в. ускорившийся рост населения в очередной раз привел к включению миграционного механизма глобального демографического регулирования, сформировались крупные миграционные системы, в рамках которых происходили масштабные перемещения населения и в первой половине XX в.
Наиболее известная из этих систем — трансатлантическая — сложилась в результате европейской миграции в Северную и Южную Америку (55-58 млн человек между 1846-1940 гг.), хотя некоторая, намного менее значительная часть мигрантов прибывала в обе Америки также из Индии, Китая, Японии и Африки. Вторую миграционную систему образовали потоки из Индии и Южного Китая (при некотором участии выходцев из Северо-Восточной Азии, Африки, Европы и Ближнего Востока) в английские, французские и голландские колонии в бассейнах Тихого и Индийского океанов, а также в Австралию и Новую Зеландию — всего примерно 48-52 млн человек за 1846-1940 гг. Третья крупная миграционная система (46-51 млн мигрантов за 1846-1940 гг.) — североазиатская — охватывает перемещения китайцев и корейцев в Маньчжурию и в Сибирь, корейцев — в Японию, а также миграцию из Европейской России в Сибирь и Центральную Азию.
Эти миграции довольно существенно повлияли на численность населения принимающих территорий. За 100 лет между 1850 и 1950 гг. население мира выросло в 2,1 раза, Европы — в 1,9 раза, Китая — в 1,2 раза. В то же время население Америки увеличилось в 5,5 раза, Северной Азии — в 4,7 раза, принимающих районов Юго–Восточной Азии — в 4,2 раза.
Хотя основные направления миграций сложились в XIX в., миграционные потоки достигли максимальных значений в первые десятилетия XX в., и они решающим образом определяли картину глобальных миграций вплоть до Второй мировой войны (см. график 8).
Однако во второй половине XX в. эта картина существенно изменилась под влиянием ряда факторов, главным из которых стал мировой демографический взрыв, хотя, конечно, имели значение и политические, и экономические изменения глобальных масштабов.
График 8
Объем глобальных миграций в 1840-1940 *одах, млн человек, по пятилетиям[20]
График 9
Чистая миграция с «Юга» на «Север» во второй половине XX века, 1950-2000 годы, по пятилетиям, млн человек[21]
Демографический взрыв, выталкивавший население из Европы в XIX и в начале XX в., переместился в развивающиеся страны Юга и достиг там гораздо большей мощности. С 1950 по 2000 г. население Азии, Африки и Латинской Америки увеличилось на 3,3 млрд человек, прирост населения Европы и Северной Америки, в том числе и за счет притока мигрантов из развивающихся стран, был в десять раз меньшим. Соотношение демографических масс Севера и Юга резко изменилось, и это не могло не обернуться мощным миграционным давлением Юга на Север. Еще в 1950‑е годы основное направление миграций было не вполне ясно, но после 1960 г. преобладание миграций с Юга на Север и их нарастание стало очевидным (см. график 9). За все время с 1950 по 2000 г. с Юга на Север переместилось около 60 млн человек — столько же, сколько в свое время выехало из Европы за океан за 120 лет. При этом нарастал миграционный обмен между странами Юга, но рост миграций с Юга на Север шел быстрее.
Основные тенденции и направления международных миграций как первой, так и второй половины XX в. определялись глобальной экономической и демографической ситуацией, неравенством возможностей в разных странах и частях света. Как сказал о современных мигрантах из Азии и Африки в Европу Генеральный секретарь ООН в 1997-2006 гг. Кофи Аннан, «они хотят сюда попасть, чтобы начать новую жизнь. При этом они следуют примеру миллионов бедных, но активных европейцев, которые когда–то отправлялись в Новый Свет, потому что видели в этом свой шанс».
Преимущественно экономический характер современных международных миграций получил отражение в необычном для прошлых эпох экономическом феномене — огромном росте денежных средств, переводимых мигрантами в страны своего происхождения. Еще в начале 1970‑х годов размер этих средств, получаемых развивающимися странами, был ничтожным, к 1980 г. увеличился до 18 млрд долларов, к 1990 — до 31, к 2000 г. — до 81 млрд.
