Лилия для Шмеля

— Ты сошла с ума! А раз так… — она мстительно вскинула голову и поджала тонкие губы.

— Расскажите об этом Унду? — съязвила я. — То-то он обрадуется.

Понимая, что проиграла, мать встала и, не говоря ни слова, покинула комнату.

После ее ухода я почувствовала опустошенность: разговор дался мне тяжело и забрал силы. Было бы немного легче, если бы я знала здешний мир и обстоятельства прошлой жизни Корфины.

Чтобы успокоиться, накинула на плечи одеяло, медленно поднялась с постели и, покачиваясь, подошла к окну. Хотя бы так посмотрю на новый мир.

С высокого первого этажа видно немногое, но и этого хватило для впечатлений.

За окном лежала грязная осенняя улица. По ней неслись, рассекая лужи, конные повозки, спешили пешеходы. Некоторые одеты добротно, большинство скромно, а еще, несмотря на непогоду, попрошайничал босоногий оборванец…

— Да, не в рай попала, — вздохнула я и вернулась в постель. Как не возмущена и не зла, сбегать босой, в ночной рубашке не стану. Не хочу рисковать и искать приключения на худенькую попу. Ведь запросто можно нарваться на насильников и умереть в подворотне, поэтому сначала все хорошенько обдумаю, а потом буду действовать по обстоятельствам.

* * *

Я дремала и не ожидала, что «мама» придет мириться. Ее внезапное появление и заискивающее обращение сбило с толку.

— Фина, пожалуй, я не права, — она улыбнулась. — Незачем нам ссориться, тем более, что ты слаба. Ведь я желаю тебе добра. Кстати, ты голодна? Гилья!

Дверь распахнулась, и в комнату с подносом в руках вошла служанка. Так быстро, что сложилось ощущение, будто она под дверью стояла.

Девочка подошла к столу, поставила на него две чашки с блюдечками, крохотную вазочку с печеньем. Затем принесла какой-то колченогий стул и приставила к столу. Но какая-то Гилья напряженная. Даже краешками губ не улыбнется. Неужели ей из-за меня досталось?

Разлив чай по фарфоровым чашкам, остаткам былой роскоши, хмурая девочка поклонилась и встала за спиной матери. Но даже потом Гилья все время смотрела в пол, лишь разок быстро взглянула из-под ресниц, и я поняла: дело нечисто — какую-то хитрость приготовила Эндина. От волнения забилось сердце.

— Ешь, Корфина, — «мать» любезно пододвинула вазочку с печеньем. — Тебе надо набираться сил.

— Ты, мама, тоже угощайся, — я демонстративно взяла вазочку и протянула ей. Она нехотя взяла верхнее печенье, откусила кусочек, протянула руку к чашке и сделала крошечный глоток.

Манеры манерами, но аппетита у нее нет. За две минуты едва съела четвертинку печенья, а чай так и не уменьшился в ее чашке, хотя она старательно делала вид, что пьет.

— Я из-за ссоры разнервничалась, — решилась и я на хитрость, — аппетита совсем нет. И голова сильно кружится, — объяснила покладисто. — Полежу. — Поставила чашку и встала из-за стола, чтобы лечь.

— У тебя слабость от недоедания. Хотя бы чаю выпей!

— Пусть он останется на столе, когда появится аппетит, обязательно съем. Благодарю.

— Конечно, Фина. Только поправляйся! — Эндина довольно улыбнулась, поцеловала меня в лоб и ушла, забрав служанку с собой.

Я осталась одна с дымившейся на столе чашкой и вазочкой с выпечкой.

Не сомневаюсь, мне что-то подсыпали. Не зря же настаивает, чтобы я перекусила. Очень хочу есть, живот от голода не переставая урчит, но не притронусь. Вряд ли меня отравят, однако терять трезвость ума не хочу. Поэтому вылила чай за кровать. Печенье же спрятала под матрас.

Вечерело, комната погружалась в сумерки. Я по-прежнему лежала, набиралась сил, тем более заняться в пустой комнате нечем, когда услышала тихие, крадущиеся шаги. Не желая ни с кем общаться, повернулась лицом к стене и закрыла глаза, притворившись спящей.

Скрипнула дверь, в комнату вошли, нависли надо мной. И лишь убедившись, что я крепко сплю, явившиеся зашептались:

— Умница, Дивия! До завтра она будет шелковой.

— Завтра еще можно подли…

— Тш-ш! Тише!

— Но она действительно стала буйной. Я ее боюсь, — деланно пропищала сестрица.

— Как не вовремя. Ладно, как-нибудь справимся. Думаю, по-родственному господин Унд поможет собрать тебе приданое, если хочет иметь влиятельных родственников из высшего общества.

— Хочет! — зло поддакнула Дивия. — Он из кожи вон лезет…

Я лежала ни жива ни мертва, отчетливо понимая, что мне надо бежать! Но куда? У меня ничего нет! Даже платья и носков в комнате не нашла.

После я долго лежала, глядя в темный потолок. Дом давно затих, только мне не спалось из-за голода и жажды.

Вдруг снова за дверью послышался едва уловимый шорох…

Я испугалась, зажмурилась. Неужели это Флоран пришел меня убеждать?

Но приоткрылась дверь, и я услышала тихий шепот Гильи:

— Госпожа Корфина! Госпожа Корфина! Вы же ведь не выпили чай? Нет ведь! Я по луже на потолке поняла!

Пришлось открыть глаза и повернуться к ней.

— Да вы умница! — она закрыла дверь и, перешагивая через половицы, без единого скрипа подошла ко мне. — Я боялась, что вы не догадаетесь и выпьете!

— Что они хотят?

— Завтра приедет старикашка Унд, убедиться, что с вами все хорошо. И чтобы вы не строптивились, они напоили вас настойкой жульника.

— А если я откажусь? Скажу, что не хочу за него замуж?

— А потом что? — резонно спросила девочка, доставая из кармана фартука кусочек хлеба. — Матушка ваша вас поедом есть будет. И сестрица ваша. И братец.

— Сбегу!

— Куда? В монастырь?

— Да хоть туда! — в сердцах выпалила я. Если бы хотя бы мир был знаком, а так… Сбежать и пойти в служанки? Леди-служанка — ни капли не романтично, но в крайнем случае пойдет.

Глава 3

Утром явилась Гилья и принесла небольшой кувшин с водой, из которого я напилась. А еще она украдкой передала крохотную морковку, которую я съела в два укуса. Никогда прежде этот овощ не казался мне таким божественно вкусным.

Деньги в этом нищем доме экономят на всем, поэтому умываться пришлось ледяной водой.

— А как ты посуду моешь? — спросила у служанки, и она пожала плечом:

— Так и мою.

— Бедная, — выдохнула я, и она заморгала, услышав, что госпожа ее жалеет.

— Не обижайтесь, госпожа Корфина, но вы мне такой нравитесь больше. Только не забывайте листать сборник молитв, иначе они быстро поймут, что вы переменились.

— Хорошо, Гилья. Спасибо.

Пока служанка относила посуду, я еще раз обыскала комнату, заглянула под кровать, матрас, где и нашла засаленный молитвенник. Открыв его, увидела невообразимые каракули и растерялась, но уже через пару мгновений они стали мне понятными, и я смогла прочитать написанное. Это обнадеживало.

Вернулась Гилья с вещами.

— Госпожа выдала вам чистую сорочку и хорошее платье. Я помогу одеться, — обрадовала она, показывая зелененький наряд с присборенной юбкой до пола, вставками на воротнике и рукавах из шелковистой ткани, с набивными цветочками и рядом мелких пуговичек на груди. Без изысков, ношенное.

— Гилья, мы настолько нищие или меня стерегут, чтобы не сбежала?

— Прежняя вы бы и не думали сбегать, — девочка протянула мне хлопковую, скромную сорочку. — А домашнее платье ваше я постирала. Вы когда упали, у вас из носа кровь потекла…

А вот это огорчало. Неужели Корфина слаба здоровьем?

Платье оказалось великоватым, зато я радовалась, что здесь не носят корсетов. Однако для удобства и красоты здешние дамы поверх сорочки надевали коротенькую безрукавку из плотной ткани и зашнуровывали на груди. Мне, ныне тростиночке, поддерживать и утягивать нечего, но приличия есть приличия.

Прическу же мне пришла делать «мамуля».

Я старательно изображала полусонную немощь, даже отвечала растягивая слова. Слабость в теле, вызванная плохим питанием, помогала играть роль.

— Надеюсь, ты будешь умницей, — наставляла Эндина, укладывая мне волосы в два рогалика.

— Конечно, — покладисто согласилась я.

Тут сестрица пожаловала в комнату, любезно принеся поднос, на котором стояла чашка с горячим чаем, но мать махнула рукой, мол, уйди, она и так едва языком ворочает, и Дивия, неласково оглядев меня, развернулась и ушла.

Ну и семейка! Возможно, по сравнению с ними старик Унд не самый плохой выход?

Закончив делать прическу, мать оглядела меня.

— Хорошо, — подытожила, будто я не дочь, а товар. — Теперь можно и позавтракать. Гилья!

Служанка в этот раз не стояла под дверью, поэтому пришлось подождать, когда она подойдет.

Я думала, что опять будем есть морковку или картошку, или еще что-то местное, но завтраком оказался чай. И то чаем это назвать нельзя — ополоски какие-то.

Сноровисто разливая чай из чайника с отбитым носиком по чашкам, Гилья поймала мой взгляд и моргнула, давая знак, что пить можно.

Я взяла чашечку, присела за стол, но едва сделала пару глотков — по дому разнесся громкий, бесцеремонный стук.

Домочадцы заметались. Я же встала на пороге комнаты и стала прислушиваться к происходящему.

Взволнованные Эндина и Флоран громко поприветствовали гостя, который в ответ не произнес ни слова. Только грохот трости свидетельствовал, что Унд уже в доме. А потом я услышала скрипучий, совершенно неприятный голос, свойственный самодуру:

— Оставьте ваш спектакль!

— Ну что вы, господин Унд, — заискивающе залепетала Эндина, — мы искренне рады видеть вас!

— Я ценю свое время, поэтому покажите ее, и будет!

— Конечно, не смеем вас задерживать! Дивия! Позови Корфину!

Лицемерие матери зашкаливало. Еще и сестрица со злой, глумливой улыбочкой ворвалась в комнату и, бесцеремонно схватив за руку, потащила меня вниз. В прежнем теле я бы справилась с ней, но в этом нет. Я идти-то не успевала и едва не слетела с лестницы, запнувшись о ступеньку.

Под недовольным взглядом матери Дивия затормозила, и далее мы спускались чинно.

Флоран встречал гостя напомаженным, в кипенно-белой рубахе, шелковом франтовском жилете и цинично смотрел на разворачивающийся цирк. Его наряд в бедной гостиной смотрелся нелепо. Я злилась, но мой гнев стал безмерным, когда я столкнулась взглядом со стариком.

Таких сухарей-самодуров часто изображали в черно-белых экранизациях классиков. Но не столько Унд был старым, сколько выглядел плохо. Круглое, злое лицо покрывала сетка морщин. Лысину он скрывал под зачесанными жидкими волосенками, размазанными по лбу. Когда шумно выдыхал, виднелись плохие зубы. К его тонким, длинным ногами прилагался выдающийся живот. Гость выглядел бы комично, если бы не тяжелый взгляд серых глаз, смотревших из-под кустистых темных бровей.

«Властный, безжалостный, жадный!» — подытожила я и поникла. При лучшем варианте, мне придется ждать вдовства лет двадцать. И скорее этот тиран сведет меня в могилу.

В его доме придется ходить по струнке, сидеть взаперти и отчитываться за каждый кусок, что съем. Если братцу припекает спасать свою шкуру — пусть сам и отрабатывает долг. Я же сбегу при первой возможности!

— Бледна она. И выглядит немощной, — женишок склонил голову, рассматривая меня. — Никак помирать собралась?

Подняла на него глаза, и Унт почувствовал неладное. Насторожился.

— Не потерплю, если перед алтарем она упрется, — процедил недовольно.

— Нет, нет! — затараторила мать. — Корфина покладистая!

Чтобы не показывать истинных чувств, способных помешать бегству, я просто опустила голову — и руку пронзила боль.

— Улыбайся! — прошипела Дивия.

Мне хотелось встать каблуком ей на ногу, но хоть и с трудом, я сдержалась.

— Мне плохо, — пропищала я, напугав дрянь до ужаса. Она крепче схватила мой локоть, чтобы я не упала, и начала широко улыбаться вместо меня.

— А младшая поживее будет, — вдруг заметил Унд, и теперь уже Дивия побледнела.

— Мне только пятнадцать, — пропищала она, и куда только делась наглость?

— Могу подождать, — хмыкнул гость.

В гостиной повисла тишина, но Флоран, как заботливый братец, пришел на помощь:

— Младшая обойдется вдвойне дороже! — произнес, как будто торгует куклами, и я чуть не завизжала от радости: «Да-да, выберите ее!»