Экономические — или, может быть, точнее, экономико–демографические — миграции были главным, но не единственным видом международных миграций в XX в. Вся история этого столетия отмечена массовыми вынужденными, в том числе насильственными, миграциями, спровоцированными разного рода политическими событиями, такими как войны, изменение границ, политические репрессии, этнические чистки, геноцид и т. п.
Первые волны таких миграций были вызваны Балканскими войнами начала века, особенно же Первой мировой войной, а также революцией и Гражданской войной в России. К ним относятся, в частности, греко–турецкий «обмен населением» по религиозному признаку, затронувший не менее 2 млн человек, переселение около 1 млн немцев в связи с послевоенным изменением границ Германии, эмиграция от 1,5 до 3 млн человек из послереволюционной России. После военно–политических потрясений, сопряженных с Первой мировой войной, в Европе оказалось огромное количество мигрантов–беженцев, для помощи которым в 1921 г. под эгидой Лиги Наций была создана Комиссия по расселению беженцев (Refugees Settlement Comission) под председательством Ф. Нансена.
Еще больших масштабов достигли вынужденные, в том числе насильственные и полунасильственные, миграции, связанные со Второй мировой войной. Они начались еще в период ее назревания в 1930‑е годы и включали такие разнородные потоки, как эмиграция из охваченной гражданской войной Испании во Францию и ее североафриканские колонии, в Латинскую Америку и в СССР; бегство евреев из Германии после прихода к власти Гитлера; стягивание в Германию под настойчивым давлением ее нацистского правительства всех, кого оно считало этническими немцами («фольксдойче»), проживавших в других европейских странах.
В ходе же самой войны и после ее окончания в числе международных мигрантов оказались миллионы беженцев, военнопленных, лиц, угнанных на принудительные работы в Германию или Японию, узников концлагерей, перемещенных лиц, лиц, подлежащих оптации (т. е. тех, кто жил на территории, перешедшей от одного государства к другому, и кому предстояло выбрать гражданство). В частности, по решению Потсдамской конференции в 1945-1950 гг. 12-14 млн немцев были депортированы в Германию и Австрию из стран Восточной Европы, на освободившиеся территории переместились около 5 млн поляков и около 2,3 млн чехов. В целом же счет людей, ставших международными мигрантами в связи со Второй мировой войной и ее последствиями, шел уже не на миллионы, а на десятки миллионов. Общее число перемещенных лиц в мае 1945 г. только в Европе и не считая немцев, бежавших от наступления советских войск, и иностранцев, в свое время угнанных в Германию на принудительные работы, оценивается более чем в 40 млн. В Восточной Азии с захваченных во время войны территорий, в основном из Китая и Кореи, в Японию было переселено свыше 6 млн японцев.
Подобные миграции, пусть и не столь крупных масштабов, не исчезли в Европе и в конце XX в.; все приобретавшие остроту локальные конфликты, связанные с распадом СССР и Югославии и его последствиями, сопровождались всплесками эмиграции и появлением беженцев и вынужденных переселенцев. На исходе столетия, в 1999 г., в результате очередного кризиса на территории бывшей Югославии около 800 тыс. косовских албанцев бежали в Албанию и Македонию, а некоторое время спустя Косово вынуждены были покинуть около 200 тыс. сербов и представителей других этнических меньшинств.
Во второй половине XX в. крупномасштабные вынужденные миграции охватили и другие континенты. Многомиллионные потоки мигрантов возникли в результате «обмена населением» между Индией и Пакистаном в конце 1940‑х годов и между Пакистаном и Бангладеш в начале 1970‑х годов. Война в Афганистане привела к появлению 6 млн афганских беженцев в Иране и Пакистане. Вспышка геноцида в Руанде в 1994 г. вызвала исход 2 млн руандийцев в Заир, Танзанию, Бурунди и Уганду — и это лишь несколько примеров вынужденных миграций, зарегистрированных в Азии, Африке и Латинской Америке.
Поделиться книгой: